Мой ласковый и нежный Тилль

Вот уже месяц как Рита и Тилль живут вместе. И только две недели назад Альберт перестал наносить частые визиты к ним в квартиру, чтобы удостовериться, что с его дочерью все в порядке. Он названивает Рите, а с Тиллем вновь наладил контакт и теперь не пытается убить его при каждой встрече, но постоянно намекает ему своим недовольством и подозрениями, кивая в сторону спальни. Его Риту никто не смеет обижать или поднимать руку; когда после бурной ночи девушка обнаружила на руке след от цепких пальцев Тилля, то имела неосторожность оголить кожу с почти пожелтевшими синяками при матери. И Рите пришлось полчаса доказывать невиновность Тилля ко всему, что он никогда не бил ее и не собирается этого даже в мыслях делать. Слава Богу, что Альберт не знал про это, а то никакие мольбы дочери не помогли бы Геру Линдеманну выжить среди Краусов. Но не смотря на эти разладицы, все шло хорошо. Даже слишком хорошо. Мать Тилля — Гитта — познакомилась с Лидой и Альбертом, пригласив их на семейный ужин в честь наступающего Нового года. И ужин прошел великолепно, конечно же, там присутствовали и Тилль с Ритой, которые успели пару раз сбежать из-за стола, проведя несколько минут вдвоем. Разговаривая. Общаясь. Не более. Хотя, скажите, почему эта пара не умолкает на миг, ведь теперь они живут вместе и это отличная идея: теперь целыми днями можно беседовать на различные темы? Надеюсь, вы понимаете, какое занятие выбрала пара, чтобы неплохо так коротать холодные вечера и, может быть, такие же холодные дни; а беседа тут совсем не к месту. Побеседовать еще успеют. Очухавшись после празднования Нового года, люди во всем Берлине вновь настроились на работу, и все встало на свои места. А после первого января следует второе, третье... И такая нелюбимая дата Линдеманна — четвертое января. День рождение. Что может быть хуже и противнее этой даты, когда тебе давно за сорок? Хотя Тилль начал нейтрально относиться к этому числу и позволяет себе мило улыбнуться дочерям, когда, несясь со всех ног, они бегут к любимому отцу — подарить подарок. И неважно, что окажется в разноцветной коробочке, облепленной пестрой фольгой и маленьким бантиком: одеколон, детский рисунок, поделка или маленький брелок, вообще-то Мария-Луиза всегда отличалась своей оригинальностью, и Тилль никогда не знал, что подарит ему его дочь. В детстве было легче: от дочерей — рисунки, от жен — жаркая, утомляющая ночь только вдвоем иногда при свечах, иногда с тихой музыкой. Рита не знает, но Тилль, встречаясь в молодые годы с миловидной и вполне симпатичной девушкой, занимался сексом под тяжелый рок металл. Это было не очень, и мужчина старается не вспоминать эту ночь, а Рите вообще лучше не говорить об этом. Заведется, словно дикая львица. За несколько дней совместных походов по общественным местам девушка чертовски извела себя, ревнуя своего мужчину: каждый робкий взгляд фанатки в его сторону казался ей вызовом. И она-то понимала, что эта паранойя может принять и более ужасный характер, хотя и не могла ничего с этим поделать. А Тилль видел и пытался успокоить Риту, за что получал пощечину и гневную фразу с его любимым акцентом: "Ненавижу тебя, Герр Линдеманн". Но в последнее время Рита стала спокойнее, все чаще давая понять Тиллю, что может быть и прекрасной хозяйкой без глупых детских шуточек и скверного характера. Четвертое января. Воздух нагревался, обжигая своими легкими дуновениями, словно комнату охватил пожар, не собираясь угасать. Откинув одеяло, Тилль вопросительно уставился на будильник, чтобы рассмотреть цифры и понять какое же сейчас время. На середине кровати, медленно перебирая во сне лапками, спал Хъюго, лишь изредка поскуливая. А на самом краю кровати лежала Рита, которая всю ночь боролась с настырным доберманом и "нехотением" Тилля отправить собаку на пол. Только в пять утра ей стало фиолетово на все неудобства и девушка наконец-то уснула. И если сейчас, в десять утра, Линдеманн потревожит ее, то, наверняка, получит не только пощечину, но и хороший пинок, а так же удостоится чести быть облитым ледяной водой из бутылки, лежащей в холодильнике. Но мужчине сегодня повезло: глухой лай раздался за окном спальни, и Хъюго, резко подняв голову