***
Adrian Von Ziegler — A Little place called Home
Небесные глубины, скрытые кольцом тумана вокруг острых серых скал, оживлялись, стряхивали с себя оковы зимнего снега, меняли прошлогодние перья на новые, лоснящиеся и блестящие, отливающие зеленоватой синевой на тёплом весеннем солнце. Здесь, в вершинах вороновых гор, солнечные лучи пригревают быстрее, согревают промёрзшую землю, охватывают замученных ночными морозами демонов, подставляющих лица к небу и радующихся долгожданному приходу тепла. С крыш капает, прозрачная талая вода струйками стекает в трещины мощённого камнем тротуара, блестит на дорогах, и приходится вовсю смотреть под ноги, чтобы ненароком не вступить в лужу или, что ещё хуже, упасть туда и замочить новые перья. Нет лучше жизни, когда рождаешься крылатым: тебе с детства доступны все царства, и главное из них — бескрайнее небо. Нет ничего лучше полёта в утреннем воздухе, очищенным солнцем и обновлённым новым сезоном — ещё одним годом в длинной жизни демонов, неизвестным в своём будущем и от того, наверное, прекрасным. Линялые перья остались далеко на земле, и в небо с новой силой взмывают новые, чернее ночи и незапятнаннее агнца, неслышно удаляясь всё выше и выше, скрываясь в затянутой облаками синеве. Хлопки бесшумны, крылья летят будто сами, одним касанием разрезая белые комья и туманные кольца и исчезая в утренней дымке. Всё вокруг дышало жизнью, ты чувствуешь это, вдыхая полной грудью холодный высокогорный воздух, всё вокруг преображалось: сходил этот холодный, стылый морок льдов и снега, уступая место новой жизни. Совсем скоро лес в предгорье перестанет выть по ночам, словно голодный волк, зажурчат ручьи, защебечут скворцы, и новые выводки совсем юных демонов, скорее всего, впервые вылезут на поверхность и узреют мир таким, каким он был задуман всевышним изначально. С весной мир всегда возвращается в прежнее, цветущее русло. Там, над туманным кольцом, в тени розоволистной вишни, скрытой от солнца серыми облаками, у высоких каменных стен королевства демонов сидел Лис. Сложив девять хвостов веером позади себя и спрятав когтистые руки в длинные синие рукава, он сидел в позе лотоса, прикрыв глаза и подставив лицо ветру — ещё холодный, взвивающийся полупрозрачными змеями с низа, он колыхал белую шерсть острых лисьих ушей и тёмные, как каштан, волосы, принося из внешнего мира другие, новые запахи, такие чуждые здешним обитателям, почти ими же не ощущаемые, и такие знакомые ему, девятихвостому демону. На этом склоне он был совершенно один, и на этом склоне он впервые встречал новую весну: в лесах вёсны журчат ручьями и зеленеют раскидистыми листьями папоротника, которыми можно прикрываться от тёплых дождей, лесные вёсны пахнут персиками, свежей травой и поют свиристелями; весна же в горах совсем иная — влажные туманы стоят в воздухе белой завесой, холодные внизу и тёплые, душные от солнца вверху, здесь каждый открыт новым ветрам и нескончаемым потокам воздуха, горная весна пахнет лугами долин, мокрым камнем и вишней, кричит парящими орлами и греет, греет, греет свои вершины, словно сейчас не конец марта, а жаркий июль. Горная весна по-своему так же странна и чужда, как и привлекательна. Лис подмечает малейшие различия по дуновениям южных ветров, невольно вспоминая, как было бы сейчас там, внизу, в его старом доме. Такие демоны, как он, живут в низовьях, в густых зелёных чащобах, предпочитая компании одиночество на всю свою жизнь. Но этот кицунэ с девятью хвостами здесь. И запах его давным-давно опутал эти несвойственные для лис места. Одно из белых ушей дёрнулось и пригнулось, повернувшись в сторону ветра. Вокруг по-прежнему стояла тишина, разбавляемая лишь ветром и шорохом вишнёвых листьев на покачивающихся ветвях. Лис открыл глаза, смотря по-прежнему впереди себя, но внимательно прислушиваясь к окружающей обстановке. Ветер задувал под полы одежд, воздух пах вишней и зеленью. И небо вокруг ярко засияло, разойдясь облаками в стороны — чёрные крылья разогнали туман, являя лисьим глазам позолоченное весеннее солнце. Зависшая в воздухе тень закрыла лисью фигуру, и нездешний демон, подняв голову и благосклонно отведя уши назад, улыбнулся. Хозяин тени, сняв чёрную клювастую маску с лица и отодвинув её на ленте в сторону, бесшумно