Двойные лица

      Арсений и Антон переглянулись. Шастун прямо чувствовал, как бледнеет с каждой секундой все больше. Он задрожал, прижимая руки к себе. Все это время он пытался забыть те события, как страшный сон, пытался не смотреть на свой шрам и заклеивал его пластырем телесного цвета. Парень не плакал, нет, но был в очень подавленном состоянии. — Я могу сходить с тобой, — тихо говорит Арсений, борясь с самим собой, чтобы не дать себе искушения обнять его. Телесный контакт самый смущающий, но в то же время такой желанный.       Шастуна затрясло еще больше, на него навалились воспоминания. Все, через что он проходил. Он вспоминал Ирину и Сережу, которые молчали, которые не проронили ни слова. А им ведь причиняли такую боль... боже.       У Арсения сердце кровью обливалось, когда он видел, как тот сильно сжимает руки на своих плечах, пытаясь успокоить себя. Он не сдержался, бесшумно подошел и обнял его, тяжело вздохнув. На фоне всего этого проблемы Попова казались мизерными и незначительными, что о них даже заикаться не нужно.       Антон не оттолкнул, не попытался выбраться, даже слова не сказал. Он лишь положил свою голову на его плечо, глубоко вздыхая носом, чтобы слезы все же не выбрались наружу. — Спокойно, Антон. Все уже почти закончилось. Он точно не отвертится. Его запрут в четырех стенах, и мы его никогда не увидим. «Мы. Хах. И почему мне стало так приятно и тепло от этого слова?» — парень спрятал улыбку в рубашке Арсения. — Пойдем. До участка тут недалеко, — нежно говорит Попов, будто нянчит ребенка. — Не хочу его видеть, — тихо признается Антон, отводя взгляд. — Я тоже. Но чтобы со всем этим покончить, нужен главный свидетель. Давай, вставай, вытри слезки и пойдем. — Я вообще-то не плачу! — возмущенно произносит Антон. — Ну да, конечно, — улыбается Арсений. — Показывать эмоции совсем не стыдно.       Шастун хватает тетрадку и бьет ею по плечу Попова, чтобы он перестал издеваться. Тот встает со стула, все так же улыбаясь, и в отместку совсем легонько касается своей методичкой его головы, будто ударяет в ответ. — А вот это уже наглость! — и они начинают «драться». Еще месяца два назад Арсений бы только фыркнул на такое ребячество, но когда Антон рядом... в общем, он начал активно принимать участие в этой битве. — Да я видел твои слезы, хватит упираться, — Попов делает шаг назад, ведь Шастун так активно наступает. Потом еще один. И неожиданно упирается в стенку и ударяется лопатками. Да так, что громко выдыхает и переводит взгляд на довольно улыбающегося Антона. — А теперь что скажешь? — победно говорит Антон и, как в фильме, упирается рукой о стену прямо перед лицом Арсения. Но Попов не краснеет, не смущается, не отводит взгляд. Твою мать, он взрослый человек, а потому лишь улыбается, складывая руки на груди. — Смотря что ты сделаешь. Или чего не сделаешь. — Почему это звучит как вызов? — А может это им и является? Кто знает? — но прежде чем что-то произошло бы, Попов протягивает руку вперед и отстраняет парня от себя. — Я вижу, ты уже готов. Значит пошли. «Он меня оттолкнул? Почему? Неужели все... Я ему не интересен?» — сердце в груди Антона тревожно забилось, пока он наблюдал за одевающимся Арсением. — «Я опоздал? Боже, почему я думаю так, ведь я даже не... или...»       Мысли скакали в голове, как бешеные, ему не удавалось схватиться за какую-то одну, поэтому со стороны он выглядел потерянным. Или расстроенным. Что заставило Арсения почувствовать фантомную вину. Ну а в принципе, что хорошего бы произошло, не оттолкни он его? Да ничего! Это было абсолютно правильное решение.       