и выпучив сонные глаза, навострил уши. Лай вновь повторился и доберман, раскрыв пасть, громко и свирепо гавкнул в ответ. Снова лай и тут же звонкий ответ Хъюго. Спрыгнув с кровати, он проигнорировал замечание Тилля и продолжил свои переговоры с неизвестным псом. Это оказался сенбернар соседа, который пытался разбудить весь район. – Хъюго, лучше молчи, – прошептал Линдеманн, надевая футболку. – Сейчас я тебя прогуляю. Прогуляю? Вот это слово и ждал пес. Замолчав, он довольно побежал в прихожую и, сев рядом с поводком, стал ожидать, когда полностью оденется его хозяин. Скрывшись за дверью, они направились на улицу, и тут же в квартире повисла гробовая тишина, та, что должна присутствовать ночью во время сна. Чтобы никто не мешал. Никто не сопел. Никто не рычал и не лаял. Рита, проснувшись от лая сенбернара на улице, внезапно — не ожидая от самой себя — свирепо вцепилась в свою подушку и, издав гневный рык, кинула ее в пустоту спальни, попав в дверь. "Чудно! – сонно произнесла она. – И на чем мне спать?" Наткнувшись взглядом на соседнюю подушку, она блаженно улыбнулась, и устало упала на нее, уже мечтая об идеальном сне. Но эту идиллию нарушили сигареты, а точнее — страстная и в тоже время вечная привычка Тилля курить. Вся подушка пропахла никотином, что уж говорить о самом мужчине, который каждый раз, докуривая последнюю сигарету, возвращался в спальню весь "прожженный" сигаретным дымом. Рита не упрекала его в этом, думая, что уже поздно отучать его от этой привычки, да и реже он теперь это делает. Может, и сам пытается прекратить курить. И эта же подушка полетела в сторону своей сестрицы. "Да какой теперь сон?!", – возмутилась Рита, сев на кровати. От резких движений ее голова закружилась, и девушка почувствовала легкое недомогание, переходящая в острую боль в животе. "Вот отлично. Отравлений мне не хватало", – ложась, прошептала она. Но так стало только хуже. Секундой позднее это стало невыносимо, и, подавляя тошноту, Рита ринулась в уборную, чтобы прочистить желудок. Вроде бы так стало лучше и, убедившись в этом, девушка решила принять душ. Встав под теплые капли воды, тело приятно охватила дрожь, постепенно исчезая, согревая кожу. Через пять минут в ванную комнату зашел Тилль и приятно улыбнулся; Рита прикрыла самые интимные части своего тела занавеской и улыбнулась своему мужчине в ответ. – Зачем ты прячешь такую красоту от меня? – освобождая себя от одежды, сказал Тилль. – Да как-то неловко. – Тогда с твоего позволения — я присоединюсь к тебе? – Да пожалуйста. – Проследила за мужчиной Рита. Он встал рядом, и девушка тихо произнесла: – С днем рождения. – Ой, Рита, я надеялся, что ты забыла. – Считай, что с этой минуты я забыла про это, – прислоняясь к холодной кафельной стенке, продолжила Рита. – А вот и не забыла. Нам с тобой придется идти к моим родным. Они вновь приглашают нас на праздник. Но я думаю, они просто хотят выпить за счет моего дня рождения. – Что ж, придется идти, – сухо ответила девушка, обняв Тилля. – Тебя что-то беспокоит? – поинтересовался он. – Меня беспокоит твоя собака. Я уже неделю в пять утра засыпаю. Все потому, что кто-то разрешает ей спать с нами. – Я не разрешаю. Хъюго сам. Если он тебе мешает спать, то можешь его скидывать с постели. – Тогда я и тебя буду скидывать с постели. – За что? – Догадайся, милый, – сказала Рита, похлопав по лопатке Тилля, который уже обиделся на нее, догадавшись, о чем идет речь. На завтраке Хъюго, как по расписанию, выпрашивал у своего хозяина кусочек еды, которую он с удовольствием ел, а вот у Риты он сегодня вообще не будет ничего выпрашивать. Девушка пила чай, который добермана совершенно не интересовал. –Тилль, а я тебе говорила купить обычный чай. Без различных вкусовых добавок. – Сделав очередной глоток чая, Рита поморщилась и недовольно поставила кружку на стол. – Спешу разочаровать тебя, но он обычный. – Нет. – Рита, я же слышал твою вчерашнюю просьбу. Я видел упаковку чая и могу с уверенностью заверить, что чай обычный. Черный. Индийский. – А я его все равно пить не могу. Там же явно ароматизаторы. Да еще и апельсином отдает. Фу. Ненавижу такой чай. Тилль тяжко выдохнул и, встав с места, взял со стола маленькую коробочку с чаем, победно