***
Они чувствовали себя почти семьёй: Ганнибал нарезал тонкие ломтики ужасно дорогого мяса, которые даже в своей простоте представляли собой изысканное блюдо, пока Уилл и Эбигейл с наигранным баловством обсуждали зловещий и претенциозный дизайн гостиной. Эбигейл наигрывала на клавесине полузабытую мелодию. К тому времени, как ужин был готов, Уилл переставил на стол вазу с гвоздиками и сладким уильямом. Букет оказался минимально сдержанным украшением стола, которое когда-либо позволял себе Ганнибал. Сам хозяин вечера ответил ему миниатюрной улыбкой, и стало ясно, что сам Ганнибал не будет трогать или убирать цветы со стола, пока этого не сделает Уилл. А Уилл желал наблюдать за тем, как они будут вянуть и гнить. Уилл и Эбигейл разместились по обе стороны от Ганнибала. Семья. Уилл задумывался над тем, имеет ли он право думать о них как о семье после того, что он забрал у Эбигейл. — Это выглядит лучшим из всего, что я ела хоть когда-нибудь в жизни, — произнесла Эби с застенчивой улыбкой. — Вне всяких сомнений, — ответил Ганнибал, вооружившись вилкой и ножом. — Больничное меню оставляет желать лучшего. — Он просто балует нас, — с самодовольной улыбкой сообщил Уилл. — Я просто считаю, что хорошая кухня способствует приятной беседе, — ровным голосом продолжил Ганнибал. — И поскольку вы мои гости, мне в радость баловать вас. Приятного аппетита. Уилл отрезал кусок красного, едва обжаренного мяса и поднёс вилку ко рту. Мясо было невероятно нежным на вкус, с примесью различных приправ. — Восхитительно, как и всегда, — вынес он свой вердикт. Краем глаза Уилл заметил, как расширились глаза у Эбигейл, когда она попробовала мясо, и с каким удивлением она взглянула на Ганнибала. Затем жадно глотнула воду из бокала. — Отлично всё-таки выбираться куда-нибудь, — сказала Эбигейл, явно нервничая. — Спасибо тебе. — Я всегда рад видеть тебя в своём доме, Эбигейл, — ответил Ганнибал. — Надеюсь, со временем ты будешь чувствовать себя здесь как дома. Ганнибал повёл беседу словно умелый дирижёр, так что Уилл тоже смог расслабиться. Ганнибал наталкивал его на те или иные мысли, и он отвечал, поддерживал разговор, играл в стабильность ради блага Эбигейл. Но как бы Эбигейл не стремилась скрыть свою нервозность, Уилл не мог не замечать, как её взгляд бегает между ними с Ганнибалом в надежде услышать ответ на невысказанный вопрос. Даже когда она пересказывала свои любимые истории про ацтеков, её энтузиазм слегка поутих. Бритва Оккама: не следует множить сущее без необходимости. Вполне возможно, именно стресс Уилла ядом вытекал из него самого, наталкивая на подобные мысли относительно Эби. И тем не менее, несмотря на всю отличную еду и приятные разговоры, они пригласили Эбигейл не просто так. Уилл прочистил горло, он был смущён необходимостью делать подобные заявления. И Ганнибал, и Эбигейл повернулись в его сторону. — Эбигейл, — начал он, даже не глядя на неё саму. — Есть кое-что, что мы должны рассказать тебе. Уилл даже не думал, что Эби способна побледнеть ещё сильнее, только её большие оленьи глаза сияли. Неуверенный в том, как продолжить, Уилл сделал глоток вина. Ганнибал посмотрел в его сторону с чувством глубокой привязанности, чем полностью обезоружил Эбигейл. Она нахмурилась. — Мы очень привязались к тебе, Эбигейл, — успокаивающим голосом начал Ганнибал, и Уилл был благодарен, что тот взял ситуацию в свои руки. — И я полагаю, что этот факт не вызывает у тебя никаких сомнений. Обстоятельства, при которых мы все появились в жизни друг друга, были жестокими, определённо не самое лучшее начало для тёплых отношений. Но теперь мы с Уиллом хотим, чтобы ты была первой, кто узнает, что мы вместе. Уилл покраснел до самых ушей и уставился в свою тарелку, но не смог удержаться от улыбки. Он слышал, как Эбигейл нервно рассмеялась. — Так вот в чём дело? — спросила она. — Да, — ответил Ганнибал. — Ну тогда я не удивлена, — сказала