***
Больницы меня определенно любят в этом году, поэтому открываю глаза и морщусь от вдетых в мои ноздри канюлей. Разворачиваю голову в сторону, за окном уже вовсю играет день. Как долго я провела без сознания? Что случилось с Уайтом? А Лекса? С ней все в порядке? У меня в голове множество вопросов, но ответы на них дать некому. Я снова прикрываю глаза на каких-то пару минут, но мой слух цепляется за звук открывшейся двери. — Мама? — голос мой слегка осип, и Эбби, поцеловав меня, присаживается рядом. — Два дня проспала, соня ты наша, — улыбается мама, но не могу не заметить насколько она выглядит уставшей. Под ее глазами проступают синяки, говоря о том, что Эбигейл глаз не сомкнула, переживая все это время за меня. — Два дня я была в отключке? — сказать, что я поражена — ничего не сказать. — А Лекса? С ней все?.. — С ней как раз все в порядке, Кларк. Почему, когда эта девушка рядом, что-то вечно с тобой приключается? Может быть, тебе пора оборвать с ней общение? Я ведь давно тебя об этом просила.., — сейчас Эбигейл уже говорит это на полном серьезе. Я до сих пор будто витаю в тумане, а от этих слов у меня еще больше кружит голову. — Ты ничего не понимаешь, мам… — я не знаю, как защитить от нападок Эбигейл свою Лексу, не выдав своих чувств. — Лекса… Она меня не раз выручала… — Из тех ситуаций, в которых ты оказывалась лишь из-за нее. Еще бы она тебя не вытаскивала. — Мама… Выслушай. Она стала моей лучшей подругой и… — А что с Октавией? Насколько я помню, лишь она была твоей самой настоящей подругой, — я вспоминаю, что даже не поставила в курс дела Эбби о своем разладе с Октавией, и что все это случилось из-за Найлы Бергс, с чьим папашей моя мать собирается связать свою жизнь. — Мы с ней больше не общаемся. — Почему? Из-за Лексы! Это наверняка из-за этой семейки Ньюман! — Мам! Что ты взъелась на Лексу? За что ты ее так возненавидела? — Дэвид. Он сказал, что несмотря не бешеные финансовые возможности Ньюман, у этой семейки куча скелетов в шкафу, и один из них особенно пугает. Я ведь тебе говорила еще тогда, когда показала фото Лексы с той девочкой. Ведь ты же помнишь, что из-за отца Лексы убили ее мать? Или что ее девушку также беспринципно уничтожили? Я боюсь, что подобная история коснется тебя и я больше чем уверена, что причина, по которой ты оказалась здесь, да еще с огнестрельным ранением, это Александрия Ньюман и ее папаша. — Я когда-нибудь тебе расскажу всю историю, когда она наконец разрешится. А пока оставь меня одну. Со мной все хорошо, правда, мам, и я сама решу, кого мне оставлять в своей жизни, а кого — удалять из нее. И прощаться с Лексой я не намерена из-за тебя. — Я тебя услышала. Но знай, что я сделаю все, чтобы уберечь тебя от угрозы твоей жизни. — Только попробуй что-нибудь сказать Лексе! — Я уже. — В смысле?.. — Я поговорила с ней и мы обо всем с ней цивилизованно договорились. Она понятливая девочка и не стала спорить, что произошедшее с тобой — полностью ее вина. — Неправда! Она ни в чем не виновата! — я чувствую, как эмоции берут надо мной верх. — Она не виновата, мам! — Почему ты плачешь? Неужели дружба с ней стала так для тебя важна? — вижу, как выражение лица Эбби изменяется кардинально. — Только не говори… Я тебя прошу — не говори, что ты влюбилась в эту девчонку, — и тут мое сердце проделывает бешеный кульбит, потому что у меня, очевидно, все написано на лице, в моих глазах, и глупо отпираться и убеждать Эбби в чем-то обратном. — Ты сама обо всем догадалась. Мне не пришлось ничего тебе говорить… — Но… Почему? Почему девушка? Неужели мало симпатичных парней вокруг? И почему именно она, Кларк? Тебя привлекли ее деньги? — Мне жаль, что ты так и не научилась меня понимать, мам… — я поворачиваюсь на бок, в противоположную от Эбби сторону. Слышу лишь тихий вздох, вздох разочарования. Сбылся один из страшных родительских кошмаров. Дочь — лесбиянка. — Отдыхай, Кларк, — мать быстро целует меня в висок и покидает палату, оставив меня погруженной в тяжелые мысли. Мне нужно было знать, о чем Эбби разговаривала с Лексой. Мне нужно, нет, мне необходимо просто увидеть Лексу. Мне нужна она рядом. Сейчас. Со мной. Я беру с тумбочки телефон и звоню Лексе. На том конце провода мертвая тишина и это разрывающее сердце: «абонент недоступен». Я пытаюсь весь день, вплоть до вечера, дозвониться до девушки, но все тщетно. Обессилев от невозможности даже услышать голос Лексы, я готова просто разрыдаться. Этому мешает вошедшая в палату Октавия. Моему удивлению нет предела: — Что ты делаешь здесь? Как ты узнала? — И я рада видеть тебя, Кларк, — подруга не весела́, не грустна́. — Я только узнала недавно обо всем. О том, что тебя исключили из школы. О том, что тебя уже успели восстановить. Что ты ездила во Франкфорт… Что Бергс скоро станет твоей сводной сестрой. Я столько всего упустила, думая, что ты просто сдрейфила ходить в школу. Но почему я не вспомнила, что Кларк Гриффин никогда не боялась ни осуждения со стороны, ни физической расправы. Почему ты так резко исчезла, Кларк? — Ты и Линкольн ясно дали мне понять, что дружбы с тобой у нас больше не будет. Вот и ответ. Он вполне прост… — Прости пожалуйста, Кларк. Все так глупо вышло. Виновата во всём Бергс, а досталось тебе. Кстати, о Лексе… Что между вами случилось? Почему она стала тише воды, ниже травы? Она вообще какая-то странная… — Мы начали встречаться… Но снова вмешались «нечистые» силы. Моя мать… она все пронюхала. Правда, я не уверена, что она сама до этого