***
Уилл припарковал машину рядом с домом Ганнибала. Они едва дошли до двери, как Уилл схватил Ганнибала за лацканы и впился губами в его рот, жёстко и настойчиво открывая его, проникая языком внутрь, чтобы смаковать его, находиться внутри него, чувствовать, что Ганнибал жив, что они оба живы. Пока они целовались, Ганнибал нащупывал замок. Через порог они буквально перекатились, громко захлопнув за собой дверь. Пока Ганнибал закрывал её на ключ, Уилл спрятал очки в карман пальто, а само пальто угромоздил на вешалку, чтобы сразу вслед за этим стянуть пальто и с Ганнибала, деликатно помогая ему раздеться, стараясь не затрагивать повреждённую руку. Ганнибал позволил Уиллу сбросить пальто прямо на пол, а затем жёстко сжал его под челюстью и впечатал в стену. Уилл узрел пылающий огонь желания в глазах, затем почувствовал рот на своей шее, царапающие кожу зубы. Ганнибал засасывал жёстко и грубо, так чтобы наверняка оставить новые следы, а всё, на что был способен Уилл — только бессвязно выстанывать его имя. Затем он на ощупь начал расстёгивать пуговицы на жилетке и рубашке, Ганнибал в ответ тоже выдернул его рубашку, задрал вверх свитер и вжался в него с громким рыком, целуя каждый дюйм кожи и массируя пальцами бёдра. — Господи, ты жив, — застонал Уилл. — Действительно жив. — Да, — выдохнул Ганнибал, не прекращая вылизывать и покусывать его грудь. Он укусил за сосок и засасывал до тех пор, пока Уилл не начал бить кулаком в стену. — Сними с себя рубашку, — сказал Уилл, выгибаясь напротив стены и ощущая нарастающую внутри дикую жажду. — Иначе, клянусь, я просто сорву её сам. — Давай. В ответ Уилл сжал в кулаках подол рубашки (синей, в тонкую полоску) и разорвал её двумя резкими рывками, так что был слышен звук падающих на пол пуговиц. Ганнибал расправил плечи — и кусок изорванной ткани сполз вниз, глаза и губы в этот момент горели желанием. Уилл заключил его в объятья, кожа к коже, одной рукой при этом сжимая его волосы. — Уилл, — умоляюще простонал Ганнибал. Он сжал руками его задницу и впечатался пахом в его пах, своей эрекцией — в его эрекцию. Они оба просто изнемогали от желания. — Поднимемся наверх? — усмехаясь, выговорил Уилл, стоило им сделать краткий перерыв между жадными поцелуями. Ганнибал сжал его в ответ, опустил голову и задержал дыхание. Его тело почти неуловимо подрагивало. Уилл погладил его по загривку. В груди Уилла нарастало нечто тёплое, прекрасное, золотистого цвета, рвалось изнутри, давило на каждый шрам и грозилось лопнуть, но всё же не лопалось, а только становилось больше. Ганнибал взглянул на него, обхватив обеими руками его лицо. — Наверное, нужно. Слова Ганнибала были подобны вспышке огня, Уилл пылал словно солнце, такое яркое, такое живое, и оторваться от тёмных, янтарных глаз казалось практически невозможным, потому что их взгляды давно сплелись в единое целое. Уилл видел себя в его глазах, терялся, тонул в них. Смотреть и быть увиденным, зеркало и предмет перед ним, и оба они — отражение, потому что Ганнибал был жив, был здесь и сейчас, и Уилл был жив, чтобы видеть его. Ганнибал подтолкнул его вперед, и они направились к лестнице. Уилл бережно придерживал Ганнибала за плечо, пока они поднимались, а тот склонил голову, чтобы продолжать смотреть ему в лицо. Войдя в спальню, они повернулись друг к другу и нежно поцеловались. Затем Уилл отступил на шаг, чтобы рассмотреть Ганнибала во всей красе. Взгляд зацепился за рану на левой руке, и Уилл приподнял запястье, чтобы взглянуть поближе. Струна обкрутилась вокруг предплечья Ганнибала несколько раз, зарываясь так глубоко, что, несмотря на слои ткани пиджака и рубашки, следы проступали отчётливо. Кожа не лишилась целостности, но лопнули кровеносные сосуды, оставляя извилистые кровоподтёки, которые начинали окрашиваться жёлтым по краям. Уилл аккуратно поцеловал запястье, опасаясь поранить кожу даже собственным дыханием. — Это может быть почти что забавным, — произнёс Уилл, едва дыша. — Его орудие убийства также стальная проволока. Возможно, его серенада была посвящена Кукольнице? Ганнибал притянул к себе руку Уилла и осмотрел раны, нанесённые тем же инструментом. Его