Эбигейл слегка надменно. — Ты весьма наблюдательна, — нежно проговорил Ганнибал. — Взять хотя бы то, как вы двое… смотрите друг на друга. Она расплылась в улыбке. Уилл поправил очки. — Тем не менее мы хотели, чтобы ты узнала это от нас. Он глубоко вздохнул. — Знаешь, может быть, у меня нет права предлагать тебе такое. Но я бы очень хотел… — Уилл сглотнул. — Научить тебя рыбачить. Сходить с тобой в поход. Я уверен, что нам бы понравилось. — Мы рядом с тобой, Эбигейл, — добавил Ганнибал. — В том качестве, в котором будем тебе необходимы. — Спасибо, — произнесла Эбигейл и опустила голову. — Я рада, что вы рассказали мне… и я искренне рада за вас. Грудь Уилла сжалась от привычной боли.***
Ганнибал попросил Эбигейл помочь ему с посудой, пока Уилл ожидал в кабинете. Он был только рад такой передышке, поэтому просто упал на диван, прикрыв рукой глаза. Сердце тяжестью стучало в груди. Отчаяние острыми когтями сжало в тисках бьющуюся плоть. Он должен поправиться, для Эбигейл, для той далекой весны, когда они втроём покинут целый мир и уйдут на лоно природы. Когда Ганнибал будет готовить пойманную ими рыбу. Если эта зима хоть когда-нибудь подойдёт к концу. Шаги Ганнибала по ковру были практически невесомыми, когда он подошёл к Уиллу. Он убрал руку с глаз и увидел в глазах Ганнибала влагу, уязвимость и гордость. Тот присел на краешек дивана и положил руку на грудь Уилла. — Эбигейл устала, — произнёс он. — Я отвезу её обратно в больницу. Уилл накрыл его ладонь своей, переплетая пальцы. — Пожелай ей за меня спокойной ночи, — сказал Уилл изнурённым голосом. Он не спрашивал, что именно произошло между Ганнибалом и Эбигейл, но было ясно, что они задели какую-то не самую приятную тему, обменявшись собственными уязвимыми моментами. Без него. Он посмотрел на их сплетенные руки. — Я сказал ей, что мы будем защищать её, — прошептал Ганнибал, как будто само обещание было настолько хрупким, что могло разрушиться от звука его голоса. Уилл просто кивнул. Его глаза были полны горячих слёз.***
Джек собирался поспорить, но всё же уступил, когда Уилл сообщил, что не поедет на вторую локацию. Он уже знал, что там тоже будет свинья, а не человек. Ловушка будет устроена иначе, но на месте всё же будут инженеры, которые смогут безопасно её распутать. — Нам нужно понять основной мотив, для чего она строит эти ловушки, — с обвинением в голосе заявил Джек. — Я уже рассказал тебе её мотивы, — слишком резко огрызнулся Уилл. — Если она дразнит тебя, то как раз ты и должен быть на месте. — Скажешь мне, что вы найдёте, Джек. Ещё одно заброшенное здание. Ещё одна свинья, подвешенная между балок углового сечения, растянутая на мясных крюках, впивающихся в её тушу. Ловушки были зафиксированы на полу настолько очевидно, что даже не представляли собой реальной опасности. Беверли прорабатывала базу данных. Женщины, чьё постоянное место проживания было неизвестно, либо же которые не проживали по месту регистрации. Друг за другом на столе появлялись фото подозреваемых, в ФБР звонили со всех уголков страны. Это было подобно ночному кошмару, Джек постоянно висел на линии, запрашивая различные полицейские управления. Раз опасность миновала их на двух предыдущих локациях, Уилл решил остаться дома и на время исследования третьей. Он отчаянно нуждался в отдыхе, тем более Ганнибал непрерывно заботился о нём, отлучаясь только для встреч с пациентами. И его забота подействовала: Уилл потихоньку возвращался к своему привычному состоянию. День больше не казался разбитым на отдельные фрагменты, одни из которых он осознавал с предельной чёткостью, в другие просто дрейфовал на поверхности. Ещё один день, и его голова очистится полностью, он сможет глубоко вдохнуть морозный воздух и полностью сконцентрироваться на поимке Кукольницы. А потом на третьей локации обрушился пол, и два агента попали в медленно затягивающуюся паутину из колючей проволоки. К