***
— Мы успели?! — Антон влетает в палату с ноги. Он наплевал на санитарию, вторые бахилы и халат были в руках у Арсения, стоявшего позади. Мать, лежащая на кровати, и отец, сидящий около нее, обернулись на сына, и на лице женщины расцвела улыбка. — Тош, а я о тебе вспоминала. До последнего думала, что умру, и корила себя за то, что мы не виделись уже около недели. Наверное, стоит взять отпуск... — Да, я тоже так думаю, — кивнул Андрей. — Можно и отвлечься от работы ненадолго. — Это сейчас не важно, мам, что с тобой произошло? — взволнованно произносит Антон, подходя к ее кровати ближе. Елена немного замялась, думая, стоит ли сыну знать об этом. — Я... Некоторое время принимала препараты, которые не могли мне продать в аптеке. Мне их выписывала одна женщина и передавала через посредников. Они часто менялись... Но я не могу вспомнить лица последнего, — женщина тяжело вздыхает, складывая руки в замок. — Сегодня, как только я их получила и сразу приняла... Мне стало так плохо. У меня закружилась голова, подкосились ноги, поплыло перед глазами... Почему-то я сразу подумала, что умираю, но я просто упала в обморок. Не знаю, что со мной происходило, что было в тех таблетках... Врачи сказали, что у меня наркотическая передозировка. — Что? Как долго ты их принимала? — в глазах Шастуна страх за жизнь своей матери. — Полгода, и ничего такого никогда не происходило. Я отдала те таблетки врачам, они сказали, что проверят их. Но это занимает достаточно много времени, так что результаты будут не так быстро, как хотелось бы. — Хорошо, что с тобой все в порядке. — Антош, а что тут делает Арсений Сергеевич? — спрашивает она, наклоняя голову, чтобы точно убедиться, что в дверях действительно классный руководитель ее сына. — У нас было репетиторство. И я решил поддержать Антона в такую трудную минуту, — мужчина сразу находится с ответом и все же заходит в палату, прикрывая за собой дверь. — Вот видишь, Антон, а ты говорил что он зверь бесчеловечный, — улыбнулась Елена, смотря то на сына, то на Арсения. — Я такого не говорил! — возмутился Шастун.***
Сережа мотает ногами и смотрит в окно, за которым было уже темным-темно. — Да, с Аней все в порядке, — он улыбнулся. — После того, как Влад подался в бега, от него не было ни единой весточки, так что, наверное, с ним навсегда покончено. Матвиенко решает принять лежачее положение и падает на кровать, перехватывая телефон в другую руку. — Конечно я скучаю... По ней, не по тебе, — смеется он. — Ладно, не злись, все равно завтра увидимся. Я помню-помню. Спокойной ночи. Парень улыбается, откладывая телефон. Почему-то такие разговоры всегда повышали ему настроение. Наверное, потому что так откровенно он не мог поговорить даже с Антоном и Димой.***
— Что-то ты подозрительно радостный сегодня, Сереж. У нас сегодня восемь уроков, а ты прямо-таки на подъеме, — замечает Антон, еле волоча ноги до кабинета литературы. — Тебе кажется, я просто выспался сегодня, вот и пока в хорошем настроении, — отмахнулся он. — Антох, лучше пусть он будет в хорошем настроении, чем в плохом. А то как обычно будет кричать и злиться, — кивнул Дима. — Кстати, ты выучил стих? — А мне теперь ничего не надо учить по литературе. Мы с Алексеичем поторговались после того случая с Поповским, теперь я в шоколаде, — довольно улыбнулся Шастун, замечая завистливые взгляды друзей. — Мне бы так! — говорит Матвиенко. — Я вот все выучил. Парни садятся на свои места. До урока еще десять минут, можно и вздремнуть... Антон зевает и прикрывает глаза. Но почему-то сон не шел. Как так-то?! Он же правда не выспался, всю ночь волновался за свою маму, хотя... может проблема была в том, с кем он провел эту ночь? По лицу полезла улыбка, которую невозможно было сдержать. Ему было приятно думать о том, что они провели целую ночь под одной крышей с Арсением... Он на кровати, а Попов на диване. В разных комнатах... А самым ярким воспоминанием было... — Интересно, ну и че он лыбится? — шепчет Дима. — Арсения вспоминает, — смеется Сережа. Антон недовольно приоткрывает один глаз, берет толстенький учебник по литературе и заряжает ему по плечу. Чтобы меньше болтал. А затем снова закрывает. — Шасту-ун, — доносится шепот прямо у уха. Ну что там еще? Кто еще попытается прервать его фантазии? — М-м? — Ты ничего не попутал? — Насчет чего? — он пытается спрятать лицо в сложенных на парте руках. Он ведь только начал вспоминать... — Я понимаю, что тебе вчера было не до сна, ты же спал не один. Но Лермонтову плевать на твои утехи, — он уже заговорил в полный голос и потянул Антона за рубашку, чтобы поднять с парты. Черт, это