Арсений и Антон выходят из квартиры Попова. Каждый в своих мыслях, но оба об одном и том же. Об этой ситуации. «Зачем он это сделал? Чтобы подразнить меня? Мне больше ничего в голову не приходит...» — думал и сомневался Арс, в то время, как Антон опустил голову, думая, что он что-то испортил. — Ты чего нос повесил? — вдруг на середине пути спрашивает он, решив, что неправильно вот так загоняться и молчать рядом с другим человеком. Рядом с Антоном... — А? — вздрогнул Антон. — Нет, просто задумался, не обращай внимания. И пока есть возможность, хочу сказать спасибо. Я бы один ни за что не справился. — Не за что. Я сам проходил через полицию, это сложно, меня-то никто не поддерживал там. — А как же родители? — Они были против того, чтобы я писал заявление, я ведь главный свидетель. Они сразу отказались, а меня переубедить не смогли. — Но почему? Они же убийцы, — не понимает Шаст. — Эти звери — сыновья их друзей, так что они не хотели губить им жизнь, молодые же. А я не смог им это простить. И все время, когда заявление рассматривалось, когда готовился суд, меня пытались уговорить мои родители, запугать родители этих монстров, но я не поддался. Им дали десять лет, а меня потом все возненавидели. За то, что я наказал убийц, интересно, да? — Ага, — пораженно заявил Антон. — Интересно, а Влада посадят? — Скорее всего в больницу отправят. Он слишком опасен для общества. Только не струсь, хорошо? Он точно попытается выкарабкаться, топи его. Нельзя оставлять его на свободе еще хоть на минуту. — Я понял, — кивнул он.       К этому моменту они уже подошли к полицейскому участку и мялись у двери. — Ладно. Вдох-выдох и пошли. Последний раз увидим его лицо и помашем вслед ручкой, — уверенно говорит Арсений, хотя у обоих в груди волнение, граничащее с паникой. Руки тряслись, а тело не слушалось и не хотело протянуть руку, чтобы открыть дверь.       Это уже становится неловким, что они просто обмениваются взглядами на протяжении десяти минут и никто не может сделать первый шаг к зданию. Антон отпустил нервный смешок. — Вы чего тут стоите? Проходите, — внезапно дверь открывается и дает Арсению по лбу. Сила, с которой дверь врезала ему, заставила его пошатнуться, закрыть глаза и отойти на шаг. — Блять, — прошипел Попов, хватаясь рукой за место удара. — Смотреть нужно. — Да, прошу прощения, — извинился полицейский и внимательно пригляделся к лицу Арсения. — Стоп, Арсений? — Да, Арсений, — кивнул он и открыл глаза. Очень зря, потому что эти самые глаза поползи на лоб, когда он увидел этого полицейского. Сердце учащенно забилось, а в его голове со скоростью света пронеслось все его детство. — Захарьин?       Видимо, только Шастун не понимал, что тут происходит. Откуда эти двое знают друг друга и почему они так удивлены? Антону даже как-то неловко становится. — А что ты тут делаешь? — первым подает голос Арсений. — Очевидно, работаю. Ты с Антоном, да? По делу Лапоткова? — Д-да. Никогда бы не подумал, что ты будешь работать в полиции, — с каким-то призрачным намеком произносит он. — Что было, то прошло. Я чист, как ты помнишь, меня не осудили. Я ведь и не был виновен, как бы ты ни пытался меня приплести, — пожал плечами Захарьин. — Эм-м, — неуверенно подает голос Шастун. — А Влад... там? — Да. Извини, такие правила. Нам нужно, чтобы вы оба присутствовали. Но не волнуйся, он тебе ничего не сделает, я буду за вами присматривать.       Антон угукнул и они все втроем прошли в участок. Захарьин отвел Шастуна к комнате допроса, куда порывался войти еще и Арсений, но его, как непричастного к делу, оставили сидеть на лавочке снаружи. — Не волнуйся, Антон, я задам тебе всего лишь пару вопросов и мы послушаем, что этот ублюдок на это ответит. Я разделяю ненависть к нему, он же меня отправил в больницу, но именно поэтому я и взялся за это дело. Давай вместе посадим его за решетку.       