If I was dying on my knees You would be the one to rescue me And if you were drowned at sea I would give you my lungs so you could breathe.
Деревья здесь зеленее и гуще. Сквозь их кроны льется яркий солнечный свет. Я впитываю в себя шелест ветра, слушаю пение птиц высоко над моей головой. Здесь хорошо. У меня было время насладиться покоем и, может, будет еще. В нескольких шагах от меня под тяжелым ботинком хрустит ветка, и вот уже я смотрю в глаза человеку, который хочет меня убить. Каждый испытывал чувство, когда осознаешь, что ты слабее. Что ты не справишься. Пусть даже ты усиленно гонишь от себя эти мысли, в глубине души ты понимаешь, что проиграл. В такие моменты как никогда сильно злишься на себя. В такие моменты не остается ничего, кроме как сражаться до последнего. Он сокращает расстояние быстро — я едва успеваю отскочить в сторону, уходя от резкого выпада. Удобней перехватываю гербер* — игрушку в сравнении с крупным лезвием в руке врага. Мы смотрим друг другу в глаза и двигаемся по кругу, как животные. Он делает очередной выпад, проворнее и яростней первого, и я опять уворачиваюсь. Снова и снова. Шансов у меня определенно мало. Подобраться к нему не выйдет, а техника выматывания не прокатит — если только я не захочу выбиться из сил перед тем, как он пустит в ход свой большой нож. Он знает наперед каждый мой шаг. Он знает, что я это знаю. Срываюсь с места, слыша позади хриплый смешок. Он настигает быстро. Короткая потасовка заканчивается не в мою пользу. Противник резко выворачивает мою руку — я коротко вскрикиваю, роняя нож, и едва не падаю на колени, но все же успеваю вскользь врезать ему кулаком по скуле. Ныряю под его руку, цепляюсь за корпус в попытке повалить на землю, но, как ни крути, я гораздо слабее. Он хватает меня за волосы, оттаскивает от себя и наотмашь бьет по лицу. Я падаю без шанса подняться — он тут же придавливает меня сверху своим телом. В голове пульсирует тупой болью. Я слабо вырываюсь, но он перехватывает мои руки своей и зажимает над моей головой. Часто и рвано дышу, понимая, что это конец. По шее ползет гладкое холодное лезвие. Мужчина надо мной цокает языком и хищно улыбается. «Убита», — шепчет он и перемещает нож под ребра. Я чувствую легкое надавливание сквозь ткань куртки. «Убита», — нож туда, где бьется сердце. «Снова убита, моя маленькая птичка». Он больше не держит мои руки, и я возобновляю вялые попытки вырваться, но как всегда залипаю взглядом на его улыбке. Ниган ведет большим пальцем по моей ушибленной скуле, останавливается в уголке рта. «Я вполсилы ударил, ты же знаешь». Я знаю. И меня это злит. Я слабая. Я беспомощная без него. Дергаюсь под ним, требуя, чтобы он слез, но Ниган только сильнее скалится и не отпускает. Окей, у него хорошее настроение. Обычно я пользуюсь такими моментами на полную катушку, потому что люблю дразнить его. Игры с ним напоминают игры с диким зверем — побаиваешься, но очень хочешь. Я резко подаюсь вверх, ощутимо кусаю его в шею и рычу, изображая зомби. С его губ срывается тихое ругательство пополам со смешком. Я коротко хихикаю — ничего не поделать — обожаю, когда он сквернословит. Будь у меня под рукой блокнот и чуть больше времени, не занятого попытками спасти свою задницу — начала бы конспектировать. Зализываю укус и жмусь к нему, обнимая за плечи. Ниган расслабляется, и я ощущаю всю тяжесть его тела. Такие проявления чувств для нас редкость, наверное, поэтому я не позволяю себе их избегать. Нежность Нигана всегда желанна. Солнечный свет будто пульсирует под закрытыми веками. Я жадно вдыхаю запахи сырой земли и ветра. Повсюду жизнь — в почве, в траве, в ветвях деревьев над нами. Мы тоже живы — чувство это как никогда сильное, безграничное — до безмолвных криков и непролитых слез. Ладони Нигана забираются под мою куртку, скользят по коже. От его прикосновений перехватывает дыхание. «Не здесь», — тихо прошу я, заранее зная, что проиграю всем его желаниям. «Боишься?» — улыбается он. Длинные пальцы сжимают горло, ловя каждый отчаянный удар моего сердца и каждый мой вдох. «Не боюсь», — и я целую его первой.***
