***
Непрекращающийся писк аппарата. Белый, стерильный свет, стоило лишь открыть глаза. Уилл закрыл их, желая снова уснуть. Казалось, он не спал месяцами. Вот только он уже блять проснулся. Вместе с сознанием вернулась также и ясность мышления, чего не бывало уже много дней. Прищурившись, Уилл смог оценить помещение. Это была больница. Ёбаный ад. — Уилл. — Голос Ганнибала. Его рука на бедре. — Уилл Грэм не может сейчас подойти, — пробормотал он. — Оставьте сообщение после сигнала. Удивлённый смешок. — Рад, что ты пришёл в себя. Уилл застонал в ответ. — Да уж лучше бы ещё немного не приходил. — Ты и так находился без сознания достаточно времени. Уилл вздохнул и разлепил глаза окончательно, пытаясь отодрать скопившуюся в уголках корочку. — Как долго? — Два дня. — Господи. Уилл потёр лицо и нащупал густую щетину: следовало бы побриться. В конце концов он всё же взглянул на Ганнибала. Тот выглядел уставшим, но собранным, пуловер поверх рубашки и галстука. Пиджак висел рядом с пальто на вешалке у входа в палату. Такой заботливый. Такой измождённый. Он находился здесь всё это время. Уилл никогда не видел Ганнибала настолько невыспавшимся. — Что стряслось? — поинтересовался Уилл. — У тебя был приступ и лихорадка, — ответил Ганнибал. — Но мы до сих пор не знаем причину инфекции. Как ты себя чувствуешь? — Мне нужно десять минут и кофе, а потом поговорим. Ганнибал встал и вышел, прихватив с собой сумку, но оставив пальто и пиджак. Уилл осмотрелся: к нему подключили капельницу, а на ступнях были свежие повязки. Любопытно, что доктора подумали о следах от проволоки. Он потянулся. Вернувшись в палату, Ганнибал сразу направился к небольшому столику у окна и достал из сумки контейнер с едой. — Никакого кофе, — отметил Уилл, но тем не менее встал и покатил капельницу в направлении столика. — Бульон из шёлковой курицы, — пояснил Ганнибал. Запах моментально ударил Уиллу в ноздри, желудок предвкушающе заурчал, а рот наполнился слюной. — Эту птицу с чёрными костями ценили в Китае за её лечебные свойства начиная с седьмого столетия. Волчьи ягоды, женьшень, имбирь, китайские финики и анис. — Я прошу у него кофе, а он приносит мне куриный суп, — проворчал Уилл, откинувшись на спинку стула. Ганнибал ответил лёгкой ухмылкой и уселся напротив. — Тебе не нужен кофеин, тебе нужно поесть. — Пахнет восхитительно. Как же он проголодался. Вооружившись ложкой, Уилл принялся с благодарностью уплетать принесённый суп. — Я чувствую себя наполовину мёртвым, — сказал он, когда наконец утолил голод. — Но голова болит значительно меньше, и я наконец могу мыслить ясно. — Хорошо, — просто подтвердил Ганнибал. — Эта инфекция. Если я избавлюсь от неё… — Он неясно указал на себя самого. — Всё остальное… Он осёкся. Ганнибал поджал губы. — Ты хочешь простое объяснение, и чтобы доктора предоставили тебе простое лекарство. Мы все хотим одного и того же. Но я не могу тебе дать точный ответ, Уилл. Возможно, твои последние припадки были вызваны именно лихорадкой, но проблемы наблюдались месяцами. Как лихорадка может вызывать деменцию, так и деменция может быть следствием многих других процессов, происходящих с твоим разумом и телом. Уилл потёр шею и посмотрел в окно на яркий солнечный день. — Как долго вы с Аланой ведёте наблюдение? — Включая твоё пребывание в госпитале, пять полных дней. Сегодня шестой. — Я вообще не особо уверен в том, чем был занят всё это время, — сказал он с нескрываемым уколом совести. Вина сидела в нём подобно ещё одному органу между внутренностей. — И в том, что я делал с тобой. В ответ Ганнибал скрестил ноги и положил руки на колени. Он старался быть непринуждённым, и Уилл сразу же отметил эту уловку. На самом деле его жутко взбесило, что Ганнибал пытался вести себя так, словно они снова профайлер ФБР и его психотерапевт, как было в самом начале. — Ты не был в состоянии контролировать собственные действия, — возразил Ганнибал. — Я думал о том, чтобы причинить тебе боль, — продолжил Уилл, раздражённый образовавшейся между ними дистанцией. — Ты подразумеваешь физическую боль? — всего лишь переспросил Ганнибал. Уилл прикусил язык. — Да. — Ты помнишь, как душил меня? — Да. Уилл вынудил себя взглянуть на Ганнибала и увидел, как тот пытается выстроить стену, неуверенный в ответной реакции Уилла. Жар стыда пополз по шее, стоило Уиллу вспомнить, как легко он поддался уговорам Ганнибала. — А потом я порвал с тобой. Было ещё кое-что, но я уверен, что это галлюцинация. — Знаю. Но кроме этих случаев ты не нанёс мне никакого вреда. Кажется, однажды ты пытался меня укусить. — Кажется? Губы Ганнибала продемонстрировали скупейшую из улыбок. — Я не был уверен, действительно ли ты хотел этого или только дразнил меня. — Акты разрушения нужны, в большей мере, чтобы восстановить контроль, — произнёс Уилл сказанную некогда Ганнибалом фразу. — Акты саморазрушения, — поправил его Ганнибал. — Разве ранить тебя это не то же самое, что ранить себя самого? Молчание. Острое как нож молчание. А может, всего лишь как столовая ложка. Уилл видел, как за ровным, закрытым вуалью взглядом происходят сложные вычислительные процессы. — Ты помнишь, как забрал свои слова назад? — спросил Ганнибал. — Забрал назад? — Слова о нашем разрыве. Уилл словно получил кулаком в живот. Он вспомнил, как велел Ганнибалу поцеловать себя. Помнил, что поддался ему, как поддаются накатывающим волнам. И Ганнибал