моменту, когда Уилл прибыл на место, они уже прекратили кричать и двигаться, но тем не менее он не мог не слышать их отчаянные крики: как они дёргались в проводах, как погружались всё ниже под весом собственных тел, а ловушка сужалась, затягивалась, сжимала их руки и ноги. Он мог чувствовать зашкаливающе громкий страх, слышать, как задыхающиеся вопли переходили в предсмертные стоны, когда проволока проскальзывала в щели защитной брони, впивалась во внутренности, которые вскоре украсили багровым цветом витки проводов; как в приступе паники один из агентов стал нарочно резаться об проволоку, чтобы паутина сжалась побыстрее. И она сжалась до невозможности плотно. В этой ловушке свинья не была изуродована.***
Уилл наполнил горячей водой ванну с декоративными ножками, при этом стараясь не смотреть в отражение зеркала. Затем избавился от вещей — сначала от одежды, следом от повязок на ступнях и бёдрах. Следы от щипцов выглядели стаей мелких светло-розовых шрамов, покрытых грубой, потрескавшейся кожей. Пока наполнялась ванна, Уилл жадно пробежался пальцами по шрамам, думая о скрывавшейся под ними плоти. Он скользнул телом в воду, а разумом — в поток, где мог слушать шелест листвы. Была ночь, и Уилл стоял на берегу. Свет луны преломлялся о поверхность чёрной, непрозрачной воды, сияющие отблески резонировали с шумом ветвей. Он покинул реку и прошёл вглубь леса. Покрытые инеем листья скользили и хрустели под ногами. Колючий куст ежевики задел кожу. Конечно же, Уилл был обнажён. Беззащитный. Ожидающий. Он сам себя затягивал в колючий кустарник собственных диких фантазий. Требовалось оформить насилие внутри своей головы, придать ему необходимую форму, ту форму, которую он заслуживал. Уилл вышел на поляну, весь покрытый царапинами. Кровь проступила на коже, призывая хищников на пир. В разуме пробудились фрагменты прошлых фантазий: его избитое тело оказывается на пороге Ганнибала, распростёртое и выпотрошенное на обеденном столе, цветы прорастают сквозь рёбра; его втрахивают в бетонный пол клетки; Кукольница поднимает его на мясном крюке; окровавленный ободок бутылки в комнате мотеля. Уилл подумывал о том, чтобы прекратить это всё, на следующем месте преступления просто сесть на пол и сидеть, пока кто-нибудь не заметит крики внутри его головы. Обычно Джек просит очистить помещение, так что пройдут годы, прежде чем кто-нибудь заметит. Любопытно, как много времени потребуется? Сначала Джек просто позовёт, затем откроет дверь — а Уилл так и останется сидеть на полу, но это будет уже не он. И если кто-то притронется к его телу, то будет кричать, кричать, пока не надорвёт себе глотку. Они позовут Ганнибала и Алану, и будет почти радостно наблюдать за их безуспешными попытками достучаться. Уиллу любопытно, как долго Ганнибал будет проведывать его в госпитале, если Уилл так и останется немой оболочкой. Они будут играть в го, и это станет единственной доступной им формой коммуникации. Ганнибал будет терпеливо путешествовать из одной группы поддержки в другую, а Уилл — стачивать камни своими молчаливыми извинениями. В лесу был слышен шум несущихся галопом копыт. Ночь треснула, и уже Уилл бежал, пробираясь сквозь колючие кустарники, капли крови зависали в воздухе, только воспламеняя кровожадность оленя. Олень гнался за ним сквозь лес, разрывая рогами всё на своём пути. Сердце выскакивало из груди, ноги горели, нет, такое безнадёжное «нет». Зверь толкнул Уилла на толстый ствол дерева, и боль накрыла его с головой, когда ветви рогов прошли насквозь, пронзили его, а окровавленные кончики намертво застряли в коре. Рога росли внутри него, входили под лопатками и с громким хлопком разрывали кожу впереди, повыше ключиц. Они оплетали кости, формируя новую грудную клетку, ползли вниз, к нежной мякоти бёдер. Кровь стекала по телу и собиралась у ступней, с каждым проникающим движением рогов раны растягивались, а зверь почти дышал