Зеркало во тьме

Желания осаждали Уилла, его осаждали демоны. Голова была наполнена мыслями, отключить которые не представлялось возможным. День за днём его преследовало чувство, что кожу хлещут металлическими проводами, и можно было услышать, как опускающиеся прутья со свистом рассекают воздух. Колючая проволока обвивала кожу, воображаемые пальцы впивались в тело, от ударов об твёрдые поверхности стёсывалась кожа и ногти. Уилл не знал, как долго он спал. Влажные фантазии и ночные кошмары превратились в единое целое, и Уилл содрогался от удовольствия, когда олень потрошил его рогами, а затем поглощал его внутренности. Он потел, и возбуждался, и кончал в собственную руку, всхлипывая от безысходности. По отдельности навязчивые мысли поддавались управлению. Уилл мог игнорировать картины проникающих в его тело лезвий, звучащие фоном крики боли, образы плотно впивающихся проводов. Но они повторялись снова и снова, настойчивые, словно кишащие над трупом мухи, а ведь прежде Уилл и не предполагал, как много физической боли способны принести оккупировавшие его голову мысли. Он ощущал себя выставленным посреди поля пугалом, к которому прилетают птицы, со всей силы клюют его и постепенно растаскивают на куски. Фредди Лаундс сцапала фотографии с последнего места преступления и назвала убийцу Кукольником. Прозвище прилипло к нему чрезвычайно быстро. В обществе воцарилась паника, Джек метал молнии, но сколько бы он ни орал на подчиненных, новые улики отчего-то не появлялись. Чем больше Уилл всматривался в фотографии, тем чаще он ощущал, как его собственное тело оказывается растянутым в искусно оформленной смертельной ловушке. Когда они по десятому кругу осматривали трупы, Уилл сжимал кулаки, лишь бы не погладить оставленные проволокой порезы. Как только жжение от фантомных ран и шёпот в его голове становились невыносимыми, Уилл с силой нажимал на любой из оставленных Ганнибалом синяков, и настоящая боль успокаивала его, возвращала в реальный мир. Он обхватывал собственные запястья, нащупывая следы от верёвок, стоило придавить их — и мысли отступали. Синяки постепенно сходили, но Уилл испытывал особо извращённое удовольствие в том, чтобы поддерживать их существование как можно дольше — как раз до того момента, когда он позволит Ганнибалу оставить новые. Джек использовал Уилла в качестве зеркала. Уилл говорил ему, что смотреть с каждым разом становится всё тяжелее, но Джека не беспокоили расходники. Ничего страшного — Уилл сходит к Ганнибалу, и тот поможет навести порядок у него в голове. Уилл чуть не поведал Джеку о собственных галлюцинациях, но тот как-то пропустил его слова мимо ушей, да и самому не очень-то хотелось признавать, что его навязчивые фантазии достигли по-настоящему зловещих масштабов. Уилл приручал мысли убийц и воссоздавал их замысел в своей голове. Убивая себя. Декорируя собственный труп. Как-то Уилл фантазировал о том, чтобы быть вскрытым и изнасилованным смоляным чёрным монстром с рогами на голове. Каждый толчок — ещё один надрез. В своих фантазиях Уилл, израненный, ползком добирался до заднего дворика Ганнибала, а затем просто падал в снег. Ганнибала не было дома, и морозная зимняя ночь превращала его тело в ледышку. Сквозь рваную одежду просачивалась кровь, и снег с жадностью поглощал её. Ганнибал должен был найти Уилла, прежде чем тот замёрзнет насмерть. Отнести в дом и позаботиться о нём. Освободить от примёрзшей одежды, узреть открывшиеся его взгляду ужасные порезы, полосами покрывающие тело. В некоторых фантазиях Ганнибал зашивал раны с клинической точностью и полным отсутствием эмоций на лице, в других сквозь маску его внешнего равнодушия прорывалось безумие. Уилла ломали окончательно, и тогда он взирал на Ганнибала пустым мёртвым взглядом. Под собственной кожей он чувствовал струны, которые так легко было вытащить. Уилл пытался держать мысли под контролем, наблюдал со стороны за своим саморазрушением. Но уже через минуту мог быть полностью потерян и с удивлением обнаружить, что в кровь расцарапал нежную кожу на внутренней стороне запястий. Когда он пришёл к Ганнибалу на следующий сеанс, то находился практически на грани. Первые минут двадцать он бродил по кабинету, нервно обхватив себя руками. На любые вопросы отвечал сдержанно и сжато. С их прошлой встречи прошло менее недели, но казалось, что это время растянулось на годы. — Присаживайся, Уилл, — произнёс Ганнибал, и в его голосе улавливались лёгкие командные нотки. Уилл сел. Последовал указанию. Затем уронил голову на сложенные руки. — Не знаю, как долго я смогу продержаться. — Дыхание срывалось. — Я не могу прекратить думать и чувствовать. — Каким образом ты боролся с излишней активностью собственного разума раньше? — спросил Ганнибал. — Гулял с собаками, — ответил Уилл. — Рыбачил. Сейчас этого недостаточно. Единственный оставшийся у меня способ сосредоточиться — обмотанная поверх моих запястий леска. — Поведай мне о своих фантазиях, Уилл. Он рассмеялся, а затем сконцентрировался на словно вырезанном из камня лице Ганнибала. Ни единой эмоции. Непроницаемость. — Что если мои слова оттолкнут тебя? — сказал он ожесточённо. — Приглашаю тебя попробовать, — спокойно ответил Ганнибал. — Тебя волнуют собственные желания. Позволь мне понять причины. — Я фантазирую о том, как ты трахаешь мой рот, заставляя меня давиться твоим членом. Ганнибал сжал губы, выражая недовольство высказанной грубостью. А ещё этот жест был призван скрыть, какое сильное впечатление произвели на него слова Уилла. — Фантазирую о том, как ты с силой вводишь целую руку в моё горло, — продолжил Уилл, в то время как глаза Ганнибала продолжали расширяться от удивления. По телу Уилла пробежала дрожь, и он постарался выпалить всё на едином дыхании. — Ты захватываешь рукой мои внутренности и грубо вырываешь их, вытаскивая наружу. Ганнибал закашлялся, но через секунду уже сумел вернуть собственному лицу сдержанное выражение. Затем