позволил ему это. — Я не думал… — произнёс Ганнибал и отвернулся. — Тогда почему поднял эту тему? — сердито переспросил Уилл. — Хотел знать, на какой точке мы остановились. Безупречно спокойный. Уилл силой заставил себя не зарычать на него в ответ. — Я порвал с тобой. Точка. Вот где мы остановились. Понимаешь? Нет. Это не конец предложения. — С каждым словом голос звучал всё громче, но Уилла не волновало это. — Я порвал с тобой, а ты имел грёбанную наглость говорить мне «Нет». Ты знаешь, насколько неадекватно это выглядело? — Более или менее адекватно, чем сознательно душить меня? — спросил Ганнибал. — Настолько же, как не пытаться остановить меня, — огрызнулся Уилл. — И я говорил тебе отвергать любые мои приставания, потому что я находился не в себе… — Я отклонял твои приставания, — мрачно произнёс Ганнибал. — Только до тех пор, пока твой член по чистой случайности не оказался в моей руке, — не удержался от ехидства Уилл. — Пока я не начал умолять тебя, находясь наполовину в бреду. Глаза Ганнибала стали ещё темнее. — Я всего лишь человек, — сказал он отстранённым голосом. — Ты жаждал комфорта, а я пытался уважать твои желания. — Но я не давал согласия, Ганнибал. Я не соглашался. Следовательно, мы расстаемся. На минуту Ганнибал прикрыл глаза, придерживая готовые сорваться слова. Он просчитывал следующий ход. Затем лицо расслабилось, он открыл глаза и посмотрел в окно. — Что? — переспросил Уилл. — Мне нечего сказать, — произнёс Ганнибал. — Врёшь, — спокойным голосом ответил Уилл. — Почему бы тебе просто не уйти? Уилл ощутил острое жало отказа, впившееся в поверхность кожи, вот только он снова не знал, это чувства Ганнибала или его собственные. А может быть, чувства их обоих. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? — спросил Ганнибал. — Дело не в том, чего я хочу. Это выбор между плохим и ещё худшим кругами ада. Ганнибал на некоторое время замер, раздумывая, и Уилл не мешал. Как он устал. Он больше не хотел сражаться, но между ними двумя накопилось слишком много напряжения, готового разразиться очередной бурей. — Я хочу, чтобы ты закрыл глаза и представил ту конечную точку, в которой желаешь оказаться, — произнёс Ганнибал. Уилл уставился на него. — Ты говоришь как мой психотерапевт или мой любовник? — Ярлыки опошляют понимание того, кем мы являемся друг другу. Они никогда не смогут нас описать. Уилл был благодарен за то, что уже поел, а значит, у него был некоторый запас энергии, но ему не хотелось тратить её на выяснение отношений. Это было слишком — он пытался похоронить свои чувства, но на кладбище его разума уже не оставалось свободных мест. Ему было стыдно и за разрыв с Ганнибалом, и за то, что он не смог отстоять своё решение. И ещё он был зол на Ганнибала за то, что тот пользовался сложившейся ситуацией и не поддерживал обещанную дистанцию. Но ведь Уилл сам нарушил границы. Это была его вина. И одновременно вина Ганнибала. Слабость. Взаимозависимость. В отличие от Ганнибала, Уилл утратил возможность здраво оценивать их взаимоотношения, и часть его больше никогда не сможет согласиться на полное подчинение. Уилл закрыл глаза. Первой вещью, которую он желал, была чашка крепкого кофе. Такого, как делает Ганнибал; чтобы Ганнибал принёс его в термосе. И чтобы затем пришёл доктор и обнаружил таинственную болезнь, которая исчерпывающе объяснит его сумасшествие, так что Уилл сможет уйти. Ганнибал рассыпется в извинениях, а в ответ он поцелует его так сильно, словно сейчас умрёт без этого поцелуя. Уилл наведёт порядок в голове и время от времени будет консультировать Джека. А ещё они с Ганнибалом и Эбигейл отправятся в поход. К сожалению, Уилл не мог представить поход настолько же ярко, как представлял сцены преступлений. Он не знал, как перепрыгнуть из этого состояния в свою фантазию. — Любой сценарий, который я способен представить, находится в световых годах от моего текущего состояния, — в конечном итоге сказал он. — Нет никакого выхода из темных зарослей моего разума. — У тебя никогда не было недостатка в воображении, — ответил Ганнибал мягким голосом, но всё ещё глядя в сторону. — Возможно, кроме тех случаев, когда требуется представить себя счастливым. Уилл уставился в пустой контейнер из-под еды, сердце тяжёлым грузом давило в груди. Если позволить ему упасть, Уилла разорвёт в мельчайшие клочья. — Я хочу кофе, — сказал Уилл медленно, и это не звучало сарказмом. — Чашку по-настоящему хорошего кофе. Такого, как делаешь ты. Я больше не в госпитале, я дома в Вулф Трап в домашнем халате, и ты неведомым образом убедил меня в необходимости установить ту нелепую кофемашину у меня на кухне. Чтобы ты мог готовить именно такой кофе, как мне нравится, и именно такой, который мог бы удовлетворить твой притязательный вкус. Ты подаёшь мне кофе и целуешь в щёку просто потому что мы привыкли так делать каждый день. Должно быть, это и есть та конечная точка, в которой я хочу оказаться. Пока Ганнибал слушал, напряжённость ушла с его лица, и появилось выражение лёгкого сожаления. Прорезавшиеся под глазами морщины сочетались с такой непривычной ему щетиной. Ганнибал грациозно поднялся со стула, и в этот душещипательный момент Уилл решил, что тот просто уйдёт — Уилл наговорил слишком много вещей, которые делали уязвимыми их обоих — но вместо этого Ганнибал одолел краткое расстояние вокруг стола и присел на корточки рядом с