ему в спину. По загривку прошлась почти человеческая рука, только значительно шире, она обхватывала шею целиком и медленно выдавливала из Уилла дыхание. Два нечеловечески длинных пальца оттянули нижнюю губу и скользили по её внутренней стороне острыми ногтями. Уилл задыхался, давился, рваными рывками отхватывая себе воздух. Теперь когти погружались в рот, скользили по языку, дальше в горло, толкались глубже — и затем зверь наполнил его целиком. Чёрная смола затекала в горло, лёгкие, желудок, словно Уилл был исключительно формой, которую следовало наполнить. Олень поднял корону рогов, и Уилл опустился на них с оглушительно пульсирующим возбуждением. Он тонул. Истекал кровью. Все органы были вывернуты наружу. Внезапно вся фантазия переменилась, перевернулась с ног на голову. Он связан верёвкой в гостиничном номере, и путы впиваются в кожу гораздо жёстче, чем любая обвязка в исполнении Ганнибала. Тело вывернуто: колени согнуты под ним, ноги широко расставлены, руки связаны за спиной, а запястья прикреплены к лодыжкам с такой силой, что спина изгибается в болезненную дугу. На краю кровати сидит женщина, но черты её лица меняются, как на фотороботе или в видеоигре. — Ты желал увидеть, — сказала Кукольница. Её голос напоминал звук, с которым лошадиная грива ударяется о стальную нить. Её руки были в перчатках, и она держала бутылку. — Я уже видел, что ты делала, — выплюнул Уилл. — Почему ты вернулась к своему старому modus operandi? — Потому что это твоя фантазия, Уилл. — Она поднесла пивную бутылку к губам и сделала глубокий глоток. Верёвки сжимались вокруг, впивались в плоть. — Ты так страстно желаешь быть зверски изнасилованным. Кукольница достала платок и протёрла горлышко бутылки, счищая свою ДНК. Кровь на тёмно-коричневом стекле. Разорванные мышцы. Оленьи рога, скользящие наружу и внутрь по проколотым ранам. Вода в ванной остыла, а Уилл прикусывал ладонь, оцепенело требуя от себя самого, чтобы фантазия не останавливалась. В ней не было ни удовлетворения, ни края. Ганнибал обнаружил его именно в таком состоянии: кожа сморщена и покрыта мурашками от холодной воды, глаза пустые, стеклянные. Он обошёл ванну, а Уилл даже никак не отреагировал на его появление в комнате. Был в сознании, да и не так уж пылал от лихорадки, но, по всей очевидности, ушел в глубины собственного разума. — Уилл, — мягко позвал Ганнибал, прикасаясь кончиками пальцев к плечу. Уилл моргнул. Он слегка повернул голову в сторону Ганнибала, подтверждая своё присутствие слабым кивком. Ганнибал стал позади него и начал водить ладонями по его рукам, чтобы вернуть в привычное состояние бодрствования. Он устанавливал контакт предельно медленно, сжимал плечи и массировал плотные мышцы на шее, но всё равно движения оставались слишком мягкими для того, чтобы полностью размять оцепенение. Уилл отклонил голову назад, и поднял всё ещё рассеянный взгляд. Ганнибал пробежался пальцами по его подсыхающим волосам, потирая и слегка царапая кожу на голове. — Возвращайся ко мне, Уилл, — прошептал ему на ухо. — Я здесь, — проговорил Уилл, но звук голоса был настолько слабым, будто звучал из глубин подсознания. — Точно здесь? Уилл вздохнул и со вдохом будто бы вернулся к самому себе. Он потёр закрытые глаза и подался на прикосновение Ганнибала. — Не могу уйти и не могу остаться, — прошептал он. — Словно залип. Ганнибал гладил его снова и снова, ногти медленно царапали кожу сначала сверху вниз, в сторону шеи, а потом в обратном направлении, погружаясь в тёмные кудри. — Что ты представлял себе? — поинтересовался Ганнибал, и в его голосе прозвучал ощутимый акцент. — Я продолжал попытки сломать себя, — произнес Уилл опустевшим голосом. — Это не сработало. — Ты подчинился. — Ганнибал провёл руками по груди и опустил их в холодную воду. — Это не то, что ты подразумевал под словом «сломаться». Уилл покачал головой. — Кому-то следовало поддаться. Вытри