Я сижу напротив, обхватив колени руками, и гляжу на него сквозь языки костра. Ниган впервые так долго говорит о Люсиль. Это не брошенное вскользь упоминание о бывшей жене, не короткое воспоминание о ней, и мне нужно чуть больше минуты, чтобы усмирить то самое темное, болезненное, что будет тлеть во мне всякий раз, когда я буду думать о женщине, которую он любил. Я отчетливо представляю ее — сильную, смелую, верную. Я уважаю память Нигана о ней, и я не претендую на место Люсиль, но отчаянно хочу занять свое. Особенное. Наше прошлое всегда будет преследовать нас — хотим мы того или нет. У меня оно тоже есть, и будь я одна — цеплялась бы за него изо всех сил, пока оно не убило бы во мне желание сражаться в настоящем. Я не одна, как не один и Ниган, и я знаю, что вместе мы спасем друг друга. Пламя слабеет, забирая с собой тепло и хрупкое ощущение уюта. Я перебираюсь ближе к Нигану, нарушая правило следить за происходящим позади друг друга, но мне нужно чувствовать его рядом, пусть недолго, и он принимает безмолвную поддержку. Я редко нуждаюсь в прикосновениях, Ниган — тоже. Мы можем быть жадными до них, но сейчас хватает едва ощутимого касания затянутых в куртки плеч. Рядом лежит бита. Верная боевая подруга. В эту ночь у нее появляется имя.***
Ниган матерится и с грохотом захлопывает капот. Движок сдох окончательно. Я неловко провожу ладонью по гладкому стальному боку, как будто ласка сможет завести этого бездушного монстра. Потрепанный Cadillac Escalade на протяжении месяца был нашим домом. Я вообще часто привязываюсь к вещам. Например, мне нравятся мои ботинки, найденные в разрушенном торговом центре — дурацкая параллель с тачкой за пару сотен тысяч долларов, согласна, но если у вас нет хороших ботинок в зомбиапокалипсис — шансы на выживание ничтожно малы. Серьезно. А еще, я в восторге от своей черной утепленной джинсовки — она классно на мне сидит. Нам снова приходится прощаться с частью нажитого добра — на своих двоих много не утащишь. На десятки миль перед нами тянется выжженная пустошь. Когда-то здесь полыхал пожар, и некогда огромные сосны торчат из земли обуглившимися столбами. Размытое дождями, это место напоминает мертвую топь. Идти туда жутко не хочется, но вся наша жизнь — вечное преодоление «не хочу» и «не могу». Я шагаю за Ниганом, систематически оглядываясь назад. Все когда-то кончается, и эти неторенные тропы куда-нибудь выведут нас. Мы идем кошмарно долго, а пейзаж все не меняется. Тревога подкрадывается внезапно, накатывает удушающей волной. Гребаные панические атаки. Последняя была перед той ночью, в церкви, когда я потеряла людей, которых успела полюбить. Я чувствую опасность. Или сама привлекаю ее? Не думать. Не думать. Не думать. Я стискиваю в кулаки холодные пальцы, дышу глубже и реже, концентрируясь взглядом на широкой спине перед собой. «…Если я пойду и долиною смертной тени не убоюсь зла, потому что ты и Люсиль со мной…» Доверять карте мы больше не можем — похоже, пожар распространился на несколько миль дальше, чем мы предполагали, и мы плутаем, словно в лабиринте. Ниган останавливается резко. Я не сразу понимаю, что привлекло его внимание, а потом замечаю птиц, которые облепили ветви покосившегося дерева в нескольких метрах от нас. «Вороны», — негромко произношу я, но птицы неистово кричат и хлопают крыльями. Ниган подносит палец к губам, и я, наконец, понимаю. Тусклые, почти молочного цвета глаза, потрепанные, тощие тела… Питались