Когда цветёт вишня

Небо повисло над дворцом свинцовым облаком, и острые крыши утопали в тучах. Свод еле сдерживал слёзы над королевским гнездом, в который стража, раненая и уцелевшая, созвала всех пострадавших: коридоры и тронный зал были наполнены мирными жителями в повязках на руках, крыльях и теле. Сновавшая между тенгу чёрная Лисица пропала — она с ужасом теперь смотрела на то, как её укушенного крысой собрата вырвало кровью и теперь он дышал с открытой пастью, положив голову на пол. Палевый Куникида-сан замер в дверном проёме, за распахнувшим от неожиданности крылья Акутагавой стоял тигр, выглядывая из-за маховых перьев, оцепенели Молодой Король с наставницей Коё-сан, понимая, что весь кошмар только начинается. Не показал страха только Дазай: стряхнув с уха мокрый листок, он раздражённо цыкнул сквозь зубы: «Не успел». Яд нэдзуми распространялся быстрее, чем предполагалось. Картинка вот-вот готовящейся произойти вспышки пронеслась в голове за считанные секунды: если раненые тенгу почувствуют себя хуже, нельзя будет спасти даже тех, кто чудом остался не тронут. Акико, прекрасно знающая, чем может обернуться вся эта эпидемия, бросила взгляд на Короля Тенгу и Озаки: если допустить распространение, небесные ёкаи на этой земле погибнут, а демоны умирают очень тяжело — это люди отправляются в мир иной легко и непринуждённо, прострели ты им голову или сверни шею, а ёкаи проходят все круги ада, прежде чем дух покидает физическое тело, распадающееся на кусочки. Рампо уже был на пути к агонии — он первым покажет, что будет с заражёнными, если ничего не предпринять, и тогда случится катастрофа. У Йосано не остаётся выбора, и в её руках вспыхивает сиреневое пламя. Внезапный всплеск демонической энергии сотряс стены королевского гнезда и землю под ним. Лисы и вороны покачнулись, пригнувшись, чтобы удержаться на ногах, и прищурились — казалось, отовсюду льётся яркий свет. Вишнёвые лепестки встряхнуло — мощёные дороги и трава сада усеялись розовым ковром, скрывая под собой чёрные перья. Серость площади и улиц засветилась сиреневыми отблесками на камнях и стенах пагод, и всполохи нечеловеческой силы плотно вцепились в воздух — дворец заблистал ярким фиолетовым, столь несвойственным для обыкновенно кроваво-красной магии небесных ёкаев. И крики. Обеспокоенные и испуганные крики пленённых куполом лисьего колдовства воронов, стучащих руками и крыльями в его стены изнутри, понимающие, что им не выбраться. Им ничего не сказали. За что? Никто не был предупреждён! Купол просто ослепил сиянием и раскрылся, погребя под собой, как мышеловка. Снаружи по куполу тарабанили руки оставшихся вне сферы, пытаясь докричаться до закрытых, но звуки не доходили. За ограждёнными и за паникой оставшихся наблюдали синие глаза снаружи, широко распахнутые в сожалении и немом ужасе, и карие рядом, прищурившись и растеряв всякий прежний блеск. Короля не предупредили — этот купол просто возник из ниоткуда с когтей Лисицы-лекарки, отшвырнув одних от других: по одну сторону баррикады оказался он, лидер, его свита и десятки ошеломлённых тенгу, пытающихся попасть к своим детям, братьям, матерям, а по другую — все другие, ни в чём не повинные сотни раненых, отрезанные теперь от собственных домов и семей. Творился какой-то хаос. Дворец стал для них тюрьмой. — Ч-что это?! — чёрные крылья распушились, и голос захрипел в выкрике, когда рыжие брови резко свелись к переносице. Вереница тёмных лисьих хвостов была распушена и выгнута, острые уши прижаты к голове, руки в перчатках крепко прижаты к стенке непробиваемой ауры — Акико-сан скалилась, всеми силами сдерживая барьер. — Выпустите их! — Чуя-кун! — голос наставницы раздался из толпы, и Ворона пробилась сквозь оставшихся вне барьера стражников, но её голосу Король впервые не внимал — даже не слышал; зато прекрасно услышал вкрадчивый, серьёзный голос над своим ухом: — Хочешь, чтобы эти заражённые перезаражали тех, кого крысы не задели? — Лис с нажимом положил руку Ворону на плечо, обращая на себя внимание и вынуждая на себя посмотреть. — Это мера предосторожности. Без неё зараза заберёт и здоровых. Голубые глаза долго смотрели в карие, и губы Чуи были поджаты. Он пытался осознать, что столь серьёзная угроза свалилась на его голову, и не мог принять это в полной мере. — Вы же оставляете их там умирать! Я не… Я не могу просто так оставить их здесь, — Чуя подошёл ближе, отталкивая Осаму и протягивая руку к куполу, но тёмный хвост Лисицы бьёт по запястью, вынуждая отдёрнуть ладонь: — Я их предводитель, я должен быть с ними! — Войдёте внутрь — я не смогу выпустить, — Лисица покачала головой. — Не совершайте необдуманных поступков. Накахара сжал руки в кулаки, распушив перья сильнее. Сердце билось быстро и больно, и руку Дазая с плеча, которую тот вновь положил, он скинул, не обращая на него внимания: — Я не оставлю их! — голос хрипел, и жили на руках