не выдержал и прикрыл глаза. — В твоей голове убийства настолько тесно связаны с сексом? — спросил он. — Грань постепенно стирается, — уточнил Уилл. — Иногда ты исцеляешь порезы, временами — бесцеремонно проникаешь пальцами внутрь. Ганнибал приподнял брови: — Внутрь порезов? Уилл утвердительно моргнул. Он и позабыл, что Ганнибал не способен видеть его воображаемые раны. — Я полностью покрыт ими, — пояснил он. — Ровными ножевыми ранениями. Они рядами расположены на моём теле. Грёбанная решётка из ран. Ганнибал скользнул по нему взглядом. — Ты ранишь себя целенаправленно? Уилл снова рассмеялся. — Мысли — это то, что ранит по-настоящему. Остальное представляет собой не более чем попытку расслабиться. — И как же ты расслабляешься? Уилл с силой сжал челюсть. — Царапины. Леска вокруг запястий, пока не побагровеют пальцы. Не думай… не принимай это за обычный селфхарм. Ничего радикального. — Ты ранишь себя всякий раз, когда бываешь на месте преступления, — возразил Ганнибал. — Как можешь ты исцелиться, если будешь наносить себе травмы? — Тем не менее я справляюсь, — огрызнулся Уилл. — Справляешься методом от противного? Уилл хмыкнул. — Джеку наплевать, пока я не начну открыто светить ранами. — Если ты раскроешься Джеку, легче не станет, — констатировал Ганнибал. — Ты боишься новых проблем, если кто-то из его команды доложит наверх. Уилл покачал головой. — Этого никогда не случится. И к тому же это вовсе не та цель, которую я преследую. — Ты делаешь это просто потому что не можешь иначе. — Я стараюсь не вскрывать застаревшие раны. — Тебе не стоит продолжать работать на Джека, это бег по лезвию ножа. Ты каждый раз сам принимаешь решение вернуться к источнику всех твоих травм. — Полагаешь, источник — моя работа? Ганнибал прищурился, и на его лице появились явные признаки неудовлетворения. — Как ты надеешься познать себя и обнаружить истинную причину проблемы, если продолжишь нырять в чужие кошмары? Уилл отвернулся и попытался придать уверенности собственному голосу. — Я не могу остановиться. И не остановлюсь. Мне просто нужно найти способ справляться с этим. Ганнибал едва слышно вздохнул, и Уилл снова повернулся к нему. Разум Ганнибала был закрыт от Уилла — тишина в эфире, никаких транслируемых эмоций, а сам он подобен прохладной и безжизненной статуе. Уилл позволил себе оглядеться. Его воображение наполняло окружающее пространство, бросало струны ярких вспышек, которые натягивались до невозможности туго, а затем разрывались, трескались. Чей-то чужой голос произносил вслух его собственные слова. Обычно, когда Уилл наблюдал за людьми, изобилие излучаемых ими эмоций подавляло, чужие чувства заливали его потоками, многочисленными отражениями отбивались от зеркал. Всю неделю он не мог установить с кем-либо зрительный контакт, даже с Аланой. Посторонние шумы и так разрывали его сознание, не хватало ещё открывать случайным спутникам дверь в свой внутренний хаос. А вот смотреть на Ганнибала было вполне сносно. — Я жажду удовлетворения, — наконец выговорил Уилл, фантазируя о том, как Ганнибал впивается в него зубами. — Я жажду облегчения. Оленьи рога проникали внутрь, пронизывали Уилла, пришпиливали его к креслу напротив Ганнибала. Сложно было отличить реальность от выдумки, когда глаза Ганнибала загорались тёмно-красным, и зрачки практически поглощали радужку. — Что ты видишь, Уилл? — Голос эхом распространился по комнате. — Изображения становятся более яркими и обретают чёткость, — спокойно произнёс Уилл, пока рога обвивали его руки, пленяя его, меняя его форму. — Я могу уловить ощущения от твоего укуса. Почувствовать, как рога пронзают меня, пригвождая к креслу. Они проходят по каждому месту, на котором ты оставил свой след, и я полностью обездвижен. — Мы всё ещё в моём офисе? — осведомился Ганнибал, и произнесённый вопрос снова отразился многоголосым эхом. Уилл осмотрелся. В его глазах реальный мир являлся основой, фоном для наложившихся поверх него игр воображения. — Я всё ещё здесь, — ответил он. — И одновременно с этим мы находимся в лесу. В тёмной чаще, наполненной колючками и шипами. Уилл услышал, как ворох листьев хрустит под копытами, и от неожиданности он вздрогнул, на минуту прикрыв глаза. Ганнибал был его якорем, его опорой, Уилл страстно нуждался в нём, как никогда прежде. Он вцепился взглядом в бесстрастное лицо напротив и произнёс: — Рога растут и растягивают мои раны, буквально выворачивают меня наизнанку. Они двигаются во мне. А ты… ты просто сидишь и наблюдаешь. Уилл был взволнован тем, что не мог прочесть реакцию на лице Ганнибала. Он и в самом деле настолько сдержанный? Он попросту равнодушен к Уиллу или же, наоборот, прикладывает немало усилий, чтобы сохранить отстранённость? Пытается ли он быть зеркалом для самого Уилла? — Каких действий ты от меня ожидаешь? — поинтересовался Ганнибал. Уилл вжался в кресло и стиснул руки. Рога укутали его целиком, и части их пылали внутри его тела. Мгновение Уилл сомневался, каким именно путем последует его фантазия. По лицу пробежало смущение, и когда он начал говорить, его голос дрожал. — Ты… ты бездействуешь. — Уилл практически задохнулся на этих словах. — Ждёшь, пока я приду к тебе. Ганнибал издал низкий удовлетворённый вздох. — Повторяется твоя предыдущая фантазия про операцию. Чтобы получить желаемое, ты вынужден рисковать своей жизнью, ранить себя, вырывая оставленные другими орудия. Уилл с точностью мог вообразить, как это происходило бы в реальности. Как он с силой вырывался бы из плена, как резко приподнимался, крепко ухватившись за подлокотники, рога выскальзывали бы из его тела, оставляя за собой ленты крови, вытекающей из глубоких колотых ран. Оступаясь, он направился бы к Ганнибалу, но, сделав лишь несколько шагов, упал бы перед ним на колени, а кровь фонтанами заливала бы ковёр. Уилл закрыл глаза. Позволил фантазии покинуть его разум и впустил лучик света в царство непроглядной тьмы. Он прикрыл рукой