Уиллом. А затем мягко притронулся к его колену. — Я ничего не желал сильнее, чем просто сделать тебе кофе, — произнёс он. Уилл отбросил с его лба чёлку, он даже не мог припомнить, чтобы делал это когда-либо прежде. Судя по лёгкому удивлению на лице Ганнибала, всё же не делал. — Так хорошо звучит, — сказал Уилл, обводя большим пальцем край его уха. — Если бы мы могли перенестись в нашу новую жизнь, не оглядываясь на старую. Ганнибал поймал его ладонь и прижал к губам, почти целуя. — Прости, что это будет сложно. Уилл пожал плечами. — Я ведь одна из причин этих сложностей. Ганнибал только покачал головой, мягко прижимаясь губами к его пальцам. Он так и замер здесь, у его ног, только для Уилла. У Уилла никогда не было недостатка в воображении. Он сжал руку Ганнибала и сосредоточился, чтобы найти внутри себя источник силы. Если он и дальше позволит волнам трепать себя, его воля сломается. Он думал про ручей, смотрел на поток воды и рисовал окружающую его реальность, которая была настолько родной и знакомой, что река казалась продолжением его самого, прохладная, ритмичная, неизменная. Уилл помнил липкие капли крови на своем лице, когда выпустил всю обойму в Хоббса. Какую силу, какое могущество он ощутил тогда. Нужно покончить с тем, чтобы постоянно ощущать вину за собственные чувства. — Как прошла облава на Ханну Рид? — спросил Уилл. Ганнибал взглянул на него снизу вверх, слегка сбитый с толку. — У тебя до сих пор жар. Ты не выздоровел настолько, чтобы волноваться за ход расследования. — Я не планирую продолжать разыгрывать лучшую ищейку Джека, — сказал Уилл. — Но мы вернёмся к этому пункту после того, как ты сделаешь мне кофе, потому что я должен повязать эту парочку убийц прежде, чем кто-либо из них придёт убить меня. Или тебя. Ганнибал смотрел вниз, потирая большим пальцем костяшки Уилла. — Тогда твоё задание выполнено наполовину, — сказал он. — Ханну Рид поймали вчера. — В самом деле?! — От неожиданности Уилл чуть не вскочил со стула, а его лицо перекосилось в замешательстве. — Ты как-то не звучишь довольным. — Мисс Рид утверждает, что в её последней инсталляции остались живые жертвы, — ответил Ганнибал, сжимая его ладонь и устраиваясь у ног. — Локацию до сих пор не нашли. Уилл сжал его руку в ответ. — Дай мне телефон. Ганнибал ответил ему упрямым взглядом. — Я хочу поговорить с ней. — Ты всё ещё болен, — ответил Ганнибал, качая головой. — Я действительно не могу… — Я найду их, — без промедления продолжил Уилл. — Только дай мне поговорить с Джеком.***
Уилл помнил галлюцинацию о том, как он поймал Ханну Рид. По неведомым причинам он оказался в обсерватории, и часть его запутавшегося разума ожидала найти Кукольницу именно там; но когда Джек направил агентов в эту локацию, она была пуста. Сейчас через зазеркаленное с одной стороны стекло он смотрел на комнату, в которой находилась Ханна Рид. На ней был оранжевый комбинезон, её собственную одежду конфисковали в качестве улик. Комбинезон был самого малого размера и всё равно висел на ней мешком, из-под закатанных рукавов были видны предплечья — худые, но сильные и жилистые. У неё была короткая стрижка, однажды она постриглась по-мужски, а потом пробовала подправлять эту прическу самостоятельно — вместо того, чтобы обратиться к парикмахеру. В углах комнаты стояли два охранника. — Трудно поверить, что она физически способна совершить эти преступления, — сказал находящийся чуть сбоку Джек. — Она сильнее, чем выглядит, — ответил Уилл. — И она использовала правильные инструменты. Ханна вздохнула и уставилась в потолок, рассеянно ковыряя собственные ногти. — Она провоцировала охрану? — спросил Уилл. — Нет, — констатировал Джек. — Но она вела себя провокационно на других наших интервью. Желаешь взглянуть на записи? Уилл покачал головой. — За деревьями леса не видно. Перед тем, как покинуть помещение, он взглянул на Ганнибала и получил от него короткий ободряющий взгляд, прежде чем тот снова сконцентрировался на сидящей за стеклом Кукольнице. Уилл позвонил в дверь. Охранник открыл её и любезно придержал, увидев в каждой руке Уилла по стаканчику с кофе. Очки исполняли роль защитной брони. Уилл сел по другую сторону стола и опустил пластиковый стакан на стеклянную поверхность, а второй поставил возле Ханны, не глядя в её сторону. Уилл ощутил на себе её взгляд, угловым зрением наблюдая, как она отслеживала его движения с внимательностью и самоуверенностью хищницы. — Благодарю, — сказала Ханна, не притронувшись к кофе. Её голос оказался более высоким, чем он помнил по своей галлюцинации. В проводах его мыслей она была перекрещена с Хоббсом. Потому что во всем остальном Ханна из галлюцинаций была более спокойной, но до жути похожей на сидящую перед Уиллом особу. — Не за что. — Уилл откинулся на стуле и сделал глоток чёрного кофе. — Меня зовут Уилл Грэм. Я консультант ФБР. Она посмотрела в сторону зеркала и кивнула, казалось бы, полностью незаинтересованная грядущим разговором. Полностью сконцентрированная на самой себе. — Я читала о тебе. По общему мнению, ты ловишь убийц, потому что думаешь, как они. — Просто хорошо интерпретирую улики, — признался Уилл. — Я криминальный профайлер, и использую оставленные на местах преступлений данные для того, чтобы разгадать мотивацию убийц, и спрогнозировать их следующий шаг. — Уставившись на свои ногти, Ханна тщательно чистила их, несмотря на то, что их уже