приземлился на самый край отвесной скалы, подняв каменную пыль в воздух и сложив крылья за спиной. В ярком свете чистого неба блеснули синие камни глаз, на рыжих волосах словно пламя заиграло. Кто, как не Принц, а ныне Король своего народа, с первыми лучами солнца разгонит стылые зимние тучи над землёй Воронов? Это своего рода традиция — как только с юга веет первым теплом, предводитель очищает крыльями небо, чтобы земля согревалась быстрее и сбрасывала с себя воспоминания о прошедшем холоде. Раньше этим занимался Чёрный Ворон, прежний император. Теперь эта традиция по праву передалась Ворону Солнца, прежнему Принцу, за которым верно и неотрывно следует белоснежная тень с тёмными глазами. Верно и неотрывно, несмотря на то, просили её об этом или нет. — И что ты тут делаешь? — скептический голос прервал тишину, и тенгу скрестил руки на груди, отряхивая воздушные алые рукава. — И как совесть тебе позволила найти меня? — Ещё бы я не нашёл тебя, — Лис усмехнулся и дёрнул ушком, вынув из своих рукавов руки и опустив их на редкую траву. — Мой острый нюх ещё ни разу меня не подводил. — Тц. Ты следил за мной, не оправдывайся, — Ворон закатил глаза, покачав головой и вытянув в сторону одно из крыльев, разминая его. — Если я ничего не сказал, не логично ли, что я не хочу компании? — Я всего лишь тихо ждал тебя здесь и не делал ничего, что бы могло смутить тебя, — Лис по-прежнему улыбался, покачивая веером хвостов одновременно, и неспешно поднялся на ноги, отряхнув одежду от каменной пыли. — Негоже вашему величеству прохлаждаться за пределами королевской территории в одиночку, знаешь ли. Казалось, от услышанного над головой Ворона начинают сгущаться гневные тучи, а аура его стремительно темнеет, вот-вот начнёт сиять грозами. — Брось эту формальность, ты же знаешь, я не люблю это, — Ворон нахмурился, резко рявкнув и рыкнув сквозь зубы, и посмотрел снизу вверх в хитрые карие глаза. — Ты мне теперь до конца будешь припоминать тот случай, Дазай? И Лис довольно кивнул, навострив уши кверху. — До конца моей жизни. Для того я и рядом, чтобы твоя жизнь имела шанс продолжиться, когда моя оборвётся. Такое не забывается, свет очей моих, — Ворон после услышанного резко распахнул крылья и едва не врезал маховыми перьями по лисьему лицу, но Дазай давно выучил всякое мимолётное движение тела тенгу, чтобы понимать заранее, что он хочет сделать. Но иногда Ворон оказывается проворнее, и после затравочного удара крылом последовала подсечка — Лис рухнул спиной на землю. — Во-первых, я уже говорил тебе не называть меня так, или у тебя хвост лишний? — тенгу оскалился, наступая на лисью грудь, но Дазай только руки ладонями кверху поднял, не сопротивляясь встряске за воротник. — А во-вторых… — нога с груди убралась, и Ворон протянул Лису руку, помогая встать на ноги. — Даже не думай умирать раньше меня, понял? Или вместе, или оба живы. Не надо мне тут твоих геройств. Дазай улыбался, вновь спрятав руки в рукава. Молодой Король, хоть и кажется серьёзным и грубым, на самом деле волнуется о своих подчинённых и тем более о близких. Лис привык к резкости тенгу и не обращал внимания на его слова — он-то знает, Накахара из последних сил закроет его собой, если кицунэ будет грозить опасность. В конце концов, они не были бы вместе здесь, если бы не были готовы друг за друга рвать недругам глотки — Чуя предпочитает бить лица и хорошо управляется с клинками, Осаму может перегрызть кому-то шею клыками в прямом смысле этого слова. Да, они порой могут подраться друг с другом, потому что тенгу вспыльчив, а кицунэ обожает играть на нервах, но в бою они будут стоять спина к спине, хвост к крылу, коготь к клинку, кольцо к кольцу. В крайнем случае Накахара просто подхватит Дазая под руками и унесёт в вершину за собой, чтобы лисица не наделал дел. А потом, поздно ночью, когда за окном ярко светят переплетённые созвездия Лисы и Вороны, они будут тихо отдыхать в королевских покоях бок к боку — Дазай, что-то негромко напевая, будет расчёсывать длинные чёрные перья в расправленном крыле Накахары, лежащего грудью на его коленях спиной вверх, подложив руки под голову и засыпая, пока на столе тлеет догорающая свеча. Молодой Король не тревожит стражу у ворот, он протягивает руку Лису, крепко