***
Своим внутренним зрением Уилл видел себя мелкой, едва заметной точкой на бесконечном горизонте. Стоило удалиться от горизонта — и он увеличивался, а если приблизиться — то уменьшался. Зрение Уилла было настроено на эффект вертиго*, перспектива искажалась, ощущение пространства было искривлено. Приближаться к себе было тем же самым, что и убегать прочь. Всякий раз, когда Уилл закрывал глаза, в его внутреннем театре разыгрывались ночные кошмары. Во тьме колючих кустарников рыскал олень, крона его рогов была увенчала гнездом из колючей проволоки, а рот — окровавлен. Ветви превращались в рога, и куда бы Уилл не повернулся, на них были наколоты тела, обёрнутые и укреплённые колючей проволокой. И было бы проще на них смотреть, если бы Уилл не знал их имён и не помнил их лиц из других нераскрытых дел Бюро. Во время разговора Уилл фокусировался на нетерпеливо жестикулирующих руках Джека. Джек не пытался убедить кого-либо в своей правоте, просто всегда считал, что он прав. — То есть ты утверждаешь, что Подражатель это и есть Чесапикский Потрошитель, — говорил Джек тем временем. — И что он следит за тобой. Ясно как день, Джек считал догадки Уилла развивающейся паранойей. — Имеет ко мне особый интерес, — прояснил Уилл, обращаясь скорее к сложенным рукам, чем к Джеку. — В этом, пожалуй, сомневаться не приходится, раз уж он убил моего двойника. — Потрошитель убивает иначе, — не согласился Джек. — Подражатель забирает хирургические трофеи и выставляет своих жертв на публику, — вмешался в разговор Ганнибал. — Но, насколько я понимаю, у Потрошителя абсолютно иная мотивация, — стоял на своём Джек. Под мотивацией он подразумевал то объяснение, которое предоставлял Уилл ранее. — Потрошитель никогда прежде не использовал двойников и не проявлял интереса к конкретным личностям. Своих жертв он и за людей-то не считает. Не говоря о том, что вряд ли он станет подражать другим убийцам. — Потрошитель считает своих жертв свиньями, — согласился Уилл. — Но мы не знаем, относится он так ко всем людям… или же нет. — Знаешь, я вот не поверю, что Потрошитель использовал бы двойников, если бы хотел своими руками убить тебя или Фредди, — с недоверием развёл руками Джек. — Что, если у него есть протеже? — предположил Ганнибал. — Подражатель копирует других убийц, но при этом использует некоторые приемы Потрошителя. И пусть Подражатель имитировал убийство Гаррета Джейкоба Хоббса, вдохновлялся он работами Потрошителя. — В Хоббсе… его что-то привлекло, — задумчиво выдал Уилл. — Каннибализм редкая и пленительная патология, — сказал Ганнибал. — Если Потрошитель работает один, — заговорил Джек. — Тогда мы предполагаем, что Подражатель учится у него, не подходя близко, так? — Мы понятия не имеем, чем занят Потрошитель между сериями убийств, — ответил ему Ганнибал. — Но вряд ли он будет настолько рисковать, чтобы брать под свою опеку другого убийцу. — Для Подражателя Потрошитель является идеалом, — сказал Уилл, испытывая откровенную неприязнь к самой идее. — Образцом. Другие были… уровнем ниже. Хоббс слишком очеловечивал жертв, Бадж был чересчур узок в своём мировоззрении, и Подражатель отверг его серенаду исключительно потому, что уже имел идеального партнера. Кукольницу… Уилл грыз губы. — Он уважает её. И он не может повторить её фокусы, пока не может. — И это другой источник его вдохновения, — кивнул Ганнибал. — Подражатель использует элементы убийств Кукольницы, так, как прежде он делал с Потрошителем. Джек забарабанил пальцами по столу. — Ты устанавливаешь связи, Уилл, и я не могу следовать одновременно за всеми твоими мыслями. Сначала ты утверждаешь, что женщину в симфоническом театре убил тот, кому была посвящена серенада Баджа. Потом ты говоришь, что этот же убийца скопировал Хоббса. А затем оказывается, что это вообще мог быть Потрошитель. — Копировать и приукрашать убийства, сделанные другими, это его modus operandi, — заявил Ганнибал. — И любой действующий в регионе убийца может послужить источником вдохновения. Даже тот факт, что он использует суррогаты вместо самих объектов, также свидетельствует о его страсти к подражанию. — Ладно, пусть так. — Джек резко взглянул на Уилла. — Но чем его заинтересовал именно ты? И это был очень хороший вопрос. Столько хороших вопросов дразнили Уилла, оказываясь мыльными пузырями. Он был похож на рыбака, который вытянул пустую удочку. В темноте были не только провода, но ещё и расстояние между ними, проволока превращалась в трещины на поверхности чёрного стекла: некоторые отражались чёрным, показывая Уиллу искажённую картинку, другие части обсидиана отпали и не могли уже показать ничего. В разуме Уилла некоторые участки также стали слепыми зонами, лишёнными памяти, времени, оставшиеся только царапинами на поверхности, словно убийца незаметно утащил тело прямо у него из-под носа. Его тело. Или тело того, кто выглядел, как Уилл, и лежал на каталке морга ФБР, реальный, как любая галлюцинация. Ганнибал тогда мягко предположил, что Уиллу не следует смотреть на тело, а Уилл с придыханием ответил: «Это приказ, мой господин?» Иногда, лишь иногда Уилл видел на месте убитых себя самого или же тех, кто был убит ещё раньше, но он старался не думать об этих случаях. Прайс вскрыл тело двойника, и, как Уилл и знал заранее (но откуда он мог это знать?), в животе оказалось гнездо из лески, колючей проволоки и рыболовных крючков. Ноги Уилла готовы были бежать. Голова раскалывалась от мигрени, волосы липли к потному лбу. Горсть аспирина не помогла, и, лёжа в аппарате для МРТ, Уилл чувствовал жужжание каждой своей костью, каждой прожилкой, ощущения были слишком яркие, соединяя в себе телесные и визуальные. Преследуемый своими навязчивыми мыслями, он был словно загнанный зверь, а кругом была лишь колючая проволока, нарезающая плоть тонкими ломтиками, да слишком громкое сердцебиение пернатого оленя. Он был в ловушке, колючий кустарник рогов сжимался плотнее, острые кончики замирали в сантиметрах от кожи. Он был повешен за лодыжку, пойман в гнезде из колючей проволоки, сорокопуты выклёвывали из него внутренности. Он выстраивал свою паутину чуткими и твёрдыми движениями рук. Золотое лезвие маятника; красная вспышка закатного солнца, отражённая от поверхности воды; блики света, сверкающие на металлической проволоке. Когда Уилл вернулся в кабинет, лицо Ганнибала было красноречивее любых слов, пусть он и старался изо всех сил скрыть свои эмоции. Они не нашли ничего. — Мы не нашли никакой патологии. Ни лимфатических мальформаций, ни опухолей. Ни отеков, ни кровотечений. Никаких признаков инсульта. С точки зрения неврологии вы в полном порядке. Доктор Сатклифф звучал уверенно, но Уиллу он был не по вкусу. Но если быть честным, он вообще не любил докторов. Разве что допускал сотрудников скорой помощи. — Обычно когда я озвучиваю пациентам подобную информацию, их реакция резко отличается от вашей, — продолжил доктор, поскольку Уилл сохранял ледяное молчание. — Ну значит, проблемы лежат в области психики, — произнёс Уилл, и это не был вопрос. Они не нашли ничего. — Сканирование не может выявить психиатрических заболеваний, только медицинские болезни, которые имеют схожие симптомы, например, опухоли. Уилл уставился в стенку и даже не смотрел в сторону Ганнибала. — Давайте сделаем