меня. Должна была получиться просьба, но вышла практически команда. Осознание этого оттолкнуло предыдущие фантазии быстрее, чем все утешительные поглаживания рук. Дыхание Ганнибала замерло в груди, и Уилл всматривался в зеркало, чтобы увидеть, как расширяются красно-коричневые глаза. Затем Ганнибал сходил за полотенцем. Он помог Уиллу встать и вылезть из ванной. Поддержка и вправду была не лишней, потому что тело Уилла беспомощно дрожало, а лицо было непривычно бледным. Ганнибал вжимал мягкое полотенце в его кожу, сначала промокая кудри на шее, затем вытирая спину и каждую конечность в отдельности. Уилл еле стоял на ногах, и Ганнибал вынужден был придерживать его за бедро, когда сам присел, чтобы вытереть ему ноги. Он выглядел таким покорным. Послушным. Когда с делом было покончено, Ганнибал взглянул снизу вверх, в то время Уилл наблюдал за ним расфокусированным взглядом. Он поддел пальцем петлю на галстуке, потянул вверх, и Ганнибал грациозно поднялся на ноги. Уилл схватил его за воротник и наступал, пока не вжал спиной в кафельную плитку, и Ганнибал продолжал послушно поддаваться его движениям. — Я чувствую себя беспомощным, — произнёс Уилл, когда плечи Ганнибала ударились в стену. Он обвил своей рукой шею Ганнибала, наблюдая за тем, как его сложенные бантиком губы открываются в беззвучном возбуждении. — Словно меня кто-то дёргает за ниточки. Руки Ганнибала были опущены вдоль туловища, и пусть он не смотрел на Уилла прямо, но взглядом ощутимо сверлил кожу. — У меня ощущение, словно эта зима никогда не окончится. — Для нас ещё будет весна, — произнёс Ганнибал, замедляя движение языка, проводя им по нижней губе. — Для тебя, для меня и для Эбигейл. — Интересно, смогу ли я выйти из этой зимы тем же человеком, которым вошел в неё? — произнёс Уилл. Он упал на Ганнибала всем своим обнажённым расслабленным телом и во время разговора едва задевал губами линию подбородка. — Когда пройдёт оттепель, что останется? — Разве настолько плохо стремиться к переменам? — поинтересовался Ганнибал, слова его были словно сотканы из тяжёлого шелка. — Всё умершее зимой служит компостом для прорастающего весной. Уилл отпустил его горло и большим пальцем очертил линию челюсти. Пусть тело его устало до чёртиков, но разум был чист. Следовало прийти к единогласному решению — сила или беспомощность. Уилл уже понял, что чистилище вечных сомнений добьёт его быстрее, чем любой стресс. Он испытывал отчаянную потребность в контроле, тем или иным способом. — Сними с себя одежду, — ровно произнёс Уилл. Ганнибал резко втянул воздух. Уилл скользнул взглядом вниз, и, топорщащий ткань, член только подтвердил его догадки. Ганнибала восхищала перспектива отдать контроль Уиллу. Он был заинтересован. Он колебался буквально несколько секунд, прежде чем начал развязывать галстук, пытаясь при этом поймать взгляд Уилла и наладить зрительный контакт. — Управляя мной, сможешь ли ты почувствовать больше контроля над своей собственной жизнью? — спросил Ганнибал, расстёгивая пуговицы на рубашке. Уилл не помогал ему раздеваться: он просто наблюдал за работой пальцев и медленно, одобрительно поглаживал загривок. — Кто знает, — ответил Уилл. — Я действую инстинктивно. Ганнибал вытащил рубашку из штанов и окончил расстегивать пуговицы. — И что же твои инстинкты велят тебе? Обеими руками Уилл прикоснулся к подбородку Ганнибала, спустился вниз, оглаживая выдающиеся ключицы и широкую грудную клетку, покрытые серебром волосы на груди. Подушечками пальцев он мог ощущать, как кровь пульсирует под кожей. Казалось, что их договорённости длятся целую вечность, а за это время Уилл едва ли мог трогать Ганнибала так, как хотелось ему самому. На самом деле времени прошло не так уж много, и Уилл с присущим ему фатализмом подумал, что осталось ещё меньше, вот только… перед чем именно, он не знал. Прежде, чем лёд треснет и обнажит замёрзшую землю. Прежде чем его