Добровольский... — И-извините, — он сонно хлопает глазами, на что получает довольную ухмылку. — Зайди ко мне после этого урока. «Вот же блять. И откуда он вообще знает, что я спал не один? Ну и ладно, я помечтать могу и с открытыми глазами...» — Итак... Кто хочет отвечать? — Павел Алексеевич еще не успел закончить эту фразу, как сразу увидел поднятую руку. На удивление всему классу человек, который ненавидел все стихотворения классиков, сейчас с таким энтузиазмом хочет выйти к доске... — Хорошо, Матвиенко, иди. Добровольский встал около своего стола и сложил руки на груди, приготовившись слушать Лермонтова. — Нет, не тебя так пылко я люблю, не для меня красы твое блистанье; Люблю в тебе я прошлое страданье и молодость погибшую мою... — Сережа никогда не читал стихотворения выразительно. Каждый раз, когда его вызывали, было чувство, что он скончается, не вспомнив следующую строчку, или задохнется из-за монотонного чтения без пауз, а сейчас... Весь класс будто замер, вместе с Павлом Алексеевичем. Сережа будто и в самом деле потерял кого-то очень родного сердцу. — Но я задавал «Смерть Поэта», — внезапно произносит учитель, дослушав стихотворение до конца. — Я знаю, Павел Алексеевич. Это был подарок одному человеку, — улыбнулся Сережа. — Смерть поэта я тоже выучил, не переживайте. По классу пошел шепот. Но сразу прекратился, когда Добровольский постучал по столу указкой. — Да ну, пироженка по кому-то сохнет? — Антон наклонился вперед, чтобы говорить тихо и его услышал Дима. — Впервые слышу. На перемене ему пиздец. Я все у него расспрошу. — Я тоже. — Нет-нет, ты идешь к Добровольскому, — усмехнулся парень. — Я тебе потом все расскажу. — Это нечестно! О чем он вообще собирается со мной говорить? Дима пожимает плечами и переводит взгляд на чрезвычайно довольного Сережу, получившиего от всего класса громкие аплодисменты. — Спасибо-спасибо, — Матвиенко раскланивается и смеется, когда не сдержавший улыбку Павел Алексеевич подталкивает его на свое место. — Молодец, — кивает он, записывая в блокнот оценку Сережи. — Если бы ты так постоянно отвечал, был бы моим любимым учеником. Не хочешь литературу сдавать? — Я подумаю, — он пожимает плечами. — Еще не все потеряно, Павел Алексеевич.***
Антон не сдержал громкого тяжелого вздоха, услышав звонок с урока. Естественно его услышали все, но никто не прокомментировал. А еще он поймал завистливый взгляд от Сережи, но не понимал повода. Матвиенко что ли хочет с Добровольским тет-а-тет остаться? — Павел Алексеевич? — он подходит к его столу, когда в кабинете остаются только они вдвоем. — А, Антон. Я думал, что ты сбежишь, — усмехнулся. — С чего бы? Мне нечего скрывать. — Да ну? Тогда почему ты ночевал вместе с Арсением Сергеевичем? —... Кроме этого, — кивнул он. — Ладно, мне на уроки пора, до свидания. Ага, неужели он думал, что Добровольский его так просто отпустит? Он схватил парня за рукав, не давая уйти. — Откуда Вы вообще об этом узнали? — не скрыв раздражения, произносит Антон. — Написал ему вчера, когда не застал его у него же дома. — Ну так почему Вы у Арсения Сергеевича не спросите? Вы же друзья. Почему меня расспрашиваете? — Я тут вопросы задаю, так что жду ответа. — Отвечаю: между нами ничего не было, нет и не будет. Не беспокойтесь, Павел Алексеевич, — Антон вырвал свою руку из цепкого плена. — А если хотите узнать больше, то помиритесь уже со своим лучшим другом. Вам обоим пойдет это на пользу. Антон не хлопает дверью, не бросает на Добровольского драматичных взглядов. Он просто сказал, что думал. Шастун знал, что они в ссоре, но не знал причины. Как и все. Они просто обиделись друг на друга и кроме дежурного «Привет-пока», ничего не выдают. Надо бы узнать об этом у Арсения...***
— Ну, че там у пироженки? — нетерпеливо выдает Антон, подходя к Диме. — Молчит, — он пожимает плечами. — А что там у тебя? — Да так... Про успеваемость говорили, — врет Антон. Он знал, что не мог сказать друзьям об их разговоре. И о вчерашней ночи. — Понятно. Матвиенко правда втюхался. Никогда еще его таким счастливым не видел... — А где он? — Убежал в класс от моих вопросов. Типа там я его не достану. Достану. Антон и Дима пошли по коридору сквозь огромную толкучку. Видимо сегодня всем нужно идти именно этим, сука, коридором. — Осторожнее, — слышит Шастун, когда врезается в кого-то. — Снесешь же меня. Парень поднимает голову и как по закону, блять, подлости, он врезался в Попова. Диму уже давно унесло толпой, а они так и остались стоять, прижатые друг к другу. Не по своему желанию, (хотя, об Арсении этого не скажешь) конечно, их просто прижало друг к другу мощным потоком