руки и запястья не были прикрыты одеждой, так что струны глубоко врезались в кожу. Уилл не привёл порезы в порядок, и вокруг них корочкой запеклась кровь, скапливаясь в глубоких бороздах, а участки между ранами покрылись синяками. — Вполне возможно, — согласился Ганнибал, целуя запястья Уилла и жадно втягивая запах его запекшейся крови. — Или это просто поэтическое совпадение. Уилл вытащил ремень из шлёвок. Всё его тело дрожало, в виски словно били молоточком, как в те минуты, когда он возвращался из разума убийцы в своё собственное сознание. Ганнибал же счёл его подрагивающие движения пленительно красивыми, красивой была овладевающая им жажда, и то, как Уилл не мог ей противиться, не мог контролировать своё тело, и прямо сейчас… та лёгкость, с которой он сбросил с себя брюки, его отчаянно-жаждущий взгляд, которым он смотрел на Ганнибала, хрупкая чашечка, разбивающаяся об каменный столб. Ганнибал думал о кинцуги, разбитых и заново склеенных золотом чашах, которые после падения становились только крепче. Уилл набросился на Ганнибала и начал жадно целовать его, сжимая руками скулы, в то время как тот пытался спокойно высвободиться из собственных брюк. Они повалились на кровать, и Уилл оседлал его. — Ганнибал. Такой жаждущий, такой бесстыжий. Уилл растянулся всем телом поверх Ганнибала, затем сплюнул на руку и начал медленно надрачивать им обоим. Ганнибал выгнулся, и лёгкий стон слетел с его губ. — Господи, ты… ты… — зашептал Уилл, прищуриваясь от сильного возбуждения, расслабляясь только на выдохе. — Да, — шёпотом вторил ему Ганнибал, сгребая руками лицо Уилла. — И ты, ты такой совершенный. Уилл приподнял плечи, выгнувшись над Ганнибалом, чтобы взглянуть на их потирающиеся друг о друга члены, а затем снова посмотреть в его лицо. Он был пресыщен — тем, что едва мог обхватить рукой оба члена одновременно, искрами, которые проскакивали между их телами, а ещё обнажившейся головкой Ганнибала, когда его крайняя плоть сползла вниз во время движений. Всё ещё сгорая от желания кончить побыстрее, Уилл тем не менее старался дрочить им старательно и аккуратно, в своём исследовательском интересе пробуя различный темп и позиции. У него было не так уж много возможностей вдоволь натрогаться Ганнибала, так что он не прекращал восторгаться тем, насколько же приятно полностью прижиматься к его телу. Пришла его очередь извлекать из Ганнибала удовлетворённые стоны, из такого спокойного и сдержанного Ганнибала, чьё горло сейчас пропускало сквозь себя грубые, напряжённые вздохи. Ганнибал сжимал его бёдра и позволял Уиллу всяческие эксперименты, но, мельком взглянув в его глаза, Уилл увидел, как же тому не терпелось на самом-то деле. Несмотря на то, что истинные желания Ганнибала читались настолько легко, он держал их на привязи, только губы неровно подрагивали. Он всегда держал себя в руках, каждое слово или эмоция были выверены и просчитаны, и Уилл удивлялся тому, чего это стоило Ганнибалу — не сдерживаться, а просто отпустить себя. Чувства переполняли Уилла, он мог только стонать, широко открыв рот. Он прижал большим пальцем головку Ганнибала и легонько проник в щель, чем заставил того толкнуться бёдрами и запрокинуть голову в напряжённой борьбе. Уилл поцеловал его, показывая, что только дразнится, и Ганнибал проник в его рот, притягивая ближе к себе. Затем Ганнибал перевернул их тела, оказавшись сверху, и сжал руки Уилла над головой, прикусил его губу и медленно толкнулся между раздвинутых ног. Уилл попытался выдернуть руки, чем спровоцировал Ганнибала сжать их с удвоенной силой. Их губы были прижаты друг к другу, а дыхания смешивались. — Ну пожалуйста, господи, — прошипел Уилл, когда Ганнибал засасывал кожу на шее. — Всё, всё, что захочешь. Ганнибал зарычал, нащупывая языком пульсирующую сонную артерию. Уилл чувствовал истинное желание Ганнибала — изнасиловать, трахать медленно и размеренно, пока Уилл не начнёт выстанывать проклятия и растекаться под ним удовлетворённой лужицей, а затем взять его так жёстко, чтобы он кричал и вопил. Он хотел погружаться пальцами в волосы Уилла, желал мягких и ласковых пыток, а затем устроить Уилла сверху, заставить