собственная кожа треснет, обнажив то великое и ужаснейшее, что растёт внутри него. — Они велят мне воплощать мои фантазии в жизнь, — просто сказал Уилл. Ганнибал спустил рубашку с плеч, и Уилл будто бы отдалённым взглядом наблюдал за тем, как он её складывает. Приняв из его рук рубашку, Уилл стал ожидать, пока Ганнибал приступит к пуговицам на брюках. Все вещи должны находиться на своих местах, следовать своему собственному порядку… если исключить тот факт, что Уилл уже изменил форму вселенной Ганнибала, оставив цветок гнить на прикроватной тумбочке. Он опустил рубашку и галстук на пол ванной. Ганнибал сложил брюки и бельё, передавая их Уиллу. Его глаза вспыхнули тёмным пламенем, а член налился тяжестью между ног. Было нечто восхитительное в том, чтобы заставить Ганнибала ожидать, томиться в предчувствии, пока Уилл отстранённо складывал вещи. Он двумя пальцами прижал грудь Ганнибала, и тот послушно откинулся спиной на стену. Не требовалось использовать силу. Ганнибал просто следовал желаниям Уилла. Уилл покинул его, чтобы переложить вещи на стойку, а вернувшись, обхватил запястья Ганнибала и поднял их над головой, скользнул близко, и наконец… наконец взглянул в его глаза. — Я хочу, чтобы ты изнасиловал меня, — произнёс Уилл.***
— Добрый вечер, Уилл. Алана дружелюбно приветствовала его в своём кабинете. Уилл кивнул ей и вошёл внутрь, осматривая пространство. И пусть нелепо было сравнивать её офис с чрезмерной роскошью Ганнибала, но низкие потолки ощутимо давили, вызывая клаустрофобию. Кабинет был более скромен в размерах и выдержан в кремовых тонах, а также цвете морской волны. Несколько горшков с цветами, абстрактные фотографии на стенах, одна книжная полка позади письменного стола. Уилл обвёл глазами кушетку и кресло. Отсутствие симметрии напомнило, что их обмен информацией с Аланой всегда будет неравноценным. Не следует ожидать разговора на равных. В конце концов Уилл снял зимнее пальто, сел на кушетку и скрестил руки перед собой. Алана устроилась в кресле напротив. — Как твои дела? — начала она своим привычным тоном. — Я устал и переполнен тревогами, — беспомощно проговорил Уилл. — Вчера погибло два агента. — Это не твоя ошибка. — На самом деле, Алана, почти моя. — Уилл посмотрел на фотографию за её плечом. И слова, и разум его были полностью истощены от переизбытка прочувствованного. — Если бы я находился на месте преступления, как просил меня Джек, я бы увидел, когда что-то пошло не так. Свинья не была изуродована, как в прошлые разы. Это знак того, что намечалась настоящая бойня. — Если бы ты поехал, всё могло повернуться иначе, — пожала плечами Алана. — Или же они могли бы пропустить ловушку, несмотря на твоё присутствие. — Я бы не пропустил, — сказал Уилл. — Почему ты не поехал? — спросила Алана. — Мой доктор выписал мне больничный. Даже краешком глаза Уилл видел напряжённость в позе Аланы, но та расправила плечи, чтобы сгладить собственную оплошность. — Ты был нездоров? — Я просто переутомился от этого всего. И до сих пор даже не отремонтировал дырку в камине, поэтому дом промерзает. — Стресс негативно влияет на нашу иммунную систему. Уилл едва улыбнулся. — С чего бы мне находиться в стрессе, доктор Блум? Алана сложила руки на коленях. — Чувство вины за тех, кто погиб, смена терапевта, напряжённая рабочая атмосфера. Я читала разрешение доктора Лектера на работу в поле, и знаю, почему он подписал это разрешение, но тебе известно моё отношение к консультациям. — Джек не примет аннуляцию этого разрешения, — сердито произнес Уилл. — Тебе придётся запереть меня на замок, чтобы он не достал меня. — Этого не произойдёт, — сказала Алана со слабой улыбкой. — Хоть я уверена, что Чилтон уже давно подготовил для тебя апартаменты класса премиум-люкс. — С именной золотой табличкой? — Нечто вроде того. Уилл расслабился и поудобнее устроился на кушетке. Алана не воспринимала всерьёз имеющиеся симптомы, и