вздувались. — Я не могу оставить их умирать здесь! — Они умирают именно потому, что вы тратите драгоценное время на пустые разговоры! — Лисица неожиданно огрызнулась, скаля зубы, но, пользуясь отсутствием ответа, выдохнула, успокаиваясь, и продолжила: — Я не смогу сдерживать купол долго. Постарайтесь сделать хоть что-нибудь. Накахара не успел ответить, как его остановил за руку Акутагава, прося его величество успокоиться, а Лис его и вовсе перебил: — Сколько продержишь? — Дазай встряхнул головой, отведя в сторону одно из белых ушей, второе вскинув торчком. — Сколько времени у нас есть? — Я не уверена, но, возможно, несколько часов, — Йосано сверкнула глазами в сторону собрата. — Не теряйте ни минуты, пока у меня есть силы. Уходите! — Нам хватит, — Лис почему-то улыбнулся, даже осклабился, оборачиваясь на Чую, пребывающего в шоке: половина его народа была сейчас заточена под куполом магии Лисицы-лекарки, половина его заражённого и почти наверняка умирающего народа — умирающего от самой настоящей Чумы, принесённой враждебными демонами. Он даже не знал, что делать сейчас, и голос Лиса доносился до него, как сквозь водную гладь. — К-куда уходим?.. — Король нервно сглотнул, совершенно не в силах себя контролировать. — Что мы должны делать? — Найдите противоядие! — Акико прижала уши к голове, вдруг посмотрев сначала на Куникиду, а потом на Дазая: — Не позвольте им себя укусить. — Конечно-конечно, — Белый кицунэ закивал, даже улыбнувшись, и развернул Чую за плечи в сторону окна — через дверь не выйти, она забаррикадирована куполом. — Чуя, солнце, не был бы ты так добр… Договорить не успел — прилетела со злости затрещина, прежде чем Ворон, последний раз кинув взгляд на запечатанных в сфере, выпрыгнул в окно, скользнув по мокрой черепице и, взмахнув крыльями, взмыв куда-то вверх. На него смотрели десятки, сотни испуганных глаз из-за сиреневого сияющего купола, и рты несчастных тенгу раскрывались в крике и мольбе о помощи. Казалось бы, после набега нэдзуми всё стало хорошо, а теперь их заперли в непробиваемой клетке, словно… больных. С ними ведь всё в порядке! Вот, всего лишь царапина — разве это повод? Выпустите, ваше величество! Но над крысиным ядом Король бессилен, и Лис видит это. Осаму наморщил нос, потирая ушибленный затылок, но за Королём не поспешил: повернулся к палевому собрату, махнув хвостами. — Куникида-кун, я же могу положиться на тебя? — карие глаза хитро сверкают. — Порядок — твоё всё. Палевый Лис, стоявший подле Лисицы, повернулся на голос, и его глаза сверкнули из-под прозрачных линз очков. Слова о порядке были сказаны не просто так: Дазай явно имел в виду постоянные нападки палевого на него, когда тот начинал страдать бездельем или приходил как ни в чём не бывало спустя несколько дней отсутствия — валил наземь или трепал за шею, но Белый не сопротивлялся, опустив уши и терпя трёпку. Выдавать старшинство было нельзя, да и Доппо грыз его чисто формально, даже зубами не ранил, просто гнев вымещал. Семихвостый цыкнул. — Фукудзава-доно мог на меня положиться, и ты, Дазай-кун, подавно, — времени для укоров не было, но Дазаю они были и не нужны. Ясное дело, что Куникида крайне встревожен состоянием собрата, как и Йосано. Осаму тоже вроде как переживал… По крайней мере он делал вид обеспокоенности. Он превосходно умел скрывать истинные эмоции и выдавать желаемое за действительное, покуда внутри он преследовал только свои собственные мотивы и никогда не переживал за кого-то по-настоящему. Ну, возможно, это когда-то и было, но давно. Сейчас ему важно следовать за Чуей, потому и поманил начальника стражи с тигром за собой: Рюноскэ уже стоял у окна, будто чего-то ждал, и выпорхнул через окно, как только встретившаяся с его взглядом Коё-сан кивнула, Атсуши же Дазай схватил за шиворот, выталкивая наружу и выскакивая следом. Спокойным оставался лишь лежащий на полу Бурый Лис, положивший голову с запачканным кровью концом острой морды между передних лап. Его не волновало больше ничего. Хотелось лишь умиротворения. Хотелось спать… Он не чувствовал взгляда Акико. Он чувствовал лишь боль. Небо было по-прежнему серым. Тигр, выпихнутый из окна прямиком на мокрую черепицу, мёртвой хваткой вцепился в ногу ворона-стражника, опустив уши и поджав хвост, пока сам стражник, хмурясь и что-то шипя сквозь зубы, летел наверх, к самой верхушке крыши дворца, придерживая нэко за шкирку. Белый Лис, выскользнув из окна следом, только усмехается уголком губ, легко подскочив вверх и проскакав вверх по этажам, ориентируясь на кончики чёрных крыльев где-то на самом краю, обгоняя стражника и его кошачий балласт и оставляя их внизу. Непривычно было ходить на лисьих лапах вместо человеческих ног, но без когтей на мокрой крыше не удержишься, вот только Молодой Король даже не обернулся на клацанье позади себя. Наверху было холодно, а площадь необычайно пуста: покачивались от лёгкого ветерка