его самого добывать себе удовольствие. За всем этим стояла полная потеря контроля, тёмное бесформенное желание поглотить его полностью. На самом деле Ганнибал хотел слишком многого, и Уилл мог наблюдать его внутреннюю борьбу, когда тот решал, какой разновидности удовольствия стоит предаться прямо сейчас. В конечном итоге он просто прижался к Уиллу лоб в лоб и тяжело вдохнул. — Что же ты делаешь со мной, — прошептал он низким голосом, и эти слова проникли в Уилла, вернувшись тяжёлым стоном с его губ. Ганнибал поправил свою хватку так, чтобы удерживать запястья Уилла одной рукой, а второй он направил свой член, и тот проскользнул между ягодиц Уилла, что достаточно красноречиво говорило о дальнейших намерениях. Уилл громко выдохнул от облегчения, его сердце вырывалось из груди. Они взглянули друг на друга, Ганнибал — свирепо и восхищённо, Уилл — с нескрываемым удивлением и хлещущими через край эмоциями. — Ты уверен? — попытался спросить Уилл. Ганнибал сделал глубокий вдох и замер, пытаясь правильно подобрать слова. — Сегодня я на полном серьёзе рассматривал ту версию реальности, в которой потерял тебя, — просто сказал он. — И я желаю опровергнуть эту версию. Уилл кивнул, и его глаза заволокло туманом. Они целовались, пока не начинали задыхаться, цеплялись, впивались в губы друг друга, изредка Уилл делал наигранные попытки вырвать запястья из удерживающей его хватки. Ганнибал потянулся в сторону прикроватной тумбочки. А затем и вовсе отпустил его, усаживаясь и открывая баночку со смазкой, в то время как сам Уилл незамедлительно подался навстречу, поглаживая его колени. Ганнибал схватил Уилла за бёдра и подтянул ближе к себе, перекидывая его ноги через колени и заботливо поглаживая ягодицы. Похоть бурлила в каждом из них, и обоюдное желание почти достигло точки кипения, но Ганнибал и не думал спешить, раскрывая Уилла медленно и постепенно. Поначалу Уилл подумывал заявить, что он уже полностью готов, но Ганнибал не дразнил его. Для него длительная прелюдия была способом продлить само время, отведённое на секс, и хриплые, низкие стоны свидетельствовали о том, что он и сам наслаждается подобным времяпровождением. От скольжения пальцев внутри по спине Уилла пробежали мурашки, а тепло в районе поясницы разлилось по телу расплавленным золотом. Уилл был переполнен ощущениями: кожей он потирался об дорогой шёлк, мышцы ощущались полностью расслабленными, одновременно с этим пальцы Ганнибала наполняли его изнутри, а второй рукой он поглаживал член. Уилл ощущал себя мощной льющейся волной, и удовольствие тяжелыми потоками разливалось по всему телу. Уилл и не заметил, как Ганнибал достал презерватив, только услышал звук рвущейся фольги. — Думаешь, нужно? — переспросил он, и, увидев замешательство на лице Ганнибала, быстро добавил: — Презерватив, я имею в виду. На лице Ганнибала промелькнула улыбка. — Два месяца назад мой вич-тест был отрицательным. — Кхм… Уилл на секунду закрыл глаза. — С последнего моего теста прошли годы, он был негативным, и с тех пор я ни с кем… Нет, всё же лучше провериться ещё раз, — пробормотал он. — Не обращай внимания. Ганнибал склонился вперёд и поцеловал Уилла, слегка улыбаясь. — Мой дорогой Уилл, — прошептал он, задевая губами кожу. — Какой ты соблазнительный, когда лежишь прямо передо мной. Уилл улыбнулся, обвил руками его плечи и уткнулся носом в шею. — Прости, я не подумал. — Скоро сделаешь тест, — произнёс Ганнибал, снова втягивая его в поцелуй. — Но сейчас стоит смириться с этим крохотным барьером между нами. Уилл кивнул, обвивая бёдра Ганнибала своими. Два пальца всё ещё находились внутри, Ганнибал продолжил трахать и разрабатывать Уилла, пока доставал презерватив из обёртки. Уилл откинул голову на подушку, нетерпеливо подмахивая бёдрами. Раскатав презерватив, Ганнибал медленно вышел, наступил пугающий момент абсолютной пустоты, в который Уилл потянулся к нему дрожащими руками. А вслед за этим Ганнибал забросил ноги Уилла прямо ему на плечи, согнув тело почти пополам. Уилл почувствовал жаркое, горячее давление, пока тот пристраивался к нему, а затем скользнул внутрь. Проникновение было таким долгожданным, таким