Бойтесь своих желаний

Я не очнулась, а как-то проснулась, будто и не было обморока, а я просто спала. Удивительно! Судя по свету наступило утро следующего дня. Солнечные лучи пробивались сквозь щели рассохшихся ставней окна, и пылинки плясали от легкого дуновения. Было не то, чтобы очень тихо, а просто из окна неслись какие-то совсем другие непривычные уху звуки: поцокивание копыт, шарканье ног, перестук молотка. Я встала, и осторожно оглядываясь, вспомнив о подслушанном непонятном разговоре, вышла на улицу. Магистр, как видно, вчера хорошо приложил своих подопечных, потому как никаких больше кабелей на дороге не валялось и вообще антураж незаметно, но как-то, на мой взгляд, правдоподобно изменился и стал больше смахивать на позапрошлый век. Наверное, шла репетиция, потому как съемочных камер нигде не наблюдалось, по улице сновали актеры в аутентичном прикиде, прошелестела пролетка, как тогда говорили «на резиновом ходу», прошел разносчик с пирогами, наваленными горкой на поднос… И тут мне стало опять плохо. Так плохо, что я тихонько поползла по стене, около которой стояла и к которой теперь прислонилась, чтобы как-то устоять на ногах. Батюшки! Это не кино! Это настоящее!!! Все!!! Все настоящее: и разносчик, и пьяный мастеровой и господин в пролетке. Мне это не кажется, и это не съемки фильма… Вот ужас-то. Что я тут буду делать? Как мне вернуться? Рука все еще сжимала бабушкину брошку. Сжала ее покрепче, зажмурила глаза и мысленно попросила все и всяческие существующие потусторонние силы вернуть меня обратно. Ну, пожалуйста! Вот сейчас открою глаза и окажется, что мне привиделось, сейчас-сейчас проснусь и…. Так… открываю… Все осталось по-прежнему. И тут за спиной я услышала те самые знаковые голоса: — Выходи, все чисто. — Не удалось ту поймать, попробуем захватить эту. Опасность протрезвила голову и придала новые силы. Тихонечко и незаметненько по стеночке, по стеночке я аккуратненько переместилась на другую от голосов сторону угла дома, повернулась и выглянула назад за угол. Недалеко стояли два мужика в поддевках, по виду мастеровые, с бородами и в картузах. Разговор я больше не слышала, зато могла получше разглядеть. Аутентичные на все сто процентов. Вот поэтому им легко можно было спрятаться в массовке снимаемого фильма. Хотя о чем я? Мало того, что у меня психоз с перемещением во времени, так он оказывается заразный? Или, может, это я от них заразилась? Или этот сарай, как домик Элли, перемещается во времени и пространстве? Тогда мне нельзя никуда отсюда уходить, а то они улетят, а я здесь застряну! Мужики между тем, посовещавшись, повернулись и направились куда-то. Захватывать ту «другую»? А другая — это кто? По логике вещей и правилам развития сюжета получалось, что та самая Анна Миронова. Авантюрист в моей душе поднял голову и заверещал, что было силы: «Давай, торопись, догоняй их, а то не поймаешь! Все проспишь, раззява!» Тихое бурчание осторожного прагматиста не было слышно за этими воплями. И я, крадучись, пошла следом… Попутно отмечая похожесть и непохожесть яви с картинкой, ранее виденной на экране. Вот недаром все, обсуждая фильм, использовали слово «мистика»! Все, что касалось этого сериала было по-настоящему мистическим. И этот апогей мистики — перемещение меня в прошлый век. Нет, даже в позапрошлый! Еще сейчас Аню Миронову встречу — будет вообще атас! Мои провожатые завернули в какой-то проулок и, когда я выскочила вслед за ними на улицу пошире, то оказалась перед небольшим деревянным домиком типа особнячка с мезонином на втором этаже с широким крыльцом в глубине дорожки обсаженной сиренью. Стукнула дверь и из дома вышла девушка в светлом платье, туго заплетенная коса спускалась ниже талии, на голове соломенная шляпка, на руках перчатки. Не больно разбираясь в атрибутах сословного прикида, я все же решилась, догнала ее и осторожно спросила: — Здравствуйте! — Здравствуйте! Что там еще говорили? «Честь имею»? «Служить закону и общественному благоденствию»? Это из другой оперы! Как же трудно подбирать слова… Внимательные глаза смотрели на меня спокойно, без нетерпения, свойственного жителям мегаполиса, которые все время куда-то спешат, несутся, опаздывают, никого не слушают и не видят. Так! Все отключили все! Ты — здесь и сейчас. Вспоминаем Пушкина. Александра Сергеевича. — Не будете ли вы столь любезны указать мне дом… — чью фамилию назвать? А, была не была — авось мистика продолжится — адвоката Миронова. Девушка самым милейшим образом улыбнулась и махнула в сторону особнячка, из которого вышла несколько секунд назад: — Вот он наш дом. «Наш дом» — это значит ЕЕ дом? — А вы кто будете? Его дочь? — Да, — еще одна милейшая улыбка, — Анна Викторовна. Ну, кто