Pro bono publico!

Послушайте! Ведь, если звёзды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — кто-то хочет, чтобы они были? Значит — кто-то называет эти плевочки жемчужиной? И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку, просит — чтоб обязательно была звезда! — клянется — не перенесет эту беззвездную муку! А после ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: «Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!» Послушайте! Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?! (В. Маяковский) «Встреча двух лиц подобна контакту между двумя химическими веществами: если есть реакция, то изменяются оба». (Карл Густав Юнг)

Всё утро Геллерт ходил сам не свой, его очень волновала Гермиона… За неделю, которую она провела с ним в одном доме, он привык к этой девушке, рядом с ней ему было спокойно… Но вот долго ли продлится это ощущение? Первым делом он сходил к Альбусу, чтобы узнать, как продвигается его исследование по перемещению во времени. Дамблдор проворчал, что «это очень сложное дело, требующее кропотливой работы», его ответ, можно сказать, обрадовал Геллерта, поэтому к завтраку он вернулся в приподнятом настроении. Гермиона и Батильда Бэгшот сидели за столом и о чём-то увлечённо спорили. — Это против всех законов природы! Это варварство, — жестикулировала руками Гермиона. — Это магия… Магия, а не варварство, — возражала мадам Бэгшот. — Дамы, доброе утро… Я вам не помешал? — Геллерт вошёл в комнату. — Нет, что ты… Я тут пытаюсь объяснить Гермионе, что вишни уже пора собирать, а девочка говорит, что ещё рано. Геллерт хитро улыбнулся: — На самом деле, вишни действительно собирать рано, но учитывая то, что ты их подпитываешь магией — сейчас в самый раз! — Ничего не могут без магии, — проворчала Грейнджер. Батильда Бэгшот вручила им большие плетёные чашки и отправила в сад за вишнями. Солнечный день, один из очень редких и нетипичных для туманной и промозглой Англии, царил в саду. Пчелы жужжали, перелетая с цветка на цветок. Яркие, алые маки трепетали на ветру. Вся природа в этом чудесном саду указывала на середину июня, а не на начало мая. Вишни, как и говорила мадам Бэгшот, созрели. Сочные, крупные, тёмно–бордовые ягоды свисали на тонких ножках. Гермиона сразу же начала аккуратно, чтобы их не подавить, собирать их в чашку, попутно отправляя некоторые к себе в рот. Геллерт присоединился чуть позже. На ум пришла весёлая детская песенка, которую девушка тут же стала напевать: — Вишня красные серёжки по ветвям развесила, и, как в зеркало, в окошки смотрится. Я весело ей кричу: — А ну, подружка! — Гермиона, послушай… — перебил её Геллерт. — Дай мне парочку на ушко, поношу, сколько хочу, а потом их проглочу! — девушка весело напевала не обращая внимание на Геллерта. — Гермиона… — Ну, что?! — Почему мы не можем собрать ягоды с помощью магии? Девушка фыркнула и отвернулась: — Я же говорила, ничего без магии не могут! — Мисс Грейнджер, хватит дуться, прошу вас... Девушка не обращала внимание, тогда Грин-де-Вальд сам повернул её к себе и замер… Весёлые карие глаза с озорными золотистыми искорками затягивали, а яркие, словно вишни губы манили… Геллерт протянул руки и бережно, словно это сказочное видение могло исчезнуть от его прикосновения, притянул Гермиону к себе. Он поцеловал её. Поцелуй был долгим, неспешным, его горячие губы аккуратно касались её. Губы девушки были прохладными и податливыми. От неё пахло вишней, и её вкус был как у вишни, такой же терпкий, такой же приторный, с чуть-чуть заметной кислинкой. Гермиону обдавало то холодом, то жаром, колени у неё слабели, а ноги подкашивались. Геллерт слегка отклонил её назад, его обжигающие губы коснулись нежной шеи, прокладывая дорожку поцелуев ниже… Гермиона резко вынырнула из тумана желания и отстранилась, посмотрела на молодого мужчину. Геллерт смотрел на неё затуманенным взглядом, с расширенными