дошла. — Думаешь, снова Найла? — Я более чем уверена в этом. Еще Эбби так настаивала на том, чтобы я оборвала все контакты с Лексой, потому что из-за нее я оказываюсь не первый раз в больнице. — По сути она ведь права, Кларк. — И ты туда же! Ты в курсе, что ее семью предал тот, кому отец Лексы доверял больше, чем себе? Доверял жизнь своей дочери. Ты в курсе, что нас чуть не убил этот секьюрити, друг семьи, который оказался сыном Николаса Ньюмана? Внебрачный сын, нелюбимый сын. Сын, о существовании которого даже никто не догадывался. — Хрена себе… — Я не могу весь день, как пришла в себя, дозвониться до Лексы. Ее телефон вне зоны действия сети и я боюсь. Мне страшно, что такого могла ей наговорить моя мать. И без того Лексе приходилось тяжело всю жизнь, она не заслуживает, вдобавок ко всему, выслушивать упреки в том, что лишь она виновата в том, что произошло со мной. Мать не хочет понять, что мое желание помочь Лексе было целиком моей инициативой. Меня никто не принуждал, потому что все, на что я готова ради этой девушки — это мои чувства, черт возьми! У меня неописуемые чувства к ней, Окти… Ты не представляешь, как сейчас мне страшно потерять ее. Мы столько всего натерпелись. И я уверена, ей я необходима также, как она необходима мне… — Октавия присаживается рядом со мной и берет меня за руку, глядит на меня каким-то строгим взглядом, от которого мне на время становится не по себе. — Я приволоку ее сюда, сейчас же, если удастся найти. Мне никогда так не хотелось принимать участие в чьей-либо судьбе, ее изменении, как сейчас. Короче — я побежала! — и подруга пулей покидает палату. — Спасибо, О! — кричу вслед Блейк, а затем, после глубокого вдоха и выдоха, прикрываю глаза, надеясь объясниться с Лексой и скоро увидеть ее. _________________________________________ Когда время уже близится к семи вечера, осознаю досадный факт, что старания Октавии найти Лексу прошли впустую. Ни единого сообщения, ни звонка. Ни от кого. Лежать весь день в пустой палате, в ожидании чуда, оказывается труднее всего. Я проваливаюсь медленно в сон и, в итоге, засыпаю. Будит меня едва уловимое касание до моей щеки. Открыв глаза, я думаю, что все еще сплю и то, что вижу — плод моей фантазии: вот она, наклонившись надо мной, касается своими губами моих губ, едва уловимо, и я, медленно, как в экстазе, растягиваюсь в довольной улыбке. — Прости, что пропала. Твоя мать... Если бы не Октавия, я бы поверила тому, что ты не хочешь видеть меня… — Неужели ты могла поверить в это, да еще так легко? Неужели я стала бы проходить через все то дерьмо, что с нами случилось, чтобы в итоге потерять тебя? — Но ведь несколько дней назад я чуть не потеряла тебя, в прямом смысле этого слова. Тебя мог убить Уайт… — …но он промахнулся! Я жива, со мной все в порядке. Зачем думать о том, что могло бы случиться, но не случилось? Я так счастлива, что ты здесь… Я хотела уже ночью совершить побег из больницы, лишь бы проверить, что ты не сбежала из этого города, что не решила оставить меня. — Ты помнишь, что я тебе сказала, Кларк Гриффин? — строгим взглядом буравит меня Лекса, схватив крепко мою ладонь своими пальцами. — Я. Не. Оставлю. Больше. Тебя. Никогда. — Но ты хотела, из-за слов моей матери… — Она все так сказала правдиво, будто с твоих слов, что я поверила. Но винить себя я не перестану… — Перестань, я тебя прошу, — сжимаю в своей ладони пальцы Лексы, а та подносит мою руку к своим губам и целует тыльную сторону моей ладони, подняв изумрудный взгляд, встречаясь с моими глазами, в которых, от подобного жеста брюнетки, появляются слезы. — Я люблю тебя, Кларк. Ты — моя. Я — твоя. Мне без тебя уже никуда… — Как и я, без тебя… — Ну-ну-у-у! Развели тут сопли! — в палату, улыбаясь, заходит Октавия. — Я рада, что все так повернулось. Чтобы почувствовать счастье, нужно пройти через кучу дерьма. — Это точно, — говорим с Лексой в один голос, отчего невольно улыбка посещает наши лица. — А тебя когда выпишут-то? — Октавия берет с тумбочки пакетик с конфетами и вытягивает себе пару штук. — Ты не против же, если я возьму? — Ты ведь все равно уже взяла, — смеюсь я над поведением подруги. — А выписать вроде послезавтра уже должны. А что там с Уайтом, Лекса? — Он получил тяжелое ранение, но жить будет. Через две недели состоится суд, а пока он под надзором полиции. К нему даже в больницу приставили пару полицейских… Меня напрягает, что он в этой же больнице. Так рядом с тобой. — Не волнуйся. Все хорошо, — беру Лексу за руку, а Октавия строит на лице «умилительную» гримасу. — Блин, вот если бы меня когда спросили, поверю ли я в то, что Лекса Ньюман станет такой лапочкой, я подумала бы, что тот человек определенно сбежал из психушки, — Октавия не отрывает взгляда от наших сцепленных в замок пальцев. — И я тебя люблю, Блейк, — шуточным сарказмом отвечает Лекса на брошенный камень в ее огород. — Я представляю какой шум поднимется, если до кого дойдет в школе, что вы теперь вместе — два зарекомендовавших себя лидера, которые на дух не переваривали друг друга… — Ну я не была никогда лидером, вообще-то, — встреваю в рассуждения подруги. — Была, Кларк, — улыбается Лекса, кивая головой. — Или ты забыла, из-за чего началось наше противостояние? — Любое слово теперь, с корнем «противо-» в отношении тебя, мне теперь противно, —сжимаю крепче в своей руке ладонь Лексы. — Ну девочки… Не становитесь уж слишком такими сладкими-то, в самом деле. Даже мы с Линком не настолько сюси-пуси друг с другом. — Завидуй молча, О, — снова отвечаем с Лексой в один голос, а я сейчас нахожусь на седьмом небе от счастья, независимо от того, что все еще лежу в больнице под капельницей и проблемы с Бергс, свадьбой мамы с Дэвидом остаются повисшими в воздухе. После выписки из больницы я намерена устроить Найле очную ставку и попытаться обсудить наше положение мирно. Больше всего я хочу счастья Эбигейл, но почему меня терзают какие-то смутные сомнения. Даже Лекса считает, что Дэвид — отличный кандидат в мужья, но почему я не способна этого в нем разглядеть? Несомненно, я даже толком не знакома с ним, потому что даже наша первая встреча за ужином оказалась очень мимолетной и завершилась моим скандалом с Найлой.***