собственный рот. — Если захочешь, ты можешь подойти ко мне прямо сейчас, — предложил Ганнибал. — Когда ты ещё не приколот рогами к креслу. — Предлагаешь мне стать перед тобой на колени и продемонстрировать истекающее кровью сердце? — с горькой злобой переспросил Уилл. — Ты стыдишься своего влечения ко мне? — Даже не собираюсь отвечать на это. — Значит, ты обворовываешь самого себя. Наказываешь себя, потому что считаешь, что не достоин получить то, чего желаешь, или же просто испытываешь отвращение к себе. Не могу сказать с точностью. — Ганнибал склонил голову. — Просто поясни, почему. Что мешает тебе устроиться у моих ног до того, как ты будешь истекать кровью? Уилл стиснул зубы ещё сильнее. Он занял оборонительную позицию, но не мог объяснить истинную причину, вынуждающую его защищаться. — А о чём фантазируете вы, доктор Лектер? Лёгкое напряжение прошло по лицу Ганнибала. — Я достаточно редко провожу своё время в фантазиях, хотя люблю посещать дорогие моему сердцу воспоминания. Если же моё сердце посещает какая-либо страсть, то я просто беру то, что мне нужно. У меня нет ни твоего яркого дара воображения, ни желаний, которые необходимо подавить. Уилл потянулся вперед и оскалил зубы. — Уверен, что есть вещи, относительно которых ты также обкрадываешь сам себя. — Я привык не отказываться от удовольствий, которые любезно предоставляет мне жизнь, — возразил Ганнибал. — Когда окружаешь себя комфортом, не так уж и много вещей остаются в списке желаемого. Уилл прикусил губу. — Как идеально звучит, — съехидничал он в ответ. — Ты жаждешь близости и желаешь быть уязвимым, — тем временем продолжил Ганнибал. — Но и то, и другое даётся тебе тяжело. Ты можешь только фантазировать о том, как открываешься мне за минуту до собственной смерти. От произнесённых слов у Уилла отвисла челюсть. Если бы всё было так просто, как думает Ганнибал, тогда не существовало бы преграды из колючей проволоки между самим Уиллом и его жаждой быть открытым. — Если бы я потакал собственным страстям, тебе пришлось бы зашивать меня. — Мне кажется, что где-то между колотыми ранами и желанием подойти к моему креслу утеряна причинно-следственная связь. В ответ Уилл покачал головой. — Это обоюдоострое лезвие. Ганнибал поворачивает кисть в сторону Уилла, и он расценивает этот жест как приглашение. — Я думал о тебе с момента нашей последней встречи, — произнёс Ганнибал, и именно этих слов как раз и не хватало Уиллу на протяжении всего их разговора. — Должен признать, эти мысли тоже были достаточно навязчивыми. Мне любопытно, как время изменило оставленные мной следы. Мои следы. Уилл всего лишь мельком взглянул на Ганнибала, но ощутил, как сквозь одежду загораются шрамы. — Желаешь взглянуть? Губы Ганнибала сложились в миниатюрную улыбку. — Ты готов раздеться прямо в моём кабинете, но тебе неуютно просто подойти ко мне? Уилл покраснел. — Если ты не видишь сдерживающие меня узы, это ещё не значит, что они не существуют. — Подойди, — сказал Ганнибал, и Уилл почувствовал себя свободнее. У него получилось подняться и пройти короткое расстояние до Ганнибала, чтобы затем встать на колени у его ног. Ганнибал погладил рукой его волосы, и Уилл расслабился под касанием, потянулся навстречу ласкающей ладони. — Полагаю, нам следует соблюдать правила и оставить наше более тесное взаимодействие за границами рабочего кабинета. Но я вижу, как тебе нравится меня провоцировать. Он сжал рукой его волосы, Уилл судорожно вздохнул, но только наполовину от боли. Ганнибал склонился над ним и запрокинул его голову так, чтобы произнести над самым ухом: — Не пойми меня неправильно. Я был бы не против нагнуть тебя над рабочим столом сразу, как только ты вошел в мой офис. Возможно, содомировать тебя не менее часа, чтобы ты был не способен ни думать, ни тем более держаться на ногах. Уилл замер в изумлении, только веки слегка подрагивали. Из уст Ганнибала слово «содомировать» звучало вульгарнее любого бранного слова, а высказанное им желание электрическим током пронзило тело. — Я терпелив, — продолжил Ганнибал шёпотом. — И я не собираюсь сразу же выполнять все твои желания, ведь куда более увлекательный процесс — полностью исследовать твой разум. Ганнибал ослабил хватку и пятернёй прошёлся по волосам, приятно задевая кожу на голове. Его голос смягчился, когда он продолжил: — Но я также твой друг и желаю тебе самого лучшего. Я даже не сомневаюсь, что ты найдёшь способ использовать меня, чтобы получить порцию боли, ведь ты поступаешь так со всем, что происходит в твоей жизни. Ты уже используешь мой образ в своей голове для того, чтобы творить с собой ужаснейшие вещи. Но ты не вынудишь меня повторить это с тобой в реальной жизни. Виски пульсировали от напряжения, но это был ещё даже не пик. Забери это все от меня, хотел умолять он, от непонятных шумов, от порезов и сцен преступлений. Не оставляй мне никакого выбора. Но даже это желание утонуло в нём, и слова остались невысказанными, так сильно Уилл сопротивлялся им. Он желал бороться и быть побеждённым. Сейчас же он полностью тонул в приятных ощущениях от поглаживающих его волосы рук. — Мы можем поехать к тебе? — прошептал Уилл. — Я нуждаюсь в этом… так сильно нуждаюсь. — Конечно, — прямо ответил Ганнибал. — Я всегда буду стремиться дать тебе то, в чём ты нуждаешься.