раскрытые нараспашку ставни и двери, ни одного тенгу не было видно на улице, только ветер гнал по тротуару светлые листья. Конечно, вернёшься тут в родное гнездо, когда твой отец или мать, брат, ребёнок, возлюбленная заточены под куполом, о котором их не предупредил даже Король и до которых не достучаться! Вот как, значит, быстро избавляетесь от прокажённых?! Как будто это их вина! Чуя схватился за голову, чувствуя, как все мысли и догадки путаются. Если Крысиный Князь дал королевству воронов время, значит, в его силах отозвать своё заклятие… или «благородный» вожак решил помочь сократить численность населения, чтобы тенгу было легче поскорее ретироваться? Неплохой естественный отбор, ничего не скажешь. От прикосновения к плечу Чуя вздрагивает, встрепенувшись. — Эй, Чу- — Дазай, — голос неожиданно сел, но можно и откашляться. Досказать Лису Ворон не дал. — Есть ли шанс, что… Что тенгу могут остаться в живых? — Тебя даже не волнует то, останется ли твоё королевство твоим? — Осаму дёрнул ухом. — Достоевский хоть и крыса, но слов на ветер не бросает. Уверен, где-то в его плане есть лазейка. Я, кстати, только что от него… Накахара, распахнув глаза, инстинктивно резко отшатнулся, потеряв крышу из-под ног, но зависнув теперь в воздухе перед кицунэ и хлопая крыльями. Дазай резко поднял руки ладонями вперёд в сдающемся открытом жесте, разведя уши в стороны и согнув ноги. По лицу столь не вовремя расползается виноватая улыбка. — Я цел и чист, не беспокойся, — испуганно-недоверчивое лицо Короля сгладилось, и он аккуратно опустился на край крыши обратно, прежде чем Дазай осторожно схватил за руку и потянул на себя, позволив встать твёрже. — Я знаю, где их логово. — Это замечательно, Дазай, но что из этого? — Чуя устало выдохнул, прикладывая ладонь к лицу. — Заявимся к ним с повинной? Позволим укусить себя? Вряд ли удастся договориться, если эти чёртовы крысы нам даже в спокойных условиях подумать не дали, — было видно, что Ворон психовал, и Осаму решил не перебивать — тенгу явно ещё не закончил: — О, нет, я знаю! Мы придём к ним всей толпой, отвесив поклон и любезно спросим, есть ли у них противоядие! А то, видите ли, моим демонам некомфортно и чуть-чуть больно. Так? — Ш-ш-ш, спокойно. — Спокойно? — Ворон вдруг сорвался на раздражённый рык, воздев руки кверху и топнув ногой по черепице. — Спокойно, Дазай?! Половина вверенного мне моим наставником народа, верящего каждому моему слову и видящего во мне надежду и спасение, просто-напросто умирает из-за моей ошибки! Из-за нашей ошибки! — его голос дрогнул, но, помолчав, Накахара вздыхает, приложив руку к лицу и потирая сведённые к переносице брови. — Мори-сан ошибся, возлагая на меня такую ответственность. Я не справился в первые же дни, — и сел прямо на край крыши, опустив крылья. — Какой из меня король… С минуту Чуя сидел безмолвно, как вдруг на его плечи резко опустились когтистые руки, а лисий голос раздался над ухом: — О нет! Сознавайся, кто ты такой и в каком подвале запер настоящего Чую? — Накахара, оправившись от неожиданности, расправил крыло, отмахнувшись, и Дазай со смехом уселся за его спиной, закинув ногу на ногу. — Когда я впервые встретил тебя, я думал, ты уже мёртв, — Накахара, слушая, прищурился. — Правда. Я даже не ожидал, что ты очнёшься, учитывая, с какой высоты ты упал, сколько поверхностей проскользил лицом и в каком состоянии были твои крылья. Для птицы ведь ты был не жилец, — Чуя в ответ фыркнул. — Но ты выкарабкался, несмотря ни на что. В тебя молния ударила, а ты продолжаешь жить так, будто она тебя по-дружески обняла. — Я понимаю, что ты хочешь подбодрить меня и всё такое, но та история была давно и сейчас она явно ни к чему. — Очень даже к чему, — Лис, дёрнув мокрым ухом, всё-таки придвинулся ближе боком к спине. — Тот Ворон, которого я знал, плюнул смерти в лицо и даже не думал о ней. Так что теперь, — глаза Чуи осторожно закрывают ладони, — позволишь забрать ей своё, отыгравшись на других? Накахара молчит. Почему-то, стоит его глазам закрыться чужими руками, все звуки вокруг приглушаются. Дазай болтать горазд, но стоит задуматься над случайно оброненными фразами — и мир начнёт переворачиваться. Этот Лис всегда был не таким, каковым казался, и тенгу понимает это с каждым днём всё больше и больше. Ворон вздыхает, положив свои руки на руки Дазая и медленно опуская со своего лица, коснувшись чужими пальцами своих губ и тяжко оглядев пустынную площадь под серым небом вновь. — Я… — слова не связываются в единое, приходится сглотнуть. Осаму не торопит, не одёргивает и не убирает руки, пока Чуя слегка сжимает пальцами на его безымянном левом кольцо, остановив на нём взгляд. — Уф. Ты прав. Надо что-то делать. — Ц-ц-ц, и что это значит? — Дазай задвигался за спиной, вскочив на ноги — лапы? — и выдохнув в рыжую макушку. — У тебя всегда был план действий, а тут ты говоришь, что нужно делать просто