Вытерпев не столь продолжительное пребывание в больнице, скрашенное частыми посещениями Лексы и Октавии, я радуюсь наконец возможности начать снова жить в прежнем ритме. Никогда прежде меня так не заставляло улыбаться обыкновенное утро, предвещающее очередной день в школе. Но я так волнуюсь из-за этого «возвращения». Эбигейл теперь стала чаще заезжать ко мне по утрам, чтобы убедиться, что все в порядке (хотя мне почему-то думается, что она хочет поймать меня с поличным, то есть с Лексой). Эбби живет теперь с Дэвидом и вообще они настолько увлечены подготовкой к свадьбе, поэтому необходимость проведывать меня я считаю лишней и успокаиваю маму, чтобы не волновалась за меня. Избавившись от ежедневных визитов Эбигейл, я по праву могу назвать себя полноправным хозяйкой дома, что не может не радовать. В один из «первых» учебных дней несколько занятий у нас проходит совмещенными с параллельными классами. Я устроилась с Октавией, Лексой и ее подругой Рэйвен на среднем ряду аудитории. Перед нами, с деловитым видом, нахмурив брови бросает на стул рюкзак Найла, сверкнув на нас недобрым взглядом. — Чего это Бергс такая? — с непониманием обращается к Лексе Рэйвен. — Я ее давно такой не видела. Признавайся… — Видишь ли, Кларк — она же теперь моя девушка, а ее мать без пяти минут как станет мачехой Найлы... — Рэйвен от таких новостей даже рот раскрывает. — Вот это ничего себе! Как это она еще не рвет на себе волосы? — стараясь говорить как можно тише, всё же Рэйвен оказывается услышанной Найлой. — К твоему сведению, Рейес, я не собираюсь рвать на себе волосы. Велика ли трагедия. Скорее, здесь я могу посочувствовать Лексе, что она растратила свою эстетическую тягу к прекрасному и перешла на более скромный формат — на серых мышек, — я уже совмещаю зубы от злости в оскал, но почувствовав свою ладонь в ладони Лексы, а затем быстро опустившуюся на мое колено, немного успокаиваюсь. — Кларк — это мой личный неформат, в самом полном смысле слова и я не собираюсь даже с тобой препираться, потому что мне настолько ты противна, Бергс, что я удивляюсь, как мы могла с тобой дружить. — Сука! — Найлу всегда задевали слова Лексы, потому что брюнетка — единственная, на кого Бергс было не наплевать. Перебросившись с переднего ряда, Найла хватает за высокий хвост Лексу и припирает ту щекой к поверхности стола. Я встаю на защиту своей любимой, и не только я, но и Рэйвен с Октавией, которые уже держат оборону от надвигающихся в нашу сторону защитников Бергс. Теперь, некогда единый лагерь друзей Лексы разделился на две оппозиции — кто на стороне Найлы, кто за Лексу. Когда затеивается драка между девушками, в аудиторию заходит миссис Дюбуа: — Что за цирк снова вы здесь устроили?! И уберите телефоны! Что за мода выкладывать все на YouTube и в Instagram? В этом году вы полностью переходите все границы, мисс Ньюман! — преподаватель обращается ко всем ученикам, а затем непосредственно к Лексе, которая разжимает пальцы на горле Найлы и потирает разбитую скулу. — Я уважаю Вашего отца, как и все преподаватели нашей школы, но Вы, Александрия, сплошное разочарование для Вашего отца! Устроить свыше 5 драк за полгода — это предел. Если бы не Ваш отец, по Вам бы уже плакала колония, — я замечаю подергивающиеся желваки на скулах Лексы и как она заламывает пальцы, похрустывая фалангами от накатывающей злости или обиды. Вижу самодовольную улыбку Бергс, устроившейся, как ни в чем не бывало, за партой. Все на своих местах, одной Лексе миссис Дюбуа еще не позволяет занять свое место. — Боюсь, мисс Ньюман, я вынуждена обсудить вопрос с Вашим отцом о переводе Вас в другую школу. Я вынесу эту проблему на следующем Совете, — желваки на лице Лексы продолжают нервно пульсировать и я удивляюсь выдержке девушки, которая раньше вообще не позволила бы разговаривать с собой в подобном тоне, да еще, к тому же, бросать угрозы об исключении. Что-то происходит с Лексой такое, о чем никто не догадывается, в том числе и я. Почему сейчас миссис Дюбуа перестала бояться Николаса Ньюмана? Почему его финансовая поддержка и возможность лишиться этой привилегии из-за исключения Лексы из школы более не волнуют преподавателей? Лекса определенно чего-то недоговаривает и даже мне не раскрывает всех карт. — А сейчас я бы попросила Вас покинуть аудиторию и поехать домой, — холодным голосом миссис Дюбуа обращается к Лексе, указывая в направлении двери. — Миссис Дюбуа! — все мое стеснение сейчас отходит на задний план. Я всегда была за справедливость и сейчас меня поражает, что никто из друзей Лексы даже не вступается за нее, не пытается оправдать ее перед миссис Дюбуа. Даже Рэйвен сидит молча, несмотря на видимое желание помочь подруге. — Я считаю несправедливым, что Лексу исключают из школы… — А