бы сомневался! И тут меня посетило вдохновение сопричастное необычности и оправданности момента: — А я ваша… — я на секунду задумалась, а потом выпалила правду, — дальняя родственница. Меня тоже зовут Анна. И вот вам отличие людей прежнего времени от людей нынешнего! Что бы сделал нормальный человек, когда к нему на улице кто-то, пусть и очень привлекательной наружности, начнет набиваться в родственники? Отвернется и прибавит шагу, чтобы отвязаться он непонятного незнакомца? Вызовет полицию? Обругает? Все и сразу? А тут — радостный вздох и приветливое: — Ах, что мы стоим? Пойдемте в дом. Папа сейчас на службе, а мама уехала к тете, но я вас устрою, не хуже ее. Я вас поселю в своей комнате, а сама перемещусь в библиотеку. Боже мой! Такое бывает? Ни кто я, ни что я, ни где мои вещи — ни-че-го! «Поселю в своей комнате»! Куда скатился НАШ мир?! Какие были люди! Я хочу здесь остаться! Мои мысленные восторги были прерваны привычным «из фильма»: — Чаю хотите? Боже мой! Не только чаю! Плюшек! Бутербродов! И побольше! Я не ела почти сутки! Стоп! А манеры? Что там говорили хорошо воспитанные девушки девятнадцатого века: — Ах, благодарю вас, не откажусь. Осторожный прагматист сразу стал давать указания: «Спрячь голодные глаза. Не хватай руками! Чинно положи щипчиками крошечный кусочек сахара, не грохочи ложкой, а то чашку разобьешь. Вон она какого хрупкого тонкого фарфора, а не толстостенная керамическая кружка, из которой по утрам ты глушишь якобы кофе, а на самом деле без кофеиновую бурду». Божественная плюшка! Восхитительная плюшечка, ароматная до такой степени, что, умяв ее в один укус, от запаха, витающего еще в воздухе, у меня заболел живот. Но моя любимая Анечка была в своем киношном репертуаре: — Вы проголодались с дороги. Берите еще. Прасковья очень хорошо печет. Хорошо? Всего лишь «хорошо»? Умопомрачительно! — Ваша Прасковья — настоящая кудесница! Щеки залились румянцем, словно я сказала комплимент ей самой: — Спасибо! Я передам ей. Она будет очень рада, что угодила. Удивительная девушка. Или это свойство вообще людей того времени воспринимать своих не только близких родственников, но и слуг, вообще окружение, как часть себя, своего мира? Нести за этот мир ответственность и радоваться его достижениям? Наверное, так. Другое время — другой менталитет… Нет, не менталитет, мировосприятие — надо отходить от словечек моего времени. Моего прежнего времени. Вернусь ли я когда-нибудь в него? Ох… Мои грустные размышления были участливо прерваны Аней: — Пойдемте в сад. Там у нас качели. Эх, мне бы телевизор посмотреть. Я была согласна на самые скучные новости. Мне казалось, что я была бы рада даже Соловьеву, которого так любит смотреть папа, а я, только заслушав истошные вопли его собеседников, даже сидя в другой комнате, одевала наушники и пускала в них на полную громкость музыку. Все, проехали, это было в другой жизни А это что за чудо техники стоит в коридоре? Огромные колеса: одно спереди, два сзади… Это так выглядели тогда велосипеды? Мда, незачет реквизиторам. Я вспомнила как дядюшка учил Анну кататься в фильме. На таком трехколесном и учиться не надо — садись и крути педали. — Катаетесь? — интересуюсь я. Анечка пожимает плечами: — Да нет. По саду не очень удобно из-за неровностей почвы, а по городу я боюсь. Тем более, что подол попадает в эту вот железку — и она указывает на цепь, — портится ткань и потом замучаешься вычищать железяку. — А нет ли у вас, — я задумалась, — в шкафах каких-нибудь шаровар или панталон, как носили в прошлом веке? — При государыне Екатерине Великой? — Ну что-то похожее. Моя подруга оживилась. — Как интересно! Давай-ка полезем-ка на чердак, там сундуки бабушкины и прабабушкины. Может что-нибудь найдем подходящее… Мы в прошлые святки, — рассказывала она, пока мы, смахивая пыль и распугивая мышей, залезали по скрипучей лестнице наверх, — искали что-нибудь для маскарада. Столько всяческих замысловатых вещей нашли. Платья с фижмами, камзолы все расшитые галуном, треуголки. Весь чердак был завален поломанной мебелью, а среди торчащих вверх ножек стульев такие богатства! Сундуки, обитые коваными уголками, стянутые кожаными ремнями, полные нарядов из переливчатой, расшитой цветочными букетиками тафты, кружева, веера… Эх, взять бы в мое время хотя бы одно такое платье! У нас сейчас такое увидишь только в музее за стеклом… Ой, кажется мелькнуло что-то похожее на мужские панталоны. Я отряхнула ладоши от налипшей пыли и быстренько выхватила вожделенный предмет из вороха одежды. А вот и еще одни… Наверное, это то, что называлось нанковые панталоны: сероватый очень плотный материал, несмотря на долгое лежание отлично выглядел и отливал каким-то