Поворот колеса

«В местах, где мы росли Один только север. Небо под ногами, звон хрусталя. И вдруг появляешься ты С нотами этой свирели, Такой же прозрачной и чистой, Как крик журавля».

— Черт, как холодно! — Макс сплюнул на покрытую вечным льдом землю, но слюна замерзла еще в полете. — Какого, я спрашиваю тебя, черта, ты тут забыл, Шурф? В таком морозильнике! Если бы я мог ему ответить, то непременно бы рассказал о северном сиянии, которое за время пребывания здесь я видел неоднократно. Впечатляющее зрелище, с трудом поддающееся вербальному описанию. Я бы сказал, что если бы я не знал, где конкретно в этот момент нахожусь, то подумал бы, что попал ненароком на Темную Сторону. Только это и скрашивало мое тут пребывание. Я никогда не ценил то, что родился на этот свет именно человеком. Нет, я не отделяю людей от драххов, кейифайев и вурдалаков, я имею в виду свою принадлежность к двуруким и двуногим обитателям Хонхоны. Происхождение в данном случае не имеет никакого значения. Так вот, я не ценил и не понимал, как это важно — иметь именно эту форму. Насколько она удобна для колдовства да и вообще для жизни. Надо ли говорить, что теперь я жалел о том, что не наслаждался должным образом теми преимуществами, которые у меня были. Были — это ключевое слово. Потому что благодаря старшему магистру древнего Ордена Застывших Фигур Имму Алкинону, формой я больше не обладал. Нет, я не имею в виду телесность — тело мое продолжало существовать отдельно от меня и, я точно это знал, лежало на полу в библиотеке Иафаха. Мое тело жило, дышало, но сам я оказался заперт в этом ледяном мире, вечная темнота которого изредка озарялась северным сиянием. Имм Алкинон был тут со мной и, безусловно, скрашивал мое вынужденное одиночество некоторое время. Пары дней ему хватило, чтобы в деталях рассказать об открытом им древнем боевом заклинании — оно называется Правило Трех Четвертей. При его использовании человек терял связь с телом и попадал в этот мир вечного холода. Тело же оставалось беззащитным перед врагами, которые могли сделать с ним все что угодно. Чаще всего случалось, что оболочку, покинутую разумом, просто бросали — мало у кого находилось желание воевать с ней, а не с ее хозяином. Через три четверти года тело само погибало, и в этот момент сознание человека, заключенное во льду этого мира, стиралось. Имм Алкинон несколько лет своей жизни посвятил поиску средства, могущего вернуть разум обратно. Копаясь в древних книгах, он создал артефакт, который назвал своим именем — свирель Имма. Эта свирель существовала в нескольких экземплярах и, насколько я помню, один из экземпляров принадлежал лично Джуффину. Для того, чтобы воспользоваться такой свирелью, нужно попасть в этот мир и просвистеть на ней что угодно: любую мелодию или даже просто набор хаотических нот. Это призовет все пока еще живые души обратно в свои тела. В свое время магистр Имм Алкинон решил проверить на себе эффект чудесного артефакта. Он вызвал своего самого любимого ученика, вручил ему свирель и, объяснив, как найти ледяной мир, доверил ему призвать свое сознание обратно. Любимый ученик магистра Нуфлин Мони Мах, в то время совсем еще юный послушник, не пришел за ним ни в тот день, ни в один из последующих. Но перед тем, как связь разума и того, что осталось в Ехо от магистра Имма, окончательно прервалась, магистр Имм прочитал заклинание, дающее вечную жизнь своему сознанию. Поэтому вот уже несколько столетий (магистр потерял счет годам) его разум живет во льду без возможности вернуться. Со мной же магистр перестал общаться после того, как я поведал ему о том, что его ученик Нуфлин не погиб внезапно и не потерял разум, а обрел могущество и стал тем, кем он стал. Имм Алкинон не поверил в вероломство своего ученика и прервал общение со мной, обвинив в клевете. Но я все равно продолжал ощущать его незримое присутствие. Я, в свою очередь, оказался запертым во льду, прикоснувшись к закладке одной из книг в библиотеке Иафаха. Видимо, Нуфлин зачаровал закладку специально, дабы скрыть ценную информацию от нежелательных глаз. И вот я тут, а тело мое там. Хорошо еще, как мне объяснил магистр Имм, что подобная зачарованная вещь действует всего один раз, а после этого теряет силу. У меня были все шансы вернуться — в ледяном мире я находился около дюжины дней, а значит, оставшаяся в Ехо часть меня была вполне жива и здорова. К сожалению, я не Вершитель, и не могу послать Безмолвный зов из другого мира никому. Но один раз у меня получилось заснуть. Я до сих пор удивлен тем, что мне это вообще удалось — все-таки сон — это прерогатива тела, а не сознания. В этом единственном сне, длившемся, по моим ощущениям, около четверти часа, у меня получилось дозваться до Макса и рассказать ему про ледяной мир и волшебную свирель. Оставалось только надеяться, что после пробуждения Макс сможет вспомнить приснившееся, а уж если вспомнит, то с помощью Джуффина непременно меня найдет. Вот я и надеялся — рассматривал небесное сияние, наблюдал за ощущениями и мыслями. Оказывается, не только наличие органов чувств обуславливает возникновение ощущений… Макс появился на тринадцатый день, поскользнулся, но не упал, и выругавшись в голос, завопил: «Шурф! Я уже здесь!» — Сейчас я все починю! Мне Джуффин объяснил как! — голос Макса сбивался, а пальцы шарили в кармане лоохи и никак не могли ухватить свирель. Если бы я мог говорить, то порекомендовал бы ему пару дыхательных упражнений, но говорить я не мог, да и, честно говоря, дышать я тоже не мог, поэтому регулировать свое собственное волнение тоже не получалось. — Чёрт, ну куда тут дудеть-то вообще? Ах, вот! В эту дырку! Сейчас, Шурф, я все исправлю, не беспокойся! — Макс приложил свирель к губам и издал пронзительный высокий звук, показавшийся мне прозрачным и чистым, как крик журавля… Очнувшись, я увидел у себя над головой потолок гостевой спальни Джуффина. Улыбающееся лицо своего бывшего начальника и взволнованное — Макса. Смешное такое лицо — глаза слезятся, нос красный, волосы встрепанные, как будто там ворона гнездилась. Я позволил себе широко улыбнуться и тут же провалился в сон — все-таки за эту дюжину дней я спал всего пятнадцать минут.