желанным, словно свежий глоток воздуха после душного помещения. Уилл на минуту замер, в ошеломлении приоткрыв рот. Ганнибал проникал в него медленно, и только когда он вошёл полностью, Уилл позволил себе громкий вдох. — О боже, ты… Он втягивал в себя воздух, словно только что вынырнул из воды, Ганнибал был внутри него, он мог чувствовать его, словно их тела были единым целым. От переполнявших его ощущений Уилл громко застонал, чувствуя, что его грудная клетка вот-вот разорвётся. Его взгляд был затуманен, но всё же он пытался всмотреться в глаза Ганнибала, тёмные, практически красные, спрятавшиеся в тени глубоко посаженных глазниц — непостижимые глубины, близкие и далёкие одновременно. Ганнибал крепко сжал бёдра Уилла, толкнувшись в него максимально глубоко, его член облегали гладкие бархатистые стенки, сжимающиеся и подрагивающие внутри. Затем он сделал глубокий вдох, наслаждаясь моментом. Всё было идеально. Ганнибал начал постепенно выходить, пока внутри не осталась только одна головка, а затем снова вошёл на полную. Он трахал его медленно, но плотно, волосы, каждый день идеально уложенные, теперь просто спадали на лоб, липли от стекающего по лицу пота. Ганнибал склонился вперёд, одной рукой упираясь в кровать, а губами прижался к ноге Уилла, не прекращая движений. С каждым горячим, плотным толчком с губ Уилла слетал жалобный крик, пальцами он что есть силы впивался в простыни. Ганнибал раскачивал их достаточно медленно, чувственно выгибая спину и бёдра, при этом темп он наращивал в достаточной мере тщательно и аккуратно. — Да, — шептал Уилл, глаза его были застланы пеленой из слёз. На каждом толчке он пытался вымолвить, выстонать имя Ганнибала, но дыхания хватало только на половину слова. — Ганнибал, Ганн… Га… Ганнибал целовал его ногу, потираясь об неё щекой, изгиб бровей на его лице свидетельствовал о глубочайшем получаемом удовольствии. Он мягко прикусил Уилла за икру. Ускорившись, Ганнибал опустился на локти и прижался к Уиллу, чьи ноги так и остались неопределённо подёргиваться в воздухе. Он жарко дышал прямо в его лицо, но они оба были слишком переполнены происходящим, чтобы потянуться для поцелуя. Их губы всё равно находились так близко друг к другу, что тихое рычание Ганнибала смешивалось с томными причитаниями Уилла. И тогда нить оборвалась: Ганнибал сгрёб волосы Уилла рукой и начал вбиваться в него быстро и грубо, а Уилл пытался вырываться и дёргаться с минимальной, доступной его положению амплитудой. Рука Ганнибала скользнула под поясницу, и их бёдра прижались друг к другу максимально близко, в то время как сами движения уверенно двигали Уилла в сторону изголовья кровати. И всё же Ганнибал не сорвался полностью, он вернул себе часть контроля, с глухим рыком поднимаясь с Уилла и сжимая основание своего члена, чтобы отсрочить оргазм. Уилл лежал перед ним, блестящий от пота, покрытый румянцем и такой дьявольски красивый. Ганнибал медленно втянул воздух, запоминая ощущения от первого проникновения, от того, каким открытым был Уилл перед ним, как плотно и тесно сжимал внутри его плоть. Затем он обхватил рукой член Уилла и начал медленно ему надрачивать, подталкивая того к краю. — Я близко, — прошипел Уилл, упираясь руками в изголовье кровати и толкаясь вниз. — Давай, кончи для меня, — сказал Ганнибал низким голосом, практически неслышно. Уилл попытался встретиться с ним глазами, но ощущений было слишком много, чтобы оставались силы на связное мышление. — Ганнибал, я… я… Слова ощущались полностью бесполезными, они никак не могли передать глубину чувств Уилла, наполняющих его до краёв, кипящих и вызывающих такую же дикую боль, какую могло вызвать, пожалуй, только смертельное ранение. Уилл никогда не отойдёт, не исцелится после этого ранения, будет медленно истекать кровью, всю жизнь будет бить фонтаном крови в подставленные руки Ганнибала. Он слышал трепет чернильно-чёрных перьев, зловещий шелест, поднимаемый несущимся по лесам оленем. В кромешной тьме завиднелась тонкая полоска света, напоминавшая туго натянутую металлическую нить. Оргазм накатил разрушительной волной, смывая с него всю налипшую грязь от мыслей. Уилл