Вас, мисс Гриффин, вообще здесь быть не должно, если бы не мисс Ньюман и связи ее отца, которые более не влияют на статус нашего заведения. Поэтому, при желании, можете забирать свои личные дела на пару с Александрией… — и тут я понимаю, что я сама — чужая птица в этой стае. — Это несправедливо! Бергс ударила первой! — крикнул кто-то с задних рядов. — Все это видели! — еще один голос. — Так что же все молчали до момента, пока мисс Гриффин не вступилась со своей защитой? — преподаватель изумленно оглядывает учеников, гул спорящих голосов которых лишь нарастает. Сейчас правда, пожалуй, впервые на нашей стороне. Ведь Лекса нисколько не стремилась устроить заварушку и Найла оказалась в этот раз зачинщицей, как и в случае с моим исключением. Только вот тогда, кроме Лексы, мне никто не помог. Как бы мне не хотелось того, но Найлу, в отличие от Лексы, не стали третировать и та просто отделалась выговором. Когда занятие наконец начинается и страсти утихают, Лекса осторожно касается моей руки под партой. — Спасибо, Кларк, — шепотом благодарит Лекса, а от этого ее слегка хрипловатого шепчущего голоса мне невыносимо хочется затянуть ее прекрасные губы в поцелуй. Как жаль, что этой возможности сейчас мне не предоставляется. Брюнетка словно успела считать мои мысли, и как только мы освобождаемся с занятий, она хватает меня за руку и ведет в уборную. Закрывшись вдвоем в кабинке, на меня накатывают воспоминания нашего первого с ней поцелуя. Это та самая кабинка. — Я вспомнила, как мы.., — начинаю было говорить, но ладонь Лексы накрывает мой рот. — Т-ш-ш-ш… Нас не должен никто услышать, — брюнетка прижимается ко мне и ее горячее дыхание касается моей шеи. — Я жду момента, когда мы останемся вдвоем сегодня… Мне нужно многое тебе сказать… — А пока просто поцелуй меня, — я почти умоляю Лексу коснуться губами моих губ, а когда ее горячий язык проникает в мой рот, внизу живота вибрации растекаются приятным теплом. Я обожаю эту девушку до дрожи, до боли. Я просто люблю ее. ______________________________________ По завершении занятий, мы уносимся с Лексой на ее "дикобразе" ко мне домой. Девушка не хочет сегодня быть у себя и я могу догадаться о причинах. В свете недавних событий с предательством Уайта, мне бы тоже захотелось пожить где-нибудь в другом месте. — Переезжай ко мне, — увлекшись поцелуями, спонтанно бросаю это предложение в приоткрытые пухлые горячие губы. — Что? — разорвав поцелуй, Лекса немного отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. — Ты серьезно? — А почему бы нет? Эбби сейчас не до меня, да и она в курсе моих чувств к тебе… Я живу одна, а дом — большой. Ты всегда можешь занять любую из ком… — …я хочу делить с тобой все, Кларк, никаких отдельных комнат, потому что мне нужна только ты, рядом, — улыбаясь игривым взглядом, Лекса берет меня за руки. — Я… просто подумала… — Перестань уже думать, наконец… И не перебивай. Выслушай меня, — тон голоса Лексы настроен на серьезный разговор и мне немного боязно и не по себе. — Отец потерял в Лос-Анджелесе все активы. Мы — банкроты, Кларк. Отец выставил дом на продажу, — и тут внутри меня начинает все медленно рушиться. Если дом выставили на продажу, значит отец Лексы намерен перебраться навсегда в другой город, а следовательно — он предложит переехать Лексе вместе с ним. — Но как же ты? Учеба и.., — слова у меня застревают где-то посередине горла и мне хочется расплакаться, но я пока еще стойко держу эмоции при себе. — Да, отец предложил мне переехать вместе с ним в Германию, где у него еще остались активы и есть шанс развернуть бизнес по-новому… — Лекса опускает глаза в пол и ее пальцы массируют мою ладонь, и от этого мои руки начинают немного дрожать. — Я попросила отца дать мне время на размышление, но ответ зависит целиком от того, что я сейчас скажу тебе и что скажешь на это ты, Кларк… — Так… Я что-то не на шутку взволновалась, Лекса… Давай я сейчас нам что-нибудь приготовлю и мы выпьем. На трезвую я боюсь не… — Тебе нечего бояться, малышка, — Лекса проводит подушечками пальцев по моей щеке. — Но устроить праздничный ужин, думаю, можно. И я помогу тебе с этим… — А почему праздничный? — Потому что "потому", — улыбается хитро Лекса и я чувствую — она что-то замышляет. — Ты не будешь против, если я схожу пока что в душ? — Против. Ведь я успею соскучиться по тебе, — Лекса ловит меня за руку и усаживает на колени. — А ты не будешь против, если я тоже схожу в душ, с тобой? — такого со мной еще не случалось и от одной мысли пробегаются вдоль позвонков мурашки, предвкушая, насколько может оказаться классным совместный прием душа. Я ничего не ответив, просто вскакиваю с Лексы и, взяв ее за руку, тащу в направлении ванной комнаты. Брюнетка на ходу стягивает с меня рубашку, спускает джинсы, а затем, растягивая момент, мы начинаем жадно целоваться взасос. Позже я тянусь к рубашке Лексы, чтобы также собственноручно раздеть ее, но она перехватывает мои руки и держит их сведенными перед собой. — А потом уже и я.., — хрипловатым, сексуально звучавшим голосом произносит Лекса, уткнувшись мне в шею. Через минуту я уже оказываюсь полностью раздета, и брюнетка, прикусив нижнюю губу, изучает меня несколько голодным хищным взглядом. — Заходи, — раздвинув шторки ванны, брюнетка делает мне приглашающий жест. Я выполняю ее «приказ», и уже из ванны наблюдаю за тем, как Лекса стягивает с себя майку, открывая моему взору красивую грудь в ажурном лифчике. Спущенные уже до бедер рваные