проверили на предмет улик. — И что же я оставила тебе? — спросила она. Уилл поправил очки. Он чувствовал спокойствие, даже могущество. Он обладал тем, чего она жаждала: пониманием. Осознанием. Эмпатией. — Ты оставила мне изысканную в своей сложности паутину, — сказал Уилл, осторожно подбирая слова. — Оставила так много информации, что аж закружилась голова. Довольно долго мне не бросали настоящего вызова. Реконструировать механику твоих убийств, каждый провод и каждый груз. Никто не прикладывает так много усилий просто для того, чтобы убить человека. Ну… Уилл призадумался и поправил себя. — Ну, скажем, немногие. Её глаза обратились к нему, серые и безэмоциональные. — Да поможет вам подхалимство, мистер Грэм. Уилл подался вперёд и опёрся на локти. — То, что ты делаешь, это театр. Искусство. Искусство взаимодействует при помощи смысловой нагрузки. Я чувствую смысл в каждом натянутом проводе. Ханна улыбнулась, глаза её расширились и будто остекленели под флюоресцентным светом ламп. Она тоже подалась вперёд, отражая Уилла, и на этот раз казалась заинтересованной. Но это была маска, Уилл не чувствовал от неё глубинной заинтересованности разговором. — А что думает моя публика? — спросила она. Уилл удерживал её внимание словно натянутый между ними живой провод. — В большинстве своём люди жалкие и скучные, их желания и сексуальные фантазии такие же. И потребности мужчин вызывают у тебя отвращение. С тех пор, как ты поняла, что люди скучны, ты начала ими управлять. Ты ломала свои игрушки, Ханна. Её улыбка и внимание прошли, она будто бы заскучала, наконец взяла в руки кофе и подула на него, остужая. — Мои мотивы мне отлично известны. Я спросила, что ты думаешь о моей работе. — Я ошибочно принял художницу за её творение? — Ты больше заинтересован во мне, чем в моей работе, я больше заинтересована в моей работе, чем в себе. Куда это нас приведёт? — Не думаю, что так легко выделить то, кем мы являемся, из клубка того, что мы делаем, — сказал Уилл. — Ты переплетение чрезмерных и отвлекающих манипуляций. — Ну, я определенно не минималистка. Она всё ещё не смотрела в его сторону, на этот раз забавляясь тем, как менялось отражение в зеркале, когда она пила кофе. Уилл мог бы посмотреть в зеркало, чтобы словить её взгляд, но не стал этого делать. — Ты прячешь себя в своей работе. Твои первые инсталляции… едва ли ты хотела быть понятой. Все считали, что ты мужчина, пока я не установил обратное. Её лицо дрогнуло. Она нахмурилась в стаканчик с кофе, уставившись на пластмассовый ободок. — Тебя беспокоило то, что мы считали тебя мужчиной? — спросил Уилл. — Хмм? О, нет. Она подняла взгляд от кофе и хихикнула, покачав головой; реакция настолько нормальная и простодушная, что Уилл ощутил приступ страха. Что-то здесь не так. — Не стоит беспокойств. Дело не в этом. Удобно, когда люди по ошибке считают тебя сильнее, чем ты есть на самом деле. Ты додумался до этого, да? Что же такого женственного было в моих убийствах? Уилл сделал глубокий вдох. Её реакции и манеры сбивали его с толку, микроэкспрессии и интонации колебались от одной ярко выраженной эмоции к следующей, и это никак не совпадало с той схемой её мышления, которую Уилл уже выстроил у себя в голове. — Дело было не в самом методе демонстрации, — ответил он. — А в том, как ты завлекла Маркуса. Он думал, что рядом с тобой находится в безопасности. Она кивнула. — Логично. — Ты презираешь те допущения, которые люди делают относительно тебя, опираясь на единственный факт того, что ты женщина. Она криво улыбнулась. — Ну, сейчас я от них явно свободна. — Тяжело добытой свободой. — Он вернул ей кривую улыбку, а затем сделал глоток кофе, глядя на Ханну и размышляя, в какую сторону следует дальше вести беседу. Пока что он двигался на ощупь во тьме. — Почему ты позволила поймать себя? Ханна побледнела, и эта реакция смотрелась такой искренней, но Уилл отбросил её как наигранную. Она годами совершенствовалась в подобных реакциях и демонстрации собственных эмоций. — Это не было нарочным. Уилл помахал рукой в воздухе. — Ты пошла на излишние риски — делать закупки в одних и тех же местах, оставаться в Балтиморе, прогуливаться по своим привычным локациям, зная, что на тебя объявлена охота. Я имею в виду… — Он остановился, словно обдумывая новую версию. — Это слишком компульсивно с твоей стороны. Маска спала. Ханна резко уставилась на зеркало, а причудливая улыбка воспламенилась на её губах. — Да, верно. — Хотя ты и так склонна к компульсивному поведению, — настаивал Уилл, не меняясь в голосе. — Манипуляции, ложь, издевательства. Ты поглощаешь беспорядок. Её взгляд обратился к нему. — Нервная анорексия, — сказала Ханна со злобой. Она клеймит собственный диагноз. Ох. Вот сейчас всё пойдет сложнее. Если Ханна не стремилась к тому, чтобы её понимали и ценили, у неё не будет причин сообщать локацию её последней инсталляции до тех пор, пока жертвы не погибнут. Уилл мог начать договариваться с ней о более комфортных условиях содержания, но инстинктивно понимал, что эта дорога ни к чему не приведёт. — Тебя ведь лечили раньше? — спросил Уилл, выторговывая себе время для размышлений. — Ооо да, — сказала она, растягивая слова. — Я бывала в различных лечебных заведениях. Ничего не помогло. Есть вещи, от которых ты не можешь отмыться. — Даже ты не можешь убежать от самой себя. — Кто знает. — Она постучала пальцами по