зараженной плотью. Проволока приятно кусает пальцы, когда я медленно дотрагиваюсь до Люсиль, готовая выхватить ее из рюкзака за спиной. Я не знаю, как вороны отреагируют на движение, а в том, что придется отбиваться, почти не сомневаюсь. «Они не видят», — едва слышно произносит Ниган и аккуратно снимает с плеч свой рюкзак, чтобы швырнуть его в качестве приманки в паре метров от нас. Птицы сходят с ума: большая часть камнем бросается вниз и слепо копошится в вязкой грязи. Ниган хмыкает и делает шаг к кишащей черной массе. На секунду меня переклинивает. Пальцы успевают ухватить рукав его куртки и тут же отпускают. Жалость — дурацкое чувство в нынешнем мире, и то, что несколько птиц атакуют нас сверху — тому подтверждение. Люсиль в моих руках реагирует мгновенно. «Слайдер*», — улыбается мне Ниган. Видимо, что-то из бейсбола. Я автоматически улыбаюсь в ответ и, пересилив себя, присоединяюсь к нему, чувствуя, как ломаются под ботинками хрупкие кости птиц. Смерть — несомненно, лучший вариант. Одно из главных правил неписаного кодекса выживания в мире зомби гласит: никогда, никогда, мать твою, не расслабляться. Преждевременная радость надолго в живых не оставит. Челюсть клацает в дюйме от моего лица, и я, вскрикнув, заваливаюсь назад, по инерции втыкая нож в гнилой череп. Твою мать. Ну разумеется, одни только зомби-птицы — было бы слишком просто. Нарастающий гул живых мертвецов врывается в реальность, привычно окрашивает ее в бурый цвет, добавляя яркий, не похожий ни на что, отвратительный запах болота, крови и разложения. Ладони вязнут в густой жиже, возле моей головы плюхаются ошметки развороченной плоти, а вслед за ними и все тело. Первое. Я вскакиваю на ноги, и мозг вырубает все чувства, кроме тех, что нужны мне в данный момент. Коротко переглядываемся с Ниганом — безмолвное пожелание удачи перед схваткой. Эти гребаные водяные пиздец какие стремные, и, приспособившись к существованию здесь, они хозяева положения. Мы укладываем треть этой пиздобратии, когда инстинкт выживания орет нам о том, что пора сваливать. Не знаю сколько продолжается наша гонка на выживание — расстояние между нами все такое же ничтожное. Рычащие стоны мертвецов так близко, что я не слышу собственного сбитого дыхания. Топь становится глубже, вода достает уже почти до колен. Мышцы дрожат от напряжения, в груди горит все сильнее, и каждый шаг становится труднее предыдущего. «Ниган…», — в панике хриплю я. «Даже блядь не думай, что мы здесь сдохнем», — в ответ, и, стиснув зубы, я продолжаю тащиться рядом. Мы наконец видим край этого болота. Еще примерно полмили. Вот бы эти твари были чуть медленнее… «Брось рюкзак», — слышу я крик Нигана, но упрямо мотаю головой в ответ. «Бросай», — рявкает он, и я все же стаскиваю с плеч свою ношу и отшвыриваю в сторону, в надежде хоть как-то отвлечь трупаков. Ниган намеренно отстает на несколько шагов. У меня есть шанс выбраться, если он всерьез задумал в одиночку задержать толпу зомбарей, вот только меня такой расклад не устраивает. Я останавливаюсь. «Второй заход?», — кричу я Нигану и разминаю уставшую шею. «Если готова», — бросает он, и в его голосе одобрение. Мне хочется сказать что-то банальное, типа: «рядом с тобой всегда готова», но с сантиментами у меня не очень. Или можно сказать такое, что обычно говорят в фильмах о супергероях перед кульминацией, после которой непременно следует счастливый финал, но я не знаю, каким будет наш, а то, что я стою рядом с Ниганом напротив толпы зомбарей, пожалуй, красноречивее любых слов. «Прорвемся», — в итоге произношу я. Мои пальцы касаются его — теплых, живых. И черта с два это прощание. Я никогда не была смелой без притворства. И что есть смелость в истинном ее значении? Бесстрашие? Решительность? Безумие? Если в это самое мгновение спросить меня, за что я борюсь, я отвечу: за жизнь. За жизнь, с ее бесконечными поисками ответов на вопросы, которые мы задаем каждый день. Куда? Зачем? Почему? Кто мы, заплутавшие в бесконечном поиске смысла в хаосе? Нож пробивает череп последнего ходячего мертвеца. Ниган стаскивает с меня его тело, и я вижу тусклый солнечный свет над собой. Жизнь так привлекательна, так сильна в своем стремлении продолжаться вопреки всему. Ниган подает мне руку, и хаос обретает смысл.***
