***
Несколько десятков лет назад… В палате сумрачно и тихо. Чуть колышутся шторы на огромном окне, загораживая солнечный свет, и изредка доносятся звуки голосов с улицы. Единственная занятая кровать, практически пустая тумбочка с лежащими на крышке таблетками. Форменное косоде Академии на стуле рядом. Все, больше в комнате ничего нет… И никто не заходит, кроме врача во время утреннего обхода, и медсестры с перевязками, уколами и таблетками. А кого ждать? Он остался один. К концу обучения студентов в каждом выпуске делается все меньше и меньше. Многие не выдерживают нагрузки, кто-то получает травмы, несовместимые со службой в Готей-13. Очень многие оказываются на деле слабее, чем нужно даже для самого слабого четвёртого отряда. Часть студентов создают семьи и уходят просто жить… Вот и их выпуск не стал исключением, их оставалось всего-то около тридцати, многие из них уже были заранее приписаны к отрядам Готей… Судьба ли решила над ними пошутить?.. И ведь не впервые выходила их группа в Генсей! Они даже на боевых «зачистках» были! И барьер держать доводилось, и драться, и с отрядом — седьмой вроде был? — тренироваться довелось. А самому Хисаги однажды выпала честь попасть в боевую группу! Шинигами был нужен проводник, в искомой местности как раз постоянно тренировался их выпуск, Шухея наставники отпустили без проблем, как лучшего студента. Тогда он и был записан в отряд… тот самый отряд, о котором грезил с самого детства. Как, ну как могло такое произойти?!. Погибли, все до единого, двое — последних — умерли у него на глазах! Да и что они могли, во имя Короля душ, что могли студенты противопоставить Пустому ТАКИХ размеров?! Тем более, Холлоу пришёл не один… да это вообще чудо, что с этой проклятой практики хоть кто-то живым вернулся! А уж то, что без потерь возвратилась группа охраняемых ими младшекурсников, вообще за гранью понимания… Да, на воротах Академии висит теперь памятная табличка. Да, в парке Академии появился небольшой обелиск, к которому обещала сводить израненного студента одна из медсестер. И на дверях их этажа, где ещё несколько дней назад жило, иногда очень шумно, не всегда мирно, но неизменно весело тридцать неунывающих будущих шинигами, полных планов и мечтаний, теперь тоже висит памятная поминальная табличка, у которой единственному оставшемуся в живых предстоит молиться и просить у погибших друзей прощения за то, что они умерли, а он ещё жив… И да, ему предстоит там жить. Одному на всем этаже, окружённому воспоминаниями. Умом бы не тронуться… За дверями донеслись чьи-то быстрые шаги, ещё одни… голоса, смутно знакомые… ко мне? Да ладно, кому я нужен… — Здесь вроде. Девятое окно от угла, если в каждой палате по два окна, то это точно здесь! — Абарай-кун, а ты уверен, что Хисаги-семпай будет рад нас видеть? Медсестра говорила, ему покой нужен! — Кира, не занудствуй! Если наш визит не понравится семпаю, пусть он сам нам это скажет! Лично я с ума бы сошёл так лежать, как в могиле! Дверь приоткрылась, и в палату бочком просочились двое парней. Шухей узнал их ещё по голосам, и был неожиданно рад видеть. Особенно — видеть живыми и здоровыми. — Доброго дня, Хисаги-семпай, — поздоровался высокий плечистый студент с ярко-красным встрепанным хвостом на макушке. — Мы не помешаем? — Проходите, — не удержал улыбку Шухей, пытаясь приподняться. Задача оказалась не из простых. Нежданные гости поспешили помочь, за что удостоились ещё одной благодарной улыбки — от постоянного лежания у Хисаги немилосердно затекла спина. — Мы… в общем, мы пришли вас поблагодарить, — заговорил второй визитер, тонкий стройный паренек