***
На то, что Ниган был здесь, указывает недопитая бутылка виски на полу возле кровати. Я не вижу его трое суток, и вся моя выдержка летит к чертям от злости, обиды и страха за его жизнь. Он возвращается изможденный и присмиревший, с разбитыми в кровь костяшками пальцев. Хмуро пялюсь на него, ни словом, ни взглядом не выдавая, какое облегчение вызывает у меня вид его помятой рожи. Он едва заметно кивает мне и проходит мимо, мягко задевая плечом. Оставляю себе это ощущение его почти нежности. С расспросами не пристаю. Нам всем нужно находить время на разборки с собственными демонами.***
Он будит меня на рассвете. Несколько десятков миль к востоку и еще парочка — вдоль почти пустых степей. Я знаю, что в этой стороне ничего нет. «Увидишь» — коротко бросает Ниган, стоит мне только рот раскрыть. Он гонит под сто пятьдесят, и я подставляю лицо ветру. Я снова там, где должна быть. Мы на месте, и впервые за долгое время я улыбаюсь по-настоящему: без издевки, без бравады, без нужды. Я забыла, что могу испытывать такой почти детский восторг. Под пальцами скользит густая мягкая трава. Глубоко вдыхаю чистый воздух. Ветряная карусель посреди пожелтевшего моря — кусочек потерянного мира, словно божьей рукой всунутый сюда, чтобы я поверила в то, что бородатый старик на небе способен удивлять в хорошем смысле. Ниган запускает нехитрый мотор карусели — и тот оживает с ворчливым скрежетом. Запрокидываю голову, и небо так близко. Я лечу.***
Битое стекло хрустит под подошвой. Досадливо морщусь и замираю на месте. Разрушенный городской госпиталь неспроста помечен на карте красным. Дохлых тварей здесь полно, и они какие-то особенно активные. Поворачиваю голову в сторону Нигана и ловлю его сосредоточенный взгляд. Он кивает нам с Джо и дает сигнал двигаться дальше. Ненавижу моменты, когда сознание берет меня на «слабо» — эта хрень у меня с детства, и я почти уверена, что это какая-то разновидность обсессии. Впрочем, играть с толпой трупаков в догонялки ради набитого медикаментами рюкзака — идея не такая уж и неадекватная, учитывая, что Бэну нужна доза препаратов с труднопроизносимыми названиями. В последнее время мне везет, и я пользуюсь удачей снова и снова, красуясь перед немногочисленными свидетелями моих выходок. Плана нет — предпочитаю импровизировать. Ниган будет в ярости. Подхваченный рюкзак уже на плече, когда я выкручиваюсь из цепких лап и рвусь в противоположную от выхода сторону под окрик Джо за спиной. Недостаток удачливости в том, что она обрывается внезапно. Фортуна подставляет мне подножку, а если точнее — посылает в нокаут — чтобы я не выебывалась, очевидно. Рухнувший пол уходит из-под ног. Секунда свободного падения — и я шарахаюсь на нижний ярус под грохот валящихся сверху обломков и прочего хлама. В паре метров от меня сияющим дождем сыплется стекло, и на секунду — это ослепляюще красиво. Успеваю закрыть лицо, но мелкие осколки кое-где жаляще впиваются в кожу, а потом все затихает. Тишина и убаюкивающая боль в теле требуют от сознания отключки. Фоном слышатся рычание и шарканье ног, а еще — кто-то кричит мое имя. Только не терять сознание. Не терять сознание. Я проваливаюсь в реальность и подскакиваю, словно за шкирку выдернутая. Бушующий в крови адреналин придает сил — и мне остается положиться на реакцию и навыки бега с препятствиями. Ниган встряхивает меня так сильно, что зубы клацают, а голову разрывает болью. В мой адрес сыпятся такие яркие эпитеты, что впору записывать, а я ничего не могу поделать — губы тянет улыбкой, и это выводит Нигана из себя еще больше. На мгновение кажется, что он вышвырнет меня в толпу зомбарей. Не соображая, что творю, хватаю его за талию и крепко стискиваю. «Замолчи уже». И он молчит. Проходит минута — не меньше, а потом его пальцы грубовато впиваются мне в шею и прижимают мою голову к его груди. Делаю облегченный вдох-выдох. Мы живы.***
Это больнее, чем я думала. Шипяще втягиваю воздух и рвано выдыхаю. «Только попробуй криво сделать», — мямлю я, стараясь отвлечься от неприятных ощущений. В большом кожаном кресле очень удобно, но расслабиться все равно не получается. Ниган наклоняется ниже и тихо смеется в той самой показушной манере, которая дико раздражает и одновременно кажется привлекательной. От него едва уловимо пахнет сигаретами и виски, и это слегка успокаивает. Спустя пять минут процесс становится терпимым. Если ты не зомби по имени Шон из одноименного фильма, то быть навеселе в апокалипсис — охренеть как опрометчиво, но иногда запить каждодневную жесть необходимо. Особенно, когда предоставляется возможность. Место для вынужденной остановки на ночлег безопасное и специфичное. Идея с татуировками принадлежит Нигану, и пока машинка тихо жужжит, выводя на его предплечье имя любимой собаки, уже знаю, что тоже решусь. Созданный Мэлони набросок лилии мне до ужаса нравится, а выбранное для тату место довольно откровенное. Не то, чтобы я часто оголяла этот участок кожи — как раз таки поэтому. Даже в нынешнем мире мне важно быть в гармонии с собой.***
