Облепиховое варенье

— Тимофей приехал, — прервав молчание, взволнованно проговорила Арина Владимировна и, встав из-за стола, стала поспешно накладывать харчо в тарелку. — Ты как раз к обеду, садись… Тимофей выглядел очень сосредоточенным. Поджимая губы, он стоял у порога, не торопясь проходить. Это был достаточно молодой сероглазый мужчина с щетиной, превращающейся в бороду (как и у Вадима). На нём была потрёпанная тёмно-зелёная куртка, под ней виднелся чёрный свитер. — Ну, привет, семья, — ухмыльнувшись, заговорил-таки Тимофей и медленно приблизился к столу, переводя взгляд с Вадима на Мирона, с Мирона на отца и обратно. — Привет, — кивнув, спокойно отозвался Мирон и откусил немного от куска хлеба. — Здравствуй, — негромко произнёс Вадим, открыто рассматривая брата. Последний раз они виделись полтора года назад при очень неприятных обстоятельствах. Тот августовский вечер разделил жизнь Болотовых на «до» и «после». С тех пор между членами семьи установилось негласное правило, запрещающее вслух вспоминать Тимофея. — Не думал тебя увидеть в ближайшее время, — проведя указательным пальцем по усам, проговорил вмиг помрачневший Борис. — Я не мог пропустить девяностолетие любимого деда, — иронично отозвался Тимофей. Арина поставила на стол тарелку и приобняла сына, приникнув щекой к его груди на пару мгновений. После улыбнулась и вернулась на своё место. — Тимофеюшка, расскажи, какие у тебя новости? — по женщине было видно, что она была рада видеть сына и изо всех сил пыталась разрядить обстановку. — Да какие новости, мать? Недавно вернулся в Москву из Хабаровска. Жил там всё это время, иногда мотался в Юрмалу, — взяв ложку, мужчина принялся небрежно есть суп. — Не женился? — Если бы женился, приехал бы не один, — хмыкнул Тимофей. — В последнее время приходилось крутиться и вертеться, дел много. — А ты не торопись. Мне вот девяносто, я и то никуда не спешу, — хрипловато произнёс седовласый мужчина в багровом халате, надетом поверх синей пижамы. Седые волосы были аккуратно расчёсаны. Да и сам он, несмотря на почтенный возраст, выглядел достаточно собранным и крепким. — Ой, дед, привет, — повернувшись к двери, громко произнёс Тимофей, но этот энтузиазм, казалось, был больше театральным. — Привет-привет. И Вадика вижу, и Мирона. Вся семейка в сборе. Это хорошо, — плеснув себе молока в стакан, дед подошёл к столу, тут же угодив в лёгкие объятия Вадима, — ты прямо красавец. На актёра похож. — Да уж какой из меня актёр, — беззлобно ухмыльнулся Вадик, усаживаясь обратно на стул. — Я рад, что вы оба не забыли о моём юбилее. Хотя, признаюсь, никогда не любил свои дни рождения, — выразительно поглядев на Вадима и Тимофея, произнёс дед и тоже присел за стол. — Как я рада, что все мы сейчас сидим за одним столом. Даже не верится! Как в старые добрые времена, — умилённо молвила Арина, подперев щёки кулаками. Тимофей с аппетитом уминал суп, делая вид, что ему на всё плевать. Мирон выглядел удручённым и взволнованным одновременно. Достопочтенный Олег Болотов, глава семьи, держался, как всегда, с практически львиным достоинством. — Может, прогуляемся? — глядя на Вадима, произнёс Борис, стараясь не показывать раздражения из-за появления Тимофея. — Хорошо, пошли, — Вадим встал из-за стола и направился на улицу. Отец вышел вместе с Мироном (второму тоже не хотелось оставаться с Тимошей). Они шли втроём в сторону пруда и наслаждались солнечным осенним днём. Солнце казалось холодным золотым изваянием, рассыпающим искры на голые ветви деревьев. — Ты расстроился? — спросил Мирон у отца, морщась. Он всегда слишком остро ощущал чужие эмоции, перенимая их на себя. Вадим прекрасно это знал. — Честно признаться, не думал, что у него хватит наглости появиться здесь, — хмуро отозвался Борис, убирая ладони в карманы синей куртки. — Может быть, он хочет помириться? — Вадим сам не очень верил в то, что говорит. Да и ему было плевать, если уж на то пошло. После попытки суицида все эмоции были притуплены. Исключение составляла только боль, время от времени сковывающее сердце. Стараясь выглядеть довольным, Вадим снова вспомнил свою горькую любовь. Как он там сейчас? Вспоминает ли о нём? — После такого мир невозможен, — проворчал Борис, — да и не такой он человек, чтобы… ладно, к чёрту! Ваша мать рада и то хорошо. Они вышли к пруду. На тёмной глади воды лежали жёлтые листья, посеребрённые снегом. Набрав побольше воздуха в лёгкие, Вадим опустился на берег. Через мгновение рядом присел Мирон. — Ладно, мальчишки, я пойду схожу к Степану Семёновичу. Обещал утром заглянуть на