***

В этот раз на связывание ушло гораздо больше времени, потому что Ганнибал стремился сделать обвязку совершенной также с эстетической точки зрения. Уилл учился наслаждаться процессом — неподвижно стоять перед Ганнибалом на коленях, позволяя тому оборачивать своё тело витками верёвок, завязывать узел за узлом и получать удовольствие от проделанной работы. Он каждый раз вздрагивал, когда пальцы Ганнибала продевали конец под уже туго натянутой верёвкой и болезненно сдавливали кожу. Уилл стоял на коленях, предплечья связаны спереди, а корпус оказался в идеальной клетке из пут. Сложенная в несколько раз верёвка соединяла обвязку на копчике и на загривке, и её можно было использовать в качестве рычага. Руки были связаны друг с другом достаточно туго, но не закреплены у груди, что давало Уиллу некоторую подвижность. Когда Ганнибал занялся обвязкой ног, Уилл попробовал приподнять предплечья, так что локти оказались на уровне лица, и одновременно с этим почувствовал натяжение на плечах. Лодыжки Уилла были плотно примотаны к бёдрам, и такая обвязка удерживала его в позиции на коленях. На этот раз Уилл снова остался в одном белье, никак не прокомментировав этот факт. Возможно, это была невысказанная попытка провести грань между их практикой и исключительно сексуальным взаимодействием. Пусть некоторые аспекты сессии и носили сексуальный характер, но по крайней мере в голове Уилла они всё же не занимались сексом. Более того, Уилл не был уверен в своём желании иметь секс с Ганнибалом, как минимум до тех пор, пока полная передача контроля не будет вызывать у него внутренних противоречий. Ганнибал чётко ощущал установленные границы, поэтому обвязка не задевала гениталий и не проходила между ягодиц. Это слегка портило общую эстетику, но Ганнибал умел ждать. — Ничего, что я ощущаю себя индейкой, которую вот-вот засунут в печь? — спросил Уилл. Ганнибал скользнул двумя пальцами в зазор между плотно прилегающими друг к другу бедром и лодыжкой. — Мне потребовалась бы слишком большая духовка, — улыбнулся в ответ Ганнибал. — Хотя, должен признаться, подумал о том же. В подавляющем большинстве случаев мой опыт работы с верёвками ограничился кухней. — Есть нечто привлекательное в том, чтобы быть попросту аппетитным мясным блюдом, — продолжил Уилл. Глаза Ганнибала расширились, но он быстро обратил удивление в шутку: — Значит, подвешивать тебя тоже будем на крюках для мяса. — Вы флиртуете со мной, доктор Лектер? — усмехнулся Уилл. Ганнибал улыбнулся в ответ и поцеловал Уилла в щёку, отчего та загорелась лёгким румянцем. — Это должен быть мой вопрос, — ответил он и вернулся к верёвкам. Уилл сделал круговое движение головой, чтобы размять шею. — Не удивлюсь, если Кукольник тоже увлекается подобными практиками в свободное от основных занятий время. — Вполне возможно, — подтвердил его предположение Ганнибал. — Истоки кинбаку лежат в периоде Эдо в Японии, где связывание использовалось для задержания и транспортировки преступников, а также пыток, что отбросило их еще на несколько столетий назад. А вот я сейчас пытаюсь сделать из этого искусство. — У тебя отлично получается. — Уиллу стоило усилий не закатить глаза. — Необходима практика, как и во многих других вещах. Ганнибал проверил плотность натяжения, скользнув пальцем под верёвку, и Уиллу этот жест показался невероятно эротичным. — Я полагал, это называется шибари, — попытался поддержать разговор Уилл. — Это название возникло, когда практика распространилась по всему миру. Приблизительно в девяностых. Шибари обозначает «декоративное связывание». — Ганнибал затянул узел потуже, и верёвка врезалась в кожу. — Расценивает ли Кукольник свои инсталляции как эротичные? Как художественные? Уилл закрыл глаза. — Художественные — да. Эротичные? В его работах есть нечто сексуальное, но вот само искусство, процесс, когда он убивает и связывает, не заводит его в этом плане. Равно как и конечная композиция. Ганнибал подтверждающе хмыкнул. — Он желает быть увиденным? — Не сейчас. Следующее убийство раскроет его немного больше. Это как шутка для своих — мы уже увидели его, но всё ещё не знаем, на что именно смотрим. Ганнибал огладил его кожу, и Уилл с удовольствием отметил, как изгибались ладони, повторяя неровности обхватывающих Уилла чёрных верёвок. Как невольно надавливали на сжатую между витками кожу. Каждый след от укуса был выставлен напоказ, обрамлён узором, и Ганнибал начал последовательно нажимать на них, пока Уилл не заёрзал от боли. — Позволишь завязать тебе глаза? — спросил он наконец, закончив осмотр. — Конечно, — мгновенно согласился Уилл. Большим пальцем Ганнибал огладил губы Уилла — легко, едва касаясь. Уилл послушно запрокинул голову и приоткрыл рот, а затем обхватил палец зубами. Взгляд Ганнибала потемнел, он толкнулся пальцем за щёку, наклоняя голову Уилла в бок настолько сильно, как тот только мог вынести, и остановился лишь когда Уилл начал поскуливать от боли. — Желаешь что-нибудь прикусить? — заботливо поинтересовался он. Уилл кивнул. Ганнибал встал, разгладил рубашку и жилетку. Он оставил Уилла у своего кресла, а сам направился к рабочему столу. Уилл слышал щелчки металлических карабинов и мягкий скрип кожи. Он закрыл глаза и опробовал ограничения обвязки, устраиваясь поудобнее. Когда он услышал, что Ганнибал вернулся, то открыл глаза и взглянул наверх. Головокружительная разница в росте и в положении — Уилл практически обнажённый, Ганнибал же в своём безупречном красно-коричневом костюме держит в руках чёрный пластиковый кляп и бархатную ленту. Уилл ощутил, как во рту самопроизвольно начала собираться слюна. Ганнибал устроился в кресле позади Уилла, так, чтобы тот не видел его. Наступила тьма — лента легла поверх глаз Уилла, и Ганнибал грубо завязал её у основания черепа. Затем с силой раскрыл его рот, поместив в него кляп, точно так же закрепив его сзади за шеей. Уилл попытался хоть немного стиснуть зубы, но ощущал только как слюна стекает с его губ, а челюсть сводит. Это было чем-то похоже на удушье, и Уилл вспомнил руку Ганнибала на собственном горле. Ремень не был завязан крепко, так что Уилл мог вытолкнуть кляп, спустив к подбородку, и затем закусить его снова. То есть при желании он мог говорить. Уилл слышал, как Ганнибал возвращается в кресло позади него и мог ощущать кожей его взгляд. Они не обсуждали, что произойдёт, когда Уилл будет связан, и от ожидания защемило в груди. Насколько он знал Ганнибала, с того бы сталось попросту оставить Уилла в таком состоянии, пока тот не начал бы умолять развязать его. Уилл втянул ртом