Я рожден быть твоим

      Что стоит красота, если её запереть в клетку — ничего. Ему было уже всё равно, когда он почти выполз на проезжую часть. Сил не хватило на осуществления плана броситься под колёса и либо умереть, либо попасть в больницу.       Он сидел на поребрике, разделявшем пешеходную и проезжую часть и не мог сдвинуться с места. Люди, казалось, его не замечали. Он уже не боялся, что его найдут, он просто умрёт там или здесь, неважно. Его унижали, били, насиловали, и вот он сбежал. Он шёл из города в город, иногда его кто-нибудь подбрасывал на машине. Теперь у него нет ни денег, ни документов, ни сил. Он просто пока ещё существует.       Вдруг его щеки нежно и по-доброму коснулась ладошка. Она была маленькая и тёплая. Виктор открыл глаза и взглянул на стоящего перед ним ребёнка. Мальчик смотрел на него без страха, поглаживая по щеке. — Ты холодный. — обратился к нему маленький ангел на японском. — Да, я слегка замёрз. — мужчина оглянулся вокруг, — Где твои родители? Смотри, хватятся и ругать будут. — Нет, не будут, я уже не маленький и могу гулять один, к тому же взрослые заняты больше, чем дети, я часто хожу гулять так. Почему ты здесь сидишь, почему не идёшь домой? — У меня нет дома, Малыш. — разглядывая ребёнка, сказал Никифоров. В тот момент он показался ему чем-то не вполне реальным. — Как тебя зовут? — небесное создание упорно не исчезает и словами вытягивает его из безнадеги. Казалось бы, зачем мальчику бродяга, сидящий на проезжей части. Но вот он стоит с тобой рядом и разговаривает. — Виктор. — Ви… Вику-тору? — пытается повторить мальчик. Получается у него забавно, не совсем правильно, но как давно он не слышал своего имени, пусть даже так. От милоты можно умереть. — Да, Малыш. — Никифоров взял до сих пор гладящую по его щеке руку ребёнка и заглянул в глаза. Сколько в них добра и участия. Странно видеть такие у детей его возраста. — Пошли со мной, Викутору.       Ну, это уже совсем на сон или бред похоже, разве такое возможно? Но вот же рука, она такая тёплая, настоящая. — Как тебя зовут, Малыш? — улыбается бродяга. Не спугнуть бы эту доброту и может он ещё поживет. — Юри Кацуки. — Очень приятно, Юри. — Никифоров слегка пожал руку мальчика, — Не думаю, что твои родители обрадуются тому, что ты приведёшь меня к вам в дом. — нужно хоть намекнуть ребёнку, чтобы потом не сильно расстроился, что не подбирают дети взрослых дяденек на дороге и они не остаются в их семье. — Не волнуйся, вот увидишь, они тебя не выгонят. — и потянул Виктора на себя.       Ну ладно, он сделал что мог, чтобы мальчик не сильно расстроился. Они шли недолго, мальчик привёл его в гостиницу. Увидев вошедших, все подозрительно засуетились. Хотя ещё бы: гостиница, бродяга, приведенный мальчиком — подозрительно всё это.       Кацуки подошёл к девушке за стойкой ресепшен и стал что-то говорить на ухо, та кивала, поглядывая на Никифорова. Затем его увели, раздели и оставили отмокать в горячей воде. Как странно и похоже на сказку из тысячи и одной ночи про царя, любившего шутить над одним пьяницей. — Викутору-у-у, не спи, — по его волосам прошлись мягонькие детские пальчики. Он почувствовал, как они осторожно ерошат пряди, массируя и намыливая. Из головы сразу вылетели все мысли. Никогда Никифорову не было так хорошо. — Кто же ты, Малыш? Тебя все слушаются, ты меня отмываешь от грязи.       Японец вздохнул и обнял сидящего мужчину сзади, скользнув ручками по шее. — Я боюсь тебе говорить, кто я.       Виктор прикрыл глаза и улыбнулся. Прикосновения были приятными, мягкими и бережными. От мальчика не исходило угрозы и он решил пошутить: — Ты же не сын якудза, зачем бояться?       Мальчик сжался, и по тишине за спиной Виктор понял, что попал в цель вовсе об этом не заботясь. Объятия исчезли и он услышал только тихий топоток маленьких ножек.       Виктора одели, накормили, спать уложили. Оказали удивительное гостеприимство. И все же русский так и не смог пока понять, чем он обязан таким вниманием одного маленького человечка. Юри в тот день он больше не увидел. А когда спросил, то ему не ответили. Утром его снова навестили работники, оставили поднос с едой и костюм: брюки, рубашку, пиджак и галстук.       В обед его пригласили следовать за работницей гостиницы. Никифорова ввели в комнату и тихо закрыли дверь за ним. Он огляделся и заметил мужчину, сидящего за столом, и рядом стоящего Юри, который держался за рукав его кимоно. — Проходите, садитесь. Меня зовут Тосия Кацуки. Я отец Юри. А как зовут вас? — Меня зовут Виктор Никифоров. — Россиянин? — Да. — А кто вы по образованию, можно у вас узнать? Вы неплохо говорите по-японски. — Учитель японского и английского языков… — Виктор немного задумался и добавил, — был. — Был? — удивился глава. — Я немного потерялся в вашей стране, у меня нет ни денег, ни документов. Как говорят в России «без бумажки — ты букашка».       Японец долго его рассматривал, вглядываясь в глаза. — Мой сын очень хорошо разбирается в людях, я даже иногда ему завидую; он сказал, что вы очень хороший человек, и я склонен ему верить. Я хочу предложить вам работу, если вам, конечно, это интересно, но она сопряжена с риском, ведь мой сын не абы кто, а наследник клана. Я хочу вам предложить место учителя русского языка и гувернера. — Я согласен. — выпаливает Виктор. — Даже так, что даже не подумаете? — удивлён якудза. Он не склонен был верить всякому встречному, но его сын и правда на редкость хорошо разбирался в людях. А ещё ему казалось, что Юри может изредка предсказывать будущее. Иногда его мальчик рассказывал такие красочные сны, от которых потом он мучился ощущением дежавю. — Юри спас мне жизнь, о чём тут думать?