дополнительные тесты, возьмём кровь на анализ, — продолжал говорить доктор. — Но вряд ли они добавят что-либо новое к общей картине. Господи, до чего же он ненавидел докторов. Почти так же, как психотерапевтов. Забавно, как Уилл дошёл до того, чтобы встречаться с одним из них. Они не нашли ничего. Уилл не смотрел на Ганнибала. Ни в кабинете доктора, ни когда они выходили из больницы, ни когда ехали домой. Прежде он развлекался мыслью об их будущем разрыве, который неминуемо должен последовать, если врачи не найдут ничего. Сейчас он думал только о том, хватит ли ему сил сделать этот шаг. — Я размышляю над тем, говорить ли Алане, — оцепеневшим голосом произнёс Уилл, когда они остановились на парковке. Он просто отложил принятие одного решения, заменив его другой дилеммой. Ганнибал ощутимо колебался. — Сейчас она твой психотерапевт. — Психбольница это финишная прямая, переступив которую, я уже не смогу вернуться назад, — тихо произнес Уилл. — Когда я захожу в Балтиморскую клинику для невменяемых преступников или в психиатрическую больницу Порт Хевен, и дверь с грохотом закрывается за мной, я чувствую, словно оказываюсь во чреве гигантского плотоядного зверя. — Попасть в клетку кажется неминуемым. — Нет, не так, — пояснил Уилл. — Каждый раз, когда я представлял эту картину, то понимал, что оказался в этом месте по ошибке, но ломался прежде, чем эта ошибка была обнаружена. Знаешь, когда мой возраст докатился до тридцати, я с облегчением вздохнул, потому что миновал наиболее подходящие для шизофрении годы. — Пока не изобрели диагноз, обозначающий то, кем ты являешься. — Может, ещё изобретут, — сказал он, запрокидывая голову назад и закрывая руками глаза. — Напишут новую книгу. Рука Ганнибала доверительно лежала на его бедре. — Я не позволю тебе сгнить в лечебнице. — Если, — выдохнул Уилл. — Если это произойдёт. Нам следует поиграть в игру, где ты проведываешь меня в лечебнице. Я даже готов сыграть твою роль, чтобы ты знал, как следует себя вести. Рука с силой сжала бедро. — Говорить Алане или нет — это должно быть только твоим решением. Но я продолжаю настаивать на том, чтобы ты прекратил работать на Джека. И если хочешь, я поговорю об этом с Аланой. Уилл накрыл своей рукой ладонь Ганнибала и с благодарностью сжал, а потом убрал её вовсе.***
Джек навестил Ганнибала в его рабочем кабинете, и Ганнибал налил бренди им обоим. За окном медленно кружились снежинки. — Ну как Уилл? — поинтересовался Джек. Ганнибал устроился поудобнее. Джек пришёл к нему, как приходил много вечеров прежде, ожидая заверений и гарантий, но сегодня Ганнибал не мог заверить его ни в чём. Он старался, чтобы в интонациях голоса не звучало прямых обвинений. Раскрашивать во все тона вину Джека было бы неразумным и лицемерным со стороны Ганнибала, даже если в качестве любовника Уилла он имел полное право выражать свою ярость. — Ты знал ведь, — размеренно начал Ганнибал. — Знал ещё с того самого момента, когда вошёл в аудиторию, что Уилл окажется в потенциально пагубном окружении. Джек едва склонил голову, соглашаясь с Ганнибалом, пусть и продумывал в этот момент аргументы в свою защиту. — У меня было восемь мертвых девушек в Миннесоте, и он поймал убийцу. Ганнибал изучал отблески пламени на стакане с бренди, огонь ласкал тёмно-янтарную жидкость. — А ещё он поймал одержимость этим убийцей. И никак не может перестать думать о том, каково это — отнимать жизнь. Джек глотнул бренди. — Знаешь, пусть лучше Уилл немного помучается философскими вопросами, чем своей жизнью заплатят невинные люди. И я более чем уверен, что Уилл поддерживает мою точку зрения. Самонадеянно. Точно. Не прицепиться. Ганнибал силой воли убрал готовую проявиться улыбку. В новом мире, который создает Ганнибал, Уилл вряд ли будет невиновен. — А как же жизнь самого Уилла? — Я знаю, что Уилл выживет, — отрезал Джек. — У него всегда получается вернуться к себе. — К определённой версии себя. — Ты полагаешь, что знаешь Уилла лучше, чем я. Есть что-либо, что ты предпочёл бы утаить? Полагаешь, что Уилл не справится? Оторвав взгляд от пылающего в бокале пламени, Ганнибал взглянул на Джека холодно и даже немного обречённо, хотя слова его продолжали течь мягко и плавно. — Он справится. Но не в том случае, если продолжит консультировать. — Вообще-то сейчас решение принимает Алана, а не ты. Ганнибал покачал головой, слабо усмехаясь. — Но ведь ты пришёл ко мне, а не к Алане. — Мне кажется, Алана склонна представлять Уилла гораздо более слабым, чем он есть на самом деле, — ответил Джек. — И никто из вас не видел его на последнем месте преступления. Не то чтобы я был полностью слеп в отношении окружающей меня реальности. Я вижу, насколько страдает Уилл, но ещё я вижу, что он в силах вынести это. Некоторое время Ганнибал молчал. Бренди согревалось на языке и медленно расползалось по телу, губы едва приоткрылись, и слова замерли невысказанными. — Сегодня мы были у невролога, — произнес он наконец тихим и практически скорбным голосом. — Доктора не обнаружили никаких патологий, и Уилл был серьёзно этим разочарован. Джек нахмурился. — Он хотел оказаться больным? Ганнибал взглянул прямо на Джека и вслед за тем отвел взгляд, демонстрируя сожаление и глубокую обеспокоенность. — Он искал ответ, который не будет звучать как «психическое расстройство». Джек выглядел уязвлённым, он слегка встряхнул головой и сделал глубокий глоток, опустошив стакан до дна. Ганнибал жестом указал на бутылку, но Джек отказался от новой порции, продолжая молчаливо стоять рядом с рабочим столом и смотреть в одну точку. — Полагаешь, что Уилл психически болен? — Проблема Уилла — большое количество зеркальных нейронов, — пояснил Ганнибал, уходя от прямого вопроса. — В детстве мы все слишком восприимчивы, и это помогает в нашей социализации. Со временем количество данных нейронов снижается, но Уилл остался в прежнем состоянии, и принимать себя таким для него нелёгкое испытание. Он всегда отражает своё окружение. — Мягкая форма эхопраксии**, — отметил Джек. — А ты берёшь его на место преступления, Джек, туда, где сам воздух пропитан предсмертными криками. В таких местах он не просто отражает, он впитывает. И пусть ты используешь Уилла в качестве зеркала, но не существует идеальной отражающей поверхности. Он смотрит, и увиденное меняет его. — Тебе не нравятся произошедшие в нём перемены? — спросил Джек, формулируя обвинение. Взгляд Ганнибала стал жёстким, и некоторое время они яростно впивались друг в друга глазами. Прежде Джек всегда был приятным компаньоном, никогда не проявляя грубости в присутствии Ганнибала, но этот момент был в крайней степени некрасивым. Из них троих — Джека, Аланы и Ганнибала — именно отношения Джека с Уиллом были наиболее беспристрастными, и в конечном итоге именно Джек мог влиять на его работу. Даже до того, как наружу выплыли их отношения с Уиллом, Джек воспринимал мнение Ганнибала скорее как рекомендацию, а не как руководство к действию, особенно когда эта рекомендация отлично накладывалась на планы самого Джека. И какими бы товарищами они не были во время пышных обедов, всё это время Джек просто использовал Ганнибала. Наступило время ослабить его самоуверенность. — Ужасно видеть, когда страдают близкие нам люди, — произнёс Ганнибал, смиренно отвернувшись в сторону. Он прекрасно знал, что Джек не сможет не прочесть скрытую в этом утверждении манипуляцию. Ну что же, пусть помучается. Джек сглотнул и сделал глубокий вдох. — На данном этапе это решение Уилла и Аланы. — Мы с Аланой однозначны в отношении того, что Уилл травмирован опытом работы в поле. «…но ты подталкиваешь его к краю», — прозвучало невысказанным, однако кристально ясным. — Он справится, — ответил Джек, глядя в пустой стакан. — Иногда чтобы справиться с монстрами, нужно самому превратиться в монстра.***