так плотно сжимался вокруг Ганнибала, и больше невозможно было удержаться от резких, неконтролируемых толчков, ведь они оба так живы, Уилл так близко к нему и одновременно настолько далёк, и Ганнибал кончил, кончил и… Дыхание. Пробегающая по мышцам дрожь. Блестящая от пота кожа. Два мужских тела лежали в полном истощении, горячие и понемногу остывающие. Расслабляющиеся. Он уже полностью обмяк внутри Уилла, но двигаться решительно не хотелось. Хотелось просто лежать на его груди, вслушиваясь в биение сердца. Оно было всего в паре дюймов, за мышцами, рёбрами и лёгкими, и если Ганнибал обхватит его руками, оно продолжит биться, даже извлечённое из тела. Хотелось держать его в руках просто чтобы знать, что Уилл жив. Пусть это полностью непрактично, Ганнибал желал чувствовать его биение ртом, до тех пор, пока слабые толчки не затихнут полностью. И тогда сердце превратится в мясо, и сам Уилл станет мясом. Ганнибал поцеловал его, и предыдущее желание отозвалось неудобной тяжестью в груди. — Я вернусь, — выдохнул Ганнибал, сползая с него медленно и аккуратно, зная, насколько чувствителен он сейчас. Вот и всё, у них больше не будет первого раза, не будет и блестящей мечты Ганнибала убить Уилла в этот момент, чтобы сохранить их близость навечно. Он прогнал эту мысль и пошатываясь поднялся с кровати, затем направился в ванную привести себя в порядок. Ощущение тёплой воды на руках немного привело в чувство. Он смотрел на своё отражение и думал, что пусть он и не обладает особенным зрением Уилла, но отлично знает самого себя. В его глазах боролись противоположные чувства: посторгазменная нега, удовольствие оставить Уилла себе, и одновременно с этим досада от пробуждения, от утраты момента их абсолютной близости. Ганнибала от Уилла отделяли целые мили тёмных секретов, расстояние, которое невозможно одолеть, но конкретно в эту минуту Ганнибал решил — Уилл должен познать его целиком. Конечно же, если он узнает, Ганнибал, по всей вероятности, будет отвергнут. Вероятно? Нет, абсолютно невозможно, чтобы Уилл познал его полностью и при этом принял. Ганнибал может толкать Уилла в нужном направлении, дрессировать его, как это делал прежде. У него столько планов на Уилла. Но это не то же самое, что иметь его честно и без преград. Ганнибал покачал головой, и романтические мысли о безусловном принятии горечью осели на языке. Он жаждал скорбеть о неслучившемся. Дорога впереди была бесконечно долгой, но конечная награда стоила того, чтобы ждать: чаша соберётся в единое целое. Не такая, как была прежде, а другая, обновлённая, с золотыми прожилками, изящными шрамами, которые сделают её крепче. До тех пор Уилл будет отдаваться Ганнибалу полностью, а Ганнибал ему — лишь по крупинкам себя.***
На следующей неделе Уилл и Ганнибал погрузились в скучную повседневность. Они оба работали с позднего утра и во второй половине дня, только доктор обладал роскошью иметь трёх или четырёх пациентов в день, а Уилл преподавал дважды в неделю. Каким-то чудом всю неделю Джек не звал его на места преступлений, и Уилл разбирал дела в Куантико. Несмотря на то что он старательно готовился к лекциям, письма Кукольницы не выходили из головы. Несколько ночей Уилл провел дома у Ганнибала, встречаясь с ним после работы. Каждый раз Ганнибал готовил изумительный ужин, и Уилл составлял ему компанию. Они обсуждали, как прошёл день, а ещё Уилл делился новыми мыслями касательно Кукольницы. Ужинали в столовой, напитки же чаще брали с собой в кабинет, где могли сидеть перед камином, и в эти тёплые минуты внутри Уилла росло предвкушение близости. Отсветы пламени трепетали поверх лица Ганнибала, застывшего, схожего с лицами безжизненных статуй, пока они решали, как проведут остаток ночи. Чаще Ганнибал связывал Уилла красными и чёрными верёвками, он занудно практиковал новые узлы, и с каждым разом обвязка получалась всё более изящной. Давление верёвки было недостаточным, чтобы успокоить беспорядочный разум Уилла, тем не менее обвязка приводила его в состояние повышенной чувствительности. Тогда Ганнибал мог начать действовать, мог ломать Уилла. Стимуляция, граничащая с раздражением, была