подбородку. — Хотя я зашла достаточно далеко. Быть может, некоторые вещи просто выжжены в нас подобно клейму, и от них невозможно избавиться. Это всё физика, понимаете? — Гантели, рычаги и болевые точки на коже. Ханна кивнула в сторону стола и улыбнулась. Она сделала большой глоток кофе, держа стакан обеими руками, а когда начала говорить, полностью сконцентрировалась на бессмысленной чистке ногтей. — Это по-настоящему интересная задача: кожа. С какой именно силой необходимо нажать, чтобы она лопнула, когда работаешь с металлическим проводом крупного диаметра. — Пока она говорила, её взгляд блуждал по комнате, задерживаясь на Уилле ровно столько, чтобы проверить, следит ли он за ходом беседы. Его руки поначалу хаотично двигались в поисках нужной позиции, а затем он отзеркалил её жест и тоже сжал пластиковый стаканчик. — Бесконечное число вариаций, да и разве можно вывести точное уравнение. Некоторые вещи невозможно измерить. Максимально допустимое давление на кожу составляет около трёх тысяч фунтов на квадратный дюйм*. Я провела множество вычислений. Поэтому когда я только начинаю строить инсталляцию, то уже представляю, как много рычагов или штанг мне потребуется. Но временами ты не можешь просчитать предельно точно, поэтому пробуешь и пробуешь… Она сделала движение обеими руками, словно заводила двигатель. — … а они всё ещё не лопаются. Даже когда надуваются и разбухают, когда провод впечатывается так глубоко в жир, что ты даже его не видишь. Иногда кости ломаются прежде, чем трескается кожа. А потом внезапно… — Она театрально растопырила руки напротив груди. — Плюх! Уилл понимающе кивал на протяжении всего рассказа, с силой сжимая бедро, чтобы прогнать подступающую тошноту. И что ещё хуже, прогнать свое жадное наслаждение, восхищение от услышанного. — У тебя аналитический ум, — выдавил из себя Уилл. — Мне слегка жаль, что ты не видел самого процесса, — сказала она, надув губки. — Человеческое тело воистину потрясающее. — Именно поэтому ты расставила ловушки? — спросил Уилл, сохраняя ровный тон голоса. — Отчасти. — Она снова глотнула кофе. — С другой стороны, это действительно странно — так и не увидеть конечный результат. — Ты сказала, в твоей последней пьесе участвуют живые жертвы. Это для того, чтобы мы наблюдали за процессом? — поинтересовался Уилл. Ханна медленно повернула голову в его сторону, взгляд был пустым и оценивающим. Ну что же, вот они и пришли к кульминационной точке беседы. Она знала, что этот разговор был целью всего остального интервью. — Думаешь, я лгу об оставшихся в живых? — Ханна приподняла бровь. Уилл пожал плечами. — Я не знаю, какая причина побудила тебя оставить их в живых. Мы уже выяснили, что ты позволила себя поймать более или менее нарочно; поэтому думаю, что тебе нравится внимание, которое дарит тебе сложившаяся ситуация. Она сказала «оставшихся в живых», значит были и уже мёртвые. — Вы найдёте их так или иначе, — ответила она, пожимая плечами, и со стороны это выглядело жутко. — Живыми или мёртвыми. Мне всё равно, так что у меня нет никаких причин сообщать вам локацию. Она опрокинула в себя стакан, залпом допивая оставшийся кофе. Пластиковые края были выщерблены от её нервных расковыриваний. Уилл снял очки, сложил их и поместил в карман рубашки. Он смотрел на Ханну, опуская барьеры в собственном разуме, любой другой почувствовал бы себя в тупике, Уилл же просто почувствовал. Он видел потрескавшиеся губы и землистого цвета кожу, впалые проницательные глаза; видел, как она связывала мужчин в комнатах мотелей и заставляла их задыхаться от криков, пока сама наблюдала за ними скорее озадаченно; видел мёртвую злобу внутри её сердца, давно погашенную и превратившуюся в смесь отвращения и восторга. Также он видел её глубочайшую усталость и разочарование. Её разочарование в окружающем мире ощущалось скорее безысходностью, чем грустью. — Некоторых из жертв ты оставила в живых с расчётом на то, что выдашь адрес локации, уже достаточно заморочив нам голову, и ввиду ограниченности во времени, команда будет работать более поспешно и с большим риском угодить в ловушку самим. — Его слова звучали ясно и неспешно, а черты исказились только что пережитым разочарованием. — Вопрос времени: если ты не раскроешь месторасположение до определенного момента, они умрут. Это часть построенного тобой механизма. Ты с точностью рассказала им, как всё работает и оставила возможность спастись. Но никто не спасёт тебя, Ханна. — Неа. Она поставила локти на стол и переплела тонкие загрубевшие пальцы, прижалась лбом к сложенным рукам. А затем сделала глубокий вдох. — Где они, Ханна? Она снова поерзала на сидении, ей было неудобно в любом месте пространства, в отличие от Ганнибала, который чувствовал себя комфортно везде и всегда. Уилл почти испугался такого сравнения, его мозг часто выстраивал связи там, где их не было и вовсе. Несмотря ни на что, Ханна всё же обладала внутренней элегантностью, которая проявлялась скорее в самой её сути — как если бы ты обходил по кругу мешанину проводов, пока не достиг бы нужной перспективы, с которой все линии выстраиваются в упорядоченную композицию. Внезапно весь хаос рассеялся. Уилл ждал от Ханны щелчок, при котором всё сразу обрело бы смысл. Уилл ощущал её — переплетённый клубок живущего внутри безумия, который можно было вытащить или трансформировать, но никогда — извлечь полностью; это был вес