тусклым блеском. И размерчик вроде как мой. Только как разобраться в огромном количестве пуговичек, завязочек, крючочков? Ну здесь пришла на помощь моя Анна. Не задумываясь над причинами моей нерешительности, она молниеносно выудила, в дополнение к штанам, белую рубаху, жилет и чулки, приладила все это на моей фигуре, застегнув все пуговки и завязав завязочки, повертела меня перед собой, словно проверяя дело своих рук, и рассмеялась: — Хороша, я хороша… А я подхватила, не знаю откуда, из какой генной памяти, взявшиеся слова: — Плохо я одета… И уже вместе, хохоча, мы допели: «Никто замуж не берет девицу за это». Вещи были практически новые, но запах от них шел совершенно ужасающий. Анна тоже скривила свой носик: — Бабушка с молью боролась. Всякие травы в сундук наложила! Давай заканчивать, возьмем все, что выбрали, и спустимся вниз, а то сейчас чихать начну. Подхватили под мышки тюки и стали осторожно спускаться по скрипучим лестницам вниз, через гостиную вышли опять в сад. На солнечном свете стало еще более заметно, какая роскошная вышивка украшала все вещи. Аня заметила, что я не могу отвести взгляд: — Да, бабушкины крепостные мастерицы вышивали. Я задумчиво произнесла: — Куда нынешним китайским станкам до этого рукотворного чуда. Анна удивилась: — При чем здесь китайцы? Господи, мне надо следить за своим языком! Объясняй теперь! — Я видела в Петербурге в Этнографическом музее китайские работы. Моя подруга искренне, как и все что она говорила, произнесла: — Как много ты видела и много где бывала — мне так с тобой интересно! — И добавила огорченно, — а я вот нигде не бывала кроме Нижнего Новгорода! Я рассмеялась: — А я вот в этом городе никогда не была! Она подхватила мой смех: — Я тебе расскажу! Ну что за чудная девушка! Как с ней легко и просто! Столько доброжелательности, сердечности! Я подошла к ней и сделала то, что мне казалось никогда не смогу сделать незнакомому человеку: поцеловала ее. Нет, определенно это время мое! Мне так здесь нравится. Мы натянули на себя принесенные и вытряхнутые вещи: рубашки с кружевными манжетами и брюки до колен. Вышло очень прикольненько. Мы были чудо как хороши, прямо загляденье. Я, как более опытная, взгромоздилась на велосипед и попробовала крутить педали. Машина с ужасным скрипом нехотя тронулась. Упасть было невозможно, два задних колеса держали меня крепко, но сиденье не было оснащено современными пружинами, и все кочки и камушки дороги отдавались на моей задней точке очень болезненно. Но Аня смотрела на меня с восторгом, словно я летела в космос. Пока спускались вниз, пока крутились перед зеркалом, обсуждая, что вот я первая опробую велосипед, а потом будет очередь кататься мой подруги, все время думала, что как с ней легко с этой Анной. В моем времени мы все какие-то закрытые, боимся слово сказать незнакомому человеку, а с ней — словно дружим уже много лет. Между делом я спросила, не бывает ли у нее вещих снов или видений. И вдруг внимательный взгляд — взгляд отнюдь не простушки: — А почему ты спрашиваешь? И я решилась на откровенность: — Думаю, что ты так похожа на меня, словно мы родные сестры, а не дальние родственники. Анна утвердительно кивнула: — Да, и у мня такое чувство… А что у тебя бывают вещие сны? — Сны, или предчувствия, но что-то такое бывает… Или, иногда, мне кажется, что я читаю мысли других людей. — Правда? И мои можешь прочитать? Я прищурилась и посмотрела на нее внимательно. Решила отшутиться: — Вот ты смотришь на меня и думаешь: «Какая она замечательная это моя тезка, умная, раскованная, я никогда такой не смогу быть». Проявившееся изумление, переходящее в испуг: — Это так видно? — Да что ты! Я пошутила! — хотелось сказать «не бери в голову», как говорим мы друг другу. — Не обращай внимания. *** Сделав круг почета по лужайке, я выехала через калитку на дорогу, думая, что там будет ровнее. Ха-ха! Там тоже были свои рытвины и ямки. Тогда я прибавила скорости, чтобы этот рыдван не переваливался на каждом камне, и перестала смотреть на дорогу, оглядывая витрины магазинов, встречавшихся мне на пути. Что это были за витрины! Крошечные окошки по сравнению с современными! Что в них жители могут разглядеть? Совершенно забыв смотреть на дорогу, разогнавшись я случайно врезалась в какого-то господина и свалилась практически к его ногам. — Надо же смотреть вперед, а не на витрины, — его недовольный голос зазвучал над моим затылком, пока он помогал мне вытащить ногу из-под колеса. Я подняла лицо и снова присела теперь уже от нахлынувших чувств. Нет, он мало походил на киношного Штольмана. Но все-таки это, конечно, был Штольман. Настоящий! Твердый подбородок, крепко сжатый рот и глаза… глаза, глядящие прямо в душу…