что-то? Непорядок. Дазай на протяжении всего того времени, которое Накахара его знал, всегда оставался загадкой: мог быть мрачнее тучи в ясный солнечный день и бесконечно шутить и улыбаться, когда всё кругом вот-вот разойдётся по швам и рухнет в бездну. Чуя не понимал, почему рядом с Дазаем сейчас чувствует, что надежда всё-таки есть. — Ну… — ворон почесал затылок, вдохнув-выдохнув и положив руки на колени. — Хорошо, у меня нет плана, но он будет. Правда, я не знаю, что нам точно делать. Есть предложения? — Князь возомнил себя вершителем чужих судеб. Знаешь, крысам не очень идёт балахон смерти, — хлопки крыльев раздались где-то сбоку, и с шипением начальник стражи сбрасывает тигра на крышу, становясь рядом и отряхиваясь одежду. Дазай, обернувшись через плечо и глядя на то, как мальчишка-нэко еле-еле встаёт, стараясь не упасть, вдруг улыбается, и эта улыбка не уходит от подозрительного взгляда Чуи. — У меня есть одно предложение, — на голос вскинул голову вверх Атсуши, и вслед за ним на Короля и кицунэ посмотрел стражник, — вот только кое-кому оно может не понравиться. Накаджима, поймав сверкнувший взгляд Дазай-сана на себе, нервно сглотнул, чувствуя, как по виску скатывается капля пота: ему несдобровать. Атсуши план очень не нравился, но его никто не спрашивал. В сложившейся ситуации было сложно отказываться от чего-то, что в теории может помочь, но ощущение складывалось такое, будто тигр идёт на эшафот. Единственное, что расслабляло — на плаху шагает не он один. Хмурый Акутагава, казалось, тем больше мрачнел, чем они ближе подбирались к низине леса, его величество Новый Король Тенгу не менялся в серьёзном и уставшем лице, и только наставник-лис выглядел совершенно спокойно. Грязный, потрёпанный, белая шерсть его хвостов и ушей посерела и покрылась бурыми пятнами, не говоря уже о его ханьфу: если раньше в нём угадывался синий цвет, то сейчас это было иссиня-чёрное, с оборванными краями, грязью, листками и веточками поверх накидки тряпьё. Удивительный, всё-таки, демон, право слово… Накаджима даже отвлекается от своих мутных рассуждений и мыслей, думая, что самый грязный и самый покамест пострадавший ёкай из всех них, четверых, удравший прямо из крысиного логова намедни, есть самый жизнерадостный и ни о чём не беспокоящийся в данный момент. Лес тёмный, влажный, молчащий. Тигр прижимает уши к голове, оглядевшись по сторонам и шмыгнув носом. Плохая затея, и кончится она плохо. Но спокойствию не суждено продолжиться, когда Атсуши, повернув голову на голос Лиса «сейчас нужно осторожнее», внезапно резко перестаёт чувствовать почву под ногами и тут же падает, вытянув руки вперёд, на покатый склон, не в силах затормозить когтями о мокрую землю и неизбежно скатываясь кубарем вниз, благо что без кошачьего вопля. Оба тенгу и кицунэ, выглянув из-за кустов, наблюдают за неуклюжим демоном с ужасом (хотя Дазай, скорее, с «это-было-ожидаемо» на лице), потому что логово крыс совсем близко, а крутая низина как раз ведёт к нему. Низина, в которую с шумом травы и хрустом веток рухнул тигр. Атсуши стукнулся спиной о выступающий корень дерева из земли — Накахара невольно прикрылся крылом. Атсуши перекувыркнулся через голову, проехавшись подбородком по мокрой траве — Акутагава прижимает ладонь к лицу, закрывая глаза и тяжко вздыхая. Лис жмурится, отведя уши назад и не сразу приоткрывая один глаз, когда тигр плашмя на спину приземляется в самом низу и поднимает ворох листьев, засыпаясь ими с головой и наконец затихая. — Идиот, — ворон-страж закатывает глаза, проронив это едва слышно, но Лис улыбнулся, дёрнув ухом. Кажется, вместе с этим обречённым вздохом послышался треск пошедшей не по плану лисьей задумки. — Надо же быть таким косоногим… Демон-кот ещё называется. Ворох листьев, ненадолго притихнувший, зашевелился, и Накаджима медленно приподнимается на руках, взявшись за голову и встряхнув ею — полетели листочки и хрупкие ветки с белых волос, рукавов, тела. Руками тигр медленно упирается в спину, жмурясь от ушибов, и выгибается, надавив на позвоночник и потягиваясь. Под ногой что-то слабо хрустнуло. Атсуши растирает щёку и, пощупав траву под листьями, хватается за что-то непонятное, что и треснуло под ним, когда он упал. Кицунэ-то знает, что это, а вот тигр… В ладони — раздавленные осколки птичьих и звериных черепов и остатки их же костей, на которые Атсуши и рухнул. Шерсть встала дыбом. Накаджима, встряхнув рукой и сбросив кости на землю, уже было хотел подорваться на месте и вскочить, отряхиваясь от следов крысиной охоты, но, подняв голову, он замер: увидел несколько пар красных глаз за плотной стеной кустарников среди валежника, смотрящие, не моргая. Нет, не несколько — его окружали красные глаза, уставившиеся в упор. И запах… Запах мокрой шерсти и сырой земли, как в склепе. От него обычно не по себе становится. И холодно. Рюноскэ, почувствовав неладное первым, тут же