грязи, налипшей с внутренней стороны её рёбер. Для Ханны не было «исцеления» или «выздоровления»; никакого выхода, ни одного варианта, чтобы жить в обычном мире. Ужасающие действия, которые она совершала над своими жертвами, по масштабам намного превосходили перенесённую ею травму или личное страдание, и от лица Ханны Уилл ощущал негодование и злобу на любого, кто осмелился бы назвать её продуктом собственной травмы, злобу на любого, кто прошёл той же несчастливой дорожкой, которой прошла она. Это было чертовски оскорбительно. Уилл сжал подбородок, стараясь удержать внутри нарастающий гнев. — Я хотела, чтобы ты пошёл туда один, — произнесла она с грустной улыбкой. — Думаю, ты смог бы перехитрить ловушку. Я была бы так тебе признательна. — Скажи мне, куда, и я пойду, — ответил Уилл, до боли сжимая зубы. — Ха. — Она покачала головой. — Скажу тебе место, и туда нагрянет вся команда ФБР. — Если разглашение точного адреса твоей инсталляции повысит риск агентов попасть в ловушки, с чего бы тебе сопротивляться? Либо ты хочешь чего-то ещё, либо просто забавляешься с нами. — Я хотела поговорить с тобой. Уилл едва различал её слова, голос был слабым и неясным, скорее дыхание, мелодичное звучание мягких согласных. Он вернулся в сон, или скорее галлюцинацию, в которой он спрашивал «И при чем здесь я?» За тобой следует тень. — Ну вот мы говорим, — выплюнул он, даже не пытаясь скрыть стекающий яд. — У тебя есть всё, чего ты когда-либо желала. Желчь только что произнесённых слов накалила обстановку в комнате, и от повисшего напряжения даже начал переминаться с ноги на ногу один из приставленных охранников. Ханна с любопытством склонила голову, всё ещё вертя в руках пустой стаканчик из под кофе. — Ты чокнутый. Уилл едва не закатил глаза, зло скривив рот в ехидную усмешку, и невольно встряхнув головой. — Нет, — ответил он, глубоко дыша, чтобы контролировать своё невольно подёргивающееся лицо. — Чокнутая здесь ты. Ведь это ты убила Маркуса. Уилл не без удовольствия наблюдал за тем, как её лицо разгладилось, как она откинулась на стул, а глаза стали жёсткими и впились в Уилла холодными крюками. — Он был так молод, — продолжал Уилл. — И у него было гораздо больше шансов, чем у тебя, а ты отобрала их все. Он вовсе не был таким, как ты, Ханна. — Я убила гораздо больше людей, чем Маркус, — спокойным голосом ответила она. — Они ничего не значили! — огрызнулся Уилл. — Ничего не значили для тебя. Он сидел в кузове грузовика, пил перемешанное с отравой пиво и смеялся. Его лицо было освещено сиянием далеких уличных огней, он подносил бутылку к губам… Господи, он даже не знал, что я могу с ним сделать. Я хочу показать ему, преподнести как подарок. — Ты привела его на склад, пока он был ещё жив? — жестко спросил Уилл. — Смотреть на связанного мужчину, которого он бы с радостью убил? Или же ты уберегла его от этого зрелища, как, полагаешь, уберегла и от остатка его безысходной жизни? — Ты не знаешь меня, — прошипела она, глаза сузились, так что остались едва заметные щели. — Тебя удивило, как легко было справиться с ним? — с нажимом произнёс Уилл. — Ты убедила себя, что не будешь скучать по этим товарищеским отношениям. Лжёшь себе, но при этом упорно хочешь, чтобы кто-то понял тебя. Кто-то, заслуживающий твоего внимания. Он облизал губы, и их совместное чувство злобы начало потихоньку рассеиваться. — Ты теряешь саму себя в этих колючих кустарниках. Её глаза были налиты кровью, между насупленных бровей проявилась глубокая складка. Ханна гипнотизировала стакан, впившись в него ногтями, а Уилл представлял, как вдавливает ногти в свою собственную кожу, оставляет багровые рубцы, медленно проводя ногтем столько раз, сколько потребуется, чтобы появились капельки крови. — Маркус был ошибкой, — сказала она наконец. — Не получилось идеально, но я сделала его прекрасным… так что достаточно. — Эта ошибка привела тебя ко мне. Наш с тобой разговор — это единственное, чего ты хотела от меня? Стоило Ханне поднять на него свой взгляд, как стало ясно, что Уилл задел её за живое. — Я просто хотела встретиться с тобой. — Почему? Ханна мельком взглянула на зеркало и прикусила губу. Затем, склонившись над столом, она подалась вперед так далеко, как только у неё получилось, и пальцем поманила Уилла к себе. Она прошептала предельно тихим голосом: — Помимо нашей увлекательнейшей беседы… я хотела тебе кое-что сообщить. Ее голос стал ещё тише, почти неразличим. — Могу я сказать тебе? Уилл убрал магнитофон со стола и нажал на паузу, а затем склонился к ней, так что между ними оставалось не более фута. Передатчик внутренней связи затрещал, и Уилл услышал предупреждающий голос Джека. «Уилл». Он проигнорировал сигнал и склонился ещё ближе. Её тусклые глаза расширились. Кончик языка облизывал потрескавшиеся губы. — У тебя есть друг, — сказала она шёпотом. — Я хороша в слежке. Даже лучше, чем он. «Уилл, сядь на место и включи запись». Подражатель. — Что тебе известно? — прошептал Уилл в ответ. Передатчик снова зажужжал. «Заберите его оттуда». — Я в порядке, Джек, — сказал Уилл и сел на место. Но охранники уже двинулись в их сторону: один к Ханне, один к Уиллу. Ханна тоже села прямо и толкнула пустой стаканчик в сторону Уилла. Он машинально взял его и поставил под свой, а затем взглянул на охранника, который готов был схватить его за плечо. «Сохраняй дистанцию», — произнёс Джек, и Уилл бросил в сторону зеркала свирепый взгляд. Ханна усмехалась. — Подражание это высшая форма подхалимства, не так ли? Удачи, Уилл. На этом она закрыла глаза и не сказала больше ни слова.***