показав ее Рите. – Без апельсина, – спокойно добавил он. – Там не только апельсин. Но и яблоко, и корица с черешней и персиком. А, кстати, что такое гибискус? Тилль, это фруктовый сад какой-то! – не унималась девушка. – Боже, тебе доказательств мало? – Тилль взял кружку Риты и отпил оттуда немного чаю. – Поздравляю, ты снова потерпела фиаско — чай обычный. – Значит, привкус после твоего обычного чая фруктовый. – Рита, я могу спорить с тобой бесконечно, но понимаю, что ты русская душа и просто так от меня не отстанешь. Пускай я верю тебе. Может, тебе обратиться к врачу? У тебя, наверное, вкусовые рецепторы нарушились. – Подумаешь, на секунду показалось, что чай фруктовый. Все. Ты прав. Мой вкус ошибся, – тихо произнесла девушка, пряча взгляд от Тилля. – Но, а может, ты уже поел и не ощущаешь всей прелести вкуса этого чая? – Ах, я понял. Ты издеваешься надо мной, – призадумался мужчина, разглядывая стены кухни. – И что же я тебе такого сделал? – Ты мне ничего не сделал. Это я глупая. Возможно, что это виновата зубная паста. Перебила мне вкус. Вот и все проблемы. – Ты меня пугаешь. – Линдеманн старался не впускать в себя одну крохотную и весьма забавную мысль, которая уже давно вертелась в его голове, не давая покоя. Он медленно привстал на ноги, чуть не наступив на Хъюго. – Я вчера готовил азу с грибами, – он сцепил руки на пояснице и важно прошел к Рите, – заметь, я сейчас скажу, что ты сама меня об этом попросила. Стоял я весь день у плиты, стараясь угодить тебе. – Не понимаю, при чем здесь это? – напряглась девушка. – А ты дослушай. – Тилль подсел рядом. – Я украсил стол и думал, что у нас получится нормальный романтический ужин. – Так он должен был стать романтическим? – Не цепляйся к словам. Ты за весь день не притронулась к мясу. Более того, ты ничего вчера не ела. Не боишься, что когда-нибудь тебя унесет ветер? – Продолжай, Линдеманн. – Я что хотел вообще сказать... Ты в последнее время, то есть с самого переезда, немного, ам... начала сходить с ума. Просто... я никогда не видел людей, пытающихся открыть окно, чтобы проветрить квартиру, в которой, якобы пахнет дорожной пылью, да еще в сильный мороз, но скажи мне, Рита, ты где ее в квартире откопала? Теперь тебе чай подозрительным кажется. А вчера ты обидела меня своим нежеланием есть ужин. – Я не хотела тебя обидеть, но, посмотрев на мясо, мне в действительности нехорошо стало. Не в нем дело. – Не в нем, конечно, дело — а в тебе. Мне кажется, что ты беременна. Рита вцепилась в уже остывшую кружку руками и с совершенно спокойным лицом, произнесла: – Я и не подумала об этом. Если и говорить так, то все сходится. – А может — нет. А может, да. Вот мать Неле по-своему с ума сходила в таком вот положении; ты еще держишься. – Говорил мужчина тихо и сдержанно, не позволяя никаким эмоциям овладеть собой и не наделать глупостей. Нет, он и не думал даже о таком повороте событий, но и новость приятно согревало в душе, хотя на этот момент она оставалась непроверенной. Хах, для Тилля разве это проблема? – Я пойду в аптеку. Приду, узнаем мои предположения. – Он подскочил с места, свыкаясь с мыслью об отцовстве. Ну почему Тилль уже влюбляется в ребенка, который, может быть, не зачат? – А почему ты? Я думаю, будет нелепо смотреться твое желание купить тесты. – А вдруг тебе станет плохо? – Ну, можно я тогда с тобой? – Нет. На улице холодно. – Ты до смерти заботливый, – сдаваясь, сказала Рита, уходя в гостиную. – Я хочу видеть лица продавцов в аптеке, – продолжила она вслух, садясь на диван. Через три минуты захлопнулась входная дверь. Хъюго, ничего не понимая, запрыгнул к Рите на диван, и устало сложил голову на ее колени. Ждать этих двоих Тилль заставил недолго, ибо пробок на дорогах было меньше, чем прошлым утром. Он даже позабыл о своем дне рождении, породив в себе такую мысль о незапланированном ребенке. Прыгать от счастья не хотелось, но в душе витали огромные бабочки: нет ничего приятней в жизни, чем целовать свою любовь в ожидании прибавления. Это произошло немного быстро, но, черт, как же с каждой секундой Тиллю хотелось, чтобы все было именно так. Еще один ребенок и еще одно чудо. Незабываемое. Ах, как давно мужчина не держал в руках крохотное чадо, ощущая тепло