Я рожден быть твоим

       Плисецкий проснулся рано, но был в кровати один. Он услышал шум воды в ванной, и тихий приглушённый голос напевал что-то на японском языке. От этих звуков случилось то, чего ещё не было в практике русского. Он, конечно, знал, что с этим делать, но не в комнате же, когда в любой момент в неё может войти его жених.        Юри скоро закончил и вышел. — Юра, я тебя разбудил? — с сожалением спросил Кацуки, оглядывая русского, который как-то немного зажато и смущённо себя вел. — Нет, всё в порядке, — Плисецкий зажимается ещё сильней, пытаясь спрятать реакцию на голос, ставший громче и обращённый к нему, — я… — глаза Плисецкого расширяются, стоит ему только пошевелиться. Что сказать Кацуки? Отвернись? Обидится ещё, он только разговаривать начал. Стыд-то какой. — Оу, мне кажется, тебе нужно в ванну, и срочно, если умеешь с этим справляться сам.        Чёрт, заметил. Блин, ну почему сейчас? Вздыблю колючки — точно обидится. Никогда в более дурацкое положение не попадал, и реакций таких не было, даже на девчонок. Что же сказать?! — Не умею, — краснея, выдаёт русский, мысленно хлопая себя по лбу, — у меня такое впервые, — ну совсем атас. Дурак дурак ба-а-а-ка. — Помочь? — вполне серьёзно, без насмешки, спрашивает японец. — Нет, — в панике резко встаёт русский, — не знаю, — прикрывается одеялом, — то есть да, — совсем тушуясь, заканчивает Плисецкий. Блин, сейчас как заржёт, и я его убью, точно убью, и не посмотрю, что люблю, — зажмурившись, Плисецкий ждёт смеха, но слышит только что к нему подошли и положили тёплые руки на плечи. Открывает глаза и видит всё тоже добро в глазах. — Не бойся, — укладывает Юри русского на бок, спиной к себе, — я не причиню тебе вреда, можешь спрятаться в одеяло, если хочешь.        Плисецкий укрывается с головой. Юри приобнимает мальчика, запустив руки под одеяло, поглаживает его по ногам, слушая тихие вздохи. Добирается до холмика и слышит подавленный стон, поглаживает его и чувствует, как хрупкое тело вжимается в него. Целует в оставшуюся приоткрытой шею, легко сжимает член. Слышит, как у русского перехватывает дыхание. — Тебе там не сильно жарко? А то, может, всё-таки вынырнешь, чтобы в обморок не упасть от недостатка кислорода. — Только попробуй засмеяться, — на что он получил ещё один поцелуй в шею. Юра медленно стянул с себя одеяло. Рука японца непроизвольно снова сжала член, что заставило русского выгнуться в дугу, дышать как рыбка, выпрыгнувшая из воды. Юри снова что-то мурлыкал на японском, успокаивая, нежно касаясь тела, давая передышку для восстановления дыхания. Немного успокоившись, Плисецкий снова прижался к нему. Кацуки снял с него пижамные штаны вместе с бельем и, слегка касаясь водил кончиками пальцев по вздувшимся венкам, заставляя стонать и метаться головой по подушке. — Юри, — стонет русский, когда японец снова обвивает пальцами возбуждённую донельзя плоть, и сам толкается в его руку, — Юри, — хватается за плечи Кацуки, закинув руки назад, — Юри, — выгибаясь дугой, выдыхает русский, обильно кончая в ладонь японца. — Я здесь, Солнышко, — прижимая к себе Плисецкого, Юри облизывает испачканную руку, пока тот, закрыв глаза, восстанавливает дыхание после первого в своей жизни оргазма. — Так хорошо, — блондин поворачивается и смущенно прячет голову на груди у японца, — я ещё такого никогда не испытывал. — Рад, что тебе понравилось, — поглаживая Плисецкого по спине, прошептал Юри, — только не засыпай, скоро пробежка и тебе всё же нужен душ, — целует парня в макушку. — Сегодня тоже пробежка? — со стоном потягиваясь, пробормотал Плисецкий, — я уже чувствую себя пробежавшим несколько километров. — Это по желанию, — Юри встал и пошёл переодеваться в спортивный костюм, — Виктор придёт через полчаса — если не хочешь бегать, можешь ещё поспать.        Юра-таки поплелся в душ, а Юри снова разговаривал, и упускать такой случай не хотелось. У Кацуки, кажется, всегда всё наготове — когда Плисецкий вышел, хозяин апартаментов протянул ему спортивный костюм, подходящий по размеру, и вышел из комнаты, чтобы не смущать своего жениха.