воздух и решил ждать. Время шло. Лишённый зрения и практически в полной тишине, разум Уилла заполнял пробелы, обращая скрипы в крики раненых животных, а лёгкую резь от верёвок — в обжигающий кожу огонь. Воображаемые пальцы щекотали его и погружались в открытые раны. Он позволил себе лёгкий стон и обнаружил, что вгрызаться в кляп может быть возбуждающим, и сейчас возбуждение не было связано с пленяющими его фантазиями. Уилл попытался сменить позицию, тогда верёвки впились в его кожу тысячей мелких булавок. Фантазия об этом промелькнула в голове достаточно быстро, чтобы он не стал на ней зацикливаться, но тело всё равно передёрнуло. Пот стекал по спине, дыхание становилось тяжёлым и неравномерным. Уилл желал, чтобы его кожа под верёвками разошлась и выпустила наружу извивающихся в его внутренностях монстров. Он представлял, как его ноги разводят в стороны громадные рыбацкие гарпуны, а самый гигантский вонзается в горло и выходит между ног. — Ганнибал, — выдохнул Уилл, подёргиваясь в путах. Он всё ещё здесь? Сколько времени прошло? Челюсть сводило так, что она просто горела огнём. Ганнибал отреагировал практически мгновенно. Уилл едва заметил, как тот резко дёрнул за проходящую за спиной веревку, затем его тело оказалось в воздухе и мягко приземлилось на поверхность ковра. Вспышка адреналина, и Уилл едва сдерживал себя, чтобы не делать попыток уползти прочь. Ганнибал навалился на него следом, полностью прижимая к ковру и выбивая дыхание. Уилл ощутил себя выброшенной на берег рыбой. Воображение компенсировало внешнюю слепоту, потому он мог видеть и опасную грацию в движениях Ганнибала, и сочащуюся из собственных ран чёрную смолу, вытекающую толчками. Он чувствовал, как эрекция Ганнибала упирается ему во внешнюю сторону бедра, а узлы впиваются в кожу вокруг собственного паха. Дыхание Ганнибала обжигало плечо, затем последовала улыбка, за ней — укус. Уилл закричал и заёрзал под Ганнибалом в тщетных попытках освободиться. Ганнибал утянул его за собой и усадил на колени с такой ловкостью, будто бы Уилл и не весил ничего. — Ты прекрасен, когда связан для меня, — прорычал Ганнибал, прижимаясь сзади к его шее, в то время как пальцы поигрывали с сосками Уилла. — Мне пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы не начать касаться тебя раньше времени. Он с силой ущипнул за соски, и Уилл снова вскрикнул от боли. Ганнибал был груб с ним, расцарапывал чувствительную кожу, упирался эрекцией в нижнюю часть спины. Холодный и острый страх полностью затопил чувства Уилла. — Б-больно, — судорожно выдохнул он. Ганнибал с силой провел пальцами по его грудным мышцам, и ногти ощущались как глубоко впивающиеся когти. — Но ты ведь именно этого и хотел, Уилл, чтобы я причинил тебе боль, — возразил Ганнибал глубоким гортанным голосом. Одной рукой всё ещё сжимая его сосок, второй он пробежался по стягивающим грудь Уилла верёвкам и затем резко схватил проступающую через ткань эрекцию. Уилл издал нечеловеческий вопль, ледяной ужас охватил всё его тело. Разум пылал. Беги. Уилл сделал пару раскачивающихся движений и оттолкнул Ганнибала со всей силы, на которую был способен в подобном состоянии. Беги. Ганнибал сместился позади него и предплечьем упёрся ему в спину, придавливая Уилла собственным весом. Голова с глухим звуком ударилась об пол, руки неловко впечатались в грудь, а задница оказалась приподнятой вверх. — Блять, — выругался он сдавленным голосом. Рука Ганнибала лежала на загривке, эрекция упиралась между ягодиц. Уилл то ли кричал, то ли скулил на каждом выдохе, предчувствуя, что вот-вот начнёт задыхаться. Страх обрёл форму пронзающих его сзади рогов. Ганнибал снова схватил его промежность и начал медленно надрачивать. Пусть ткань не была грубой, но жёсткая хватка и сухие фрикции казались невыносимыми. Уилл языком вытолкнул кляп и попытался контролировать скорость, с которой втягивал воздух — без ровного дыхания из хватки попросту не вырваться. Он резко вдыхал через нос, и этот звук напоминал ему фырканье оленя. — Нет, — выдохнул Уилл. Его голос звучал полностью бессильным. — Господи, прекрати, прекрати. Слова Ганнибала вливались в его уши кровью и горячей смолой. — Дорогой мой Уилл, если ты по-настоящему не хочешь происходящего, ты можешь всё прекратить. — Он сгрёб в кулак его волосы. — Ты хочешь быть осквернённым. Разрушенным. Жаждешь испытать абсолютную беспомощность. Уилла окружала теснота, будто бы его самого пытаются ещё глубже вдавить внутрь его собственного тела. Холод и жар накатывали волнами, в глазах осталась лишь ослепительная белизна. Его тошнило. Собственное возбуждение казалось далеким миражом на горизонте сознания. Можно было окончить всё. Стоит только произнести стоп-слово — и происходящее прекратится. Но страх зверем прятался в клетке из рёбер, царапался изнутри, пронзительно ревел в надежде на освобождение. С силой, которую Уилл сам от себя не ожидал, он брыкался под Ганнибалом, таранил его тело в отчаянной попытке освободиться. Отталкивался от пола связанными предплечьями, прижимал бёдра к груди, а потом отчаянно отбрыкивался, толкая Ганнибала назад. Размах движений ограничивался тем, что ноги были связаны, а Ганнибал всё ещё налегал на его спину. Тем не менее Уилл мог использовать руки. Возможно, Ганнибал специально оставил ему такую возможность. Он толкнулся вперёд. Ганнибал отпустил его волосы, но крепко вцепился в протянутую через спину верёвку. Другой рукой он обхватил Уилла за талию, пытаясь вернуть его в прежнее положение. Уилл знал, что не сможет убежать, но он мог сделать собственное пребывание в руках Ганнибала максимально некомфортным для своего мучителя. Он сгибал и выпрямлял спину, толкался бёдрами вперёд и назад в попытке сгруппировать ноги и ударить посильнее. Ганнибал издал неудовлетворённое хмыканье и сильнее потянул за сжатую в его руке верёвку. Внезапное натяжение пронзило всё его тело — Ганнибал приподнял его на несколько сантиметров