Длительное время Уилл просто изучающе рассматривал собственные руки и не был в состоянии преображать мысли в слова. Он вспоминал ту консультацию у Ганнибала, когда он смотрел на свои руки и видел их окровавленными, а запястья — стёртыми. Это был первый раз, когда он открылся по-настоящему, а потом все закрутилось по спирали… или же, наоборот, раскрутился клубок, стоило лишь поддеть ногтём ниточку и потянуть за неё. Алана выжидающе смотрела, и Уилл чувствовал её волнение, словно крутилась ручка лебёдки, вынуждая их прижиматься ближе друг к другу. — Я думаю, такова истинная цель терапии, — саркастически выговорил Уилл. — Помочь разобраться в мотивах принятия по-настоящему сложных решений. Но вот только решение, которое мне следует принять сейчас — это рассказывать тебе кое-что или нет. Так что твоя помощь в данном случае невозможна. — Мы можем задержаться на этом моменте? — спросила Алана. — На самом чувстве, что ты не способен мне что-то рассказать. Ты опасаешься моей реакции? Боишься, что это повлияет на отношения между нами? Уилл злобно усмехнулся. — О, какие мелочи, доктор Блум. Я боюсь оказаться в психушке, и боюсь этого уже достаточно давно. — Ты хочешь узнать обстоятельства, при которых я вынуждена буду рекомендовать госпитализацию? — отрешённым профессиональным тоном сказала Алана. Уилл пожал плечами. Она подалась вперёд, склонившись так, чтобы поймать взгляд Уилла, но тот не желал устанавливать зрительный контакт. Алана сменила тон на более мягкий. — Если у меня не останется другого выбора, — произнесла она, расставляя все точки над «i». Уилл смотрел на её рот, тот самый рот, который он когда-то поцеловал. Было бы проще притворяться, что они друг другу никто, но это не было абсолютной правдой. — Я не считаю, что ты опасен для окружающих или для себя самого, — продолжила Алана. — И я могу представить последствия, которые окажет на тебя госпитализация. Так что этот вариант мы оставим только на крайний случай. — Мы постоянно обсуждаем это, — сказал Уилл. — Джек, ты, Ганнибал и я. Нет, мы не говорим об этом прямо, но ходим вокруг да около, эта тема наш подводный камень. И сейчас все ждут, какое же дело сломает меня по-настоящему, обратит в пыль. Когда я подхожу к кому-то слишком близко, я превращаюсь в этого человека. Не этого ли момента вы все ждёте? — Я вовсе не жду, когда ты достигнешь дна, — с горьким сожалением в голосе произнесла Алана. — Я хочу поддержать тебя прямо сейчас. Уилл сглотнул и уставился на одну из размещённых на стене абстракций, которая за время сеансов уже крепко отпечаталась в его памяти. — Дело в том, — осторожно начал Уилл, — что это уже произошло. После того, как я убил Хоббса, он поселился в моей голове. Я… Слова снова колючим комком застревали в горле. Слово не воробей, вылетит не поймаешь. Может быть, стоит попритворяться ещё немного, ещё немного…. пока что? Они не нашли ничего. — Вчера я делал сканирование головного мозга, — не давая себе шанса передумать, выпалил Уилл. — Врачи не обнаружили никакой патологии. Я собираюсь пойти сегодня ещё раз, чисто на всякий случай. Сдам дополнительные тесты. В понедельник я потерял четыре часа времени, просто вырезанная пленка из событий за день. Два месяца я страдаю сомнамбулизмом и галлюцинациями: визуальными, слуховыми… тактильными. Он скривился. — Ощущение, словно я окружён лезвиями, готовыми порезать меня в любой момент. А потом… будто они и вправду режут. — О, Уилл. — Глаза Аланы наполнила влага, а в голосе звучало сострадание. — Мне так жаль. Твоя история звучит в крайней степени тревожно. Уилл сложил руки на груди, и только их давление помогло отогнать прочь некоторые из фантомных ощущений. — Большую часть своей жизни я потратил, повторяя себе, что я не сумасшедший, но именно в этой части я оказался прав. — Слова застревали в горле, и он едва двигал губами. — Сейчас здорово так пахнет самоотрицанием. Алана сделала глубокий вдох. — Были другие симптомы? — спросила она. Уилл рассмеялся. — Смотри, какой набор: хронические головные боли, бессонница и лихорадки от стресса. Ах, и чувство потерянности, постоянное чувство потерянности. Но об этой части проблемы ты знала и прежде. — Лихорадки от стресса? — переспросила аккуратно Алана. — Ну так их называет Ганнибал. Я не был уверен, что дело исключительно в стрессе, но при сканировании головного мозга врачи не нашли ничего. — Никаких суицидальных мыслей? Уилл дёрнулся. — Нет, нет. Вообще нет. То есть… я думаю о смерти, но это как мысли об убийствах. Я бы никогда… я даже не хотел. На минуту в кабинете повисла тишина. — Ну что же, — сказала Алана, собираясь с мыслями. Она несколько раз моргнула, смахивая ресницами так и не пролившиеся слёзы. — Все твои симптомы характерны для посттравматического стрессового расстройства. — Галлюцинации? — Уилл покачал головой. — Они вовсе не выглядят как флешбеки. — У тебя очень яркое воображение, — воспротивилась Алана. — И к тому же есть новые исследования относительно ПТСР, о которых ты мог не слышать. — Я знаю, какие вещи относятся к воображению, а какие — нет. И есть вещи, которые я вижу против своей воли. Пусть даже так, но потерю времени никак не припишешь к ПТСР. — Подавляемые или приглушённые воспоминания тоже могут быть результатом травмы. — О, боже, — застонал Уилл. Он закрыл руками глаза и запрокинул голову. — Неужели ты считаешь, что я так долго продержался бы в седле, если бы меня могли травмировать места преступлений? Алана упорно игнорировала звучавшее в его голосе пренебрежение. — У отдельных людей реакция на травму может сильно разниться, — ровным тоном продолжила она. — Может быть сильной или незначительной. К тому же, даже на одинаковые раздражители мы можем реагировать по-разному. — Ганнибал тоже настаивает на том, что это травма, — проговорил Уилл, спускаясь руками к подбородку. Слова звучали тихо, словно он разговаривал сам с собой. — Должно быть, потому что травму можно вылечить. — Вылечить — слишком громкое слово, — мягко улыбнулась Алана. — Травмирующий опыт всегда продолжает жить с нами, но мы, в свою очередь, можем научиться жить с ним. Уилл затих, а затем болезненным голосом озвучил вообще неожиданное решение. — Я думаю порвать с Ганнибалом. Тишина больше не была неловкой. Алана в своей голове переваривала всю тяжесть только что прозвучавших слов, а Уилл пытался избавиться от внезапно появившейся боли в ногах. — Думаешь, ты представляешь для него опасность? — осторожно спросила она. Уилл улыбнулся, и эта горькая гримаса так и не сходила с его лица, губы подрагивали, а сердце разрывалось на части. — Я и так его режу без ножа, — сказал он в ответ.***