для неё разговор о возможной госпитализации выглядел не более чем шуткой. Или же она умело манипулировала им. Уилл не собирался рассказывать ей ни о каких отклонениях, которые нельзя было бы списать на посттравматическое расстройство. Он должен следовать инструкциям Ганнибала и позволить Алане считать ухудшение своего душевного состояния следствием травмирующей работы, позволить ей видеть вместо галлюцинаций не более чем преследующие его воспоминания. — У меня не получится облегчить твою работу, — вздохнул Уилл. — Никак не могу исправить этот факт. Алана согласилась с ним. — Я знаю. Но раз мы разговариваем, то всё не настолько тяжело, как предполагалось прежде. Как бы ты хотел начать этот разговор? «Никак», — подумал Уилл. — Расскажи мне свои ожидания, — сказал он вместо этого. — Ожидаю, что ты не будешь облегчать мою работу, — ответила Алана, но без злобы. — Ожидаю, что ты не будешь со мной откровенным с первого же разговора, и это нормально. Наши сессии не будут напоминать сеансы с доктором Лектером, и я ожидаю, что ты будешь помнить об этом. Уилл усмехнулся, всё ещё не глядя на неё. — Сложновато забыть. Молчание. — Чего ожидаешь ты? Уилл облизнул губы. Он ожидал длинные и запутанные разговоры, способные отвлечь их от тем, о которых Алана не должна быть осведомлена: галлюцинаций, навязчивых фантазий и прочих симптомов, вскрытие которых могло бы повлечь за собой госпитализацию. Уилл просто мог держать свои карты закрытыми, как он поступал с Ганнибалом, казалось бы, миллионы лет назад. — Я жду, когда всё это окончится, — сказал он. — И твои дружеские попытки помочь словно вода, капающая на гладкий камень. Алана вздохнула. — Я не собираюсь тебя психоанализировать. — Разве не в этом состоит твоя работа? — Уилл приподнял бровь и уставился в её сторону. — Но я также стараюсь не идти напролом и не быть агрессивной по отношению к тебе. Уилл отвернулся, скрестив руки на груди. — Не думаю, что способен придумать что-нибудь новое, — признался он. — Однажды ты позвонил мне, чтобы я помогла справиться с раненым животным, — произнесла Алана без всяких претензий. — И поймал меня на том, что я избегаю находиться с тобой наедине. Наше общение во время сеансов не должно быть войной. — Я пытался поцеловать тебя, — добавил Уилл. — Не забывай об этом. — Сложновато забыть, — вернула она ему его же слова, с лёгкой ноткой игривости в голосе. Уилл наконец взглянул на неё, но не прямо в глаза. Она старалась. Будет нечестным и несправедливым называть её доброту манипуляцией. Уилл видел прежде её интервью и читал стенограммы сессий с пациентами Балтиморской клиники для невменяемых преступников: первичная тактика Аланы состояла в том, чтобы обезоружить субъект. А Уилл не желал оставаться безоружным. Поэтому следовало обезоружить её в ответ. — Я уже встречался с Ганнибалом, когда поцеловал тебя. Алана нахмурилась, и во всей её позе проявилась неловкость. — Я не ожидала, что ты захочешь говорить со мной о Ганнибале. — Я хотел поговорить с тобой о нас, — внёс ясность Уилл. — В конечном итоге ты всё же поймала меня одного в комнате. Алана скрестила ноги и сложила руки поверх колена, на мгновение её брови приподнялись. — У меня чувства к тебе, Уилл, — сказала она слишком решительно. — И мне больно знать, что ты целовал меня, когда уже был вовлечён в другие отношения. Но я просто пытаюсь отбросить эти чувства в сторону. «В отличие от Ганнибала», — услышал Уилл слова, которые она не договорила. — Какие чувства ты пытаешься отбросить? — поинтересовался он. — Мою чрезмерную обеспокоенность твоим душевным благополучием. — Алана выцеживала из себя слово за словом. — Мою злость на Джека за то, что он продолжает давить на тебя, заставляя работать в поле. — Пуленепробиваемая настойчивость Джека не поколеблется от твоей злости. — Ни на дюйм, — призналась Алана. — Но контроль над собственными чувствами помогает мне оставаться