с бледно-блондинистой челкой. — Если бы не вы… — Это ещё кто кого благодарить должен, — усмехнулся незабинтованной половиной лица семпай. — Вообще-то это вы меня спасли, ребята. Не подчинились приказу, вернулись и спасли. Так что — это вам спасибо. Дверь робко приоткрылась, и в палату заглянул сперва тёмный хвостик, потом его обладательница — маленькая девушка, третья из его спасителей, с корзинкой в руках. По палате поплыл запах свежей выпечки, парни невольно сглотнули слюну. — Можно?.. — Проходи, конечно, — на душе израненного студента становилось легче с каждой минутой. Они долго просидели, делясь впечатлениями, отвлекая то и дело мрачнеющего семпая рассказами из своей студенческой жизни, расспрашивая его о том, кто что недопонял из объяснений преподавателей. Время за весёлой беседой бежало быстро, и компания синхронно подскочила от неожиданности, когда в палату зашла медсестра. Пришлось расходиться. Трое ребят получили строгий выговор от главного врача и ушли, оставляя заметно ожившего семпая выздоравливать и клятвенно обещая ещё навестить. И ведь навещали — наплевав на запреты, Абараи лазил к Хисаги в палату через окно, передавал приветы от Киры и Хинамори, которые оказывается поднимали его красноволосую тушу до третьего этажа при помощи кидо. Шухею эти дикие выходки кохаев неизменно поднимали настроение на несколько дней. А после выписки Кира предложил Хисаги спросить у руководства Академии разрешения переселиться к ним в комнату: «Мы тебе не будем мешать заниматься, Хисаги-семпай, обещаем!» И тренироваться в обществе все того же Абарая на мечах оказалось сущим удовольствием, потом гонять по всей площадке Киру, намного более слабого, зато очень удачно, а порой совершенно коварно использующего в бою кидо, и помогать с отработкой меткости Хинамори…***
В общем, оглядываясь назад, на то сложнейшее в его непростой жизни время, Шухей с уверенностью мог сказать, что эта неуемная троица просто и бесхитростно спасла его от присущего ему вечного самоедства, за что он был им всем до сих пор благодарен. И ведь в каких бойцов выросли! Все трое дослужились до лейтенантов, догнав своего семпая. Абараи заслуженно хвастается банкаем… кстати, на последней гулянке он заявил, что вернул свой занпакто! Надо расспросить поподробнее. Хисаги даже сам себе не признавался в этом, но ему отчаянно не хватало Казешини. Эти его ехидные реплики на каждое его действие словно подхлестывали, служа постоянным контролем. Мысли перетекали с воспоминаний на происходящее в данный момент. Во имя белых песков, ну что не так?.. Страницы документов Акона, сведения об его исследовании, его просьба сообщать сразу, если что… если — что? Занпакто… его раненый занпакто, неизученный препарат, от шинигами передаётся… доверчиво подставленная спина Казешини… банка с мазью в черно-красной ладони… тонкие бледные пальчики на его плече, прохладное прикосновение губ на щеке… Соде-но Сираюки! Занпакто Кучики Рукии! Той самой, которая сейчас сражается с самым, менос подери, неудобным противником из всех возможных! Последнюю мысль Хисаги додумывал уже летя в шунпо наперерез Кире и понимая, что до столкновения перехватить Вабиске — когда Изуру успел высвободить шикай?! — уже не успевает, и придётся рисковать. Успел — поднырнул под локоть Кучики, подхватил клинком оба меча и принял на себя практически весь вес сдвоенного удара, ибо рефлексы у обоих поединщиков оказались на высоте, и неожиданно возникшего между ними Шухея они, поганцы, атаковали вдвоём. Левый бок обожгло знакомой болью — недавний шов разошелся, обещая немало незабываемых часов, и хорошо если в четвёртом, а