Daddy

      Чувства, что невозможно описать и невозможно передать. Что может чувствовать человек, который теряет всё? Собственноручно разрушает жизнь и не может найти выход из тёмного прилива, в который затягивает отчаяние и саморазрушение. Итачи чувствовал это, он злился: не на Саске, что мог спокойно целовать возлюбленную, не на Кисаме, что подставил его в своё время, и даже не на Сакуру. Он злился на себя, на свою тупость и беспомощность. Его съедало изнутри то, что он не мог поцеловать свою любимую,был не в состоянии её обнять и прижать к себе. Не мог снова сказать слова любви, не было возможности ей и помочь. Он много раз видел, как она плакала, как вздрагивала от любого прикосновения, становился свидетелем её ссоры с женихом.       Но разве что-то могло вернуть давно потерянное? Недавно он нашёл тест на беременность в урне, и гадать не стоило, кому он принадлежал. Единственной женщиной в этом доме была Сакура. Итачи много раз порывался начать с ней разговор, долго планировал, как будет перед ней извиняться и прижимать её к себе. Мечтал по ночам, как они забудут о прошлом и снова будут вместе. Но это всё мечты и надежды, которым не сбыться. А всё почему? Потому что он слаб ― боялся, что она его отвергнет и его сердце разобьётся.       Рано утром, зайдя в дом, Итачи поначалу подумал, что ошибся. Громкая музыка, странные крики и сладковатый дым, что обволакивал всё пространство. Зайдя в гостиную, он лицезрел картину, что привела его в недоумение. Сакура танцевала под мелодию медленно и отстранённо, словно была сейчас не здесь. Музыка ― громкая, с басами, а она спокойно покачивалась, словно звучал вальс. Бокал в её руке был почти пуст, и Итачи подозревал, что он был не первым. Суйгецу и Кисаме сидели, покуривая кальян, а Саске допивал бутылку коньяка и что-то бормотал себе под нос.       ― Что тут происходит? ― Итачи выключил музыку и перевёл взор на самого адекватного, на его взгляд, человека в этой комнате.       ― Отдыхаем, ― пожал плечами Суйгецу.       ― Где дети? По какому поводу выпиваете? ― Итачи уже выходил из себя. Его бесило, что Сакура пила в её положении и даже не обратила внимания на его появление. Она всё так же кружилась в танце.       ― Дети у Наруто и Хинаты на три дня, ― наконец решил обратить внимание брата на себя младший Учиха. ― А пьём… ― он посмотрел на Сакуру и пожал плечами. ― У каждого свои причины.       Итачи пристально осматривал каждого из присутствующих, выискивая причину или ожидая более внятного и развёрнутого ответа. Он глянул на Сакуру и резко сократил между ними расстояние. На скулах девушки красовался огромный синяк, на шее ― красные отпечатки пальцев, руки на запястьях перебинтованы. Её не было дома три дня, и Итачи был уверен, что знал, кто оставил эти отметины. Ему стало больно, словно что-то душило его. Чувство, которое он не мог понять.       ― Кто? ― он схватил её руку, разворачивая девушку и заставляя остановиться. ― Тебе нельзя пить.       ― Умри. Тебе-то что? ― она вырвала руку и сделала шаг назад, опустив голову.       ― Я люблю тебя, вот что, ― он протянул руку к ней, но та зависла в воздухе. Словно он не решался до неё дотронуться, ― и приму тебя даже с ребёнком. Уйди от него.       Последние слова он добавил чуть тише, с одной стороны боясь, что она услышит его. Однако от Сакура это осталось нескрытым.       — Я тебя ненавижу, Учиха Итачи, — сказала она, не глядя на него. — Ты эгоистичен. И тщеславен. Даже твоё появление здесь является актом тщеславия.       Итачи не ответил. Он стоял прямо, как шомпол, слегка наклонив голову, в позе молящегося.       — Я каждую ночь молюсь, чтобы был бог, чтобы был суд за наши грехи, — продолжала она ровным голосом; теперь её пальцы легко пробегали вверх и вниз по его руке. — Чтобы ты провёл вечность в самой глубокой яме ада вместе с другими предателями.       — Кого я предал? — вслух поинтересовался он. В голосе не было злости, только любопытство. ― Не я тебя ударил.       Её рука упала. Он напрягся, как будто утрата её прикосновения была для него ударом.       — Ты виновен в этом, ― она продемонстрировала ему руку с синяками и шею.       — Это смешно. Я об этом даже не знал, пока…       — Я всегда знала, что будет расплата. Я всегда знала, что мне предъявят цену, и заплачу её я.       — Ты говоришь, расплата. За что?       — За любовь. За твою любовь ко мне и… — она запнулась. — И за мою любовь к тебе.       — Но ты меня ненавидишь. Ты только что это сказала.       Она рассмеялась.       — О, Учиха. Как такой умный человек может быть таким непроходимо тупым? Почему Сай мой жених?       Он не ответил. Сакура придвинулась ближе. Итачи по-прежнему не смотрел на неё.       — Сай знает ответ на этот вопрос, — сказала она. — А Сай и вполовину не так умён, как ты.       — У меня есть вопрос получше. Почему ты его невеста?       Она дала ему пощёчину. Итачи при этом проявил больше стоицизма, чем когда она убрала руку. Он даже не шелохнулся.       — Хоть бы ты там умер, — сухо сказала она.       — Твоё желание чуть не исполнилось.       — Не в Афгане. На Востоке, на базе. Если бы ты умер на Востоке, я смогла бы изобразить скорбящую невесту и упасть на твою свежую могилу. Сай теперь был бы счастливо женат на какой-нибудь легкомысленной калифорнийской светской львице, а я бы снова влюбилась. Я бы не пребывала в этом аду — любить человека, которого я презираю. Потому что, пока ты ходишь по этой земле, я буду тебя любить, Учиха Итачи. Пока ты дышишь — здесь или за десять тысяч миль отсюда, — я буду тебя любить. Я не могу не любить тебя, поэтому решила тебя ненавидеть… чтобы любовь не была невыносимой.       — Ты не должна…Сакура, есть вещи, которые мы никогда не должны… — впервые Учиха с трудом подыскивал слова. — Ты не должна мне такого говорить.       — Нет, я хочу, чтобы ты это услышал. Я хочу, чтобы ты думал об этом до конца своей жалкой жизни. Ты бросил меня ради холодной и бездушной любовницы, и я хочу, чтобы в тот день, когда Саске и Кисаме наконец навсегда покинут тебя, ты думал об этом и чтобы думал каждый из оставшихся дней, пока не состаришься и не будешь в одиночестве на смертном одре, пока не заплатишь по долгам, пока не расплатишься за свою жестокость.       — Но твой ребёнок… — неуверенно продолжил он.       — Нет его, — тихо сказала Сакура, разворачиваясь к выходу. — Больше нет… — чуть тише добавила она.       В комнате наступила гробовая тишина.       — Как это — «нет»? Ты что, сделала аборт? — ошеломлённо смотря на неё, спросил Итачи.       — Это уже не твоё дело… — всхлипывая, ответила Сакура и вышла из комнаты.       После такого диалога у всех побледнели лица — они были светлее кожи мертвецов.       — Ох ё, вот это новость… — произнесли Саске, Суйгецу и Кисаме в один голос.       — И вы хотите сказать, что ничего об этом не знали? — высоким тоном спросил Итачи.       — Брат, успокойся, мы услышали об этом в тот же момент, что и ты, — сказал Саске, встав, и попытался успокоить Итачи.       Кисаме, обомлев от новости и подавившись дымом от кальяна, не мог нормально связать слова, и это выглядело довольно смешно.       — Не… — кашлянул он, — это что, прикол? Охренеть. Итачи, мы и впра… — кашель — …вду не знали!       Сначала Кисаме побелел, потом покраснел, потом посинел, затем его лицо приобрело здоровый оттенок.       — Слушай, я вообще не при делах, если б такая петрушка была, я б тебе первым это и сказал! — торопясь, сказал Суйгецу.       — Что-то ты какой-то подозрительный… — Итачи скептически посмотрел на него.       — Не-не-не, я клянусь, что ничего не знал! Я просто увидел на лице Сакуры немалое беспокойство, но не придал этому значения. К тому же она сама бы нам это не рассказала, если это касается только её, ты же знаешь, — спокойно ответил он.       — Да ладно, я пошутил, я верю тебе, — с ухмылкой произнёс Итачи.       — Я схожу к ней, — сказал Саске, поднимаясь с места.       — Нет, сиди здесь, я хочу с ней поговорить наедине, — Итачи развернулся и вышел из гостиной.       Искать Сакуру долго не пришлось — она сидела на кухне и рыдала. Итачи подошёл к ней сзади, решившись сделать первый шаг. Он положил руку её на плечо.       — Я хо… — только Итачи открыл рот, как тут же ему прилетело с локтя в челюсть от Сакуры, отчего он упал.       — Убери от меня свои руки, подонок!       Итачи видел такое лицо Сакуры, когда та увидела его с Сильвией. Лицо разочаровавшегося человека, ощутившего вкус предательства. Она злилась на себя и на свой необдуманный поступок. Она ненавидела себя.       — Я заслужил это… не спорю, но пожалуйста, если ты меня всё ещё любишь, позволь мне сказать.       — У тебя десять секунд, — тихо произнесла Сакура и развернулась к окну, чтобы не видеть глаз Итачи.       — Я не стану оправдывать свой поступок, я люблю тебя и понял свою ошибку. Я… я знаю, что поступил ужасно, — он облокотился на стену и скрестил руки на груди, смотря в пол. — Я хотел расстаться с ней, когда вернусь. Думал, что отменю помолвку, но не смог. Я видел разницу между вами, но сейчас я понимаю, что ты идеальная. Я…       Он не успел закончить — Сакура вскочила со своего места и быстро оказалась напротив.       — И чего ты ждёшь от меня? Слова сочувствия, любви, благодарности? — она срывалась на крик, повышая голос при каждом слове. — Я должна сказать тебе спасибо и «давай начнём сначала»? Нет, Учиха, я выбрала ненависть к тебе. Я выбрала самоуничтожение. По твоей вине я сделала ошибку, по твоей вине я терпела всё это! — она снова показала руку. — Предавший раз предаст ещё, Итачи! А теперь, будь добр, исчезни из поля моего зрения.       Сакура развернулась на пятках и с гордо поднятой головой удалилась обратно в гостиную, чтобы продолжить выпивать с ребятами. Взгляды, что были устремлены на неё, сильно раздражали. Она, опустив взгляд, быстро направилась к Саске и, упав рядом с ним, выхватила бутылку, осушив остатки за два глотка.       — Всё в порядке? — тихо спросил Саске, обнимая подругу.       — А ты как думаешь? — чуть осипшим голосом спросила девушка. Она знала, что её слова слышал каждый, и предполагала, что теперь будет ощущать взгляды сочувствия и что завтра Сай будет сильно побит пьяным Саске.       — Я думаю, что это глупый вопрос, — прошептал Учиха, прижимая девушку сильнее и сжимая её плечи.