Промозглый умирающий лес пропитан туманом и смрадом разлагающихся тел — животных и ходячих мертвецов. Перспектива искать ночлег в этих местах отталкивает невозможно. Наша с Ниганом поездка затягивается на световой день, и есть подозрения, что мы зря теряем время. Ниган матерится и брезгливо шарахается в сторону от внезапно возникшего перед нами ходока. Мы насмотрелись на разных, но этот дико криповый. Пачкать об него мою «девочку» не собираюсь из принципа. Капризно кривлю губы и отрицательно мотаю головой в ответ на ухмылку Нигана. Молчаливый спор между нами продолжается еще несколько секунд, пока я не фыркаю от смеха и не отбегаю от подошедшего почти вплотную дохляка. Кружим по опушке, пока наш мертвый друг не путается в своих ногах и не падает. Ниган поднимает ладони вверх в примирительном жесте и снимает с пояса нож.***
В брошенных вдоль дороги машинах редко можно найти что-то стоящее, но это не повод оставлять их без внимания. Мой взгляд цепляется за что-то копошащееся в груде тряпья, а потом мы находим дрожащего щенка. Его тощее тельце сплошь покрыто ранами. Он едва может открыть глаза и не в состоянии съесть даже малюсенький кусочек мяса из нашего с Ниганом пайка. У щенка длинные тонкие лапы и шерсть рыжевато-коричневого цвета. Наверное, красивый. Он умирает, но мысль оставить его здесь почему-то не приходит в голову. Он комочком лежит в сгибе локтя Нигана, а меня душат эмоции, которые я давным давно засунула куда подальше. Я засыпаю, выдумывая реальность, в которой щенок поправляется и вырастает в большую лохматую собаку с длинным хвостом. Утро сырое и серое, а маленькая могилка неподалеку — напоминание о том, что все мечты непременно разобьются о жестокую реальность. Мои слезы — как рухнувшая стена долго сдерживаемых чувств. Ниган садится на землю позади меня, прижимает к груди, и только тогда становится чуточку легче.***
Мертвецов приходит все больше. Они стекаются со всех сторон, как магнитом притянутые. По ночам я слышу их чавкающее рычание и подскакиваю на постели, уже не различая сон с явью. Одну из «мигрирующих» толп мы под рев Мэрилина Мэнсона уводим за десятки миль от дома. Ниган все чаще смотрит в сторону дороги. Мы живем одним днем, не говорим о будущем, но какой бы путь он ни выбрал — я пойду с ним. Старики слабеют день ото дня. Я не могу представить свою старость. Наверное, в этом есть какая-то романтика — не иметь возможности дожить до нее. Исчерченная венами рука ласково проводит по моей голове. Лидия улыбается, а у меня под ребрами что-то протестующе ворочается. Я будто снова одинокая маленькая девочка, которая отчаянно избегает и жаждет тепла. Ласка — проявление слабости. Предательская влага копится в глазах. Я не знаю, что дать взамен и просто целую дарящую болезненное тепло руку.***
Вороватой тенью проскальзываю в комнату Нигана. Забытые желания вспыхивают жаждой быть к нему ближе, а, может, я их и не знала до него. Поединок взглядами проигран мною. Я уже давно не вижу в его глазах насмешки и долбаной снисходительности. Отчаянно дергаю ткань, избавляя его от футболки, но он перехватывает мои руки и медлит. Тонкие пальцы скользят от виска к шее слишком чувственно и нежно. Я этого не вынесу. Тихо всхлипываю, качнувшись от него и уже жалея о своем порыве, но Ниган резко подминает меня под себя. Долгий взгляд глаза в глаза. Резко подаюсь вверх. Поцелуй больше похож на укус. Ниган толкает меня назад, улыбается, и реальность рушится от его взгляда.***
Ощущение беды скручивает внутренности в тугую спираль. Я места себе не нахожу — как животное чувствую приближающуюся опасность. Их слишком много. Они вваливаются бездумной массой, оскверняя спокойствие и мир, царившие здесь всего несколько часов назад. На Бэна набрасываются сразу. Мой крик тонет в реве безумной толпы, а потом все превращается в бойню. Я не верю в Бога. Я верю в случай, в смелость, в быстроту реакции, в свою биту и в Нигана. Позади раздаются выстрелы — когда он переходит к огнестрелу, дело — дрянь. Джо и Мэлони я больше не вижу. Кожу жжет от темной зараженной крови, и мне до смерти не хочется навсегда остаться в этом багровом кошмаре. Сердце обрывается. Лидия. В мутных старческих глазах мольба. Не уберегли. Не так должны были умереть эти старики. В бешенстве пытаюсь проложить дорогу к Лидии, хотя мертвецы уже рвут ее на части. Ниган понимает мою немую просьбу с полувзгляда. Его рука не дрожит, когда он спускает курок. Силы почти оставляют меня, когда я слышу грохот бьющегося стекла, и Ниган толкает меня в сторону окна.***
Из последних сил цепляюсь в кожаную куртку и едва не падаю на особо резких поворотах, пока Ниган укрощает недовольно рычащего под нами зверя. Мотоцикл дергается и виляет среди деревьев и блуждающих трупов. Когда он окончательно глохнет в вязкой жиже, мы тащимся на своих двоих куда глаза глядят.***
Через тусклое стекло пробивается серый утренний свет. Утомленный, седой день снова вступает в свои права. Наверное, этот мир вымотан так же, как и мы, и когда он потухнет окончательно — вопрос времени. Вся наша жизнь — погоня и борьба, и если мы все еще находим силы — значит жизнь того стоит. Мы снова и снова будем торговаться с судьбой, выкупать ее милость реками крови, пока она не устанет от нашего отчаянного желания жить. И сейчас мы, ослабевшие, но несломленные, начинаем очередной этап в борьбе за существование.