сжимает за запястье и взмахивает крыльями, постепенно отрываясь от земли с таким-то грузом — Дазай худ для кицунэ, но всё равно тяжеловат для полёта. Чуя перелетает стены крепости и начинает снижаться, со стуком поставив демона на землю. Ещё раннее утро, но тенгу, пригретые весенним солнцем, понемногу выглядывают из дверей своих домов, сонные и с мятыми перьями, смотрят на небо, зевают, оставляют окна открытыми. Король стоит в начале главной дороги у ворот, осматривает свои владения с земли, улыбается уголком губ: как ни посмотри, хоть с неба, хоть с травы, а королевство прекрасно. Да, со взятия на свои плечи обязанностей, ранее принадлежавших прежнему Королю, и со вступления в титул правителя Накахара сполна на своей шкуре почувствовал всю тяжесть и груз ответственности за процветание и жизнь своей резиденции, но он думает, что не справился бы без помощи своих приближённых и, конечно же, советов Мори-сана, воспитавшего его и заменившего ему отца. Поначалу Чуя достаточно часто стучался в покои Чёрного Ворона, спрашивая о бумагах или о том, как лучше поступить, и Чёрный Ворон, поглаживая по голове большого спящего серого лиса, всегда рассудительно отвечал; однажды Мори-сан добавил к своему ответу одну немаловажную фразу, и рыжий Ворон очень хорошо запомнил её, часто впоследствии вспоминая: «Иногда принимать решения нужно не только холодным разумом, но и сердцем, а иногда — наоборот, но чьим повелением руководствоваться — выбирать только тебе». Уже как десять лун Старый Король, решив, что Молодому нужно учиться справляться с властью самостоятельно, покинул Гнездо вместе с Серебряным Лисом, сказав лишь, что наконец-то может отдохнуть наедине с миром и старым другом, и Чуя не мог воспротивиться — в конце концов, он может по-настоящему попробовать себя в роли Короля. Коё-сан помогала в делах хозяйственных и вместе с тёмной лисицей-лекаркой могла выслушать, поговорить, дать совет о делах сердечных и бытовых, напомнить о том, что клинок нужно держать ровнее и унимать дрожь в руке, когда бьёшь, иначе только покалечишь, а не убьёшь. Акутагава как начальник стражи и демон-тигр из лисьей стаи отвечали за порядок в городе — как бы Чуя не просил о том, что он сам справится, Рюноскэ всё же видел, как Королю сложно уследить за всем и сразу в начале своего пути, и на пару с оборотнем с восхитительным обонянием следил за происходящим. Лисы Рампо-сан и Куникида-сан, большие бурый и палевый демоны, гуляли по городу ночами и иногда уходили в низовья на несколько дней — охотились, если местная еда наскучивала, мельком осматривались и там, проходя до озера, по местам оставленных их стаей территорий, и возвращались по истечении нескольких дней обратно. Иногда уходил и Дазай, но, исчезая на рассвете, он приходил к восходу луны, с персиковыми лепестками на хвостах, и садился спиной к спине Чуи, пишущего что-то пером за столом. От него всегда пахло свежей зеленью и древесиной. Но сейчас было раннее утро, и свободный от дел молодой Король шёл по тихой площади вперёд, сопровождаемый Белым Лисом и чувствовавший гордость за сохранность своих земель. Ярко светило солнце на голубом небе, текли струи талого снега по трещинам тротуара, пахло свежестью и вишней, Дазай периодически недовольно что-то ворчал, случайно касаясь хвостами мокрой земли, и Накахара посмеивался, потрёпывая его по белым ушам и говоря, что обсохнет, только бурчит больше. Высоко на крыльце дворца сидела неподвижной статуей без постамента тёмная лисица, подставив длинную чёрную морду утреннему ветру и сложив подле себя свои хвосты, почесав за ухом задней лапой и вновь выпрямившись. Наставницы тенгу нигде не было — или ещё не проснулась, или не сочла нужным покамест выйти на свет. Дазай неспешно поднимается по ступеням вверх, во дворец, спрятав руки в рукава и незаметно убрав несколько хвостов под подол одежды, Накахара взмахнул крыльями и толчком от земли поднялся в небо, зависнув над лестницей и наблюдая, как Лис идёт за ним, разведя уши в стороны. Чуя спрятал руки в широкие карманы чёрных воздушных штанов, зевнув и сонно щурясь, паря совсем невысоко и почти поравнявшись с Осаму, смотря на своё королевство со всё большей и большей высоты, приземлившись только на крыльце дворца. Тёмная лисица и молодой