— Я сломал тебя? Уилл стоял в кабинете Джека, перекинув пиджак через сложенную руку. Он и не думал садиться. Решение было окончательным — больше не работать над этими делами. Уилл коротко усмехнулся, поправил очки, но на вопрос не ответил. Джек вздохнул и обхватил руками широкую столешницу, усеянную папками по делу Подражателя. Он уставился в рандомный файл, цепляя ногтем уголок фотографии. — После гибели Мириам Ласс, — начал он свою исповедь. — Я вернулся в офис, чтобы собраться. Мысль о том, чтобы упаковать вещи и уйти навсегда, наполняла меня целиком, сносила потоком. Моего стажёра убили. Я провалился как руководитель. Это была моя ответственность. — Не ты убил Мириам Ласс, — перебил его Уилл. — Это сделал Потрошитель. — Тогда мне казалось иначе. — Джек невольным движением перевернул фотографию, так что она осталась лежать чистой стороной наверх. Он поднял глаза. — Я вытащил её из аудитории, как вытащил тебя. — Я не мертв, Джек. — Но ты больше не работаешь над делами. Уилл горько рассмеялся. Пока он жив, он обязан использовать свой дар в работе. — Теперь я беру на себя ответственность за этот шаг. — Ты хотел уйти раньше, но не сделал этого, — напомнил Джек. — Я знал, ты останешься, потому что ты суперупрямый ублюдок, и ещё потому, что эта работа давала тебе стабильность. Ловить убийц, закрывать дела. Мне казалось, часть тебя нуждалась именно в этом. — Для стабильности нужен фундамент, — ответил Уилл. — Мой фундамент сплошь состоит из песка. — Я не песок, — нарастающим голосом произнес Джек. — Я скала. — Не для меня, — смущенно сказал Уилл. — Не сейчас. Мне очень жаль, Джек. Мне необходимо лечение. И если мне станет лучше… — Когда, — отрезал Джек, указывая в его направлении пальцем. —Когда тебе станет лучше. — Тогда я вернусь, Джек, — сказал он и покинул кабинет.***
Ноги жгло. То есть они болели уже некоторое время, и это было похоже на головную боль: Уилл так привык к боли, что обычно игнорировал её до тех пор, пока игнорировать уже не представлялось возможным. Почему ступни так болят? Он что снова ходил по полям?.. Нет. Уилл был дома в Вулф Трап. Он посмотрел на часы. — Сейчас пять часов вечера и сорок одна минута. Я в Вулф Трап, Вирджиния. Меня зовут Уилл Грэм. Уилл уселся на крыльце и обхватил голову руками. Он вышел из кабинета Джека и приехал сюда, домой… но ведь договаривался с доктором Сатклиффом. Потерявшись, Уилл открыл свою переписку с Ганнибалом и подтвердил догадку. Хорошо, что он описывает Ганнибалу всё, что с ним происходит. Итак, он попросил доктора Сатклиффа сдвинуть консультацию на глубокий вечер, чтобы пару часов отдохнуть перед визитом. Ганнибал предлагал подвезти его домой или к доктору, но Уилл отклонил предложение, пообещав заехать к Ганнибалу сразу же после повторного сканирования. Он не помнил эту переписку вообще. Голова пульсировала, и что-то было не так — тень в уголке зрения, которая исчезает, стоит попробовать её разглядеть. Его тошнило, к тому же ступни и лодыжки тянуло от боли… Фырканье оленя прямо у его загривка. Хор вибрирующих металлических проводов, когда тело падает в паутину. Копыта, бьющие о землю так сильно, что поднимается пыль. Уилл начал развязывать шнурки, но руки не слушались, руки так чертовски дрожали, ладони были потными, шнурки скользили между пальцев, а когда он всё же с силой сдёрнул с себя ботинок, то закричал от боли, и в глазах потемнело. Носки промокли от крови, небольшое кольцо из колючей проволоки обвивало каждую ногу поверх носка. Уилл дрожал, его мутило от внезапного осознания источника мучившей его целый день боли. Всё ещё удивляясь тому, как он умудрялся игнорировать проволоку всё это время, Уилл принялся истошно стаскивать её с ноги. Колючки вырывались из тела, оставляя истекающие кровью отверстия. В руках он держал окровавленный металл, и это чувство казалось чертовски знакомым. Он не помнил, когда обвивал ноги проволокой, но помнил, как снова и снова твердил своему разуму игнорировать боль, он обманывал сам себя и так прохромал целый день. Хотелось как следует проблеваться. Вместо этого он прихрамывая двинулся в ванную, наполнил таз тёплой водой, а затем опустил в него ноги. Ложь. Ложь. Дело было не только в травме. Уилл больше не контролировал себя, вода была грязной от крови, и все тела в лесу выглядели как он, и последняя свинья не была изуродована, и её звали Уилл Грэм… Было восемь часов вечера и сорок одна минута, он находился в Балтиморе, Мэриленд, в больнице. Доктор Сатклифф напомнил Уиллу снять часы, прежде чем идти на МРТ. Он оставил их на каталке, вставил беруши и въехал в туннель. Звук работающего аппарата был просто невыносим, и Уилл закрыл глаза. Может быть, именно так и сходят с ума: мир вокруг проносится вихрем, пока ты пытаешься найти основу, фундамент, но ничего не изменится, ты так и не сможешь встать на ноги; все вокруг говорят о тебе, как о неодушевлённом предмете, а ты не можешь вставить и слова, чтобы исправить их суждения. Уилл не мог сделать ни вдоха и никак не мог понять, то ли он снова потерял время, то ли просто ненадолго ушёл от реальности. Как же он хотел, чтобы Ганнибал был здесь. Но разве не сам он запретил ему приходить. И Ганнибал послушался. Еще большей неожиданностью оказался момент, когда шум прекратился. Уилл всё ещё лежал, но уже не в туннеле. Он сел и вынул беруши — тишина. Соседствующая с ним консультационная была пуста. Уилл находился тут один. И он снова потерял время. Первобытный ужас холодом поднимался вдоль позвоночника. Вещи лежали в раздевалке, и, переодевшись, Уилл вышел в зловещую пустоту коридора. Да, было поздно, но куда все подевались? Как долго он лежал на кушетке томографа, и почему доктор его там оставил? Слишком запоздало он взглянул на часы — с момента, как он отправился на сканирование, прошло более часа. Где же доктор? На кафельной плитке пола рядом со слегка приоткрытой дверью кабинета, виднелись тёмные капли. Уилл замедлился. Мозг мгновенно включился в работу, стоило заметить измазанную кровью ручку. — Доктор Сатклифф? Никакого ответа не последовало, и часть Уилла уже знала, почему. Он толкнул дверь. Запах крови ударил в ноздри — свежий, медный, такой знакомый. Доктор Сатклифф был привязан к столу толстыми металлическими проводами. На полу лежала тяжелая лебёдка, натягивающая тело. Проволока проходила сквозь живот, гладкая, отполированная, кровь стекала на деревянную столешницу, кишки выворочены наружу. А потом прибыла полиция и ФБР. В холле Беверли склонилась над Уиллом и водила вверх и вниз по его одежде ультрафиолетовым сканером. Руками Уилл сжимал колени. И он больше не дрожал. — Ты чист, — сказала она ровным голосом, оглядываясь на парившего рядом Джека. — Сложно было проделать всё это и не запачкаться. Всё чисто. — Я не чувствую себя чистым, — безучастно произнес Уилл. — Это та же проволока, которую использует Кукольница, — сказал Прайс. — Может, это её способ перепихнуться по быстрому? — Если это Кукольница, то получается, что доктор оказывал секс-услуги или пользовался ими? — продолжил его мысль Зеллер. — Связь только во мне, — произнес Уилл. — Итак, за тобой ухаживают уже два серийника? — скептически переспросил Прайс. — И это не Кукольница, это Подражатель. — Но это её провода, — настаивал Прайс. Оставив ребятам пустые споры, Джек повернулся в сторону Уилла и прищурился. — Что ты помнишь? Уилл пожал плечами. — Помню, как пришёл сюда, лёг в аппарат, встал с