самым простым способом довести Уилла до переломной точки, и, являясь садистом, Ганнибал всё чаще выбирал своим основным инструментом именно боль. Стек, связки верёвок, его собственные руки и рот — все пригождалось для того, чтобы вытянуть из Уилла рваные крики и постанывания, очистить его разум от убийц, рогов и лески. Тогда Ганнибал заботился о нём. Несмотря на непреодолимое влечение между ними, их вовлечённость не всегда являлась строго сексуальной, потребность Уилла расслабиться всегда стояла на первом месте. Уилл убеждал себя, что может быть настолько же терпелив, как терпелив Ганнибал, утоляя свою жажду глубокими поцелуями и тем, как Ганнибал трогает его, когда он связан. Уилл пытался поверить, что у них полно времени, хотя его мысли били в набат. Так что однажды, после их пятничной встречи Уилл прижал Ганнибала к кухонной стойке, опустился перед ним на колени и взял в рот, пока тот не кончил с глухим рыком, сжимая пальцами тёмные кудри Уилла. Ужин пришлось перенести на глубокую ночь. Разум Уилла не отдыхал ни минуты. На работе он сжимал собственные синяки лишь бы прогнать мысли о цепких, острых проводах. Ночью в Вулф Трап, когда он не мог уснуть и был пресыщен происходящим, Уилл писал Ганнибалу и вымаливал разрешение поранить себя. Ганнибал инструктировал. Уилл всё это время и не спал толком. Разве что в кровати Ганнибала он отключался на всю ночь, но просыпался таким же истощённым. Лишь однажды он пробудился среди ночи ото сна, в котором ему следовало кричать, но он не мог, только с яростной силой сжимал простыни; Ганнибал сидел рядышком, поглаживал и утешал его, пока Уилл обратно не провалился в свой тревожный сон. В собственной кровати Уилл едва ли спал вообще. Граница между сном и явью размывалась, и он приходил в себя, блуждая полями вокруг собственного дома, потерявшийся и босоногий, покрытый царапинами. Он начал надевать на ночь тёплые шерстяные носки. Их договорённость не казалась постоянной. Уилл трещал по швам, а Ганнибал дарил ему возможность ощутить почву под ногами, разбирая его на части и собирая снова, так чтобы Уилл мог встретить ещё один день. В субботу он проспал дольше обычного, выцепив несколько часов блаженного сна. Проснувшись, сходил в душ и, набросив халат, обнаружил Ганнибала, конечно же, на кухне за приготовлением позднего завтрака. Уилл помог накрыть на стол, расставив свежие фрукты, яйца Бенедикт с голландским соусом и тонко нарезанную сыровяленую ветчину, искусно уложенную поверх зелёных овощей. Казалось таким заманчивым весь день лениво шататься по дому Ганнибала в одном халате, но Уиллу не хватало собак, да и не хотелось лишний раз беспокоить соседку просьбой вывести их на прогулку. Ганнибал предложил поехать с ним, но Уилл рассмеялся такому предложению. — Не было времени убраться, тебе не стоит себя шокировать. — Уверен, что смогу пережить небольшой беспорядок, — ответил Ганнибал. — И ещё собачью шерсть. Повсюду, — демонстративно добавил Уилл. — У тебя хоть есть вещи, которые не жалко запачкать? Ганнибал улыбнулся. — Пришлю тебе чек из химчистки. В конечном итоге Уилл уехал один, но вернулся к ужину. Ганнибал отправился варить липкий рис для суши и подбирать для них маринованный имбирь, икру лосося, зеленую периллу и сырую рыбу, а Уилл снова погрузился в имейлы Кукольницы. Он скачал их все на телефон и время от времени просматривал, когда требовалось сконцентрироваться. Маркус и ii упоминали чат, где когда-то общались, и который так и не смогли обнаружить эксперты Бюро. Так что их общение по имейлу было искажённой тенью того общения. Особенно Уилл жаждал прочесть, за что именно Маркус так долго извинялся. Он начал прогружать собеседницу, не учитывая её душевное состояние, а потом разозлился, когда ей стало неудобно разговаривать. Эта ссора выглядела такой мелкой и безобидной, но Маркус объяснялся и извинялся подозрительно долго, так что Уилл удивился, насколько легко ii заставила Маркуса исповедаться, раскрыть ей свой травмирующий опыт, затем оказывала поддержку и умело манипулировала им, вынуждая чувствовать себя виноватым за то, что он её «прогружает». Навязчивое манипулятивное поведение. Его