Ганнибал встал по обратную сторону зеркала таким образом, что каждый раз, когда Ханна бросала взгляд в ту сторону, она смотрела прямо ему в глаза. Он знал, что Ханна не сможет видеть себя в отражении, то внутреннее видение своего тела, которое так отличалось от реальности; так что он стоял там вместо её отражения. Её покровитель. Но сейчас её глаза были закрыты, что означало внезапный конец разговора. Уилл пытался снова вовлечь её в беседу и при этом делал попытки успокоиться самому, нервно перебирая пальцами под столом. Он впитал, вобрал в себя какую-то её часть, рассеянные привычки вместо спокойствия. Небритый, со взмокшими кудрями прилипшими к вискам, он выглядел настолько же растрёпанным, как и Ханна, и почти настолько же диким. И все ещё привлекательным. Неизменно привлекательным. Уилл бросил попытки разговорить собеседницу и покинул комнату. — Блять, — произнёс Джек вполголоса. На самом деле Уилл хорошо поработал, пусть разговор и провалился в конечном итоге. Ханна играла с ним в игру, в которой она жаждала его понимания, и Уилл сам чуть не потерялся в этой игре. А ещё он заметил её презрение к ярлыкам. Было завораживающим наблюдать за тем, как Уилл смотрит вглубь кого-то настолько порочного как Ханна. — Где он? — спросил Джек, и действительно, даже через пару минут Уилл не вернулся. Ганнибал вслед за Джеком покинул наблюдательный пункт. Уилл стоял в холле прямо за дверью комнаты для допросов и смотрел вниз на стаканы, вложенные друг в друга. На минуту Ганнибалу показалось, что Уилл ушёл в густой туман диссоциации, и это предположение кольнуло его острой болью разочарования. Уилл общался лицом к лицу с убийцей, на которую охотился месяцами, и он должен был ощущать себя победителем. А вместо этого просто водил пальцем по исцарапанному пластиковому стакану, изучая исковерканную поверхность. Он был целиком в сознании. — А вот и ты, — сказал Джек, большими шагами направляясь к Уиллу и вторгаясь в его личное пространство. — Собираешься вернуться для повторного допроса? — Она завершила наш разговор, — медленно произнёс Уилл. Слова получались медленными, но не такими оцепенелыми, как бывало во время припадков. Ганнибал стоял на расстоянии и наблюдал. — Ты сказал, что заставишь её говорить, — с нажимом настаивал Джек, как обычно, грубо напирая. Уилл оставался спокоен, просто смотрел на чашки и не двигался. — И внезапно она замолкла. Что произошло, Уилл? Что именно она тебе сказала? — Она получила и отдала ровно столько, сколько хотела, — пробормотал Уилл почти скучающим голосом и прищурившись начал рассматривать стакан. Джек был взвинчен едва ли не до точки кипения, напряжение со времени облавы еще не схлынуло. — И ты сдался? Смотри на меня, когда я говорю с тобой! Ганнибал нахмурился. Это было уже совершенно лишним. — Джек, может, тебе стоит предоставить Уиллу… В ответ Джек развернулся на пятках и выстрелил в сторону Ганнибала предупреждающим взглядом. — Со всем моим уважением, доктор Лектер… — Она дала мне ключ к разгадке, — спокойным голосом прервал его Уилл. Он всё-таки поднял взгляд на Джека, точнее, уставился на его грудь, и протянул ему стакан. Ганнибал завороженно смотрел: Уилл даже не мог заставить себя подойти ближе к кому-либо из них, он выглядел почти насмешливым, отвергающим и отвергнутым. — 10251170. Джек уставился на стакан с чувством глубокого замешательства. — Что, чёрт побери… — Да, это написано на стакане, — с отвращением огрызнулся Уилл. Он покачал им в воздухе, и Джек взял стаканчик в руки, рассматривая оставленные ногтями царапины. Ганнибал подошёл ближе, чтобы тоже взглянуть на надпись. — Она играет с тобой, — ответил Джек. — Это только отвлечёт наши силы в ложном направлении. — Ханна играет со всем, — возразил Уилл, запихивая руки в карманы. — Она хочет, чтобы я попал в ловушку один, но поскольку не может создать конструкцию именно таким образом, она даёт мне подсказку. Я мог скрыть её от тебя и пытаться разобраться со всем самостоятельно. — Она думает, что ты на это пойдёшь? Нет. — Джек вскинул руку. — Даже не думай. Что могут означать эти цифры? — Координаты, адрес, дату. — Уилл сделал шаг назад и откинулся спиной на стену. Он был взволнован и едва ли скрывал своё пренебрежение к Джеку. Отвращение Ханны к людям, особенно к мужчинам, грозной силой сидело внутри, оно прилипло к Уиллу подобно кисловатому вкусу. — Не знаю. Дай задание команде. — Она полагает, что ты можешь отгадать её загадку, — отметил Джек. — Мне нужно прочистить голову, прежде чем запустить свои размышления. — Джек. — Ганнибал попытался унять его напор и подошел ближе. Джека следовало только слегка подтолкнуть в сторону нужного сценария действий. — Уилл приехал сюда прямо из больницы. Он и так сделал все, что мог. — Нет. — Джек уставился на Ганнибала в ответ. — Сейчас этот трюк не сработает, доктор. Уилл и так вытянул из неё больше, чем все наши люди за шестнадцать часов. — Я всё ещё здесь, — сказал Уилл, закатывая глаза. Точь-в-точь как Ханна, когда Уилл привел её к столу Ганнибала. — Ну раз ты здесь, тогда будь здесь, — взревел Джек. — Хватит сидеть на двух стульях, и это касается вас обоих. На кону человеческие жизни. Уилл закашлялся и прикрыл рукой