людей. Антон дышит прямо в ухо Арсению, а он решает не терять момента и аккуратно приобнимает его за плечи. Для них обоих это был очень интимный момент. Интимнее того поцелуя. Наверное, даже на уровне этой ночи. Кто знает, может дойдет и до большего... «Интересно, почему нас еще никто не заметил так? Неужели все так спешат, что не замечают нас вместе обнимающихся... Рядом с ним так тепло и приятно. Я уже давно ни с кем не обнимался так тепло и нежно.» Но, конечно же, все хорошее когда-нибудь заканчивается. И прерывает их школьной звонок. Вещь, которую он уже успел миллион раз проклясть. В коридоре остались лишь они вдвоем, и Арсений быстро убирает свои руки от Антона. — Беги на уроки, а то «обжимался в коридоре с Арсением Сергеевичем» не очень уважительная причина, — по его лицу было видно, что он был смущен такой близости с Антоном и тем, что его не оттолкнули. Шастун кивнул и побежал дальше по коридору. Сейчас химия, а Нина Николаевна может такого же жару задать, как Арсений***
— Не хочешь помириться с Павлом Алексеевичем? — внезапно спрашивает Антон, посреди их занятия. — А мы и не в ссоре. Не понимаю о чем ты, — он пожал плечами. — Не ври. Он узнал, что мы ночевали вместе и чуть не накинулся на меня тогда. Поговорите с ним уже нормально, как люди, а то так и будете ходить друг на друга обиженные. Из-за чего вы поссорились? — Сложно объяснить. Я уже давно хочу поговорить с ним, но мне может пригодится твоя помощь. Ты не против? — Мм, ладно. Надеюсь ничего криминального? — Антон, за кого ты меня принимаешь? Решай давай уже задачу. — Ну вот откуда мне знать, что такое правило Буравчика? — хнычет он, спустя пару минут перечитывания одной и той же задачи. — Ты не объяснял. — А может в восьмом классе нужно было учиться? — хмыкнул Попов. — Это правило правой руки. — Есть у меня одно правило правой руки, не думаю, что ты про него, — Антон прыснул, на что Арсений только закатил глаза. Хотя было видно, что он понял шутку. И самое главное — улыбнулся. — Ладно, пропущу ее, а то у меня теперь в голове не только задачки. Через пять минут Арс отвлекается от проверки тетрадей и смотрит на Антона, полностью увлеченного процессом. Он аж кончик языка высунул, активно выводя ответ по тетрадному листу. Учитель улыбнулся, посмотрев на результат его работы. — Ты величины забыл подписать, — произносит он. — На экзамене тебе руки откусят, если не напишешь их. И я тоже их тебе откушу. — Что, даже правую? — Ее в частности, — кивнул Попов. — Нет, она мне еще нужна, так что я, пожалуй, напишу, что это сантиметры. — И правильно, — он еще раз кивнул и продолжил проверять тетради.***
Антон так привык к Арсению. Казалось, что он живет от одного занятия до другого. А уж видеть его каждый день в школе — так и вовсе неотъемлемая часть его жизни. Когда Шастун вспоминает, как они обнимались в тот раз... Сердце начинает сладко тянуть и волнительно биться. Будто пушистая лапа нежно поглаживает его прямо по груди... А когда он приходит в школу в пятницу, за три дня до суда Влада, и обнаруживает минус в расписании напротив физики... Сердце уходит в пятки. Антон срывается на бег, прямо на третий этаж и дергает за ручку двери. Все стало сразу ясно. Арсения нет в школе.Вы: «Где Вы, Арсений Сергеевич?»
Антон очень переживает. Никто из учителей не знает, где он. Знает лишь завуч, Нина Николаевна. Но ее никто не осмелится спросить. Долгожданный ответ приходит только через пару часов, на последнем уроке. Арсений Физикеевич: «Не волнуйся, Антон, у меня просто появились срочные дела. И занятие сегодня тоже отменяется.»Вы: «Неужели они были настолько срочные, что ты узнал о них так внезапно?»
Арсений Физикеевич: «Нет. Я знал о них давно. Просто ты удивлен, что я с тобой не поделился этой новостью. Так?»Вы: «Конечно. Почему ты не поделился об этом со мной? Мне даже как-то немного обидно...»
Арсений Физикеевич: «Хах, Антон. Ты такой интересный. Ты же даже ничего не знаешь обо мне, а делаешь вид, что самый родной человек. Прекрати.»Вы: «Почему ты так говоришь? Мы с тобой нормально общались ровно до этого момента. Арсений, что произошло?»
Арсений Физикеевич: «Я Арсений Сергеевич. Не забывай.»Вы: «Боже, что случилось?» «Арсений? Все хорошо?» «Может поделишься? Я могу помочь.»
Арсений Физикеевич: «Мне ничего от тебя не нужно. Забудь обо всем, что я говорил.» Антон искренне не понимал, что происходит. И почему внутри такое ощущение, что он общается со старым Арсением? Будто ничего и не было. Будто он не смеялся вместе с ним с шуток про правую руку, не дурачился, не поддерживал в трудную минуту... Ощущение, что внутри что-то обрывается...