над поверхностью пола и с силой бросил вниз. Уилл был оглушён ударом. Всего лишь мгновение, но большего Ганнибалу и не требовалось: он раздвинул ноги Уилла в стороны и всем своим весом навалился на поясницу. Боль от растяжения связок последовала незамедлительно. Внутренняя сторона бёдер возле самого паха горела огнём, тазом он практически прижимался к ковру. Ганнибал навалился на него подобно горе. Уилл не мог приподнять бёдра, и у него не хватало сил в достаточной мере оттолкнуться руками, чтобы одолеть полный вес Ганнибала. Осталось только заскулить высоким, жалобным голосом. Попался. Ганнибал сместился повыше, облегчая давление на поясницу и сжимая руки вокруг его шеи. В результате они пришли в более-менее стабильное равновесие. Было слышно, как тяжело дышит Ганнибал, восстанавливая ритм дыхания. Медленные и плавные толчки его члена навевали ужас. Уилл проиграл. Боль от разведённых в стороны бёдер, казалось, наполняла всё его тело. — На помощь, — застонал Уилл, вжимаясь щекой в грубый ворс ковра. — Не могу… я не могу больше. Ганнибал обхватил ртом свободное ухо, посасывая и прикусывая ушную раковину. — Можешь и будешь. Уилл всхлипнул. Каждый толчок бёдер Ганнибала только сильнее вбивал его в ковёр, увеличивая натяжение в мышцах. Ещё немного — и член самого Уилла начнёт соприкасаться с ворсом, а вот это для него будет равноценно смерти. Ганнибал укусил его плечо, и Уилл понял, что тот зеркалит укусы на груди. Крики боли превратились в жалобные стоны. — Просто выеби меня, и покончим с этим, — выдал он со злобным рыком. Ганнибал напрягся, и Уилл похолодел от ужаса. Со всей своей грубой силой Ганнибал перевернул его на спину и взгромоздился сверху. Поясницу ломило от боли. Ганнибал крепко прижал его связанные руки к животу и снял свисающий на уровне подбородка кляп. А затем со всей силы влепил ему пощёчину, да так, что Уилл увидел звёзды. От удара зашумело в голове. Следующая пощёчина прилетела с другой стороны, удар, ещё один удар. Уилл даже не успевал отойти от обжигающей щёки боли, как сразу же следовала новая порция. На этот раз он действительно разрыдался, давясь слезами. Удары прекратились, но он не мог перестать плакать в полной уверенности, что Ганнибал сейчас встанет и уйдёт. Уилл неистово дрожал и захлёбывался слезами. Оленьи рога растворялись внутри него и клочками тьмы расползались по уголкам его разума. Звук скребущихся копыт удалялся всё дальше и дальше. Ганнибал приподнял его бёдра и уложил на подушку. Повязка соскользнула с глаз, сквозь веки были видны мягкие вспышки красного света, но Уилл никак не решался открыть глаза. Ганнибал медленно поглаживал его волосы, подушечками пальцев массировал кожу на голове и обращался к нему на каком-то неведомом языке. Уилл понятия не имел, что значат его слова, но голос Ганнибала звучал успокаивающе. Уилл плакал, пока слёзы окончательно не иссякли. Ганнибал нежно поцеловал уголок его губ. Он приоткрыл рот навстречу, и Ганнибал углубил поцелуй, медленно, влажно очертил собственным языком его губы, а затем начал засасывать их, смакуя. Несмотря на то, что челюсти Уилла и так сводило от кляпа, он с поощрением постанывал, чтобы продлить поцелуй. В груди становилось тесно. — Развязать тебя? — спросил Ганнибал, и Уилл покачал головой в знак протеста. Тогда Ганнибал поцеловал его снова. Прежняя жёсткость сменилась нежной заботливостью. Ганнибал оставил влажный след поцелуев вдоль шеи Уилла, при этом с нескрываемым удовольствием вдыхая его запах. Он ласкал пальцами и языком сдавленную верёвками кожу. Плавными широкими движениями облизал соски, и по ощущениям это было похоже, словно их мажут заживляющей мазью. Казалось, что раны затягиваются, стоит Ганнибалу прикоснуться к ним языком. К моменту, когда тот закончил вылизывать кожу вдоль каждого витка верёвки, Уилл уже полностью согрелся и удовлетворённо плавал в полудрёме. С особым удовольствием и сладостным постаныванием Ганнибал вобрал в рот выступающую тазовую косточку. Он поглаживал связанные ноги, снова соединив их в комфортное положение, массировал внутреннюю сторону бёдер, пылающие болью мышцы. Ощущения стали неприятными, стоило Ганнибалу потянуть за узлы, но Уилл изо всех сил попытался расслабиться, полностью сконцентрировавшись на ощущениях поглаживающих его бёдра рук. Пробегающих вверх и вниз по внутренней стороне ног. Массирующих наружные мышцы таза и сжимающих ягодицы. Большие пальцы скользнули под ткань белья. — Аааах, — Уилл тяжело задышал и выгнул спину. Сейчас он был полностью возбуждён, и это не шло ни в какое сравнение с вынужденно-неловкой эрекцией в начале их сессии. Ганнибал прижался лицом к мягкой плоти возле бедренной косточки, вобрал его запах, издавая голодный рык. Он оттянул в сторону ткань боксеров и горячим дыханием согревал его кожу. Уилл застонал, ощутив, как удовольствие от прикосновений Ганнибала жидким золотом растекается в паху. — О боже… Ганнибал взял его ртом через ткань боксеров, и Уилла чуть не подбросило от неожиданности этого прикосновения. — Боже, Ганнибал, чёрт тебя побери… — Его имя жалобным стоном срывалось с уст Уилла. — Да, господи, да! Ганнибал ответил ему низким вздохом, и только плотнее обхватил губами. Никаких зубов, всего лишь мягкое сдавливание, как обещание большего. Рот Ганнибала был до неприличия влажным, будто бы это он грыз кляп, и через минуту лёгких манипуляций Уилл ощутил, что его бельё напрочь мокрое от слюны и выступающей на члене смазки. — Мой бог, — вздохнул Уилл. — Ганнибал… ах… пожалуйста. Даже сквозь ткань он мог ощущать силу ласкающего его языка, пока Ганнибал вылизывал впадину под головкой. Уилл желал двигаться быстро и резко, но вместо этого только поощряюще подмахивал бёдрами. Ганнибал поднял на него взгляд, только вот глаза самого Уилла были наполовину закрыты и мутные от слёз, лицо почти закрывали связанные руки. Ганнибал извлёк его член через прорезь в белье, сдавливая у основания и