Бойтесь своих желаний

Я подняла голову и… как там пишут в книгах «утонула в глазах»? Так тонут, когда не хватает воздуха, холодеет внутри, и ноги становятся ватными? Он смотрел на меня внимательно и, казалось, прошла целая вечность, когда я, наконец, пришла в себя и выдавила каким-то писклявым голосом, совсем не похожим на мой обычный: «Пардон». Это что, Штольман? Настоящий? Похож? Похож… и не похож. Твердый подбородок, узкая линия губ. Моложе и значительнее, чем его экранный двойник. Теплые ладони обхватили меня за талию и поставили на ноги. Оглядел внимательно, словно ощупывая взглядом все ли члены в порядке. Руки-ноги у меня были в порядке, чего нельзя было сказать о голове. Словно я ударилась головой: мысли носились клубками, играли в чехарду и никак не поддавались прочтению. А мужчина уже удалялся от меня стремительными шагами, помахивая тросточкой… Вот и все… А из меня словно вытянули все силы. Я подхватила совсем ненужный велосипед и, не оглядываясь, побрела назад. Анна уже стояла у калитки, из которой я совсем недавно лихо выехала навстречу приключению, а теперь возвращалась раздавленная этим приключением в лепешку. Ибо отлично понимала, что даже думать, даже смотреть в эту сторону не имею права. Я девушка из другого времени, попавшая в прошлое, и моя главная задача теперь была не дать потревожить это прошлое своими неловкими «приключениями», оградить даже ценой жертвы своим будущим счастьем, своей любовью. Ибо то, что на меня свалилась любовь всей моей жизни, я уже не сомневалась. Вот все так печально… Анна приплясывала от нетерпения: - Как покаталась? Теперь моя очередь. Как ее остановить? Если она встретит ЕГО и не заметит? Или он спросит, как она себя чувствует и разберется, что нас двое? Этого нельзя допустить! Я захромала сильнее. Эта чудесная душа сразу откинула свои желания: - Ты упала? Разбилась? Идем в дом. Я самым натуральным образом застонала: - Давай завтра продолжим. Завтра ты будешь первой. А сегодня пойдем, приведем меня в порядок. - И то правда, - Анна неожиданно легко согласилась, - скоро должны вернуться родители, мамочка придет в ужас, если увидит нас в таком виде. Пока я переодевалась во что-то Аннино, тревожные мысли не давали мне покоя. Родители? Интересно, какие они? По законам жанра и они должны быть похожи, как оказался похожим и главный… Нет! Не думать, не вспоминать! Что там у нас, мама и папа? Я же должна знать, как их зовут, я ведь родственница. Поэтому, (эх, была не была!): - Давно я не видела Виктора Ивановича. Прозвучало так же натурально, как в известном фильме «давненько я не брал в руки шашки», но… прокатило: Анна даже не вздрогнула, занятая подбором для меня нижнего белья. Значит мама у нас Мария Тимофеевна, не иначе. Моя подруга в это время удовлетворённо крутила меня перед зеркалом, радуясь на дело своих рук: внешне я уже ничем не отличалась от виденных на улице молодых дам. Именно в этот момент на двор въехали две коляски. Анна выглянула в окно и взвизгнула радостно: - Дядя! Дядя приехал! Уже через секунду она повисла на шее очень представительного мужчины, даже отдаленно не поминающего дядю из фильма. Или это еще один дядя? А мне что? Наверное, полагается спуститься… Я с замиранием сердца пошла навстречу позору, разоблачениям, неприятным вопросам, недоумению. Но ничего этого не было! Краем уха услышанный обрывок разговора: «Дочка твоей тети Сони из Петербурга, Анечка…» и радостные возгласы, как я выросла и похорошела. Ну чудесно! Как я боялась и как все устроилось – ну прямо как в романе. Но дядя, дядя был хорош! Потолще, покруглее «дяди Хво», не такие буйные кудри, даже скорее лысина, но то же озорство в глазах полуприкрытое флером философической вселенской скорби от человеческого несовершенства. А как он мне руку поцеловал, слегка пожав и стрельнув лукавым взглядом – это, я вам доложу, было что-то! Я даже оторопела слегка вначале, а потом весело расхохоталась. Бонвиван! Настоящий бонвиван. Засмеялся и он. Наше веселье подхватила Аня и вот мы уже смеялись во все горло, стоя на крыльце и распугивая окрестных кошек, которые повскакали со своих насиженных мест, задрав хвосты. Кстати, такого количества кошек, собак и вообще зверья, как в этом Затонске, я вообще нигде не видела. Или в наше время уже все по-другому в смысле помощи нашим братьям меньшим? Мда. Наше веселье резко прихлопнула Мария Тимофеевна, внешне тоже мало похожая на свою экранную тезку: полная, круглолицая дама. Но брат мужа и ей тоже не нравился, как и той, из фильма, потому что она строго произнесла: - Что за неуместное веселье! Петр, всегда где ты – там проказы и бонтон. Ты плохо влияешь на молодежь. Аня обняла дядю еще крепче: - Хорошо он на нас влияет, хорошо! Это была шутка. - Никакой шутки я не услышала, - матушка отстаивала свое право на недовольство. - Ну, это была такая шутка, неслышная, ведь правда, Аня? – попросила моей поддержки подруга. Я аккуратненько освободила свои пальцы, от всё еще сжимавшей их руки, и убрала их за спину, и с многозначительностью, хотя и согласно, произнесла фразу из моего времени: - Во всякой шутке есть доля шутки. Но дядюшка явно не только не обиделся, а, наоборот, удовлетворённо крякнул и спросил, указав на брошенный нами невдалеке велосипед: - Я вижу - мой агрегат пущен