аппарата… обнаружил тело. — Никаких неточностей? Уилл горько усмехнулся и сгорбился. — Я… я плохо припоминаю, как добирался сюда. Но отчётливо помню все события после окончания МРТ. — Этот доктор Сатклифф, — продолжал Джек. — Он всегда принимает пациентов в такие поздние часы, когда остается один в офисе? — Он показался мне очень услужливым, — осторожно прокомментировал Уилл. — То есть Подражатель следовал за тобой сюда, а потом, используя время, пока ты проходишь сканирование, связал доктора так, как сделала бы Кукольница? — Джек не верил, и Уилл ощутил вспышку злости. — Почему именно он? — Да потому что, блять, он следит за мной, — не выдержал Уилл. — Я говорил тебе. Подражатель связал кого-то ужасно похожего на меня и повесил его в аквариуме рядом с грёбанными рыбами, потому что я твой рыбак, Джек. В комнате воцарилась болезненная тишина. Челюсть Прайса отвисла чуть ли не до пола. Как и следовало ожидать, Джек ответил на злобу Уилла ещё большей злобой, бешено повысив голос. — Почему ты, Уилл? Уилл вскинул руки вверх. — Джек, я не знаю, — прошипел он. — Я собираю бродячих собак. Этим убийцам нужна аудитория, а я умею смотреть. Я — тот, кто оценит их шоу. Челюсти Джека сжались так сильно, что аж запульсировала вена на лице. — Уилл, — тихо произнесла Беверли. — Твой телефон. Входящий звонок. Уилл с силой оторвал взгляд от Джека и достал из кармана телефон. Звонил Ганнибал. — Разговор не окончен… — начал Джек. — Привет, — взял трубку Уилл. — Уилл. — Казалось, Ганнибал испытывает облегчение от того, что слышит его голос. — Ты в порядке? Твоя машина возле госпиталя, тут полно полицейских, что происходит? — Я… — Слова застревали в горле. — Я в порядке. Физически. Он игнорировал с укором глядящего на него Джека — Меня не пускают внутрь, — продолжил Ганнибал повышенным голосом. — Тебе и не нужно, Ганнибал. — Уилл рукой пробежал по волосам. — Доктор Сатклифф мёртв. Тишина повисла на том конце провода. Все уставились на Уилла, а он закрыл глаза. — Жди меня, — сказал Уилл в тишину. — Мне нужно… окончить здесь. — Ладно, — натянуто произнес Ганнибал. Дрожащими руками Уилл выключил телефон. — Ну что, ты меня арестуешь, Джек? — спросил он. — Что, блять! — не выдержала Бев. — Катц, — заорал Джек в ответ. — Успокоилась. — Я не убивал его, Джек, — произнёс Уилл. — Я вынужден обращаться с тобой как с подозреваемым. — Джек говорил твёрдо, но в его голосе звучало сожаление. — Ты единственный, кто знал, что он будет здесь. — Это был Подражатель, — повторил Уилл, выделяя интонацией каждое слово. — И что он тогда забрал? — спросил Джек. — Никаких трофеев, Уилл. — Это могла быть работа на скорую руку, — вмешался Прайс. — Разве у него было время? — Или это Кукольница, — продолжил Зеллер. — И Уилл просто обладает супер-пупер феромонами, привлекающими серийных убийц. Вы только взгляните на это личико. — Молчать! — заревел Джек. Конечности Уилла затекли. — Короче, или бери меня под арест или разреши мне увидеться с моим парнем, — проговорил он, побеждённый. — Я не собираюсь уезжать из города. Джек громко вздохнул. — Хорошо. Раз агент Катц закончила, можешь идти. Но завтра я жду детальный отчёт. Беверли вывела Уилла наружу. Она боялась даже притронуться, словно Уилл был окружён острыми кинжалами, готовыми впиться в любого, кто только посмотрит в его сторону. — Я ни секунды не думала, что это был ты, — собравшись с силами, сказала Бев. — Мне бы твою уверенность, — пробормотал Уилл. — Хэй, — резко остановилась она. Боковым зрением Уилл наблюдал за её движениями. — Чёрт побери, что это значит? Что с тобой происходит? Уилл прикусил внутреннюю сторону щеки. — Не знаю. — Он достал из кармана куртки пакет и передал его Беверли. — Сделай одолжение. Мне нужно знать, соответствует ли проволока найденной на последнем месте преступления. — Господи, Уилл! — Беверли приняла из его рук прозрачный пакет с колючей проволокой. — Где ты это достал? Он скривился в ответ. — Не помню. И вышел из здания, оставив Беверли позади. Ночь освещали огни полицейских машин и вспышки фотокамер. Уилл пробирался через оцепление, стараясь обходить боком и не попадаться на глаза журналистам. Он наклонил голову, пробираясь под жёлтой полицейской лентой. В ночи было слишком ярко, а в голове — слишком много назойливой информации. От звука приближающихся шагов Уилл дернулся и резко обернулся, сердце застыло в груди… но это был всего лишь Ганнибал. Весь груз словно рукой сняло, стоило Уиллу посмотреть на того, кто был его якорем, его веслом. Но сам Ганнибал стоял, нахмурившись, глаза пытались перехватить взгляд Уилла, да и весь его вид был каким-то… неправильным. Дело было не только в том, что он переживал за Уилла, скрывалось в нем что-то другое, мрачное и болезненное. — Уилл. Ганнибал обнял его, крепко сжимая и заботливо поглаживая по волосам. — Я так волновался… — Он замолк. Уилл затаил дыхание. Эта ночь была так похожа на ту, когда их обоих атаковал Тобиас. И Уиллу хотелось утешить Ганнибала, сказать, что всё в порядке… но он не мог. Не был в состоянии даже немного покривить душой. Он желал сдаться, доверить себя заботливым рукам Ганнибала, тем временем сердце его разваливалось по кирпичику. — Мне нужна прививка от столбняка, — проговорил Уилл ему в плечо. — У тебя найдётся? Дома. Ганнибал отклонился назад. Он выглядел озадаченным. — Да, пожалуй. — Он осмотрел Уилла. — Ты ранен? Уилл отстранился. — Я поеду на своей машине. Ганнибал отпустил его, но предложил: — Я предпочёл бы подвезти тебя. — Так проще, чем потом везти меня назад. — Уилл… Блять. Уилл рассмеялся, вдавливая в глазницы сложенные кулаки. К чёрту логистику. К чёрту. Если будет нужно, он сможет вызвать себе такси. — Ладно. Хорошо. Тягучее молчание сопровождало их, пока они шли к машине и покидали парковку. Пока Ганнибал следил за дорогой, Уилл кидал в его сторону редкие взгляды, мысленно очерчивая его профиль древесным углём, лист бумаги становился чёрным, позволяя свету обтекать контуры лица. Когда же Ганнибал возвращал ему взгляд, Уилл опускал глаза, явно давая понять, что не желает зрительного контакта. Ганнибалу не оставалось ничего иного, как просто смотреть на дорогу и позволять Уиллу наблюдать за собой. — Что случилось, Уилл? — Снова провалы в памяти. С момента разговора с Джеком и до того, как я оказался дома. И ещё во время МРТ я… — Он облизал губы. — Я ушёл в себя. Плохо понимал, что происходит. Но это был не провал, как перед этим. Когда я закончил МРТ и направился в кабинет доктора Сатклиффа, он был мёртв. Будто его убила Кукольница. Лицо Ганнибала было спокойным, он только внимательно вслушивался в каждое слово. Смерть коллеги задевала его подобно ритмично падающему свету ночных фонарей. — Но это был Подражатель, и ума не приложу, почему он не убил меня, — продолжил Уилл. — Я просто лежал в этом аппарате, в берушах и слегка не в себе. Он мог надеть медицинский халат для прикрытия, извлечь меня из туннеля и сделать со мной всё, что бы пожелал. — Но ведь не сделал. Что, если его спугнули? — Нет. — Уилл покачал головой. — Времени ему бы хватило на нас обоих. Но всё своё время он потратил на него, словно убийство доктора Сатклиффа было его основной задачей. Он улыбнулся будто бы просветлённый. — Подражатель не желает видеть меня мёртвым. Руки Ганнибала сжались