ступил вперёд, инстинктивно прикрывая рукой короля. Кажется, нэдзуми заметили вторженцев раньше времени. Их слишком много. — Проклятье! — Накахара зашипел, отходя, понимая, что нэдзуми скоро увидят и их, и косится на Лиса. — Дазай! Дазай не отвечает. Он смотрит за тем, как Атсуши, встав на ноги и повернувшись к крысам лицом, на инстинктах зверя прижимает уши к голове и скалится, но не нападает. Ёкаи тихо шипят, не показываясь полностью, но и без того видно, каким плотным кольцом они окружают спуск. Только бы не набросились. — Беги, Атсуши-кун! — Лис внезапно выкрикнул вперёд, не обращая внимания на Ворона. Атсуши мгновенно посмотрел наверх, на наставника. — Беги к озеру! Благо что тигру не нужно повторять по два раза. Он неуклюж, но соображает быстро: вскакивает, на ходу преображая ноги в звериные, отталкивается от мигом появившихся рядом крысиных морд и одним прыжком взбирается с земли через склон наверх, присоединяясь к своим, пока показывающаяся из-под поваленных стволов и густых кустарников крысиная орда стаей выходит на свет, щурясь и скалясь, сверкая красными глазами. Дело действительно плохо. — Дазай-сан… — тигру не дают договорить. Естественно, он испортил план-перехват или что там кицунэ задумал. Чуя, правда, видит, что Осаму не выглядит таким уж озадаченным. Там, внизу, среди десятков чёрных крыс с красными глазами, из-за поваленного ствола дерева вышли и встали на задние лапы палевая и светло-серая — те самые, которые стояли по обе руки Чумного Князя, Накахара узнал их сразу. Первая, с пшеничной шерстью и одним подслеповатым глазом, поводила носом по воздуху, повернув голову единственным красным глазом точно на Лиса, и на мгновение встретилась с ним взглядом. А потом вздыбилась, как и светло-серая с перевязанной головой, и оглушительно, на грани рыка, запищала, и чёрные демоны как с цепей сорвались, волнами забираясь вверх по склону. — Бегите! — Дазай отшатнулся от наблюдательного поста за кустом, махнув рукой в сторону. Чуя реагирует сразу, взглянув на телохранителя и кивком головы приказывая слушаться, но страж, посмотрев на короля, только резко хватает его за руку, дёрнув в сторону и не дав крысиным зубам сомкнуться на его крыле. — Всё ещё уверены, ваше величество? Накахара не отвечает. Смотрит куда-то поверх тёмной головы и быстро тянет за плечи за собой вниз — два ёкая, промахнувшись мимо целей, в прыжке столкнулись друг с другом мордами над воронами и отлетели с писком в стороны. Тенгу выпрямились. — Уверен. Уходи с ним, — Чуя указал прямо на тигра, прижавшегося спиной к стволу дерева в окружении крыс, и Рюноскэ, вздохнув, всё-таки отходит — крыс не ожидает, что на его голову сверху обрушится тенгу, и остальные трое демонов от внезапности появления разбежались в стороны. Атсуши, вздыбленный и с кровью под когтями, оставшейся от удара по нападавшей ранее крысе, глянул на ворона, как на единственного спасителя. — О всевышний, какой же ты медленный, — Акутагава цедит сквозь зубы, хватая Накаджиму за лапу и утягивая за собой, на обратный путь, напоследок обернувшись на Накахару: рыжий тенгу отходит в сторону от наступающих крыс, пока не сталкивается спиной к спине с отскочившим от нэдзуми белым Лисом, и оба глянули друг на друга, когда крылья коснулись хвостов. В свете, пробивающимся сюда из-за густых крон, сверкнули два кольца на левых руках. Действительно, Акутагава здесь больше не нужен. Нужно спасать неженку-тигра, и ворон в последний момент выдирает его из крысиных когтей, утянув за собой и скрываясь дальше по заросшей травой дороге. Светло-серый крыс с перевязанной бинтами головой, сидя на ветви дерева, в это же мгновение оглушительно запищал на грани визга, вздыбившись, глядя на своих демонов, и половина крысиного полчища, на секунду подняв головы кверху, тут же бросилась следом за сбегающими чёрным потоком, скаля жёлтые зубы. Приминались к земле листья папоротника, шуршала трава и листва — за нэдзуми отправился и серый крыс, скрывшись в деревьях. Палевого видно не было. — Я же сказал тебе уходить, — Дазай щёлкнул пальцами, и замаячившие лисьи огни перед мордами нападающих демонов обожгли их носы — с писком они отлетают в стороны. — Да? Чтобы они тут тебя сожрали? — одна из близко подобравшихся крыс получает ногой по морде и срывается со склона, утянув за собой ещё нескольких ёкаев — Накахару просто так не тронешь. — Если я захочу твоей смерти, я сам тебя убью. — Беги, я говорю! — Лис отскочил в ту секунду, когда на месте его хвостов схлопнулась крысиная пасть, и Ворону пришлось с руганью пригнуться, а затем резким ударом кулака отправить одного из нэдзуми в нокаут — оба снова вплотную встали спиной к спине. — Я знаю, что делаю. — Ты? Знаешь, что делаешь? Не смеши меня, юморист, — тенгу и кицунэ стоят в кольце врагов, и Дазай, играючи оскалившись, наконец вынул из рукавов ханьфу грязные когтистые руки. Чуя, обернувшись на Осаму