Король одновременно кивнули друг другу в знак приветствия и вновь выпрямились. Дазай, поднявшись наконец на высоту дворцового крыльца и окинув распростёртую площадь под ними взглядом, благосклонно отводит уши назад, показывая, что он в хорошем расположении духа и рад видеть названную сестру по своей стае. — Доброго утра, Акико-сан, — улыбается он, и видны лисьи клыки из-под губ. Чёрная демонесса кивнула своей тёмной головой, повела носом по воздуху, зевнула, щёлкнув пастью, и развернулась, лёгким прыжком скрываясь во дворце — в прохладе и тени, и веер хвостов даже не коснулся холодного каменного пола, словно пушинка. Накахара уселся на перила спиной к городу и крутому склону вниз сбоку от ступеней, потянувшись руками вверх, и Дазай встал подле него, снова разведя уши в стороны и сверкая глазами. Дворец тих и пуст. Резиденция только просыпается: далеко внизу на улицах почти никого не видно, лишь одинокий тенгу выйдет на солнце, осмотрится вокруг, расправит крылья и снова зайдёт в дом; патруль стражи остановился сейчас в саду, большинство слуг занимается своими делами в своих комнатах — Лис и Ворон сейчас одни на крыльце. Светит солнце, дует прохладный ветер, треплет белую шерсть и чёрные перья. Чуя поежился, встрепенувшись и распушив крылья, втянув голову в плечи и встряхнув головой. — Что, замёрз? Согреть? — Дазай хитро улыбнулся, опираясь когтистыми руками в бинтах по обе стороны от Чуи, цапнув когтями дерево перил, но Ворон только нахмурился. — Если только ты предлагаешь свои хвосты мне на боа, — Накахара чуть отклонился, сложив крылья за спиной и смотря прямо в глаза, поставив одну из ног на перекладину. — Ну-у, какой ты жестокий, — Осаму бесцеремонно ткнулся носом в нос, клыкасто улыбаясь, на что Чуя поморщился и отодвинул его лицо от своего — Дазай не преминул лизнуть ладонь, слушая, как Накахара брезгливо встряхивает рукой, морща нос. — Что такое? Неужто я такой противный? — Противное животное ты, просто наипротивнейшее, — Ворон фыркнул, схватив облизанной рукой за голубой воротник. — Я с тебя когда-нибудь шкуру спущу за такое нахальство, ты понял меня, негодная лисица? Дазай не отвечает. Он отводит уши назад и целует, причмокнув и легко прикоснувшись гладкими губами к сухим обветренным, склонив голову набок. Накахара не оттолкнул, взявшись за воротник Лиса рукой крепче и прикрыв глаза, второй огладив по шее и щеке, прижав к ней ладонь. Осаму приближается — Чуя всё отклоняется спиной назад, но кицунэ придержал за спину рукой. Ворон хватает за шею, цепляя пальцами бинты и в отместку кусая за нижнюю губу — аккуратно, не очень больно, но предупреждающе, что ещё чуть-чуть нахальства — и кто-то заскулит от прокушенной губы. И Дазай отстранился, так и не выпрямившись, но всё ещё смотря в глаза с хитрым прищуром. Лизнул в губы, и Чуя скривился снова, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Его величество меня совсем не любит и ни капли не ценит. — Ценить тебя можно разве что за пушнину, — Накахара упёрся в плечи и вдруг резко оттолкнулся ногами от перил, легко выскальзывая из лисьей хватки и стремительно падая спиной прямо на крутой склон. Осаму инстинктивно пытался перехватить его руками, хватая ими воздух, и испуганно вцепился в перила когтями, навострив уши и вздыбившись, но Чуя не так прост — он расправил крылья над самой землёй, перевернулся и одним взмахом воспарил вверх, подлетая к Лису и хватаясь за перила с другой стороны, самодовольно улыбаясь. Лис недовольно развёл уши в стороны и надул щёки. Ворон, замерев в воздухе и взмахивая крыльями, чтобы держаться на лету, щёлкнул кицунэ по носу, смеясь. — Поверил, пустолайка. — Негоже его величеству вытворять такие кульбиты, учитывая, что крылья уже были ломаны от одного такого падения. — Хватит так называть меня, иначе в следующий раз в одно такое падение отправишься ты. — Не отправлюсь. Ты слишком любишь меня, чтобы сбрасывать в пропасть. — А ты не преувеличивай свою значимость, кусок меха. — Говорит комок перьев. Кольца на пальцах их левых рук блестели в лучах солнца, пока они препирались. Воздух теплел. На крыльце вскоре появился начальник стражи в сопровождении сонного, потягивающегося руками вверх тигра-оборотня. Из дворца Акутагава видел, как за окнами прошли два