вокруг руля. — Тогда чего он желает? Может, если Уилл не скажет ответ вслух и даже не озвучит его в голове, он перестанет быть правдой. Конечности словно свинцом налились, но сердце было ещё тяжелее, оно казалось настолько плотным и тяжелым, что подобно ядру могло пробить натянутое на колючих проводах тело. Единственная причина, по которой Подражатель желал оставить Уилла в живых — это будущие, гораздо более изощрённые пытки. Ну если исключить вариант, при котором Подражателем был сам Уилл. Он посмотрел вперед на дорогу. — Наши отношения окончены. Кожа на руле едва не треснула под сжавшимися кулаками. Автомобиль остановился на красный свет. Уилл… не почувствовал ничего. Может быть, он даже не сказал это вслух. Он не верит, что способен сказать это вслух. Но из Ганнибала словно выбили весь воздух, он дышать перестал, а затем громко втянул кислород через ноздри. Машина двинулась на зелёный свет и начала резко набирать скорость. Значит, Уилл всё же это сказал, а Ганнибал услышал. Его губы и подбородок двигались почти с ощутимым звуком, пока он мучительно подбирал слова. — Я не согласен, — прорычал Ганнибал практически шепотом. Уиллу даже не хватило сил рассмеяться. — Твои проблемы. Дыхание Ганнибала снова прервалось, застряло в горле. — Жестокий мальчик. Уилл пристроился локтём на кромку окна и склонился на руку, изучая город за окном. И пусть Ганнибалу больно сейчас, но это приемлемая плата за то, чтобы не испытывать боли в дальнейшем. Или же на хвосте Уилла серийник, убивающий людей вокруг него, или же этот убийца он сам, а значит, он не может контролировать собственные действия. В конечном счёте это было самое правильное решение. — Просто вот так? — Ганнибал всё никак не мог остановиться, разрывая словами установившуюся наконец тишину. — После всего, через что мы прошли вместе? Я ведь проходил через огонь с тобой, снова и снова, доказывал свою преданность, демонстрируя тебе те стороны себя, которые не показывал до этого никому другому. И после этого ты просто закрываешь дверь в ошибочной попытке спасти мне жизнь? — Ну прости уж, как умею, так и спасаю, — пробормотал Уилл в ответ. — Существует миллион смертей, — продолжил Ганнибал, впиваясь взглядом в исчезающую под колесами дорогу. — Каждый день может быть последним, но я отказываюсь ежедневно дрожать от жалкого страха за свою жизнь. Ты проживаешь жизнь в тени будущих потерь, но мы сейчас, Уилл, мы сейчас живы. — Так необычно видеть тебя злым, — спокойно прокомментировал Уилл. Колючее выражение так и не сошло с лица Ганнибала. Несколько секунд тишины. Машина просто неслась по улицам Балтимора. — Ты выглядишь как человек, который загримировал свой разум, — горько огрызнулся Ганнибал. — Мне… — Уилл притормозил. Если он сейчас скажет, что ему жаль, то сломается окончательно. — Мне нужно выйти и поймать такси. — Нет, — сглотнул Ганнибал. — Тебе нужен медицинский уход. Хотя бы это я могу тебе дать? Уилл подавил глубокий стон, вот-вот готовый вырваться. Блять. Глаза горели, голова раскалывалась, а ноги так вообще пылали от боли, но громадной силой воли Уилл сдержался от того, чтобы расплакаться. Как бы он ни сдерживал свои чувства, они всё равно способны были просочиться сквозь трещины. Ганнибал завернул на подъездную дорожку. Они направились ко входной двери, Уилл держался на несколько шагов позади, сохраняя дистанцию, пока Ганнибал открывал дверь. Уилл снял пальто и держал его в руках, пока Ганнибал не одарил его испепеляющим взглядом, и пальто пришлось повесить. — Ты можешь подождать в кабинете, пока я принесу медикаменты, — произнёс Ганнибал неестественным и чересчур профессиональным голосом. В ответ Уилл просто пожал плечами и даже не посмотрел в его сторону. Зайдя в кабинет, Уилл просто плюхнулся на кресло. Огонь в камине не горел. Ну конечно же, было бы странно, если бы наоборот, но раньше, когда Уилл оставался в кабинете, он подбрасывал поленья, пока Ганнибал готовил ужин. Не освещенная огнём, комната казалась мёртвой. Уилл расшнуровал и снял обувь, затем носки. Наскоро обёрнутые вокруг ступней повязки сочились кровью. Отлепить их удалось только содрав кожу, и в процессе Уилл зашипел от боли. — Блять. Кровь начала капать со ступни, и Уилл делал попытки подложить под неё ещё сухие участки марли, чтобы не залить ковер Ганнибала. Сам Ганнибал подошёл сбоку, с аптечкой в руках, и замер в ужасе от увиденного. Он колебался не дольше секунды, прежде чем опуститься на колени и обхватить ступню руками. Он уже снял пиджак и жилет, рукава были подкатаны, на руках — латексные перчатки. Теперь Уилл не мог полностью избегать лица Ганнибала и отметил, что глаза его влажные от непролившихся слёз. — Что случилось? — спросил Ганнибал. Уилл отклонился на спинку кресла и громко вздохнул. — Должно быть, в какой-то момент сегодняшнего дня я обернул ступни колючей проволокой. А потом… заставил себя забыть это, игнорировать боль. И я проходил так целый день, пока не пришёл домой и не обнаружил, что случилось. Ганнибал нежными убаюкивающими движениями поглаживал его ступню и рассматривал оставленные колючками раны. Затем нанёс антисептик на ватный тампон и начал промокать проколы. Только врачебная забота. Ну почти. В то же время Ганнибал прикасался к нему с какой-то ноткой благоговения, и Уилл задумался над тем, что это их последний тактильный контакт. Был ли последний поцелуй сегодня утром? Мысли тяжестью наливались в груди. — Твой разум закрывает двери от тебя самого, — отметил Ганнибал. — Оставляя тебя во тьме. Но, блуждая по неосвещённым коридорам, ты продолжаешь оставаться собой: ранить себя, чтобы не принести вред другим людям, и приходить ко мне, истекая кровью, чтобы я исцелил тебя. — Фантазии воплощаются в жизнь, — произнёс Уилл таким тоном, будто бы они снова оказались на сеансе психотерапии. — Но на этот раз я не могу контролировать, как именно это произойдёт. — Контролировать на сознательном уровне, — внёс поправку Ганнибал. Он окончил с одной ступнёй и принялся обрабатывать вторую. Когда марля отдиралась от кожи, Уилл сжимал зубы и крепко цеплялся за подлокотники. — Думаешь, это ты убил доктора Сатклиффа? — спросил Ганнибал наконец. Уилл втянул воздух сквозь сжатые зубы, повторно ощутив жалящее действие анестетика. — Я не исключаю возможность, при которой сделал это подсознательно, — признался Уилл. Ганнибал поднял глаза, и Уилл уловил в них проблеск сияющего янтаря, прежде чем контакт прервался. — То, что ты увидел в кабинете доктора, было ли это похоже на твою воплотившуюся в жизнь фантазию? — продолжил Ганнибал. — На мою фантазию было похоже предыдущее убийство, — с нажимом произнес он. — Мой двойник, запутавшийся в проводах. И двойник Фредди тоже. А ещё я был зол на Сатклиффа, ведь… Уилл горько рассмеялся. — Ведь его провал в попытке обнаружить источник заболевания сломал меня окончательно… разрушил это… Ганнибал принялся бинтовать ступни, и пальцы его были удивительно нежными. — Припоминаешь, как ты сидел в этом же кабинете и спрашивал меня, что я сделаю, если ты убьёшь кого-то? Уилл кивнул. — Я хочу защитить тебя, Уилл. Если ты позволишь мне это. Пальцы, обматывающие бинтами раны, ощутимо замедлились, и Ганнибал скользнул рукой выше, сжимая лодыжку и большим пальцем обхватывая кость. Уилл ощутил сжимающие его горло