Пейзаж за стеклом — череда мелькающих страниц Керуака, на которых мы вновь и вновь ищем себя. Вся наша жизнь — дорога, которой нет конца. Толика романтики в этом есть, определенно, но значок объема топлива уже рябит красным, и мы снова будем вынуждены тащиться на своих двоих. Бросаю взгляд на Нигана, задремавшего на пассажирском сидении. Последние пару дней мы вымотаны до предела, и я не знаю, где наша крайняя черта, после которой наступает полное выгорание. Нам обоим нужна передышка. Девяносто миль к югу пролетают вмиг, еще столько же вдоль береговой линии тянутся целую вечность. Мы зависаем на берегу как чертовы Руди и Мартин из «Достучаться до небес», и бутылка El Toro* была бы сейчас очень кстати. Море холодное и неприветливое. Ему плевать на беды всего человечества — оно всегда само по себе. К утру у нас в копилке пять сотен миль, полдюжины убитых мертвецов и, наконец-то, крыша над головой.***
Окно в спальне на втором этаже распахнуто настежь. Пол усыпан сухими листьями, и я шагаю по этому импровизированному осеннему ковру вдоль чужих жизней, застывших на фотографиях в пыльных рамках. Под рукой — мягкость сатина и бархата диванной обивки. Для меня всегда были важны тактильные ощущения — почти забытые, давно умершие крупицы прошлого мира. Коротко вздрагиваю, услышав шаги позади. Ниган прижимает к себе и упирается подбородком мне в плечо. Я тянусь к рамке на комоде перед нами. Сквозь толстый слой пыли на нас смотрит улыбающаяся пара. Мужчина и женщина сидят на траве и обнимают золотистого ретривера. Счастливое, мать его, семейство. Что с ними сейчас? Борются за жизнь на бесконечной дороге или остались там — в неизбежном водовороте прошлого? Наверное, Ниган думает о том же самом, хотя уверена, его больше волнует судьба собаки. Я коротко хмыкаю и кладу фоторамку стеклом вниз. К черту прошлое. Мы живы — и это — настоящее. Не припомню, когда в последний раз я использовала воды вдоволь, чтобы помыться. Газа в баллоне осталось всего ничего, так что вода идет едва теплая, а под конец уже ледяная, но мне плевать — я лучше простужусь, чем не помоюсь так, как мечтала несколько недель. Ниган бесцеремонно вваливается в ванную, шутя про то, что если я утону, ему достанется больше ужина. Прыгаю ему на спину и позволяю утащить себя в кухню. Латентный вегетарианец во мне уже не воротит нос от мяса. Еще есть арахисовая паста — и, боже, это лучшее, что случалось с нами за последнее время. Хорошего — помаленьку. Мы вынуждены покинуть наш «дом» спустя несколько дней с мыслями, что когда-нибудь, скоро найдем новый.***
Ниган держится на шаг впереди, загораживая от чужаков и в то же время позволяя прикрывать ему спину. В моменты, подобные этому, я стараюсь не думать о морали или о том, как повела бы себя, будь я одна. Не доверять никому — одно из главных правил выживания в мире зомби. Компашка перед нами мне не нравится от слова «совсем». Доверия не вызывает ни один из них, но они укомплектованы, как чертовы туристы, поэтому Ниган захотел «познакомиться». Коротко стриженная баба ухмыляется, пока я держу ее под прицелом. Мне ужасно хочется ей врезать. Еще есть двое мужиков, и от взгляда одного из них все во мне натягивается как тугая пружина. Как выражается Ниган, мы их не грабим, а всего лишь