через плечо и, не смотря, вдарив кулаком вверх по крысиной морде, только бровь вопросительно вскинул. — Что ты там… Но всё пошло не по плану, когда Накахару внезапно что-то ударило в бок и отшвырнуло в сторону спиной наземь, придавив — та самая палевая крыса с разными глазами подсчитала момент замешательства и сбила с ног. Когтистые лапы упирались в плечи, разинутая в ухмылке пасть нависла над лицом, лязгнув зубами. Чуя замер, распушив перья и смотря демону прямо в глаза. Демон смеётся, размахивая длинным лысым хвостом. Он успел увидеть сплетённую из длинной шерсти головы и шеи косу, свисающую с плеча набок, и ярко полыхнувший лисий огонь за спиной крыса — оскалившийся нэдзуми резко обернулся, подняв голову, и большая белая лапа снесла его с места, отбросив куда-то в заросли. Кицунэ с грязно-серой шерстью и клыкастой пастью, объятый точками сиреневых огней, зарычал, вздыбившись, и ударом вереницы хвостов отправил в низину обратно с десяток чёрных крыс — тех, что зацепились, пришлось стряхнуть. Демон вдвое больше нэдзуми, но он один, а выносливость ёкаев пещер и нор и их количество превосходят его в несколько раз. Накахара резко поднимается на ноги, успевая убрать крыло от нападения сзади, и бьёт коленом прямо под дых, сбивая ёкая в сторону. Зверь полыхает голубыми огнями вдоль своей спины, нэдзуми обжигаются и пытаются укусить, но мех плотный, да и сам кицунэ не стоит на месте: скачет, стряхивая с себя ёкаев, и хватает их зубами, отбрасывая в стороны. Когда в ярости Лиса огни вспыхнули ещё ярче, расшвыривая крыс в стороны волной обжигающего пламени, Ворон подлетает ближе, пользуясь затишьем и освободившимся пространством, хватая его за длинную морду и заставляя посмотреть себе в глаза, уткнувшись лбом в мохнатый лоб. Вокруг пока никакого движения, нэдзуми только приходят в себя, и два демона стоят так совсем недолго, прежде чем Чуя целует лисью голову прямо в белую шерсть и зарывается в неё пальцами. Лис стоит, прикрыв глаза и тихо урча. Лису ничего не нужно говорить, чтобы тенгу понял — он просит его присоединиться к тигру и ворону-стражу в безопасном месте, пока ещё кицунэ держит всё под контролем. Атсуши ничего не нарушил, Атсуши лишь ускорил процесс. Дазай, конечно, своеобразно выполняет обещания, а Накахара прекрасно знает о том, как он добивается своих целей, но иногда ему стоит довериться. Работа слажена. Пока крысы подбираются вновь, кицунэ резко вскидывает голову, подпрыгнув, и подбрасывает Короля Воронов как можно выше, над кронами дзелькв прямо в серое небо, и Чуя расправляет крылья, взмахивая ими и зависая в воздухе. Белый Лис закрывает глаза, поджимая лапы, и его тело слабо светится, уменьшаясь, и длинная морда становится всё короче и короче, пока не приобретает людские очертания. Накахара подхватывает под руками Дазая уже в своём облике человека, наблюдая, как там, внизу, по деревьям карабкаются крысы, сверкая своими злобными красными глазами в надежде дотянуться до врагов, но, прыгая с верхушек деревьев, лишь срываются вниз и падают с громким хрустом ветвей и шелестом листвы сквозь кроны на землю. — Уверен? — Чуя слегка склоняется, не прекращая размахивать чёрными крыльями, и Осаму, усмехаясь, кивает, дёрнув ушами и глядя вниз. Высота всё-таки не для него. — На всё сто! — Тогда держись, — Накахара медленно повернул голову в сторону, хрустнув шеей, и хищно улыбнулся. — Всегда хотел зашвырнуть тебя куда подальше, меховой урод. Ворон шумно захлопал крыльями, поднимаясь всё выше и выше — Лис поджимает ноги, вцепившись в руку тенгу и распушив хвосты, но на лету он совсем не кажется тяжёлым. Чуя чувствует ветер каждым пером, закрывая глаза и ловя поток воздуха. Он летит бесшумно, описывая дугу, и медленно начинает раскручиваться. Быстрее, быстрее, быстрее, Дазай прижимает уши к голове, плотно зажмурившись, но Накахара чувствует только азарт: там, внизу, в непроходимой чаще крылья не расправишь и вообще как в силке, а здесь, на привычной высоте и в прохладе неба, ты самый настоящий король. Лис отпускает руки, Ворон перестаёт держать, и кицунэ отброшен далеко в сторону валежника и чащобы, где их на границе поджидали орды нэдзуми, прямо к логову Князя — туда, куда ему и нужно было. Крысы на верхушках дзелькв внимательно проследили за пролетевшим над их головами демоном, но их тут же снесли обрушившиеся на них чёрные крылья. Чуя спикировал, летя над самыми верхушками и прижимая крылья к телу, расправив их тогда, когда ёкаи попадали один за одним, и вскоре остановился в воздухе, шумно хлопая крыльями, складывая руки возле рта рупором: — Думаете, запросто получите мои земли, мерзкие твари? — Король прекрасно видит, как снизу на него смотрят сотни злобных красных глаз и как некоторые вновь лезут по деревьям вверх. — Сначала догоните, ублюдки! Да, Его Величество не должен произносить таких слов, но Чуя не в своих владениях. Увернувшись от щелчка зубов