джинсы открывают обзор на такие же ажурные стринги. Подтянутое слегка загорелое тело Лексы пробивает брешь где-то в районе солнечного сплетения и я забываю как дышать. — Иди же уже ко мне, — подавляя в себе неимоверное желание как можно скорее прикоснуться девушки, я активирую массажный режим душа, немного снимая свои спазмы возбуждения. Лекса бросает нижнее белье на мраморный пол, и вот она уже стоит рядом со мной, в своей природной безупречной наготе. На ее плечи и ключицы попадают первые струи воды и она прикусывает нижнюю губу, притягивая меня за талию вплотную к себе. Наши влажные от воды тела соприкасаются в легком электро-шоковом экстазе. Меня пробирает до мурашек, когда моего клитора касаются ее пальцы, и кажется, Лекса ощутила, как меня пробила на этом моменте дрожь. Находясь настолько близко с этой девушкой я теряю остатки рассудка. После душа, как и договаривались, мы приступаем к приготовлению ужина, и на этапе, когда уже итальянская паста оказывается приготовлена, Лекса уходит в другую комнату, а возвращается с конвертом, вручая его мне. — Это, конечно, не кругосветка, Кларк, но я хочу в Лас-Вегас на каникулах с тобой. Это и есть мое к тебе предложение. — А ты думаешь сыграть в рулетку и выиграть миллион долларов, чтобы остаться в Лос-Анджелесе и не уезжать в Германию с отцом? — Я не собираюсь с ним, в любом случае. Я останусь здесь и уже присмотрела парочку подработок во внеучебное время. Буду снимать квартирку где-нибудь в скромном районе. Конечно меня считают избалованной сучкой и скорее всего, так оно и есть, но ради того, чтобы задержаться в этом городе, я готова поступиться своей гордостью и принципами. — Какая квартирка? Ты забыла о моем недавнем тебе предложении? И что мы забыли в Лас-Вегасе? — продолжаю «пытать» Лексу. — Мы сыграем, Кларк, — я от удивления приподнимаю брови. — Ты серьезно? Мы рискуем потерять вообще все… — Не дрейфь. Жизнь не стоит на месте, а слишком импульсивно бежит, особенно в мегаполисе. Ведь кто не рискует... — Ты, должно быть, шутишь… Да и мы, к тому же, несовершеннолетние. Нам не разрешат… — В Лас-Вегасе все разрешено, детка. Это ведь Вегас, — Лекса награждает меня молниеносным поцелуем в щеку и принимается сервировать стол по высшему разряду. — Как тебе это удается? — я удивлялась навыкам сервировки девушки. Ведь я считала, что за Лексу всегда все делал кто-то из прислуги. — Удивлена? Думаешь я до такой степени ни на что негодная, Кларк? — Я… Я не то… — Да я знаю, что ты имеешь в виду. И понимаю твое удивление. Даже если я никогда в своей жизни пальцем о палец не ударила, это не значит, что у меня нет теоретических навыков. У меня фотографическая память и я помню, как сервировала стол наша прислуга. Да и к тому же, я в душе ведь романтик, Кларк… — Неуже-е-ели? — я не в силах сдержать улыбки. — Что за гримаса сомнения на Вашем лике, Принцесса моего сердца? — Ну прекрати меня смешить. Ты ведь дебоширка и отвязная девчонка, и вот это твое поведение сейчас меня просто не может заставить не улыбнуться. Ты такая… — Милая? — с невинным взглядом, Лекса прикусывает нижнюю губу, провоцируя меня на то, чтобы я завладела ею прямо на этом же красиво-сервированном праздничном столе. — Не только милая, но и дико сексуальная… — М-м-м… Может быть тогда вина и пасты? Говорят они что-то вроде катализаторов сексуальной энергии... А может и нет, и я все это только что придумала... — Лекса изящным жестом хватает вилку и накручивает на нее спагетти, приближая к моим губам. — Попробуй же… Скажешь, насколько хороши наши совместные кулинарные навыки. — Кажется, кто-то из нас крепко влюбился, — захожусь в безудержном смехе, хватая бокал вина и запивая пересоленные спагетти. — Кто-то? И кто же? Неужели ты? — Лекса возвращает вилку на тарелку и притягивает меня к себе. — А может быть ты? — Не-не-не… Специями и солью занималась ты. А ну признавайся, кто стал пленником твоего сердца? — Есть одна девушка… — Вон оно что… — ...которая убеждает меня, что пасту пересолила я, но я занималась лишь специями, а она — солью. Так что… — Я обожаю тебя, знаешь? Даже макарошки шепчут… нет же, они даже кричат о любви к тебе, — я снова не могу сдержаться от смеха и Лекса мягко толкает меня в сторону стола, а бокалы, стоящие на нем, затряслись от столкновения с нашими телами. Отодвигая размашистыми движениями всю утварь и блюда в стороны, брюнетка расчищает поверхность стола, укладывает меня и заводит мои руки за голову, оседлав меня сверху, вжимая мои запястья в твердую столешницу. — А сейчас мы пойдем кое-куда и кое-за-чем… — Лекса спрыгивает с меня и направляется в сторону моей спальни. Я уже изрядно возбуждена от начавшегося настольного родео, поэтому надеюсь на продолжение начатого. Войдя в спальню, передо мной уже лежит Лекса, в кожаной портупее на обнаженное тело и прикованная за одно запястье наручниками к металлическому изголовью кровати. — Что… ты… творишь со мной? — спазмы желания овладеть сиюминутно этой горячей брюнеткой скручивают низ живота. — Ничего. А вот что ты будешь творить со мной — решать лишь тебе, Кларки… Вспомогательная атрибутика вон там, в моем рюкзаке… — я подхожу к сумке и первым делом обнаруживаю в ней шариковый кляп, повязку на глаза и снейк. — Ты это таскала с собой все время? — удивленно приподнимая брови, я рассматриваю предметы, обнаружив несколько позже еще и металлические зажимы. — Какая же у меня плохая девочка… — Накажи меня тогда, раз я настолько плохая, Кларк, — букву «р» Лекса