Антон и Антон входят в светлую комнату, которую дневным светом освещала всего одна большая лампа на потолке, что тихо гудела и создавала напряженную обстановку. В комнате не было окон, скорее всего, чтобы допрашиваемые не знали, сколько здесь торчат. Длинный деревянный письменный стол и два стула перед ним, один из которых уже был занят темным сгорбившимся силуэтом. Там сидел Влад, прикованный к столу наручниками. Он оборачивается и, когда видит Шастуна, что-то на его лице сразу меняется. Лапотков улыбается, чувствует, как в его груди теплеет, но получается лишь гримасу отвращения в ответ. — Привет, Антон, — мягко говорит парень. — Мы так долго не виделись... Я хотел прийти к тебе в больницу, но я тогда уже был в розыске, и я струсил, прости. — Я и не хотел тебя видеть.       Шастун немного отодвигает стул, чтобы сидеть подальше от Влада, за что получает грустные кошачьи глазки. — Так, повернулся на меня, — приказывает Захарьин Лапоткову, закончив писать что-то в деле. — Антон, что тебе известно об этом человеке?       Антон не пытается ничего скрыть. Он рассказывает все, что знает из рассказов людей и из личного опыта. Он говорит только правду. Он воспылал слишком сильной ненавистью к Владу, чтобы оправдывать его. — Хорошо. Как часто вы виделись? — После того, как Влад покушался на убийство и ранил человека, нас перевели в пятую школу, мы виделись каждый день, сидели за одной партой и были друзьями. При мне он ничего особенного не делал, но, как я выяснил, он промышлял после занятий, когда меня не было рядом. Издевался над моими друзьями, избивал их и еще много всего. — Это ложь! — вдруг встревает Влад. — Тебе уже выписан приговор, просто сиди и слушай свои грехи, — холодно отвечает Антон. — Не делай этого. Не говори ничего, иначе будешь жалеть, — шепчет он. — Отставить разговоры! — Ты будешь страдать, и твои родные будут страдать. И Арсений будет страдать. Вы же так сблизились с ним, да? Я это обещаю. — Откуда ты знаешь? — Я все знаю о тебе, Антон, даже если меня посадят, ты от меня не избавишься, — его лицо становится безумным, брови резко поднимаются вверх, глаза расширяются, на лице сумасшедшая улыбка, он уже сам не понимает, что говорит.       Захарьин громко стукнул по столу кулаком. — Быстро заткнулся, — прикрикнул он. — Антон, тебе поступали угрозы от обвиняемого? — Нет. Никогда. Поэтому я не мог поверить, что он делал такое, пока мои друзья мне не сообщили. До того, как он выстрелил мне в плечо, — закивал Антон. — Хорошо, — полицейский кивнул и пододвинул к Антону бумагу с ручкой. — Пожалуйста, подпиши здесь, если ты согласен с обвинениями и хочешь отправить обвиняемого в суд. — А кто еще тут подписался? — интересуется Антон, видя в документе еще одну размашистую роспись. — Свидетельница, не знаю, знакомы вы или нет... — Сучка, она предала меня, — шипит Влад и больно заламывает себе пальцы. Он сразу узнал эту подпись, он видел на нее все, в том числе и документы. — Я столько ей подарил, я столько положил усилий и она свидетельствует против меня?       Шастун пытается не слушать то, что лепечет Лапотков. Он больной. Он не может выдать что-то адекватное. Антон быстро, даже не задумываясь, выводит свою подпись. Достаточно. Пора с этим покончить. — Я предупреждал тебя, Антон. Ты запустил механизм, который испортит тебе жизнь, — Влад улыбнулся, его освободили из плена стола и быстро вывели из комнаты допроса. Но перед этим парень успел прошептать: «Посмотри под столом».       Сначала Антон хотел просто выйти из комнаты, проигнорировав его просьбу. Но он не мог. Тело не двигалось в сторону двери, наоборот, он весь зациклился на том, что же там такое. — Ладно, просто посмотрю, — неуверенно произносит парень сам себе и заглядывает под стол следователя. Сначала кажется, что там пусто, и Антон выдыхает, но его взгляд цепляется за небольшой торчащий клочок бумаги. Он потянул бумажку на себя, и из щели появился целый конверт. — Что это? — Антон, — дверь раскрывается и в комнату входит Арсений. — Что... это?       Он смотрит на конверт в руках Антона и складывает руки на груди. — От Влада, — тихо произносит он. — Не хочу смотреть, если честно.       Арсений подходит ближе и изучающе разглядывает бумагу, на которой было нарисовано несколько кривых сердечек. — Ладно, спрячь пока в карман. Решим позже.