в дело… Я в знак примирения ответила первая, опередив Анну: - Да мы немного покатались, - и подмигнула ей, мол, не выдавай. А Петр Иванович продолжил: - Тогда, барышни, у меня для вас новое чудо. Из Парижа привез. Сейчас разберу вещи, и жду вас в гостиной, будем гадать. - Ой, дядюшка, как же я тебя люблю, - взвизгнула Анна и чмокнула его в щеку. Дядюшка молодцевато взбежал по ступенькам к дверям, а мы помчались убирать в сарай ненужный уже на сегодня велосипед, чтобы он не мозолил глаза. Завтра покатаемся. Когда притихшие мы входили в дом, то услышали разговор, который велся в столовой. Анна застыла в дверях, не решаясь сделать шаг, а я поневоле стала свидетелем слов, которые не предназначался ни для моих ушей, ни, по правде сказать, и объекта этого разговора – моей новой подруги. Голос Петра Ивановича объяснял кому-то: - У вас растет замечательная барышня: живая, любознательная, деятельная, думающая, чувствующая и сочувствующая людям, их страданиям, их нуждам. А вы ее хотите замариновать в здешней душной атмосфере: ни новых впечатлений, ни новых лиц, ни глубоких серьезных разговоров, ни серьезной деятельности – ничего! Ну, куда она ходит? На журфиксы или танцы в соседнее семейство? Что там обсуждают? Наряды? Портних и сплетни? Виктор Иванович, а это был, по-видимому, он тем объектом внушения, со смущением в голосе ответил: - Ну, почему сразу сплетни? Обычные разговоры невинных девушек. - Виктор, что ты говоришь? Я понимаю, тебе здесь удобно, менять место проживания вы не можете. Но тогда создайте для нее возможность развиваться, набираться ума, взрослеть душой, а не только телом. Что мне тебе говорить, вспомни, каким уходил ты на войну восторженным юношей и каким вернулся… Виктор Иванович перебил: - Прошу, не надо об этом. - Хорошо, хорошо, не буду. Но позволь все же высказать только объяснение. Что бы твоя Мария Тимофеевна мне не высказывала, как бы ко мне не относилась – я испытываю к ней глубокое почтение и вечную благодарность только уже за то, что она своими заботами снова сделал тебя прежним. - Да, я иногда удивляюсь твоему долготерпению. - Я тебя умоляю, у нее терпения на меня не меньше. Я ведь главный анфан-террибль - «ужасный ребенок» в вашей семье. Нас всех прервал громкий голос Марии Тимофеевны, зычно позвавший откуда-то из комнат: - Витенька! Виктор Иванович откликнулся: - Маша, мы с Петей уже в столовой ждем тебя и девочек. Тут и мы очнулись от нашего ступора, затопотали ногами и вошли комнату, уже приготовленную к приему пищи. Ах, как же жили эти дворяне! Вот самый обычный обед, но на столе белоснежная крахмальная скатерть, фарфор, суп в супнице, хрустальные стаканы с морсом. Ложечки и вилочки лежат справа на небольшой подставочке. Я задохнулась от восхищения. И не к месту подумала, что хоть сейчас согласна поменять наши высокотехнологично оборудованные кухни на это затрапезное великолепие. И даже не к месту пришла парадоксальная мысль, что меня, к собственному удивлению, нисколечки не напрягает горшок за ширмой вместо биде и унитаза, если твоя жизнь протекает среди этого внутреннего самоуважения, самодостаточной неторопливости, раздумий о вечном, общественном благе и душевном самоусовершенствовании. Все расселись по своим местам, Мария Тимофеевна взяла половник в руки и открыла супницу. Нет, не могу еще раз не высказать своего восторга, обещаю, что в последний раз. Запах у супа был такой, что я совсем не поклонник своего живота, решила, что у меня после путешествия во времени что-то случилось с обонянием. Их мир был полон не только другими звуками, другими мыслями и другими взаимоотношениями, он был полон другими запахами: более острыми, сильными, полными… Хлебая суп и стараясь это делать, как можно деликатнее, я потихоньку рассматривала семью Мироновых. Как же они мне нравились! Все! Их мысли даже читать было неинтересно. Все как на ладони. Вот Мария Тимофеевна - вся сплошное беспокойство по поводу, чтобы всем было хорошо и удобно, чтобы все были здоровы, и чтобы все было, как положено, прилично, как у людей их круга, конечно. Виктор Иванович – любящий, внимательный, ответственный, снисходительный, немного барин и сибарит. Обожающий свою жену и балующий дочь. Про Анечку я вообще могу говорить только в восторженных выражениях. Дядюшка Петр Иванович. Он старше брата или младше? Глядя на него, подумала, что старше, а опираясь на душевную не успокоенность, решила бы, что младший. Тот самый блудный сын, перекати-поле. Но яростное восхищение, которое испытывала к нему Анна, показывало, что он - единственная ей родная душа, человек, который сочувствует и поддерживает ее порывы, стремления, начинания… А вечером мы гадали. При свечах. Петр Иванович, оказывается, привез карты таро. Колоду госпожи Ленорман. Это той знаменитой француженки, которая прославилась во времена французской революции. Дядюшка показал нам расклад, по которому она, как он сказал, предсказывала судьбу и даже разгром Наполеону в России. Очень интересно. Я бы спросила у этих карт, вернусь ли когда-нибудь в мое время. Но гадать самой себе, конечно, можно, но трудно, я пробовала однажды. Зато погадала дядюшке и Анне. И вы не поверите, у нее даже на карточном раскладе стояла любовь, туз треф и король треф. И тайные недоброжелатели, к моему ужасу.