настолько дерзко произносит в моем имени, что я забываю обо всех гранях приличия и отстегнув наручники от кровати, заковываю в них уже обе руки девушки, воздевая их над ее головой. Я никогда не держала раньше в руках снейка и взявшись за оплетенную рукоятку внимательно разглядываю его, думая, какое бы нескромное найти ему применение, и, посмотрев на слегка раздвинутые ноги Лексы, та словно считывает мои мысли с устремленного мной взгляда ей между ног: — В верном направлении идешь. — Замолчи, не отвлекай меня, прошу, — несколько злобно отвечаю я на комментарий Лексы, потому что меня уже всю скручивает от желания. — Я не замолчу… Мне нравится с тобой гов.., — хватаю резиной шарик и применяю его по назначению. Теперь Лекса не может и слова вставить — в прямом смысле. Она пытается что-то сказать, но издается лишь протяжное мычание. Я натягиваю повязку на ее глаза, отчего извивание тела становится более интенсивным из-за невозможности следить за моими действиями. Брюнетка начинает извиваться, будто нарочно елозя по кровати, слегка раздвигая ноги. Я хватаюсь увереннее за снейк и легким размахом наношу удар между ног девушки, на что тело той прогибается в дуге и возбуждающей судороге. Делаю еще один легкий взмах снейком и удар приходится по внутренней стороне бедер, а с губ Лексы слетает отчаянный полукрик-полумычание. Мы настолько оказываемся вовлеченными в любовные утехи, что я даже не слышу, как хлопнула парадная дверь, точнее, когда она открылась. Потому что, пока я похлестываю снейком по клитору Лексы, у которой на глазах повязка, за этой садо-мазо сценой наблюдает Эбигейл. — Кхм.., — лишь покашливание выдергивает меня из мира сладостного садомазохизма и я, со снейком в левой руке, медленно, словно боясь получить удар, оборачиваюсь, увидев в дверном проеме насупившую брови мать. Лекса, разумеется, ничего не видит, как не может и ничего сказать, но по звукам, исходящим от нее, я не тороплюсь вытащить кляп из ее рта. А все потому, что я не хочу, чтобы Лекса испытала унижение при таком случайном свидетеле, как Эбигейл. Лучше пусть она вообще не узнает о том, что нас застукали за взрослыми играми. Однако, покашливание все же, думается мне, Лекса не могла не услышать. Я оставляю девушку одну в моей комнате и выхожу почти на цыпочках к Эбигейл, за дверь, чтобы обсудить неловкость этого момента. — Что за содом и гоморру ты устроила в нашем доме, Кларк? У тебя имеется хоть капля совести? — строгим голосом обращается ко мне Эбигейл. — Какие-то у вас больные сексуальные игры. Я конечно до последнего старалась не верить в то, что моя дочь — лесбиянка, но увиденное вообще повергло меня в шоковое состояние. Как ты вообще опустилась до такого? Ты была всегда такой спокойной и воспитанной девочкой, тебе так тяжело давалась адаптация на новом месте, в новой школе нового города… Я переживала за тебя, но, как оказалось, совсем по другим причинам. Тебя испортила эта школа! Эта развратная девчонка испортила тебя. — Не смей так называть Лексу. И прошу, веди себя тише. Не кричи… — Может быть, ты освободишь, наконец, свою подругу и пусть она узнает, что теперь я вообще знать и видеть ее не желаю рядом с тобой даже в радиусе нескольких метров. — Этому не бывать, мам. Я в праве сама выбирать, как мне жить и с кем, кого любить и как любить. Это только мой выбор. — Вот здесь ты заблуждаешься, милая моя. Ты будешь жить со мной, Дэвидом и Найлой в одном доме. По крайней мере, может быть, дочь Дэвида благотворнее повлияет на тебя… — А ты в курсе, почему мы так ненавидим Бергс? Вместе с Лексой ненавидим. Найла — тоже лесбиянка, только безответно влюбленная в Лексу. — Замолчи. Найла не такая. — Ты ее оправдываешь? Почему ты так ее защищаешь? Да мам! Что же такое с тобой? Ты не веришь уже собственной дочери? — от обиды мой голос начинает дрожать. — Я не собираюсь жить с вами. Я хочу жить или с тобой одной или одной вообще… — Тогда милости прошу. Захотелось резко взрослой жизни? Вперед! Только здесь ты жить не будешь, потому что, наверняка, и ЭТА осядет здесь вместе с тобой. — Отлично! Тогда я ухожу из дома, — срываюсь с места, убегая в свою комнату, закрываюсь на замок изнутри. Понимаю, что веду сейчас себя как ребенок, защитной реакцией которого является истерика. Я стягиваю с глаз Лексы повязку, расстегиваю ремешок кляпа и наручники. Затем принимаюсь сбрасывать свои вещи из шкафа в спортивную сумку. — Мне не показалось, что ты ругалась с мамой? — вопросительно смотрит на меня брюнетка. — Она застукала нас за нашими играми? В этом причина? — Я не хотела, чтобы ты все узнала, но да… Эбби очень разозлилась и не хочет, чтобы я жила в этом доме одна. Но я скорее с крыши сброшусь, чем перееду к семейству Бергс. Только через мой труп! — Успокойся, любимая… — Лекса поглаживает меня по спине. — Не ругайся с матерью. Она — твой самый дорогой человек и самый родной. — Для меня ты дорогая и родная… А она. Да, я люблю ее, но почему она так себя ведет со мной? — Я знаю, но пойми… Я бы многое отдала за то, чтобы мама снова была рядом, чтобы снова увидеть, как она улыбается, когда я счастлива, и которая грустит, когда грущу я. Дороже и ближе человека, чем мама у тебя никогда никого не будет. Только родителей никто не может заменить. Друзей можно заменить, можно заменить девушку, можно заменить парня… Но мать и отец, они одни, незаменимы. Какими бы они не были, как бы они нас не ругали за наши ошибки. Извинись перед мамой, Кларк, пожалуйста. Будь выше этой