взгляд зацепился за следующее: Мы одинаковы. Вот почему я так расстроилась. Это как разговаривать с более молодой версией себя самой, которая не знала, что возможно выжить, пройдя через всю эту боль. Теперь я знаю. Пусть это нечестно по отношению к тебе, но я хочу встряхнуть тебя, чтобы ты пробудился от своей наигранной беспомощности, которую обрёл, не понимая, каким именно ты можешь стать. Эти слова преследовали Уилла целый день, крутились в голове, легко ударяясь о внутреннюю сторону черепа, пытаясь натолкнуть на нечто весомое, важное. Мы одинаковы. Кукольница думала о себе как о беспощадном орудии убийства, которому волей судьбы даровано убивать мужчин. Бросает ли она вызов судьбе, убивая свой клон, своего заменителя? Значило ли это, что она не могла остановиться? Но все её убийства были тщательно продуманы, она не была импульсивна. Мысли Уилла прервал входящий звонок, на экране высветился номер. Не похоже, чтобы звонили из Балтимора. Он взглянул на Ганнибала, и тот ответил лёгким кивком, разрешая принять звонок. Каша рисковала сбежать с плиты. Уилл снял трубку. — Да? — Уилл Грэм, — ответил слащавый и такой знакомый голос. — Рада вас слышать. Когда у нас будет интервью, или я не вовремя? Уилл застыл как громом поражённый. — Фредди Лаундс? — переспросил он скептически. Было заметно, как Ганнибал напрягся. — Откуда у вас мой номер? — Сорока на хвосте принесла, — ответила она, и Уилл просто видел, как она закатывает глаза. — Устраивает следующая среда? Вы вроде свободны от лекций. — Я не даю интервью, — выдавил из себя Уилл, снимая очки и потирая переносицу. — Теперь даёте, — возразила Фредди бодрым голоском. Уилл вздохнул. — С чего бы это? — спросил он, болезненно осознавая, что Фредди ждёт именно этого вопроса. — Эксклюзивное интервью с блестящим психопатом всея ФБР… ой, простите, профайлером. Такая история выглядит привлекательнее той, в которой лучший профайлер спит с назначенным ему психотерапевтом. Уилл замер. — Кстати, как там поживает ваш милый доктор? Во рту пересохло. Ганнибал также молчал, внимательно вслушиваясь в разговор и пытаясь вникнуть в его суть. Уилл отвернулся от него, так что Ганнибал не мог видеть проступающую в его чертах ярость. — Понятия не имею, о чём идет речь, — показательно возмутился Уилл. — О, не стоит. У меня есть фотографии. Унижение пронзило его насквозь, пока он не сообразил, что Фредди никак не могла достать фото его связанного. Шторы всегда были плотно закрыты. Тогда что она могла заснять? Они никогда не проявляли эмоций публично. Кроме… кроме того вечера, когда на Ганнибала напали. Ганнибал видел Фредди в толпе, и у двери Уилл был так нетерпелив, что… Телефон завибрировал прямо возле уха. Он взглянул на экран, только чтобы увидеть картинку, которая и так нарисовалась у него в голове: они с Ганнибалом целуются у двери, Уилл крепко сжимает его пальто, и в падающем свете отлично видно, как жадно они впиваются друг в друга ртами. Стало тошно. Уилл подошел к стеклянной кухонной двери и выглянул наружу, уже зная, что увидит только покрытую плющом стену, и тем не менее ему требовалось проверить. — Итак? — В тишине раздался голос Фредди. — Среда? — Этого не произойдет, — прошипел Уилл. — Ну ладно. Хотя, может, вам стоит обсудить это с доктором Лектером. Твоя-то репутация и так подпорчена, а он — уважаемый мужчина из высшего общества… Пораскинь мозгами, какой скандал на ровном месте. Да они его с потрохами съедят. Молчу, как это скажется на его врачебной практике. — Ты грёбанная сука, — чуть ли не прорычал Уилл. Она провоцировала его, делала это довольно успешно и далеко не в первый раз. — Шантажировать агента ФБР? Может, моя жизнь не из глянцевых картинок, но ты свою построила на свалке из чужого грязного белья. — Я всё ещё выбираю между двумя историями, — произнесла Фредди. Яд, звучащий в голосе Уилла, никоим образом не мог отравить её. — Секс продаётся лучше, пожалуй. — Иди нахуй. — Даю тебе время на размышления, — просто продолжила Фредди. — Если не свяжешься со мной через два дня, опубликую историю про тебя и доктора. Разве что предложишь мне нечто поинтереснее. Она повесила трубку. Уилл