возле ноги, Ворон только усмехнулся, устремившись в сторону озера и уводя крыс за собой. На ветви дерева в тени густой кроны остаётся только три красных глаза, следящих за тем, как их собратья уходят следом за правителем тенгу, переглядываются друг с другом и скрываются во тьме в другой стороне. Небо серым-серо, и только от разрезающих его вороньих крыльев остаются две белые полосы. Король глядит вниз, паря, широко расправив крыла, и в какой-то момент, глубоко вдохнув грудью, резко складывает их за спиной, повернувшись лицом к небу и воздев к небесам руки. Тело тенгу на мгновение, казалось, застыло в воздухе, лишь потом начав всё быстрее и быстрее падать сквозь серые облака. Чуя кружится, закрыв глаза, и всё стремительнее приближается к земле. Всколыхнулись журавлиные перья на голубой глади. Рухнув камнем из дождливого тумана, он расправляет крылья над самой водой, плеснув маховыми перьями по влажной кромке и обрызгав резко затормозивших перед озером крыс — нэдзуми, увлёкшись погоней, не заметили приближения воды, и многих лидеров загона просто-напросто столкнуло в воду бегущей сзади толпой, пока Ворон, покружившись над озером, бесшумно поднялся ввысь и замер над прозрачной водой рядом со стражником и тигром на его руках. Атсуши вцепился в плечи Рюноскэ, меньше всего желая искупаться, и Акутагава с каменным лицом терпит. Честно, сбросил бы, если б не появился Накахара-сан и не отвлёк бы на себя внимание. — И долго вы в окружении? — Чуя скрестил руки на груди, осматриваясь и видя, как по краям озера со стороны крысиной чащобы сидят нэдзуми и гипнотизируют жертв взглядами красных глаз. — Не слишком. — И не уходят? — Нет, — Акутагава всегда говорил мало, но по делу. Накаджима, чувствуя, что соскальзывает, снова подтянулся на руках ворона, снова вцепившись когтями в его одежду, и Рюноскэ его встряхнул, хмурясь. — Да не упадёшь ты! — Я сам — не упаду, а ты вполне можешь меня скинуть, — Атсуши смотрит вниз, на своё отражение в ряби, и нервно сглатывает. Плавать ему сейчас в холодной воде хочется меньше всего. — Договоришься. Отпущу. — Я утяну тебя за собой. Рюноскэ раздражённо вздыхает. — Не видел их предводителей? — Накахара всматривается в толпу чёрных крыс, но не видит ни одной отличающейся. — Я думал, они здесь, — но стражник отрицательно качает головой. — Чёрт… Неужели пошли за Дазаем? — Даже если они пошли за ним, с двумя Дазай-сан вполне справится, вам не о чем беспокоиться. — Не забывай, что, если рядом будут они, рядом будет и их вожак, — Чуя сводит брови к переносице, потирая виски и, взмахнув крыльями, начав снижаться, снова пролетев над самым краём воды и потоком воздуха снеся в озеро стоящих на прибрежном песке демонов, попытавшихся до него дотянуться. В какой-то момент он вдруг остановился, повернув голову к лесу — показалось, будто оттуда за ним кто-то наблюдает, — но, повертевшись на одном месте и не обнаружив никаких блестящих глаз или шороха, после всплеска нескольких тел под недовольный крысиный писк вернулся обратно, к зависнувшему в воздухе над озером верному стражнику. Отнюдь, он опасается не за это. Вся эта орда не стоит всего того, на что способен Крысиный Князь. …Дазай тем временем всё рассчитал. Когда его рыжее величество швырнуло его как можно дальше от крысиных полчищ, взглядом он зацепился за подходящее дерево, на лету превращая ноги в звериные и вытягивая их вперёд, приземляясь ими прямо на ствол сквозь ветви. Удар сильный, его ничего не смягчило, но дикий демон Лис — не дикий демон Лис, если бы не ожидал этого; он цепляется когтями рук в дерево, замедляя скольжение, глядя вниз и ступая на ближайшую крепкую ветвь задней лапой — подушечка от резкого соприкосновения с корой дерева немного ноет, но скоро пройдёт, Осаму даже внимания не обращает. Он видит, как чёрная точка короля тенгу удаляется вдаль, в сторону озера, и слышит, как топот и шорох от орды крыс стихает вместе с Вороном. Какое-то время он внимательно слушает лес, вслушивается в каждое движение там, внизу, и вглядывается в темноту деревьев, пока, не убедившись, наконец начинает спускаться — бесшумности лисицы может позавидовать любой. Да, Дазай крупнее обыкновенного лисовина в несколько раз, но приземляется он на траву также тихо, как и зверь. Лапы становятся человеческими ногами под грязным ханьфу с рваными краями, руки прячутся в рукава; Лис встряхнул головой, выпрямив уши и избавившись от листочков в волосах, встряхнул хвостами, поднимая с земли пыль и сломанные ветки, и юркнул в темноту валежника, скрывшись из виду. Ему не нужно прятаться. Прячется он или на виду — он знает, что его видят и за ним следят. Чаща вокруг тёмная, непролазная — человек сюда не пройдёт, да и никто в здравом уме не захочет сюда пробираться. Обитель чёрных духов и хранителей леса, недоступная для смертных; и кицунэ спокойно шагает по ней, прикрыв глаза и держа подле своих плечей два