зрачками. — Геллерт… Не стоит… Мы совершаем ошибку… Я не принадлежу этому времени… я не могу… Геллерт опустил руки и отвернулся. Гермиона подхватила миску, полную вишень, и скрылась в доме. Утро этого дня встретило молодую княжну солнечными лучами и весёлым пением птиц. Регулус ещё спал, когда она аккуратно выбралась из постели и скрылась в ванной комнате. Погода стояла прекрасная, и девушка решила пройтись, предупредив домовика, она вышла на улицу. Страна Туманного Альбиона всегда манила Марию, но она выросла на юге России среди Кавказских гор (слабое здоровье матери можно было поправить только на Кислых водах). Поэтому девушка любила ветер, любила высоту, любила горы и море, просторные степи. Регулус понимал её любовь, и они решили, что после свадьбы переедут в Россию. На сегодня у неё были особые планы, она хотела навестить братца и старых друзей. Долохова в гостинице не оказалось, зато встретился Геллерт, который был мрачнее тучи. В таком настроении она видела его впервые за все годы их дружбы. Когда же она спросила, что с ним случилось, парень резко ответил, что не её дело, и что она вообще не имеет представления ни о его обычном настроении, ни о нём самом. Почувствовав неладное, княжна спросила о Гермионе и убедилась в причине его плохого настроения, это и стало поводом для визита к тётушке Батильде. Батильда Бэгшот обняла её и расцеловала, Гермиона вежливо поздоровалась и углубилась в чтение книги. — Гермиона, прости меня, но Геллерту сейчас очень тяжело. Только представь, две девушки, которых он любил отвергли его, — тихо начала княжна. — Я его не отвергала… Я просто не вижу нашего общего будущего… — Он думает, что он тебе противен… — Мерлин! Я же ему всё объяснила, мне самой очень тяжело и больно. Как он этого не понимает?! — Ты любишь его, он любит тебя… Чего ты боишься? — Я не боюсь. Это не может быть любовь, мы знаем друг друга всего лишь семь дней. Разве могут возникнуть столь сильные чувства за такое короткое время? — Могли, всякое бывает… — Я всё равно скорее всего уеду, и мы больше не встретимся с ним… — Если что-то когда-то происходит, значит так ему должно быть… Не стоит забывать о проведении и судьбе… — Я боюсь… Я ужасная трусиха, — Гермиона прикрыла глаза рукой — Sie liebten sich beide, doch keiner Wollt’es dem andern gestehn*… Это глупо. По-моему, лучше попробовать и обжечься, чем всю жизнь потом себя жалеть, — сказала Мария. — Может быть ты и права, мне очень сложно сейчас во всём разобраться… Может быть это просто мимолётное увлечение… — Ты сейчас меня или себя в этом убеждаешь? Знаешь, если не попробуешь, не поймёшь… — А если это всё будет ошибкой? — Ошибка, так ошибка… Я же сказала не узнаешь, если не попробуешь. — Глупо всё это. — Глупо, — кивнула княжна: — Но знаешь, всегда есть выбор, как там у Гумилёва: «Созидающий башню сорвется, Будет страшен стремительный лет, И на дне мирового колодца Он безумье свое проклянет. Разрушающий будет раздавлен, Опрокинут обломками плит, И, Всевидящим Богом оставлен, Он о муке своей возопит. А ушедший в ночные пещеры Или к заводям тихой реки Повстречает свирепой пантеры Наводящие ужас зрачки. Не спасёшься от доли кровавой, Что земным предназначила твердь. Но молчи: несравненное право — Самому выбирать свою смерть.» — Красивые стихи… Правда, немного другая тематика, но смысл про выбор я уловила. — Да, мне тоже очень нравятся, жаль с Николаем Гумилёвым я ни разу не встретилась… — У тебя ещё всё впереди, — улыбнулась гриффиндорка. — Также как и у тебя, — подмигнула княжна. Гермиона притихла, потом поднялась: — У меня осталось одно не доделано дело, до встречи! Грейнджер выбежала из дома, бросилась к приближающейся по тропинке фигуре и обняла её. Мужчина подхватил девушку и поцеловал. — Что ж, а они все дружно сомневались, что я слизеринка… — княжна отошла от окна и аппарировать в Принц-мэнор, прямо в тёплые и крепкие объятия любимого.