не в двенадцатом… а сейчас время подумать о насущном. — Занпакто в ножны, оба! — ксо, сознание бы не потерять. В первый раз так больно не было. — Слышно меня? Кира, убери меч! — Семпай, в чем дело?! — идеальный лейтенант, сперва слушается, потом только спрашивает. — Что случилось? Ответа не потребовалось. За спиной поднявшегося на ноги Шухея оседала на землю резко побледневшая офицер Кучики. — Потом! — Хисаги подхватил тоненькую, практически невесомую для него девушку и рванул в шунпо. Остальные только глазами проводить их успели. Ксо, ксо, ксо, как не вовремя! Куда, чтобы не нашли? Ладно, подойдёт… Лейтенант со своей ношей остановился на пригорке в одном из парков. Двенадцатый отряд недалеко, да и в четвёртый тоже рядом… На руках у него зашевелилась Кучики, глядя испуганно и недоуменно на столь оперативно похитившего ее старшего офицера. Шухей ободряюще усмехнулся, усаживая девушку на траву и устраиваясь рядом. — Не бойтесь, Кучики-сан, все в пределах нормы… Просто нужно кое-что выяснить. Скажите, у вас сейчас что-нибудь болит? — Ну… Кира-фукутайчо не успел меня ранить, если вы об этом, Хисаги-фукутайчо. Я честно не знаю, что со мной! — Я знаю, что не успел. Я спрашиваю, не болит ли у вас что-то, кроме возможных ран? — Правая рука, Рукия… правая рука чуть повыше локтя, — раздался голос у шинигами за спиной. Под деревом стояли Соде-но Сираюки и Казешини. — Э… А ты здесь откуда? И кто это? — глаза Кучики изумленно расширились. Лейтенант обреченно опустил голову, хлопнув себя по лбу. — Мне просто не могло не повезти, да, Шини? — обреченно простонал он. Занпакто усмехнулся, обнажая клыки. — Зришь в корень, хозяин. Пару минут назад, верно? — так, значит опять затронуло обоих. Меносы драные, только не опять! — Чуть меньше. Госпожа, куда вы были ранены? — темно-серые глаза Хисаги встретились с льдисто-голубыми. Снежная красавица-занпакто доверчиво улыбнулась. — Я же сказала, правая рука чуть выше локтя. Небольшая ранка, совсем царапинка… — А с тобой что было, а, Шухей? На царапинку ЭТО не тянет! — возмутился Шини, пальцем указывая на собственную спину. — Пусть Акон разбирается, это его работа, — лейтенант поспешно ставил кидо-барьер. Нежеланные гости сейчас совершенно ни к чему. Потом с немыслимой скоростью сплел Тентейкуру, проводил ее взглядом… Офицер Кучики незаметно следила за отточенно-профессиональными движениями шинигами, невольно любуясь. Сразу видно, опытный боевой офицер, привыкший принимать решения и делать это быстро. А тот, закончив плетение, несколько неуверенно покосился на сидящую рядом с ним девушку, усаживаясь обратно. — Кучики-сан, вам, возможно, придётся немного задержаться. Я не припомню случая, чтобы моя Тентейкура застала Акона бездействующим и совершенно свободным. Приношу искренние извинения, дело не терпит отлагательств. Я сообщу вашему капитану, что все в порядке… — О, не переживайте, Хисаги-фукутайчо, — улыбнулась Кучики, подумав как раз, что ее старший брат неописуемо вовремя исчез, иначе он, после истеричного — кто бы сомневался — доклада Ренджи уже был бы здесь, и вопрос с сообщением кому бы то ни было решился бы сам собой. Сквозь стенку барьера с мелодичным звоном пролетела Тентейкура, в воздухе резко запахло табачным дымом. Чёрная бабочка рассыпалась искрами, которые сложились в иероглифы «жди 40 минут». Хисаги кивнул, так он и думал. — И все-таки, Шу, что, к меносам носатым, творится? Не припомню, чтобы у нас так легко расходились залеченные раны! Шрам же практически сошёл! — занпакто подсели к хозяевам. — Мне пришлось вмешаться в поединок Кучики-сан с Кирой. Шикайный поединок. Бесцветные