силуэта: один с крыльями, другой с вереницей хвостов за спиной, и догадался, что, скорее всего, ближайшее время его величество с вечным его хвостатым спутником будет коротать в саду. В саду хорошо сейчас: там прохладно, и воздух там пропитался чудесным ароматом свежей зелени и вишни, что должна вскоре зацвести, и нет там никого совершенно, только скворцы и иволги щебечут в густой зелёной кроне. Яркое белое солнце неторопливо поднимается к зениту, прогревает землю и промёрзшие стены, совсем скоро единственным спасением будет укрыться в тени или — для кицунэ — лежать на холодном каменном полу дворца, перевернувшись животом кверху или вытянув задние лапы. Лисы в принципе, как расширили свои владения до небесных глубин и позволили тенгу спускаться в свой лес, спали исключительно на полу первого этажа во дворце, иногда ютясь к стенам, а иногда и лёжа посреди дороги. Рюноскэ помнит, как ночами, если нужно было пройти во дворец или выйти из него, проще было бы вылететь из окна, хоть это и против внутреннего королевского устава, чем спускаться через главные двери на первом этаже — нужно уметь обращаться в змею или владеть навыками циркача, чтобы чудом пройти мимо четырёх спящих лисиц размером либо с волка, либо с медведя, если не больше, и никому не наступить на хвост. Хорошо, что хоть по утрам лисы расползались по теням или вовсе убегали из дворца прочь. Нечасто их можно было заметить полной стаей, обычно по одному или по парам они периодически сбегали через стены в лес на несколько дней, возвращаясь по восходу солнца или к его закату. Рюноскэ искренне надеялся, что этот день будет наконец-то спокойным, свободным от холода и ветров. Атсуши же так не считал: он переминался с ноги на ногу и водил носом по воздуху, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, вытягивая её вперёд и что-то чуя, но что-то явно не хорошее — сдвинул брови и сжимает руку в кулак, настороженно махнув хвостом. Акутагава бросил на тигра недовольный взгляд. Что ему неймётся? — Что ты беспокоишься, тигр? — Рюноскэ нахмурился, видя, как Накаджима, едва проснувшийся, уже хмурится и к чему-то принюхивается, подойдя к перилам и опёршись на них руками. Тигр прижал к голове круглые пушистые уши, щурясь. — Что не так? — Я что-то… чувствую, — он наморщил нос и выпрямился, смотря куда-то вдаль, на ворота, и вертя ладонями в воздухе, будто нагоняя побольше запаха к лицу. Акутагава подошёл ближе и присмотрелся туда же, к крепости, вспоминая, как когда-то за стенами стоял лесной кицунэ, пришедший навестить Принца, и навёдший слишком много шума. — Что-то… как же… такое знакомое! — Гарь? — ворон тоже принюхался на всякий случай, но ничего не почувствовал. Атсуши отрицательно покачал головой, и его полосатый хвост нервно закачался из стороны в сторону. — Дождь? — Нет, нет… — тигр водил носом по воздуху всё беспокойнее, пока наконец не начал сходить по ступеням. — Что-то другое… — Что именно? — Рюноскэ раздражённо закатил глаза, но решил последовать за демоном, по пути расправляя крылья в стороны и разминая их, спрятав руки в чёрно-красные рукава. Он беспокойно спал сегодня из-за плохих поверхностных снов и совсем не хотел сразу после пробуждения куда-то сломя голову бежать. — Успокойся. — Не могу! — Атсуши практически простонал, будто это что-то пахло так отвратительно, что чисто физически не давало покоя и гнало вперёд. Он шёл по ступеням, уходя то влево, то вправо, но неизменно возвращался к прямой дороге, пока не сошёл на мощённый камнем тротуар. — Это… это что-то… я не могу понять… Накаджима щёлкал пальцами, не прекращая идти по залитой солнцем площади, пытаясь вспомнить, и Акутагава, прикрыв глаза и полурасправив крылья, неслышно шагал за ним, зная все неровности дороги назубок. Сейчас, ранним утром, когда он только недавно проснулся, не было ни малейшего желания злиться на заскоки тигра. Но ворон чуть не рявкнул на него, когда обнаружил, что ещё шаг — и он врежется в замершего на пути Атсуши, однако от услышанного перья тревожно зашевелились: — Это… — Накаджима обернулся, посмотрев прямо в серые глаза: — Рюноскэ, это кровь. Я чую кровь. — Кто-то мог пораниться или ещё что, — Акутагава строго глянул на тигра, но тот вновь отрицательно закачал головой, заметно нервничая ещё