когти, слёзы горели в глазах, но он не позволял себе расплакаться. Когда он попытался выдавить из себя смешок, получилось неловкое всхлипывание. — Дорога в ад и обратно, да? — Он сжимал подбородок рукой, и слова немного комкались. Глазами он постоянно искал погасший камин. — Это я говорю тебе не оборачиваться, Орфей. Тем временем руки пробирались выше, к коленям, и Уилл не останавливал их, только отвернул лицо, отступая. — Я не приемлю никакой реальности, помимо той, в которой мы оба возвращаемся живыми, — сказал Ганнибал. — Не искушай меня, — взмолился Уилл, когда Ганнибал провёл руками по бёдрам и сам устроился между ними. — Разве я могу? — шептал Ганнибал, тем временем сдавливая ягодицы. — Разве я могу обернуться и увидеть, как ты исчезаешь? Это невозможно. — Если я причиню тебе вред… — Уилл запрокинул голову как можно дальше и закрыл глаза. — Я не переживу этого. — Переживёшь, — настоял Ганнибал, и, боже, как хотел Уилл ему верить. — Что бы ни случилось, ты выживешь. Ганнибал ожидал, пока Уилл взглянет на него, но тот не двигался, и Ганнибалу снова пришлось опуститься на колени, руки съехали вниз по бёдрам. — Сними рубашку, — прохладным тоном приказал Ганнибал. — Прививка от столбняка, как ты просил. Пока Ганнибал готовил шприц, Уилл стянул через голову фланелевую рубашку. Он протянул Ганнибалу левую руку, и тот придержал ее, другой рукой прицеливаясь иголкой. Прокол. След от иголки. Уилл наблюдал за его действиями и сдерживал собственное желание сейчас же вызвать такси и… Ганнибал прижался головой к его груди, тяжело дыша, и кожей Уилл ощущал выдыхаемый горячий воздух. Руки скользили по ягодицам, сначала нежно поглаживая, затем жёстко сжимая. Он заговорил, прижимаясь губами к груди. — Думаешь, я позволю тебе уйти? — У меня ведь поехала крыша, — слабо воспротивился Уилл. Ганнибал с силой сжал его бёдра и резко дёрнул на себя, при этом выцеловая кожу прямо напротив бьющегося сердца. — Ганнибал! — воскликнул Уилл, отталкивая руками его плечи. — Прошу тебя, не надо… Он обнажил зубы и провел по коже терпким языком. — Аааа… — Уилл поперхнулся собственным стоном, в горле было тесно, а слёзы снова готовы были хлынуть из глаз. Ганнибал хотел его настолько сильно, что от одной этой мысли у Уилла кружилась голова. — Я просто не могу этого позволить, — шептал Ганнибал охрипшим голосом. Пальцы поглаживали поясницу и скользили под ремень брюк. — Остановись, Ганнибал. — Он оттолкнул его плечи, но это оказало слабый эффект. Уилл резко дёрнулся, но Ганнибал только прижал его плотнее, так что задница наполовину съехала с сиденья, а шея припечаталась к спинке кресла. — Ганнибал! — Ты знаешь, как по-настоящему остановить меня, — прорычал он в ответ, покрывая жёсткими влажными поцелуями грудь Уилла. Дыхание затруднялось, а ярость нарастала в груди. — Это, блять, не чёртовы игрушки. — Уилл… — Потребность в этом голосе стрелой пронзила Уилла и пришпилила к месту. Он вжался ногтями в рубашку Ганнибала, пока тот выцеловывал его шею, едва задевая зубами кожу. — Ну давай, скажи это, — рычал Ганнибал ему в ухо. — Если ты на самом деле не хочешь меня, не хочешь всего этого… просто скажи. Уилл заскулил, ударяясь головой о спинку кресла. Каждых вдох вырывался хрипом, едва не плачем. Ганнибал хотел его. Ганнибал нуждался в нём. Ганнибал вдавливался в его живот, такой отчаявшийся, даже не сняв перчатки. Так и не услышав ответа, он поцеловал Уилла. Блять. Уилл издал какой-то ломаный вздох, пока Ганнибал засасывал его верхнюю губу, скользил языком вдоль зубов. Сжимал его задницу. Постанывал ему в рот. Господи, Ганнибал делал его таким слабым, таким беспомощным, дарил ощущение полной защищённости. Ганнибал разорвал их поцелуй, и Уилл судорожно втянул воздух, соскальзывая с кресла. Затем Ганнибал усадил его к себе на колени, широко раздвинув ноги. — Каждая твоя попытка оттолкнуть меня была обречена на провал, — проговорил он прямо ему в рот, большим пальцем скользнув между ягодиц. — Почему ты думаешь, что в этот раз у тебя всё получится? — Я не знаю, — судорожно выдохнул Уилл. — Наверное, я считал, что ты будешь уважать моё решение. Ганнибал потянулся за поцелуем, но Уилл сжал его волосы и резко дёрнул голову назад. — Обсидиан, — твёрдо сказал Уилл. — Обсидиан. С меня хватит, Ганнибал. Просто с меня хватит. Несколько секунд Ганнибал всё ещё продолжал сжимать бёдра Уилла и дышать ему в рот, глаза горели голодом и яростью. Затем медленно он расслабил хватку, руки безвольно скользнули вниз по бёдрам, а сам Ганнибал отклонился назад. Уилл был зол. Закипающая несколько дней подряд злоба взорвалась яркой белой вспышкой, рука непроизвольно обвила шею Ганнибала прямо под подбородком, а затем Уилл швырнул его на пол. Ганнибал плавно опрокинулся назад, пока Уилл придавливал его сверху, с яростным рычанием сжимая его шею обеими руками. — Ты ублюдок. — Кожа Ганнибала побелела, краснея только вокруг сдавливающих её ладоней. — Грёбанный ублюдок. Значит, ты думаешь, что это я хочу уйти, да? И ты ещё осмеливаешься делать для меня прощание настолько сложным? Как ты вообще смеешь? Рот Ганнибала был приоткрыт, сам он задыхался, а взгляд стал стеклянным, но полным решимости. Руки безвольно лежали по бокам. — Ты этого хочешь?! — кричал Уилл, со всей силы сдавливая его шею. — Хочешь, чтобы я причинил тебе боль? Задушил тебя? Думаешь, я сейчас остановлюсь? Думаешь, всё будет просто хорошо?! — Уилл. — Никакого звука, только сложившиеся в характерной форме губы. — Ну давай, останови меня! — пронзительно выкрикнул он. — Думаешь, это до сих пор игра?! Руки Ганнибала продолжали лежать неподвижно. Веки судорожно трепетали, дыхание было перекрыто вообще, и Уилл ощутил пульсирующую под пальцами кровь. Вены под кожей набухли, глаза превратились в тонкие прорези, с губ сочилась слюна, но… выглядел он подобно ангелу. И когда руки Уилла лишали его дыхания, это казалось таинством. Уилл мог сжимать пальцы, пока Ганнибал не потерял бы сознание, и он не стал бы противиться. — Пошёл ты. Уилл сначала резко впился в кожу кончиками ногтей, а затем вовсе отпустил Ганнибала и сделал попытку встать, но бессильно скользнул вниз, когда ступни отозвались дичайшей болью. Он завалился в кресло, тяжело дыша и глядя на Ганнибала. Тот всё ещё лежал на полу и судорожно втягивал воздух. Уилл наблюдал за тем, как грудь поднимается и опускается. Ладони были влажными от пота. Секундная стрелка тикала невыносимо медленно. Сам Ганнибал смотрел в потолок, из уголков глаз сочились слёзы, и Уилл заверял себя, что причина исключительно в удушении. Через минуту он должен уйти. Остаться здесь всего на минуту. Одну последнюю минуту. — Не ты один пытаешься оградиться от потерь, — произнёс Ганнибал, всё ещё лежа на полу. Его голос был сухим и надломленным. — Когда леди Мурасаки отвергла меня, я пообещал себе, что не раскроюсь никому другому. Она… нет. Ты окажешься в ловушке, если я расскажу тебе больше. Слеза скатилась по щеке. Уилл отвернулся. — Мне очень жаль, Уилл. Должно быть, я допустил ошибку. Грудь сдавило тисками, и Уилл тоже не выдержал и позволил сползти по щеке медленной соленой капле. Он быстро вытер её, проклиная симметрию. — Я не могу. Не могу остаться, не могу уйти, не могу пережить. А может, и не играло роли, поднимется сейчас Уилл и уйдёт или