глаза Казешини изумленно расширились. — Да чтоб мне заржаветь… Вабиске! — Именно. Кучики попыталась бы его удержать, а на лейтенантских междусобойках неписаное правило — не сдерживаться… Представь теперь — у Кучики меч в правой руке, которая ранена, и она держит полновесный удар Киры и Вабиске в шикае… Вот я и влез, вроде даже удержал. Рана бы и не разошлась может… — … если бы мы с Кирой-фукутайчо не атаковали вас вместе, — договорила Рукия, холодея от ужаса. Они могли убить Хисаги-фукутайчо, не окажись он достаточно силён, чтобы удержать сдвоенный удар двух офицеров. Соде-но Сираюки успокаивающе погладила хозяйку по здоровому плечу. — Вы совершенно ожидаемо среагировали, я знал, что так и будет. Неожиданностью оказалось, что уже зажившая рана способна разойтись…кстати, Шини, спину покажи… Занпакто без возражений повернулся к свету, сдвигая намотанные на шею полосы ткани. — Рана как рана, такая же, как я залечивал, — задумчиво почесал затылок Шухей. — Я надеюсь, резать ее повторно не придётся?! — А как я на это надеюсь… — проворчал Казешини. — Давай-ка тоже показывай, у тебя что? Странно двигаешься. — Да с чего бы, правда? — невесело фыркнул лейтенант, вставая и стягивая верхнее косоде. — Подумаешь, рана свежая разошлась, так, щекотка… Рукия смотрела на них ошарашенно, не понимая, что происходит. На спине занпакто — это же занпакто Хисаги-фукутайчо? — порез, недлинный, средней глубины, чуть воспаленный. А у самого Хисаги… Кошмарная жуть, на полспины! Нижнее косоде насквозь промокло от крови, весь бок разрезан до самой поясницы! И он ещё ее на руках нес через половину Сейрейтея! Казешини присвистнул, обходя своего хозяина по кругу. Да уж… интересно, а боль у них у каждого своя? Или занпакто забирает часть боли, облегчая жизнь хозяину? Хорошо бы второе… — Кстати, Шини, а вы здесь откуда? И главное — мы уже несколько минут общаемся, а ты ни разу не попытался на меня напасть! — покосился Шухей на воплощение собственного меча. Он ждал любой реакции — и матерной отповеди с советом не указывать взрослому и самостоятельному мечу, что ему делать, и немедленного удара, причём именно с пострадавшей стороны, и — что всего опаснее — нападения на Кучики, хотя это вряд ли, все же ее занпакто дорога Шини. Чего он точно не ожидал, это что Казешини, его неугомонный, язвительный и нахальный меч…смутится. — Ты знаешь, Шухей… Мурамаса сбежал. Он обманул нас всех, пообещал свободу, вытащил нас всех сюда… и ушёл спасать своего хозяина. Так что… Мы возвращаемся. Мы во многом провинились, понимаем и осознаем. Ты… хозяин, как… как насчёт снова взять меня в руки? Можно?.. Хисаги не ответил. Он отошёл в сторону, взялся за рукоять висящего на поясе меча. Занпакто во все глаза следили за ним, равно как и притихшая Рукия — то, что она видела, было, наверное, одним из самых интимных моментов в общении шинигами и их занпакто. Лейтенант потянул катану из ножен. Сейчас, по пояс обнаженный, залитый кровью и закатным солнцем, он выглядел настолько потрясающе, что у Кучики невольно перехватило дыхание. Клинок сверкнул расплавленным золотом. В наступившей тишине прозвучал короткий приказ "Коси, Казешини!» — и расплывшийся в счастливой улыбке Ветер Смерти бросился к своему хозяину. Свистнули рассекая воздух длинные лезвия, зазвенела цепь, обматываясь вокруг знакомой до последнего шрама руки. Хисаги замер, чувствуя как осторожно обвивают его витки шелестящих цепей, аккуратно ложась поверх раны, практически не тревожа ее. В раскрытую ладонь легла длинная рукоять кусаригамы. Шухей улыбнулся, прикрывая глаза. — Добро пожаловать обратно, Казешини!..