семейной ссоры. — Но она зашла даже без предупреждения. Так не делают… — Это и ее дом тоже, не забывай. — Да почему ты поддерживаешь ее? Она ведь ненавидит тебя и не хочет даже, чтобы ты и на метр ко мне приближалась. — Я это знаю, но я знаю и то, что ты все равно будешь жалеть, что испортила отношения с мамой. Не сегодня, так завтра я могу исчезнуть из твоей жизни… — Не говори так, прошу, — при мысли, что я могу потерять Лексу навсегда, внутри меня все сжимается в крошечный комок, а сердце заходится в аритмии. — Я не закончила. Подожди. Завтра или послезавтра я могу исчезнуть из твоей жизни, независимо от нашей любви, но ведь каждый день непредсказуем, и неизвестно, что может со мной случиться на следующий день. Но со временем, даже мою смерть ты сможешь пережить. — Я тебя сейчас сама убью за подобные высказывания, — чувствует как кровь в венах буквально закипает, как мне становится страшно. — Ненавижу, когда ты говоришь о своей предполагаемой смерти. — Не перебивай, пожалуйста, Кларк. Я всего лишь хочу донести до тебя суть. Мою смерть ты сможешь пережить, с годами всё затихнет и ты найдешь новую любовь. Но вот мама… Понимаешь, что больше у тебя не будет новой? Она единственная. Таких как я много в мире… — Заткнись, Лекса! — я еще больше расхожусь в своей злости от этой заведенной темы о смерти. — Я не смогу жить без тебя. — Сможешь. Как и все, ты справишься со временем. Боль притупится. — Почему ты сейчас так говоришь? И ты верно сказала, что боль лишь может лишь притупиться, но не забыться. Я не смогу уже тебя забыть. — Я очень долго молчала. И прошу выслушать меня и понять. Еще до встречи с тобой, полтора года назад, у меня была обнаружена хроническая форма лейкемии. Уже после диагноза я чувствовала, что нужно изменить многое в своей жизни. Оставшихся мне лет жизни не знаю сколько выпадет. Пока что наблюдается стойкая ремиссия, благодаря определенной терапии. Никто не знает про мое заболевание, кроме отца. Ты изменила мою жизнь, Кларк. Изменила меня. И я рада, что успела повстречать тебя и все еще пребываю в ремиссии. — Почему? — на глаза у меня уже наворачиваются слезы от услышанной, шокировавшей меня новости. — Что "почему"? — Почему ты не сказала про это мне сразу? ...когда мы с тобой стали более близки… — А тебе бы стало от этого легче? — Нет… но… Боже, — присаживаюсь на край кровати, напрочь забыв о брошенной посреди комнаты спортивной сумке. Все мысли о побеге из дома отступают на задний план. — Вот видишь… Теперь ты будешь постоянно думать и помнить про то, что я больна. А я этого не хотела. Кларк, послушай, — Лекса опускается на пол и встает передо мной на колени. — Я хочу, чтобы ты не воспринимала меня так. Я не хочу в твоих глазах быть инвалидом, тем более визуально по мне этого и не скажешь. Давай мы с тобой договоримся сразу об одном? Ты меня постараешься сейчас спокойно выслушать и не перебивать. — Хорошо… — я уже не контролирую свои эмоции и слезы непроизвольным потоком опускаются по моим щекам. Лекса старается делать вид, будто этого не замечает, хотя я не могу не заметить, насколько изменилось выражение ее лица, когда я заплакала сразу после ее сообщения о своей болезни. — Я не знаю, сколько мне судьба выделит времени, но именно сейчас я хочу, чтобы ты помирилась, черт возьми, с матерью! Я не хочу, чтобы ты осталась без надежной поддержки. — Ты так говоришь, будто… — Не перебивай… Дурная твоя привычка, — Лекса явно находится на взводе и заламывает пальцы. — Нет, я не умираю. Пока что. Но если наступит криз, то моя ремиссия обернется в острую форму лейкемии, а с ней шансы прожить хоть полгода ничтожно малы… Как правило, даже с ремиссией, 25 % заболевших умирают через год-два. Не совсем утешительный прогноз, согласна, — с грустью во взгляде ухмыляется Лекса. Я знаю, что она пытается придать разговору менее серьезную и трагичную оболочку, но от ее улыбки мне сейчас не становится легче на душе. — И знаешь, вот уже моему диагнозу полтора года и я каждый день боюсь… боюсь, что он может стать моим приговором. Но когда рядом со мной ты, мне не страшно. Ты делаешь меня одновременно и сильнее и уязвимее. Любовь к тебе — это моя слабость, а твоя любовь ко мне — это моя сила. Сплошное противоречие, но дело сейчас в другом. Ты сейчас слушаешь меня и делаешь то, что я скажу. Если нет, тогда я прямо сейчас ухожу.., — понимаю, что Лекса так меня просто-напросто шантажирует, но все же я настраиваюсь всерьез исполнить ее просьбу. — Ты сейчас идешь к Эбигейл и извиняешься. Обещаешь ей то, о чем она просит, — и тут я бросаю испуганный взгляд, — не переживай. Я все равно от тебя никуда не денусь. Это такой ход, психологический. Ты киваешь на все ее просьбы и все. А дальше она просто свыкнется наконец с мыслью, что ты счастлива. А это единственное, что для любой матери важно. — Хорошо, я сделаю, как ты просишь. Только не уходи, подожди немного. Я поговорю с ней… — я понимаю, что с Эбби необходимо поговорить не на повышенных тонах. В конце концов она всегда шла мне на уступки. И мне нужно сейчас решить вопрос с моим будущим — буду я жить в этом доме или же нет. А больше всего теперь волнует меня Лекса и ее болезненная для меня новость. __________________________________________ Поговорив с Эбигейл как два взрослых человека, мы приходим к заключению, что жить я могу одна, но не устраивать подобных ужасных, по словам матери, оргий. Только боюсь, что разрешение Эбби на мое отдельное проживание связано с тем, что я