***

      Антон вдыхает носом свежий воздух, которого так не хватало в участке. Его немного колотит, руки трясутся и в ногах какая-то слабость. Они стояли с Арсением, прислонившись к кирпичной стене здания, и молча смотрели на небо. — Алена тоже давала показания против Влада. Он очень взбесился, узнав это. — Да? Мы с ней сейчас не общаемся. — Хорошо они нас развели, да? — Грамотно. Но если бы не Влад, мы бы так никогда и не раскрыли глаза. Со стороны, конечно, все выглядит очень странно. Были так близко, и не замечали этого. Я ведь почти сразу поверил, что она — это ты. — А у меня внутри было какое-то сомнение. Я не чувствовал к Владу того, что чувствовал... Не важно, — Антон смутился. Ему всегда было неловко говорить о своих чувствах. А тем более Арсению.       Попов заинтересованно смотрит на парня, чуть приближаясь к нему. — Что чувствовал? — Ничего! — резко отвечает он и получает улыбку от Арсения. — Мне вспомнить, что было сегодня в моей квартире и задать вопрос еще раз? — с азартом произносит мужчина. — Как ты меня оттолкнул? Ну давай, вспомни, — с ноткой обиды, произносит Шастун. — А ты прямо очень расстроился. — Возможно, — произносит Антон. — Слушай, давай закроем эту тему, ты меня оттолкнул, значит я сделал что-то не так. — Да, что-то ты сделал не так, — кивнул Арсений. — Например подразнил меня, зная мои чувства к тебе.       Им стало немного неловко, и между ними повисла долгая пауза... Антон думает, что сейчас самое время для киношного «Да я люблю тебя!», но молчит. Неа, он еще не определился в своих чувствах, чтобы утверждать что-то настолько серьезное, особенно зная, что он может случайно поиграться с чужими чувствами. Шастун не понимал, он простудился или это бабочки в животе? И почему в груди что-то колется, пытаясь выйти наружу? — Это все так странно... — он не замечает, как говорит это вслух. — Да, — согласно протянул Арсений. — Никогда бы не думал, что приду к такому. — Как будто я прямо худший вариант из всех возможных. — Нет, худшим был Захарьин. Ты меня хотя бы не унижаешь и не избиваешь, — усмехнулся мужчина и поймал обеспокоенно-заинтересованный взгляд. — Долгая история, когда-нибудь расскажу. Просто мы жили с Антоном в одном дворе и я его любил. А он меня нет. Конец. Прошла любовь, завяли помидоры. — Ненавижу, когда так говорят, — тихо признается Антон и смотрит на экран телефона, где горело уведомление о новом сообщении от отца. — Интересно... Наверное, опять скажет, что они куда-то уезжают или задерживается. Ладно, посмотрим...