этого младенца, его тихое, чуть слышное сопение; лишь один взгляд в глаза родного ребенка и становится ясно, что ты больше никогда не отпустишь его от себя. Как же хочется еще раз прочувствовать все эти бессонные ночи и вполне удивительные дни рядом с дочерью или сыном. Линдеманн становился более сосредоточенным, но что-то выдавало его — улыбка. Легкая, милая, добрая, совершенно непохожая на другие. Только он может улыбаться так своим мыслям, это только его собственная радость. Но, зайдя в аптеку, Тилль не смог спрятать ее от чужих ему людей. Да и, как говорила Рита, было бы нелепо, если бы в аптеку за тестами пришел опечаленный мужчина. Нет. Зачем печалиться в такой день? Уже выйдя на свежий воздух, мужчина поправил на себе шарф и спешно направился к машине — поскорее отправиться домой, но, открывая дверцу, он услышал вполне знакомый, но такой неприятный голос, окликающий его. Голос, поразивший Тилля в самое сердце и заставив мгновенно окатиться холодной дрожью. Кровь прилила к голове и тут же разлилась по всему телу, позволив ощутить Тиллю, словно он резко окунулся в ледяную воду. – Со здоровьем неполадки? – коротко посмотрев на аптеку и на самого Тилля, сказала женщина. Она выглядела весьма приятно и ухоженно, блеск в глазах поражал своим чистым и ясным взглядом. – А я чувствую себя отлично. – Я поздравляю тебя. Но моему здоровью тоже — ничего не угрожает, София, – произнес Тилль. Стараясь избежать контакта с ней, он поспешил сесть в машину, но она крепко схватила его, развернув лицом к себе. – Ну почему ты хочешь убежать? – тонким голосом сказала Софья. – Я не хочу убежать, я хочу скорее оказаться дома. – Да, и что же тебя там ждет? Вернее, кто? Неужто та русская не упустила тебя и прибрала себе в объятья? Милая и чертовски противная история, фу, скажи мне, что ты ей и предложение руки и сердца уже сделал. А может, и в постель затащил. Хах, я надеюсь, ты будешь счастлив, хотя я лучше скажу: надеюсь, ты ее не разочаруешь в постели. А то меня как-то не очень... – Заткни свою пасть. Всему свое время. Надо будет — сделаю ее своей женой, уж она-то хозяйственнее, чем ты. – Возраст, Тилль, ее медленно приближается к тридцати. Вспомни, как ты кричал в постели, что любишь меня. Молодую, красивую. Знай, я моложе ее. И опытнее. – Послушай, опытная. Не зли меня, а то и покусать могу. Я же не забыл твои милые игры с колдовством. Лучше тебе исчезнуть из моей жизни и не дай Бог, я узнаю, что ты приближалась к моему дому лишь для утешения своего любопытства... – Что? Что ты мне сделаешь? – развела руками Софья. – Упечешь меня в психушку? Или в клетку? Рано ты празднуешь, старый пес. Помни, что детки собак именуются щенками. Прощай, Тилль, – она легко взмахнула кистью, сверкнув дорогим кольцом на указательном пальце. И так же гордо, стараясь утолить свою жажду гневом Тилля, медленно и грациозно прошла к своей машине. Дрожа всем телом, мужчина долго не мог согреться в салоне автомобиля, да и дрожь была отнюдь не от холода. Когда София рядом с ним в его душе происходит невиданная буря ужаса. Ну никто из ныне живущих не огласится вновь стать безмолвным псом без права на жизнь. А если рядом стоит та, что осуществила этот бесконечный кошмар, то представление о дальнейшей мирной жизни постепенно исчезает во мраке ее взгляда. Что-то произошло с ее глазами после "маленькой победы Тилля над ней". Неужели она и не желает отпускать его из своих крепких объятий? Теперь Линдеманну нужно быть начеку: видимо, София не понимает по-хорошему. – Рита, ты скоро? – изнывал Тилль, расхаживая по квартире; следом за ним бегал Хъюго, пытаясь успокоить своего хозяина, пес тонко чувствовал, как переживает мужчина, и сам уж начинал заражаться этим стрессом: ну, кто знает, что происходит в этом непонятном мире людей? – Я же тоже человек и мне также интересно: беременна ты или нет. Ну сколько можно издеваться надо мной? Выходи. Девушка последний раз посмотрела в зеркало ванной комнаты и, тихонько войдя в комнату, обняла Тилля, который выдохнул с облегчением. – Я не понимаю этот жест. В чем дело? – не унимался взволнованный мужчина. – Говори уже. – А ты не чувствуешь, как я дрожу? – Боже, ответь. Не томи. – Ты был чертовски прав. У нас будет ребенок.