заимствуем продовольствие. В нашей паре переговоры всегда ведет он. Не сказать, что нам приходится часто с кем-то разговаривать, но мне нравится, как Ниган сочетает красноречие с отборным матом. «Жадность — один из грехов», — смеется он, и во взгляде, с которым он смотрит на чужаков, полыхает огонь. Я знаю, что ему хочется жестокости. Я внушила себе, что это один из его защитных механизмов. Да, я оправдываю его тягу к насилию. Он убивал при мне, он убивал, когда говорил, что не делал этого. Я знаю о его жажде крови и знаю, что когда-нибудь она возьмет над ним верх. «Пойдем», — тяну его за рукав куртки. Сейчас мне отчаянно хочется свалить подальше от незнакомцев, и я уверена, что мой страх перед ними обоснован. Ниган медлит, и я чувствую, как все в нем вибрирует от напряжения. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Облегченно выдыхаю, понимая, что он согласен просто уйти, и перекидываю через плечо теперь уже наш рюкзак.***
Всех нас гложут моменты, которые мы не можем переиграть. Но именно они служат нам важнейшими уроками. Все жизни обесценены. Я четко понимаю это, когда «туристы» нападают на нас ночью спустя пару дней. За час до этого Ниган был жутко не в духе. Тогда я не догадывалась о причине. Понимаю лишь теперь, когда он загораживает меня от выскочившего с ножом мудака — того самого, чей взгляд мне тогда не понравился. Ниган знал. И это спасает нас. Его урок: нападай первым, если не хочешь стать жертвой. Когда жизнь не стоит ничего, ты совершаешь самое идеальное убийство — убиваешь в себе страх. Потасовка с «туристами» короткая и яростная. У стриженной сучки сильный удар слева. Я не успеваю заметить, в какой момент кровь из носа заливает мне лицо, но мой гербер успевает располосовать рожу этой паскуды, прежде чем Ниган забрасывает на ее шею ремень и стаскивает ее с меня, как бешеную псину. Протестующе рычу — я сама хотела с ней расправиться. Мне нравятся звуки, которые она издает, когда Ниган швыряет ее на колени рядом с теми двумя. Бита нетерпеливо покачивается в его руке, выбирая жертву. Я вздрагиваю от первого глухого удара и закрываю уши ладонями, когда Люсиль снова и снова выступает на «бис». Однажды Ниган сказал мне, что когда на моем счету будет хотя бы три человеческих жизни, я перестану, цитирую, «ебать мозг себе и ему». Скорее всего, он прав — подумаю об этом позже, а пока знаю точно: я убью любого, кто хоть малейшим образом поставит под сомнение нашу безопасность. Люсиль «смотрит» на меня. Кровь с нее тягучими каплями падает на землю. «Разберетесь с девчонкой?» — слышится голос Нигана, и я застываю, не в силах поднять на него взгляд. Конечно, он бросил мне вызов, и, конечно, он знает, каким будет ответ… Проходит, кажется, целая вечность. Серый рассвет — достойное завершение картины прошедшей ночи. Горящий костер давно потух. А еще — вокруг так тихо… Ниган опускается на корточки передо мной, его пальцы касаются моего подбородка. Мне не нравится, что он видит меня такой, как сейчас — избитой и грязной. Сам он отделался парой ссадин. Я вдруг вспоминаю нашу первую встречу — тогда страх смазал впечатление о нем. Сдерживаюсь, чтобы не поцеловать его — не хочется измазать своей кровью эту красивую надменную морду. Из горла рвется истерический смешок. Ниган продолжает изучать мое лицо, и я, блядь, ума не приложу, что он в нем высматривает. Думает, я не захочу быть похожей на него? После всего, что у нас было? Я хочу. И это кажется нормальным. Мир всегда жил по волчьим законам, и кучка зомби ничего не изменила. Она просто позволила всем нам быть животными. * — Гербер — складной нож для выживания. * — Слайдер — в бейсболе — подача на средней скорости, отклоняющаяся в сторону и вниз. * — El Toro — текила. Именно ее пили герои 'Достучаться до небес' =))