же склонится над Ганнибалом и начнёт покрывать его поцелуями; он чувствовал себя так, словно свободы выбора его давно уже лишили. Они оба катились по наклонной, а Уилл так долго этого не замечал, теперь же утрата, которую он предчувствовал ранее, преградила ему путь и поглотила его целиком. — Я должен обсудить с Аланой госпитализацию, — проговорил Уилл. Ганнибал медленно уселся на полу и взглянул на него, на щеке блестел оставленный слезой след. — Есть ещё вариант, — проговорил он таким тоном, словно сеанс возобновлён, и изо всех сил пытаясь скрыть шероховатую неровность голоса. Глаза были чистыми и пустыми. — Мы с Аланой можем наблюдать за тобой как за амбулаторным больным. Я более чем уверен, что даже в то время, которое ты не можешь вспомнить, ты всё равно ведёшь себя как стабильная версия тебя самого. — Ну раз это так, тогда меня преследует серийный убийца, Ганнибал, — произнёс он так, словно битва уже была проиграна. — И я не хочу подвергать опасности вас с Аланой. — Так что в итоге? Убийца всё-таки есть, или доктор Сатклифф твоих рук дело? Уилл равнодушно пожал плечами. — Полагаю, в скором времени Джек сможет это установить. — Я не верю, что это ты, — мягко проговорил Ганнибал. Уилл резко посмотрел на него в ответ. По всем признакам Ганнибал говорил правду, и он был его маяком в тёмных водах неуверенности, но можно ли верить его суждению? Ганнибал всегда казался природной стихией, и Уиллу хотелось думать, что он в силах контролировать окружающий его водоворот насилия. Но, увы, он был только человеком. — Я не верил, что могу обмотать колючей проволокой собственные ступни и проходить так целый день, — злобно прошипел он. — Не верил, что буду душить тебя в приступе ярости. Так что теперь я не знаю, кем именно я являюсь. — Тебя страшит не знать, кем ты являешься на самом деле, — произнес Ганнибал. — И modus operandi последних убийств был так хорошо тебе знаком… знаком нам обоим. Почему ты обернул ступни колючей проволокой? — Полагаешь, я наказал самого себя? — Уилл прикрыл лицо ладонью. — Полагаю, я пытался сказать себе, что рядом находится опасность, которой я не вижу. Его разум блуждал вокруг убийства доктора Сатклиффа. Оно не было импульсивным, всё продумано заранее: убийца приобрёл лебёдку, ударную дрель и множество проводов. Убийца не казался смущённым или запутавшимся. Уилл сконцентрировался и попытался вспомнить, как он ехал до госпиталя, но воспоминания были расплывчатыми. Он пытался представить, как покидает аппарат МРТ, переодевается, следует в кабинет доктора, вырубает его, приносит из машины весь необходимый материал… нет, картина не складывалась. — Я знаю, что не убивал его сознательно, — произнес Уилл. — И маловероятно, что я сделал это вообще. Он вздохнул. Время утекало, как песок сквозь пальцы. Ему требовалось твёрдо стать на ноги и охватить всю ситуацию разом. У него были только обрывки информации, и требовалось всё как следует обдумать. — Мне нужен свежий воздух, — сказал он, аккуратно поднимаясь на забинтованные ноги. — Пожалуйста, дай мне время. Ганнибал едва заметно кивнул, Уилл взял рубашку и покинул комнату. Он натянул рубашку через голову и направился на кухню. Будь оно всё проклято. Уилл взял из кладовой бутылку виски и бокал, а затем покинул дом. Он уселся на крыльце за раздвижной дверью и уставился на задний двор, ограждённый от окружающего мира живой изгородью и деревьями. Виски он налил через край, так что даже немного разлилось, и потом сделал большой глоток. Уилл не чувствовал себя собой, страх всё перемешал в голове. Он вспоминал, каким удовольствием было обрести контроль над своими мрачными фантазиями, как ему нравилось сидеть в кабинете Ганнибала и шокировать его своими откровениями. Позже преобладающим чувством стал страх: страх разрушить отношения с Ганнибалом, страх утратить контроль над самим собой, страх своего истинного я, жаждущего причинять вред другим людям. Он прекратил контролировать свои фантазии, прекратил им потакать. Потому что боялся, что они начнут воплощаться в жизнь? Или потому что, как отметил Ганнибал, он не мог принять в самом себе ту жажду насилия, которую разбудило в нём убийство Хоббса. Требовалось либо отпустить всё и позволить событиями просто происходить, либо восстановить контроль над происходящим. Трудно контролировать самого себя, когда ты не всегда осознаёшь свои действия. На улице было холодно, но Уилл скорее понимал это разумом, чем ощущал кожей. Голые, перемотанные марлей ступни неподвижно стояли на холодной плитке. Боль помогала сконцентрироваться. Он ощущал себя больным, настолько больным, будто он вот-вот умрёт. Они не нашли ничего. Ещё один крупный глоток виски обжёг горло. Думать становилось всё сложнее, но он должен продлить этот момент внезапной ясности, схватить его за горло… Ганнибал. Уилл не мог лгать ему. И он не будет лгать. Если кто и способен спасти Уилла от ночного кошмара, в котором он безвыходно запутался, это только Ганнибал. Ганнибал знал все повороты и уловки его разума, он предугадывал его желания и потребности раньше, чем их осознавал сам Уилл, и ещё Ганнибал всегда был в состоянии отвести их от края скалы. Может, дело было не в том, справится ли Уилл, а в том, справится ли Ганнибал. Холод расползался вверх по ногам. Уилл прикончил стакан виски и налил себе ещё один, уже ощущая себя пьяным. Он лениво наблюдал за тем, как двигались тени в саду, высокие деревья покачивались на ветру. Вслед за этим Уилл взглянул на небо, пусть и знал, что не увидит ничего, кроме туч и рассеянного света, но чувствовал, словно воздух над ним был почище, чем в предыдущие дни. Лёгкое постукивание по стеклянной двери, Уилл обернулся и кивнул в ответ. Ганнибал открыл дверь, накинул на Уилла тёплое покрывало и уселся рядом. Он аккуратно подвернул край одеяла под его замёрзшие ступни. — Вижу, тебе становится лучше, — произнёс Ганнибал, а затем забрал стакан у Уилла из рук и тоже сделал глоток. Уилл улыбнулся. Возможно, подействовало виски, но теперь острые углы казались будто бы сглаженными. И ещё одеяло. Ганнибал снова наполнил стакан и сделал глоток поглубже, сегодня он был более жаден к алкоголю, чем бывало обычно. — Мне следует извиниться, Уилл, — произнёс Ганнибал, пока они оба глядели во тьму. — Это был неприемлемый метод попытаться вылечить тебя. Прости. Уилл принял стакан назад и отпил виски. — Прости, что чуть не задушил тебя. — Он сам улыбнулся от нелепости произнесённого. — Ты улыбаешься. — Ганнибал выглядел удивлённым. — Я просто пьян. Знаешь, провода закоротило, всё такое. — Он прикусил губу. — Вряд ли мой мозг сейчас способен адекватно проанализировать, когда следует улыбаться, а когда плакать. — Ты всегда улыбаешься, когда чувствуешь боль или неловкость, — отметил Ганнибал. — Чтобы не показывать, что тебя ранят. Улыбка исчезла, а в груди запылал огонь. — Мне больно сейчас, — признался Уилл. — Я знаю. Уилл передал стакан виски обратно. Такие простые вещи, в которых он нуждался превыше всего: слова поддержки и понимания. Уиллу было больно, и Ганнибал знал это, разве были важны любые другие факты в этом безграничном мире. Он посмотрел на Ганнибала и тот вернул ему взгляд. — Я доверяю тебе, — произнёс он. — Я доверяю тебе моё спасение. — И я спасу тебя, — ответил Ганнибал. — Я обещаю.