больше. — Слишком много для простого ранения. Рюноскэ тяжко вздохнул, предчувствуя неладное. Чёртов ищейка! И учуял ведь. — Так веди, — сухо скомандовал Акутагава, взмахивая крыльями и отталкиваясь от земли, поднимаясь в воздух. Атсуши проследил за взлётом ворона, кивнул и сорвался на бег. Когти тигриных лап стучали по тротуару, отлетая искрами — тигр нечасто, но всё-таки перевоплощал конечности в демонические, чтобы было удобнее перемещаться, и сейчас он нёсся по площади всё ближе к крепости, благодаря то, что сейчас раннее утро и прохожих почти нет. Тенгу следил за ним с воздуха, паря на порывах ветра и не отставая от спутника, изредка взмахивая крыльями для набора высоты, и вдруг увидел, как Атсуши оттолкнулся от земли, вскочил на крышу одного из ближайших домов, перепрыгнул на крышу пагоды в тени крепости напротив и одним прыжком заскочил на стену, замирая и вставая на задние лапы. Акутагава, приземляясь рядом и складывая крылья за спиной, прищурился. Он мог бы и по лестнице забраться… Встревоженная внезапным появлением бакэнэко, а затем и начальника стража похваталась за копья и хотела была уже отдать честь, но Рюноскэ поднял руку, призывая к молчанию. Атсуши, выпрямившись и будучи на задних лапах выше Рюноскэ, прислушался, посмотрев вниз, и вдруг спрыгнул, останавливаясь на небольшом куске земли перед пропастью в скалы. Россыпь маленьких камней скатилась в бездонный обрыв. Акутагава слетел за ним, становясь рядом и ничего не спрашивая. Здесь холодно, тихо, вообще ни единого звука, но Накаджима что-то чует. Закрались подозрения, что он мог почувствовать кровь какого-нибудь разбившегося о камни в тумане сокола или орла, но, наверное, ёкай, проживший в лесу всю свою жизнь, умеет различать запахи добычи и что-то постороннее? Туман был неплотен, солнце пробивалось сквозь него, но он по-прежнему белел дымкой вокруг, и чем ниже, тем гуще и гуще. И до слуха наконец донеслись шаркающие шаги. По крутому склону наверх из тумана поднималась большая палевая лисица, но поднималась она почему-то вереницей хвостов вперёд, что-то таща в зубах за собой. Атсуши выкрикнул «Куникида-сан!», но ему было никак не подойти, он подскочил лишь к самому краю обрыва, не дотягиваясь даже до кончика хвоста и не видя, что случилось; Акутагава, хмурясь и пытаясь сопоставить то, что тигр почуял кровь, и то, что палевая лисица абсолютно, на первый взгляд, цела, всё-таки взмахнул крыльями и направился в туман, прямо к лесным ёкаям. Он вспомнил, что лисиц в лес уходило двое, как раз тогда, когда увидел, что тащит в зубах палевый Лис. Бурый пятихвостый кицунэ, пачкая кровью с задних лап и брюха серые камни, еле перебирал передними лапами и тащил хвосты за собой, не в силах двигаться и подняться. На переполох у главных ворот сбежались многие: мирные жители выглядывали из домов, юные птенцы пытались протиснуться сквозь стражу и посмотреть, что же происходит, но их аккуратно отталкивали обратно, чтобы они не видели кровавого зрелища. Белый Лис привёл за собой Короля первым, услышав неладное и шум возле ворот, и уже после сказанного Чуей «что за чертовщина» и его приказа стражники сомкнули плотный круг. Коё, даже не успев забрать в пучок свои яркие волосы, прилетела следом за тёмной лисицей, что легко перепрыгнула толпу, оказываясь в кругу, и все семеро замерли перед представшей пред ними картиной. Один из лесных демонов лежал на земле, истекая кровью и не произнося ни звука. В глазах тёмной лисицы застыл ужас, как и в глазах палевого демона. Они давно не видели… такого. Такое в принципе впервые случилось, когда вожака не было рядом, словно в его отсутствие над лисьей стаей мгновенно скопились тучи с горестью и болью. Куникида стоял, так и не обратившись, с пастью в крови и тяжело дышащий, склонивший голову к лежащему на земле Рампо и не реагировавший на собравшихся вокруг демонов; Бурый Лис даже не пытался встать, часто-часто дыша и смотря вперёд себя мутным взглядом. Раны на одной из задних лап и животе кровоточили, выливаясь тёмно-красными сгустками на дорогу и пачкая тёмную, всклокоченную шерсть ещё больше, пятная и палевые лапы своей лужей. Куникида, тащивший за собой Эдогаву всю дорогу, тяжёлым взглядом посмотрел на своих собратьев, и от осознания ситуации Акико пригнула