боролся с желанием с силой швырнуть телефон об пол, вместо этого яростно спрятав его в карман. Он был взбешён, плечи напряжены, а сердце едва не выскакивало из груди. — Твою же мать, — выплюнул он, бессильно сжимая и разжимая кулаки. — Уилл? — обратился к нему Ганнибал. Его голос был спокоен. Ганнибал обошёл кухонный остров и приблизился к Уиллу, который даже не думал обернуться, как будто таким образом мог отложить неминуемый разговор. Ганнибал застыл в нескольких шагах от него. — Ты в порядке? Уилл рассмеялся нервным смехом. — Не особенно. — Он вздохнул, развернулся и виноватым взглядом посмотрел на Ганнибала. — Фредди Лаундс требует интервью. Она шантажирует меня снимком, где мы зажимаемся у твоей парадной двери. Брови Ганнибала приподнялись. — Оу. — Отлично, просто отлично… и что мне, блять, делать? Он упал на табурет рядом со стойкой и в приступе отчаяния закрыл руками лицо. Ганнибал присел рядом. — А какие есть варианты? Уилл пробежался рукой по волосам и выдавил неприятную улыбку. — Вариант грохнуть Фредди рассматриваем? На суде это можно подать как борьбу с вредителями. Ганнибал подавился смешком. — Ты сидишь и не психуешь. Тебе что, всё равно? — спросил Уилл, отчаявшись пробить холодное спокойствие доктора. — «Психовать» я оставлю тебе, — вернул он с улыбкой. Уилл показательно закатил глаза. — Ладно. Ну да. И про убийство я шутил. — Хорошо, что ты пояснил. Уилл рассмеялся. Злоба начала рассеиваться, а напряжение понемногу отступать. — Тогда вариант остаётся один. Дать Фредди Лаундс интервью, немного пострадав от её скользкой компании и идиотских вопросов. И посмотреть своими глазами, как она сотрёт фото. Хоть я и не сомневаюсь в том, что эта чертовка сделала как минимум два бэкапа. Я уже сказал, что мне придется с ней говорить? — Два раза. — Но это воистину ужасный вариант. В результате он и вправду может спровоцировать убийство. Так что вариант второй. Уилл прокашлялся и уставился в собственные ладони. — Пусть публикует фото. На фоне всех уставившихся на меня ублюдков пошлые шутки Прайса и Зеллера будут просто цветочками. Ах да, и ещё на меня наорёт Джек, очень громко наорёт Джек, а потом в придачу Алана. Я перестану быть твоим вроде как неофициальным пациентом… — Он неловко кашлянул. — Джек не поверит твоим заверениям в моём психическом здоровье и назначит мне другого психиатра, чтобы провести настоящую экспертизу. Уилл резко покачал головой. Последние слова ядовитым комком зависли на кончике языка. Ганнибал сжал его плечо, и Уилл поднял голову. — Мне даже представить страшно, что будет с тобой, — проговорил он. — Сплетники сожрут тебя с костями. — Это будет в достаточной мере неприятно, — согласился Ганнибал, хоть голос его продолжал оставаться мягким. — Пусть моя репутация и не запятнана скандалами, но я не настолько ею дорожу, чтобы трястись от страха. Мне плевать, если люди узнают, что я гей, к тому же за мной перестанут увиваться некоторые чересчур навязчивые особы. Уилл уставился на него. — Но ты же би. — Вряд ли кто будет разбираться, да и мне самому наплевать на ярлыки. — Хорошо, что ты так настроен, — сказал Уилл, сгребая его руки. — И что для тебя это неважно, но со мной иначе. И дело даже не в том, что я сплю с приставленным ко мне психотерапевтом. Я никогда не выставлял свою личную жизнь напоказ, потому что это, блять, только моя личная жизнь. Ганнибал понимающе кивнул. — Боишься, тебя заклеймят геем? — Боюсь, что это вылезет наружу именно таким образом, — пояснил Уилл. — И любая попытка рассказать, что я би… и всё такое… Он покачал головой. — Господи, я не думал об этом годами. Я не готов. И не хочу делиться этим с кем-либо. Ганнибал успокаивающими движениями поглаживал его спину. — Понимаю. Что бы ни думали другие люди, мы всегда останемся друг у друга. То, что существует между нами, не дано познать окружающим, и какие бы мысли ни роились в их головах, это не сможет затронуть нас. Уилл потёр глаза. — Я знаю, ты выше этого, но я всё никак не могу успокоиться. — Это логично, — кивнул Ганнибал. — У тебя есть полное право находиться в расстроенных чувствах. В конце концов Фредди поступила неописуемо грубо.