сообщила ей о Лексе, точнее, о ее болезни. Да, я не сдержалась и проговорилась, потому что держать все в себе мне будет невыносимо, да и мать, как врач, может дать мне какие-то советы. Я более чем уверена, что именно после этой новости Эбигейл смягчилась и ко мне и к Лексе, и даже позволила нам жить вместе. Но девушке лучше не знать о том, что я рассказала кому-то ее тайну. Лекса ненавидит любые формы проявления жалости в ее сторону, а то, что Эбби стала добрее в ее отношении, как раз и является проявлением именно этого чувства. — Но Кларк… Лейкемия это такая болезнь, которая не развивается быстро, но в любой момент может отнять у человека жизнь. Я не хочу, чтобы ты пережила еще одну смерть. — Ты так говоришь, будто Лекса умирает. Она не умирает. Она будет жить! Долго жить, — на глаза снова накатываются слезы. Эбби приобнимает меня и с заботой целует меня в щеку. — Я, пожалуй, поеду к Дэвиду, а вы… А ты просто будь с ней рядом.., — мать уже открывает парадную дверь и ступает за порог, но я все равно могу услышать произнесенные ею слова: "Бедная девочка. Умирать ребенком…" — я стекаю с дивана на пол, обхватив голову двумя руками, и позволяю себе как следует проплакаться, пока Лекса думает, что я разговариваю с Эбигейл. — Кла-а-арк? — перевесившись через перила, Лекса вопросительно смотрит на меня, с трудом выдавливая из себя улыбку, когда замечает мои покрасневшие заплаканные глаза. — Все в порядке? Вы поговорили? — Да, мне разрешили остаться в этом доме и уже на следующей неделе он станет документально моей собственностью. — Но ты не рада этому? Или ты плакала?.. Только не говори, что это из-за того, что я тебе рассказала. Мы же договорились! — Прости, но мне пока сложно вот так взять и забыть сказанное! Это не съесть мороженое и забыть об этом! — Зря я вообще тебе рассказала. Думала, что так будет правильнее, но вышло так, что ты страдаешь теперь. Может быть, тогда лучше будет, если я уйду из твоей жизни прямо сейчас... — Что за хуйню ты несешь?! — я готова наброситься за такое поступившее от Лексы предложение. — Ты всерьез думаешь, что наше расставание что-нибудь изменит? Серьезно?! — По крайней мере, ты бы начала меня ненавидеть и перестала бы думать о том, что я медленно, но верно иду в костлявые лапы старухи с косой. — Я тебя ненавижу сейчас… — стискиваю зубы, с трудом удерживаюсь от того, чтобы не ударить Лексу. — А я тебя люблю… — и тут я не выдерживаю и просто набрасываюсь на Лексу, колотя ее кулаками со всей силой и мне было бы легче на душе, если бы она хотя бы защищалась и ставила хоть какой-то блок, но она позволяет молотить себя, а я почти вою волком от несправедливости жизни. Лекса перехватывает мои руки и смещает их ладонями друг к другу. — Кларк, пожалуйста, успокойся. Я здесь, с тобой. Я жива. Не нагнетай. Мне невыносимо видеть твои слезы и страдания. Я не хочу причинять тебе боль, но я снова ненамеренно это сделала. Пошли лучше спать, а завтра, пообещай, как и в дальнейшем, мы не будем заводить разговоров о моей болезни. Просто представим, что ее просто нет и все. Что я тебе ничего не говорила. — Да, пожалуй нужно лечь спать… — я неохотно соглашаюсь, избегая дальше комментировать высказывания Лексы. Плетусь в спальню, а на полпути резко оборачиваюсь на Ньюман, которая о чем-то задумалась. — Ты ведь не собиралась уходить? — Нет… Я просто подумываю принять душ. — Давай. Я буду ждать тебя в спальне. — Хорошо, милая, — Лекса натянуто улыбается и я чувствую, как внутри нее сражаются демоны. ____________________________________ Я лежу в постели уже около пятнадцати минут, а Лексы все еще нет. Уже засыпая на ходу, вяло плетусь в ванную, дергаю за ручку дверь ванной комнаты, но она не поддается мне, потому что заперта изнутри. — Лекса? Ты в порядке? — долблю кулаком по двери, но в ответ ни слова. Лишь журчание воды. — Пожалуйста, скажи что-нибудь! Открой дверь! — стучу двумя руками по двери, но все бестолку. Выбегаю на улицу прямо в неглиже и стараюсь заглянуть в ванную со стороны внутреннего дворика. Закрытые жалюзи не позволяют мне ничего увидеть и я чисто механически хватаю кирпич и разбиваю им окно. Осколки разлетаются в разные стороны и приземляются на газоне. Пробравшись в ванную через окно, от увиденной картины у меня начинают трястись руки: абсолютно обнаженная Лекса лежит на дне уже заполнившейся до краев ванны. Сливное отверстие закрыто мочалкой. Схватив под локти Лексу я вытаскиваю ее на холодную керамическую плитку и принимаюсь незамедлительно делать искусственное дыхание. А в голове крутятся назойливо вопросы: Что случилось? Почему Лекса без сознания? Искусственное дыхание приводит, наконец, Лексу в чувства, но из ее носа бежит кровь, остановить которую я не знаю как. Вызвав скорую помощь, я сообщаю врачам, что сама теперь знаю о болезни Лексы. К сожалению, даже без анализов врач сообщает неприятную и убивающую меня по всем фронтам новость: — Боюсь, что ваша подруга соврала вам о своей хронической форме лейкемии. Ее состояние полностью соответствует острому лимфобластному лейкозу. Необходимы курсы химиотерапии, иначе шансов на то, что она выживет, совсем не останется. Слова врача звучат для меня оглушающим приговором, эхом отдающимся в голове. Я едва сама не теряю сознание, выслушивая неутешительные фразы, а из глаз, не прекращаясь, бегут слезы. Лекса смотрит на меня из-под кислородной маски с сожалением в глазах, а я лишь хочу спросить ее, почему она солгала о своей стадии болезни. Почему?!