к голове уши, Атсуши нервно сглотнул и так и не решился выйти из-за спины Рюноскэ, а Осаму нахмурился. Нахмурился по-настоящему, не в шутку, как он часто делал. Кицунэ умели общаться телепатически. — Что, чёрт возьми, произошло? — сказать, что Чуя был ошарашен увиденным — ничего не сказать, и он растерянно смотрел то на растерзанного Лиса, то на остальных лесных ёкаев, то на Дазая, едва не хватаясь за голову. Почему именно тогда, когда он один?.. — Его задрал крупный ёкай с серой шерстью, — Осаму говорил, не отрывая взгляда от Йосано, тотчас обратившейся в свой человеческий облик и подбежавшей к собрату. Голос Дазая стал настороженным, уши он отвёл назад. — Похоже, без какой-либо цели. — Ёкай с серой шерстью? Что за пространственное обозначение? — Чуя развёл руками в стороны, негодуя, но щёлкая пальцами и обращаясь к Акутагаве, стоящему рядом и за чьей спиной стоял ошеломлённый тигр — начальник стражи вместе с тигром помог дотащить раненого кицунэ сюда через ворота: — Отдай приказ своим доставить его во дворец, только быстро. Рюноскэ без вопросов кивнул в жесте «как прикажете». Акико, пользуясь всеобщим замешательством, приблизилась на своих длинных лапках ближе к Рампо и осторожно втянула носом воздух, но тут же отвела уши назад и мгновенно ощетинилась, скаля зубы и поднимая голову вверх, будто почуяла что-то совсем ужасное и неприятное. Действительно, в воздухе стоял запах чего-то… враждебного, но объяснить его с ходу не представлялось возможным. Эдогава попробовал поднять свою голову, когда сестрица-лиса подошла к нему, но как слегка поднял, так тут же и уронил её на землю обратно, закрывая глаза. Он даже не скулил: не то терпел, не то сил не было. Незаметно солнце скрылось, и небо затянулось монотонным серым. Врановые стражи, пока несли раненого демона во дворец, сопровождались обратившимися в людей лисами, стараясь доставить ёкая как можно скорее — кровь пропитала ткань носилок и капала следом за ними на тротуар. Акико торопилась, шагая в рядах с несущими её собрата тенгу и приложив руки в чёрных перчатках к влажному бурому боку — эта лисица не зря прозвана лекарем. Как она успела понять, крови было всяко больше, чем того стоили раны: повреждения были точечными и глубокими на лапе и напоминали чей-то укус и длинными, рваными на нежной коже живота, как от чьих-то когтей. И как такое могло произойти? Что за демон напал на лесного духа на его законной земле? Коё была крайне хмура, когда услышала, что сказала ей Йосано-сан, Куникида даже не пытался оттереть кровь от рук и лица, пока шёл рядом, и от взволнованной процессии отстали только молодой Король и его Лис — Чуя, тяжко вздохнув, растерянно зарылся рукой в свои волосы, Осаму остановился и оглянулся на него, вопросительно поднимая уши. — Вы же не в первый раз уходите в лес, что сейчас-то случилось? Ты уходил, все твои уходили… — Накахара смотрел куда-то вперёд себя, не обращая внимания на тенгу вокруг, и чувствовал, что вот оно — нечто плохое, ведь было слишком хорошо и спокойно в последнее время. Хотя, может, всё обойдётся… — Как это вообще произошло? — Я могу тебе сказать, но тебе это не понравится, — Лис остановился, принюхиваясь, и был он достаточно хмурым, будто видел всю картину случившегося целиком без всяких недомолвок и подводных камней. — Не знаю, чем всё это обернётся. — Да говори уже, — Накахара даже спрашивать не стал, как Дазай мог всё знать — мало ли, что он услышал от своих собратьев-лис, да и умом он был далеко не обделён. Молодой Король шёл медленно, смотря под ноги и втайне надеясь, что это просто небольшая неудача. — Может, это всё из-за того, что вы находитесь на своей земле теперь не круглые сутки?.. — Его укусил кто-то из нэдзуми. Я знаю их запах. — Это же… оборотни-крысы? — Чуя замер от услышанного, непонимающе смотря на Осаму, но, заметив краем глаза, как народ начинает понемногу подходить к нему и интересоваться диалогом Короля с его Лисом, был вынужден зашагать быстрее и дёрнуть Дазая за рукав, чтоб шёл за ним. — Чтобы нэдзуми нападали на кицунэ? Они, конечно, демоны мерзкие и аморальные, но вроде ведь держат дистанцию, если на их земли не покушаются, разве нет? — О милый Чуя, ты и толики о их природе не знаешь, — Дазай с ухмылкой покачал головой. — Ты