сконцентрированной. Ты хочешь бросить работу у Джека? Уилл снял очки и протёр лицо рукой. Внутри его черепа буйно расцветала мигрень. — Это не так-то просто. — Уилл. Он снова надел очки и уставился на оправу, глядя в направлении Аланы и ожидая обвинений за попытку избежать зрительного контакта. Он просто не желал видеть микроэкспрессии на её лице, хватало слышать насыщенное беспокойство в голосе. — Я раздумывал над тем, чтобы снова уйти, — признался он. Уходить слишком поздно, Уилл бесповоротно запутался в паутине серийный убийц Балтимора. Они встроены глубоко внутри него, не только их образ мышления, но даже формы их будущих преступлений. Подражатель и его подарок в виде суррогата Фредди Лаундс. Кукольница и её три поросёнка. Гаррет Джейкоб Хоббс и призраки прошлого, преследующие Эбигейл. — Какие причины подтолкнули тебя к мыслям о собственном уходе? — спросила Алана. — Эбигейл, — тихо произнес Уилл. — Ганнибал. — Ты хочешь заботиться о них? — поинтересовалась Алана. Уилл улыбнулся. В своих желаниях он не заходил настолько далеко. Он просто хотел быть с ними.***
— На прошлой неделе женщина с вашим именем была найдена мёртвой в своей квартире. — Ганнибал смотрел на «Мэри Уорд», ёрзающую в кресле напротив. Та вычищала грязь из-под ногтей и ковыряла заусенец. — Она была вашего возраста и положения. — Звучит зловеще, — сказала пациентка, проведя ногтями по джинсам. Ганнибал попытался подавить собственное отвращение к этой вредной привычке и сделал себе мысленную заметку почистить кресло после консультации. — Не обязательно, — ответил он. — Всегда можно обмануть смерть, предоставив ей собственный суррогат. — Пулю с моим именем на ней? — Именно. Она вытянулась в кресле, сложив руки на животе и запрокинув голову к потолку. — Возможно, мне следует попридержать пулю? Смерть не так-то просто обмануть. — Вы жалеете о собственном решении играть в кошки-мышки с ФБР? Посетительница продолжала смотреть в потолок. Было нечто странное в том, как моменты её оживлённой деятельности сменялись минутами молчания. Когда она всё же подала голос, тон был предельно ровным. — А вы жалеете? — Мы играем в разные игры, — с лёгкостью ответил Ганнибал. — Да-да, конечно. Я, например, не хочу, чтобы меня поймали. — А с чего бы вас должны поймать? Она посмотрела на него вниз через кончик собственного носа, а потом снова вернулась взглядом к потолку. — Они не найдут меня своими методами. Я не люблю менять планы или делать что-то второпях. А пока что я не очень-то уверена, где стоит конечная точка моего плана. — Таким людям как мы не нужно адаптироваться. Когда мы меняем наше поведение, то рискуем быть пойманными, и тем не менее эволюция не всегда ведёт к раскрытию. Уровень вашего искусства вырос, и вы нашли свою аудиторию. И теперь ваши зрители в достаточной мере образованы, чтобы оценить то, что вы делаете. — Вы говорите это так, словно я на пике игры. — В конечном итоге вам не так-то легко быть знаменитой, — наблюдательно отметил Ганнибал. — Вы хотите бросить вызов их ожиданиям, даже когда нет такой потребности. Ведь вы можете просто продолжать своё шоу. Она переместилась в кресле, чтобы взглянуть на Ганнибала, подпирая подбородок одной рукой. — До сих пор не знаю, понравились ли вам мои свинки, или скорее разозлили. Ганнибал склонил голову. — Ваши свинки были больше подарком для Уилла Грэма, чем для меня. Она усмехнулась. — Предвижу ваш гнев. — Я уже высказался достаточно ясно относительно Уилла, — произнес Ганнибал. — Ваши провокации нежелательны. Превосходно делать отсылки к другим произведениям искусства, пока их авторы закрывают на это глаза. Она положила руки на колени и потянулась, словно кошка. Шея ощутимо хрустнула от этого движения. — Я невероятно счастлива иметь такого понимающего и щедрого терапевта, — сказала она шёлковым и немного повышенным тоном. — Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас, доктор Лектер?