вдыхая его запах. Пьянящий аромат. Собрал слюну и широким движением языка размазал её по стволу, увлажняя его и наслаждаясь постанываниями Уилла, похожими на кошачье урчание. Он запоминал ртом очертания члена Уилла, прежде чем заглотить его полностью, неспешно и лениво, обхватывая губами и поигрывая с головкой кончиком языка. Это было до неприличия возбуждающим. Точно так же и Уилл запоминал ощущения ласкающих его губ, тёплого рта и умелого длинного языка. Стоило Ганнибалу взять в рот, как жар прошёл по всему телу Уилла. Глаза резко распахнулись, перед зрачками мелькнули расплывчатые узоры на потолке, и он инстинктивно толкнулся бедрами вперёд. Наказание последовало незамедлительно в виде острой боли в районе поясницы. Ничто не играло роли, когда рот Ганнибала был таким горячим, тесным, пульсирующим вокруг его члена. — Господи боже, — выдохнул Уилл. — Чёрт побери, я так долго не выдержу. Он и так уже был истощён, но Ганнибал собирался держать его на грани так долго, как только получится. Уже несколько раз он готов был кончить, но Ганнибал замедлял движения, растягивая удовольствие. Уиллу было абсолютно наплевать на вырывающиеся у него жалобные звуки, отчаянные стоны раненого животного, диапазон которых он никак не мог контролировать. Он мог только слышать отголоски собственных вздохов сквозь шум бьющей в висках крови. Когда Уилл всё-таки достиг финальной точки, это ощущалось так, словно он выплеснул наружу всё своё существо, оставшись полностью пустым и наполненным тёплым мягким светом. К моменту, когда он начал осознавать себя, Ганнибал уже развязывал его ноги. На месте верёвок остались слегка покрасневшие углубления. У случайного зрителя не осталось бы сомнений в происхождении этих следов. — Прости, я не могу прекратить дрожать, — прошептал Уилл, когда Ганнибал медленно расправлял его затёкшие ноги. — Всё в порядке, — возразил он, проверяя работоспособность конечностей. Уилл приподнял голову, чтобы взглянуть на него. Решительно несправедливо, что Ганнибал был до сих пор одет, но и изъяны в его собранности проступали достаточно чётко: растрепавшиеся волосы, румянец на щеках и порозовевшие губы, расстёгнутая пуговица на жилетке, следы пота на тёмной рубашке. Идеальная маска треснула. На лице Ганнибала читалась жажда и удовлетворение, несмотря на то, что он просто с технической аккуратностью развязывал верёвки. И он всё ещё был возбуждён. Уилл молча смотрел на него, а затем отстранился, стоило Ганнибалу придвинуться ближе. Он сделал приглашающее движение ртом. — Тебе помочь? Ганнибал на мгновение замер и взглянул на Уилла. — Не стоит беспокойства, — ответил он, приступив к обвязке рук. — Я и так более чем удовлетворён нашим вечерним мероприятием. Уилл приподнял брови. — Не во всех аспектах удовлетворён. Ганнибал проигнорировал его слова, полностью погрузившись в развязывание узлов, а покончив с ними, освободил и расправил руки Уилла. Было почти слышно, как верёвки отделяются от тела. Почувствовав свободу, Уилл попытался самостоятельно вытянуть руки, но едва ли мог их поднять. Придерживая его рукой, Ганнибал помог ему сесть, а затем принялся за обвязку на груди. — Неужели не хочешь? — скептически переспросил Уилл. — Я и так уже вымотал тебя, — пояснил Ганнибал, любуясь следами на его коже, старыми и новыми. — И к тому же мне нужно закончить с верёвками. — Ммм… — Уилл и вправду был истощён. Восприятие было расплывчатым, как будто бы он спал, но это был не жуткий ночной кошмар, а мягкие, убаюкивающие волны. — А потом? Ганнибал не ответил, и Уилл позволил ему окончить работу. Затем он потянулся вперёд, аккуратно растягивая мышцы спины, пока Ганнибал наматывал верёвки, перебрасывая витки через локоть и большой палец. Уилл погладил оставленные обвязкой следы, попытался было подняться, но поясницу снова свело спазмом. Он тихонько выругался. Ганнибал вмиг оказался рядом с ним. — Позволь мне. Ноги Уилла всё ещё дрожали, и Ганнибал помог ему встать, а сам Уилл в ответ потянулся к нему чуть более близко, чем это требовалось для поддержки. — На этот раз я взял зубную щетку. — Уилл слабо улыбнулся. — Можно мне воды с виски? — Uisce beatha*, — сказал Ганнибал. — Вода жизни. — Это на гэльском? — поинтересовался Уилл. Они медленно поднялись наверх. Ганнибал кивнул. — К сожалению, не владею им в достаточной мере. Очень красивый язык, но умирающий. — Aqua vitae**, — подыграл Уилл. Ганнибал удовлетворённо хмыкнул. — Uisukī wa, utsukushī josei no yō ni, kansha o yō kyū shimasu. Anata wa sore o nomu jikan, saisho no shisen. — Японский я уж точно не знаю, — съязвил Уилл. Они прибыли в спальню, и Ганнибал уложил его на кровать. — Виски — напиток, который сначала разглядывают. И лишь когда надоест, пригубливают. Так же, как и красивых женщин, — закончил Ганнибал с улыбкой. — Мураками, — удивился Уилл. — Вот уж не ожидал, что ты окажешься фанатом. — Даже чётко определившись со своими предпочтениями, я не прекращаю расширять вкусовую палитру. — Лёгкая музыка виски, падающего в стакан — прекрасная интерлюдия. — Джеймс Джойс, — улыбнулся Ганнибал. — Я принесу напитки. Он спустился вниз, тем временем Уилл изо всех сил старался не заснуть, лениво растягивая застоявшиеся мышцы. Крепатура будет ещё несколько дней, но Уилл находил этот факт утешительным. Расслабленность, которую он ощущал после «вечернего мероприятия», не шла в сравнение ни с чем иным. В его голове установился абсолютный штиль. Ганнибал вернулся с подносом, на котором стоял кувшин с водой, два высоких бокала, стакан, бутылка виски и чашка чая. Как всегда, безупречное гостеприимство. — Подумал, что именно это тебе нужно для здорового сна, — аргументировал свой выбор Ганнибал после того, как установил поднос на прикроватном столике. — Чай поможет тебе расслабиться и спокойно спать до утра. Не в моих силах пообещать тебе ночь без сновидений, но что стоит попробовать. Он начал разливать воду. — Спасибо, — поблагодарил