даже не сталкивался с ними лицом к лицу, а говоришь о них так, будто они верные нашим законам наши же собратья. — В смысле не знаю? — Накахара от негодования даже перья вздыбил на крыльях, хмурясь. — Я читал о них и знаю с рассказов Его Величества о них не так уж и мало. — А я сталкивался с ними лицом к лицу и знаю, что они из себя представляют. Я делил с ними лес, как и с тануки, оками, инугами, некомата… — Я понял, понял. Не описывай их так, будто они страшные чудовища подземелий. Ты со многими демонами якшался, и что теперь, повадки всех рас знаешь? Они такие же ёкаи, как и мы, не преувеличивай. Может, это был кто-то единичный… э, особенный, с поехавшей крышей, не знаю. — А я и не преувеличиваю. Просто ляжешь ночью однажды спать, а меня рядом не будет, а из-под постели твоей как появится голая крысиная лапа с жёлтыми когтями, как схватит за ногу, как УТАЩИТ, — на последнем слове Дазай резко дёрнулся, подняв когтистые руки и щёлкнув пастью, и Накахара, среагировав на внезапное движение сбоку, пригнулся и чуть не ударил под дых, как его учили, но Осаму успел отклониться в сторону. — Всё тебе шутки! — Чуя раздражённо рыкнул, останавливаясь перед ступенями во дворец. — Твой же собрат пострадал от их же лап! На его месте вообще мог любой из вас оказаться, даже ты, и не закатывай мне тут глаза, ты не всемогущ. И, к слову, откуда ты вообще знаешь, что это был запах именно кого-то из… Но договорить Накахара не успел. Лис и Ворон одновременно подняли головы наверх, когда откуда-то из дворца встревоженно окрикнули «Ваше молодое величество!» Чуя не понимал, почему процессия из стражников и нескольких кицунэ с некомата вдруг остановилась, заполоняя ступени, но не решаясь зайти внутрь, будто их туда невидимая завеса не пускала. Ворон переглянулся с Лисом, буквально сердцем чуя неладное, проклиная, что тучи сгущаются именно в его смену, и взлетел в воздух, не дожидаясь Дазая, облетая по воздуху подчинённых и становясь прямо в проходе лицом к толпе. На первый взгляд — ничего такого, что могло бы застопорить движение, но лисицы ощетинились, пригнув уши к головам и скаля зубы, даже раненый Бурый Лис приподнялся на передних лапах и вздыбил загривок, поднимая губы и показывая окровавленные клыки, тигр тихо рычал, Акутагава положил руку на рукоять клинка на поясе. Никто не заходил внутрь, смотря будто сквозь молодого Короля, и Чуя обернулся лицом ко дворцу — только Озаки-сан была там, и смотрела она вперёд себя, спрятав руки в рукава и вздыбив чёрные перья. И наконец взгляд упал на него. На троне Короля тенгу сидела белая фигура, закинув ногу в высокой обуви на ногу и подперев щёку кулаком, второй рукой зажав чёрное перо в когтистых пальцах. Прямые чёрные волосы спадали на бледное лицо, ярко-красные глаза сверкали в полутьме тронного зала, длинные полы накидки ниспадали волнами на пол, и лишь длинный острый хвост заинтересованно покачивался из стороны в сторону. По обе стороны от него за спинкой трона стояло двое: светлый демон без хвоста, но с длинной косой пшеничных волос и одним сверкающим красным глазом — слева и демон с длинными седыми, даже серебряными волосами, заложивший руки за спину и улыбающийся окровавленными губами — справа. И запах сырости. Запах сырости и влажной земли даровал дворцу атмосферу склепа и пещерных глубин. Вот от чего так отшатнулась тёмная лисица, когда почуяла этот запах возле раненого собрата. Куникида, вновь принимая истинную форму духа, чувствуя чужака и готовый напасть, ощетинился сейчас и оскалил острые зубы, прижав уши и нагнув голову, не спуская с чужака пронзительного взгляда хищных глаз. Белый кицунэ, стоявший рядом с ним, не скалился и не обращался, но взгляд его был грозен, и хвостами он качал очень недобро. В воздухе повис немой вопрос о том, как чужаки пробрались сюда… — Ну здравствуй, повелитель неба, — голос чужого демона был хриплым, но не низким, и по дворцу разнеслось эхо тихого зловещего приветствия — чужак обращался к Чуе. — Знаешь ли ты, что всё содеянное, хорошее оно или ужасно плохое, всегда возвращается? Накахара не ответил, нахмурив брови и сжав руки в кулаки до хруста костяшек. И чужак, ухмыльнувшись, скомкал в руке воронье перо — звонкий хруст ломающегося стержня огласил стены замолкнувшего дворца.