рот. — О боже… Ганнибал увидел тень усмешки, скрывающейся за его ладонью. — Сейчас меня стошнит, — солгал Уилл. — Ты принуждал Уилла достаточно, — сухим голосом констатировал Ганнибал, наступая вперёд и с показной заботой обнимая Уилла свободной рукой. Можно было ощутить, как тот вздрогнул от прикосновения, его плечи тряслись. — Остановишься только когда он будет мёртв? — заключил свои обвинения Ганнибал. Челюсти Джека сжались от ярости, а глаза виновато опустились вниз. — Нам необходимо, чтобы Уилл остался и подробно разъяснил только что состоявшееся интервью. Уилл спрятал голову на плече Ганнибала, всё ещё содрогаясь, а сам Ганнибал надел на себя одно из наиболее вежливых выражений и произнёс: — У тебя есть запись, Джек. К тому же, уверен, тебе не составит труда найти другого профайлера в составе поведенческого отдела. Ганнибал чувствовал, как в его спину летят кинжалы, когда он выводил Уилла из помещения. Они вышли в неприветливый холодный вечер, Уилл мягко оттолкнул Ганнибала в сторону и упал на колени, сжимая живот и заливаясь истерическим смехом. Ганнибал просто молча стоял рядом и ждал, пока Уилл тяжело дышал и смеялся, а слёзы текли из уголков глаз. — О боже, боже… — Он хрипел, а потом снова впадал в приступ смеха. — Я сейчас умру… На кону… — Нервно хихикнул. — На кону человеческие жизни. Потом зашёлся новым взрывом смеха. — Постарайся выровнять дыхание, — мягко сказал Ганнибал. Уилл судорожно втягивал воздух, вытирая льющиеся из глаз слёзы. Неестественная веселость пузырьками оседала на губах, взрывоопасная и тёмная. — Это ведь не смешно, это не должно быть смешным. — Возможно, некоторое легкомыслие необходимо, чтобы пережить абсурдность жизни. Уилл наконец взглянул на него и поднялся на ноги. Ганнибал ласково улыбался. Уилл проглотил инстинктивное отвращение и почувствовал, как оно отступает. — Можешь подвезти меня? — Конечно. Куда? — Никуда. Мне просто нужно подумать. В машине Уилл занялся инвентаризацией мрачных и грязных чувств, засевших глубоко внутри, он был не в силах спрятать улыбку, несмотря на то что его тошнило. Ганнибал съехал с шумной трассы. — Её разочарование миром подобно тонкой липкой плёнке, — произнёс Уилл после достаточно долгого молчания. — Я ощущаю себя запятнанным. — Так отличается от тех, кто пачкал тебя прежде? — Я не грязный. Я больше в это не верю. Даже если Хоббс попался в ловушку зеркала. Мне лично мир не кажется мёртвым. — Ханна отказалась от мира или попыталась устроить себе место в нём? Уилл покачал головой. — Она изуродовала себя всеми возможными способами, чтобы мир больше не смог к ней прикоснуться. Возможно, для мира она никогда не была в достаточной мере человеком. Они ехали в тишине так долго, что Уилл счёл разговор исчерпанным, хотя в своей голове продолжал перекладывать оставленные Ханной частички пазла, пытаясь собрать их в единое целое. Он не чувствовал отвращения к тому, что она сделала, даже несмотря на то, что прямо сейчас детализировал мучения, в которых умирали убитые ею мужчины. Убийства для неё были чрезвычайно безликими, беспристрастными. К некоторым из жертв, тем, которые попали в ловушки, Ханна не прикасалась собственноручно, и даже не видела их. Уилл знал, что она, как и сам Уилл сейчас, раз уж на то пошло, привыкла к собственным убийствам, утратила способность чувствовать и сопереживать. За исключением Маркуса, который остался призраком в их интернет-переписке, молодым и попавшим в трудную жизненную ситуацию. Эту злобу трудно было примирить с тем, что относительно других Уилл не чувствовал вообще ничего. — Её безумная мольба о медицинской помощи может увенчаться успехом, — нарушил тишину Ганнибал. — Ага, — согласился Уилл. — После десяти лет в Балтиморской клинике для невменяемых преступников лечение может ей и помочь. — Ты ведь сочувствуешь ей. — Так обычно работает эмпатия. — Даже в таком случае. Уилл пожал плечами. — Сочувствуешь меньше, сочувствуешь больше… почему бы и нет? — Полагаю, Джек и компания с пеной у рта будут доказывать, что она недостойна жить, и вообще оставить её в живых — роковая ошибка. — Возможно, я потерял связь с реальностью. А возможно, моё восприятие справедливости и того, что есть правильно и неправильно, на самом деле не настолько уж однозначное, как я всегда надеялся. Уилл открыл имейлы на телефоне. Полная дата могла быть числовой последовательностью, поэтому он начал с 25 октября 2011 года. На экране высветился номер Аланы, и Уилл сразу же сбросил. Потом зазвонил телефон Ганнибала, и тот, съехав на обочину, остановил машину. Во время разговора он всеми возможными способами пытался представить как здравый поступок их решение уехать из госпиталя, чтобы запрыгнуть прямо на шкворчащую сковородку, и параллельно с этим убедить Алану в том, что Джек их общий враг. Уилл зацепился глазами за слово «обсерватория», и сердце молотом забилось в груди. Это было оно. Думаю, моя любовь к поездкам была необходимостью убежать от того времени, когда я здесь жила. Клянусь, я знаю Балтимор как свои пять пальцев, а за городом есть островки чистоты. Недалеко от трассы — обсерватория, а ещё тот парк, где проводят всяческие ярмарки. Эти места выглядят довольно прикольными, если рискнёшь их поискать. Никогда не играл в геокэшинг**? — Сворачиваем на 70 дорогу, — сказал Уилл. — Собираешься позвонить Джеку? — Нахуй Джека. Ганнибал цокнул языком, и Уилл рассмеялся.