Уилл, принимая из рук стакан. — Не так сильно обжигает. Обычно я пью неразбавленный виски. Ганнибал сделал несколько глотков воды. — Присоединюсь к тебе через минуту. Он отошёл в сторону встроенного гардероба, снял жилетку и повесил её в шкаф. Уилл наблюдал, как Ганнибал снимает пропитанную потом рубашку, и любовался открывшимися ему мускулами на спине. Любопытно, зачем Ганнибал это делал. Он не пытался соблазнить Уилла, и вообще, казалось, не нуждался в нём в «этом» плане, хотя самому Уиллу секс был бы в радость. Возможно, этот жест задумывался, чтобы он почувствовал себя непринуждённо в доме Ганнибала, не ощущая неловкости. Чтобы Уилл всегда ощущал себя желанным гостем, на которого не распространяются общие правила. Подтяжки для носков? Они не должны были смотреться на Ганнибале настолько соблазнительно, как и все странные узорчатые костюмы, которые тот носит. Отправив всю одежду в корзину для белья, Ганнибал остался в одних чёрных шёлковых трусах. Нет, это была не единственная мотивация Ганнибала. Он желал напомнить Уиллу о собственной физической силе и одновременно об установленных между ними границах. Обнажённость ничего не значила для Ганнибала. Его кожа была его броней. Ганнибал набросил халат, и Уилл наблюдал, как одежда скрывает пугающую мощь его тела. Стоило Ганнибалу вернуться, как Уилл быстро начал глотать свою воду, пришлось налить ему ещё виски. Сам же Ганнибал присел сбоку на кровати, потягивая воду из собственного стакана. — Как ты чувствуешь себя? — спросил он. — Отлично, — ответил Уилл. — Это был на самом деле потрясающий опыт. Правда, до сих пор дико ломит поясницу, она просто огнём пылает. Должно быть, потянул её, пока вырывался. — Если честно, я даже не ожидал, что ты будешь настолько яростно сражаться. Тем временем Уилл допил воду и занялся виски. В голосе Ганнибала были слышны нотки задетой гордости. — Я тоже многого не ожидал, — подытожил Уилл. — Хочу сделать тебе массаж, — сказал Ганнибал. — Ляг на живот. Уилл попробовал виски — он был великолепен. Просто отменный. Затем искоса взглянул на Ганнибала. — Ты сделал сегодня более чем достаточно… «…для меня», оставил он невысказанным. — Просто не хочу оставить тебе травму, — спокойно пояснил Ганнибал. — Я был груб с тобой, и вовремя принятые меры избавят тебя от недель мышечной боли. — Я могу уснуть, — предупредил Уилл. Он сделал ещё глоток, наслаждаясь ярким вкусом и согревающим теплом алкоголя. Ганнибал лениво поглаживал его голени, любуясь оставшимися от верёвок следами. Лицо его выражало искреннюю привязанность к Уиллу — мягкая линия губ, лёгкий наклон головы. И пусть эмоции Ганнибала обычно были трудно уловимы, но Уилл учился их читать. Влечение Ганнибала к нему не исключало возведённой самим Ганнибалом крепости, благодаря которой тот оставался далёким и непостижимым. В конце концов это не Ганнибала вскрывали и раскатывали по ковру в гостиной. Уилл опустил стакан и растянулся на животе, вытянув руки вдоль туловища. Он слышал, как Ганнибал допил свою воду, и звон, когда тот отставил стакан. Затем он всем весом опустился на бёдра Уилла. Его руки были крепкими, а движения — уверенными. Мышцы спины согревались под действием массажа, в процессе Уилл явственно мог ощущать оставшиеся от бондажа синяки и боль на месте растяжений. — Ты так хорош в этом, — прошептал Уилл в подушку, когда Ганнибал разминал болезненное место чуть ниже лопатки. — Хотя трудно представить, в чём бы ты не был хорош. — Тебе никогда не делали профессиональный массаж, поэтому ты так щедр на похвалу, — возразил Ганнибал, проводя ребром ладони вдоль позвоночника и разрабатывая затёкшие мышцы. Уилл удовлетворённо застонал. — Слишком щедр? — промурчал он. Ганнибал расправил его руки с целью найти очаги воспаления, а затем аккуратными движениями начал снимать напряжение. Уилл утонул, растворился в постели, растаял под воздействием тепла и заботы. Особое внимание Ганнибал уделил мышцам таза и поясницы, которые были воспалёнными и растянутыми во время сессии. Уилл слегка постанывал от ощущения расслабленности и от приятной боли, когда Ганнибал разминал особо болезненные места. — Ты сказал тогда правду? — прошептал Уилл. — Что сдерживаешься в моём присутствии исключительно благодаря железному самоконтролю. Ганнибал мягко сжал бёдра Уилла с боков. — Нет, — осторожно ответил Ганнибал. — Я и близко не достиг границ моего контроля. Я просто разыграл тот сценарий, который бы спровоцировал тебя раскрыться мне полностью. — Разыграл… Пожалуй, Уилл даже не был разочарован. Он скорее почувствовал облегчение, зная, что Ганнибал полностью контролировал происходящее. И оставлял перспективы на будущее. — Всего лишь преувеличил свои тайные желания и меру, в которой привык им потакать. — Руки Ганнибала проследовали вниз, огладили ягодицы, затем сжали бёдра чуть ниже. — Я желал прикасаться к тебе и мог просто гладить тебя часами, но тогда я бы не был способен сломать тебя. А ломался ты изысканно, утончённо. Я мог чувствовать, как пахнет твой страх. На этих словах Уилл покраснел. Ганнибал массировал внутреннюю сторону его бёдер, и по телу прошла искра возбуждения. — Я думал, это была просто игра, — продолжил Уилл. — Что за страшного зверя ты держишь на привязи, скрытого за всем этим идеальным самоконтролем? Ганнибал замер, руки сами собой прекратили поглаживающие движения. — У каждого из нас есть скелеты в шкафу, не так ли? — спокойно ответил он и продолжил работу. Уилл отпустил свои мысли и начал дрейфовать, плавая в абсолютном тепле на грани сна. Ему не докучали роящиеся мысли, блестящая колючая проволока и прорастающие сквозь него рога. Разум целиком наполняли касания рук Ганнибала, задерживающие его на грани между сном и явью. Когда Ганнибал прекратил массаж, всё тело Уилла было мягким как масло. Он снова усадил его, дал выпить воды, затем чаю. Когда Уилл осознал, что никто и никогда не заботился о нём подобным образом, глаза наполнили слёзы.