сиреневых огня, освещая путь. Корни под ногами, земля, камни, но Лис ни разу не запнулся. Выйдя на небольшую поляну, где никакой зелени нет, а ветви деревьев, туго переплетённые между собой, впервые расступились для небольшого клочка сухой земли, он останавливается. По щелчку огни превращаются в маленькие яркие точки и мгновенно затухают. И карие глаза наконец-то встречаются с яркими красными напротив. — Давно не виделись! — Лис улыбается, махнув когтистой рукой, пока из тени выходит высокая тощая фигура с рваным ухом и длинным хвостом за спиной, тащащимся по земле. — Там, ближе к нормальному лесу, мы встретили твоих подопечных. Ты же не против, что мы пригласили их искупаться? — Ты неисправим, — голос хрипл, но вполне себе слышим. Князь Крыс выходит на слабый свет, склонив голову к плечу. Его руки не видно под чёрной накидкой. — Хоть бы раз я ошибся в том, что ты придёшь… — Ох, прости, я очень люблю портить твоё настроение, — Лис осклабился, пожав плечами. — Кстати, классная шляпка, давно её не видел на тебе. Не дашь примерить? Достоевский не ответил. Дазай в мгновение ока пробежал мимо, остановившись где-то за спиной, вот только шапка на голове больше не чувствуется. Крыс поднимает руку, касаясь чёрной головы, дёргает рваным ухом и оборачивается через плечо, взглянув устало и раздражённо. Лис напялил на свою голову мягкую белую шапку, попытавшись сначала скрыть под ней уши, но, видимо, было неудобно, раз развёл их в стороны под ней. Опять он это сделал. Будто в первый раз пытается… — Ну, что думаешь? — у Фёдора дёргается глаз, и хвост шуршит по траве, когда он развернулся к Лису полностью. — Ты такой забавный в этой шапочке, на самом деле. Не истрепалась ведь ещё. Мне идёт? Снова в ответ тишина. Дазаю просто даже не нужен ответ. Сам знает, что ничего не изменилось. — Оставить умирать ни в чём не повинных существ ради собственной выгоды… А ты не изменился. Что ж, я сделал бы так же, — он ещё покрутился в крысиной шапке на голове, прежде чем снять и сжать в когтистой руке. Пока говорил, кицунэ даже не смотрел на князя нэдзуми. — Ладно тебе, мышь, не злись. Побуду хорошим мальчиком и верну её тебе. Фёдор смотрит, как шапка плавно прилетела на землю прямо ему под ноги, пока Дазай закинул руки за голову и потянулся, повертевшись в стороны, зевнув. Крыс поднимает взгляд на Лиса, презрительно щурясь и прижав уши к чёрной голове. — Вы все весьма… глупы, — кицунэ прячет руки в рукава, искоса глянув на ёкая. Красные глаза нехорошо сверкнули. — Из-за ваших… нет, из-за твоей странной затеи мой народ лишился всего. Так почему же ты думаешь, что я уступлю? Достоевский знал, что Дазай пришёл поговорить. Знал, о чём именно. Им не нужно было долго распинаться, чтобы понимать друг друга без слов, и Осаму лишь кивает, щуря глаза и прикрыв рот в очередном зевке когтистой ладонью. Да-да, конечно, ему интересно послушать, что думает о сложившейся ситуации и выходе из неё Князь Крыс. Так, мм, когда там перейдём к сути де- Осаму не успевает ничего спросить. Сзади раздаётся шорох, и Дазай, дёрнув ухом, поворачивается на тихий шум. Выстрел ружья, вынутого в этот момент из-под длинной чёрной накидки, сотрясает тихий лес, и стаи птиц с оглушительным надрывным криком поднялись в воздух. Ноги подкашиваются. После падения на колени и привкуса крови во рту перед взглядом всё поплыло. Резкая боль в животе и боку пронзила вместе с оглушительным шумом, и впереди возникли две светлые фигуры, вышедшие откуда-то из-за спины. Да, да, эти голоса Дазаю давно знакомы… Они приближаются, их лица расплывчаты, но на двоих ярко сверкают только три красных глаза. Один улыбается, склонив перевязанную голову к плечу, другой усмехается, потянув к лисьему лицу руку и закрывая ему ладонью в перчатке глаза. Накахара, Акутагава и Накаджима мгновенно оборачиваются на звук. Вороны переглядываются, и Чуя, понимая, что что-то, возможно, пошло не так, с пропустившим удар сердцем глядит на то, как чёрные крысы, замерев в одно мгновение и прислушавшись к звуку, начали постепенно отступать в тень кустарника. Чёрт подери… Накахара срывается с места, улетая далеко — туда, откуда взвились чёрные стаи их меньших собратьев, опережая орду нэдзуми и совсем забыв про то, как они опасны. После того как Король Тенгу покинул озеро, скрываясь над лесными кронами чащобы, лес с другой стороны берега зашумел. Что-то взмыло внезапной волной из-под древесных крон прямо с ветвей на границе зрения; Рюноскэ мгновенно оборачивается, но длинные когтистые лапы, резко появившиеся перед глазами, и расправленные белые крылья закрывают свет серого неба. Слышен тигриный рык, но и он скоро прерывается. Там, на озере, на водную гладь упало ещё одно длинное белое перо с чёрной каёмкой на конце и у стержня, пока вода отражала больших птиц, улетающих прочь огромной стаей.

Там, на чёрной земле чащобы, пятна крови — и ни единой живой души вокруг.