чай. — Давай, пап, — кивнув, Мирон проследил, чтобы отец ушёл на достаточное расстояние, после чего заговорил: — Как думаешь, он помирится с Тимом? — Не знаю, — задумчиво ответил Вадим, мыслями находясь далеко от этого места, — если Тимофей подберёт слова, то почему бы и нет… — Видеть его тошно! А здесь красиво… — Очень красиво. Ты живёшь рядом, хорошо тебе! — Живу-то рядом, да на пруду давно не бывал, — заведя руки назад, Мирон откинулся на них и посмотрел в грустное осеннее небо. — Знаешь, о чём я думаю? Вот умру я, а эти деревья так и будут стоять. Им ведь, в сущности, всё равно… Насколько мы все ничтожны… Просто песчинки мироздания… — Тебя потянуло на философию? — покосившись на брата, тихо спросил Вадим. — Знаешь, а ведь жизнь смешная, — нервно рассмеявшись, Мирон отвернулся, словно сконфузившись. — Недавно я узнал, что Римма — не моя дочь. — Что?! — удивлённый Вадик даже слегка отпрянул назад. — Как это? — Говорил на днях с Аллой. Они в Америку улетают, — голос Мирона как-то по-детски дрожал. — Когда я стал упоминать, мол, как же так, я имею право видеть дочь, она сказала, что Римма не от меня. И нет, не со зла, что ей самой печально от этого. Но она даже сделала экспертизу ДНК. Римма не от меня! Вздрогнув, Мирон уткнулся лицом в колено и тихо заплакал, жмурясь. У Вадима защемило сердце. Видеть плачущим сорокалетнего мужчину с сединой в волосах было так трогательно… тем более, Болотов прекрасно знал, насколько брата поломал уход супруги шестнадцать лет назад. Он думал, что они с Аллой будут жить долго и счастливо, но девушка заявила, что брак ей опостылел, что Мирон слишком «мягкий для неё» и она хочет свободы. После развода мужчина так и не вступил в новые отношения. Наверное, внутренне он страшно боялся очередного предательства. Неким лучиком для Мирона была его дочь Римма. Но теперь выходило, что у него отняли и это… — Послушай, даже если это так… Это не отменяет того, что ты любишь её, а она — тебя. Вы же с Риммой прекрасно ладили, между вами ничего не изменится, — Вадим положил ладонь на плечо брата. — Всё наладится, слышишь? — После того разговора с её матерью я не звонил ей. Боюсь, что она не захочет со мной говорить, — быстро вытирая влагу с глаз, хрипло произнёс Мирон. — Они улетают сегодня в десять вечера. Я хочу попросить тебя… пойти со мной. Пожалуйста. Мне… страшно. — Конечно, я пойду с тобой. — Спасибо, это так важно для меня. Она ведь улетает навсегда. Я её больше не увижу. Сейчас все сбегают в США и никто не возвращается… — Вы сможете летать друг другу в гости. — Алка не просто так улетает. У неё новый муж. Американец, — сварливо ответил Мирон. — Мы успеем в аэропорт? До Шереметьева ехать несколько часов… — Да, пошли собираться, — с благодарностью глядя на Вадима, отозвался Мирон и потёр нос. … В здании аэропорта было шумно и оживлённо. Вот-вот должны были объявить посадку на рейс «Москва — Нью-Йорк». Мирон мужественно держался всю дорогу от дома до аэропорта, но стоило ему издали заметить дочь, как губы задрожали. Вадиму стало искренне жаль брата, словно та отстранённость, что была с ним все последние дни, подтаяла. Девятнадцатилетняя круглолицая девчонка с непослушной русой чёлкой сидела рядом с матерью и новым отчимом, теребя ремни своего рюкзака. Завидев отца, вскочила на ноги и бросилась к нему. — Папка! — крепко обняв Мирона, Римма прижалась щекой к его груди. — Я уже думала, что ты не приедешь проводить! — Боялся тебе позвонить, ведь твоя мать сказала, что я тебе не… — с трудом шевеля языком от переживаний, глухо отозвался Мирон, обнимая дочь. — Нет! Не говори ничего! — пронзительно закричала Римма и разрыдалась. — Ты — мой отец! Навсегда. Я Мироновна! — Римка… — не в силах сдержать слёз, прошептал мужчина, крепко целуя девушку в макушку. Они стояли в обнимку какое-то время, а потом объявили о начале посадки на рейс. Тогда, слегка поджимая тонкие губы, к ним приблизилась Алла. Сжав плечи Риммы, сухо произнесла: — Мирон, Вадим, привет. Объявили наш рейс. Нам пора. — Ты пиши мне, звони, папка. Не забывай, ладно? — с трудом отлепившись от отца, Римма размазала слёзы по щекам и слабо улыбнулась Вадиму, обняв его. — Береги моего отца, дядя, ладно? — Конечно, не волнуйся об этом, — ответно обняв племянницу, отозвался Болотов. — Всё, пошли! — Алла нетерпеливо дёрнула Римму за руку. — Да иду! — нервно содрогнулась девушка, вырываясь, после ещё раз обняла отца и направилась к своему багажу под «охраной» матери. Прежде, чем пройти на посадку, Римма обернулась и со слезами на глазах улыбнулась отцу и дяде. Помахав им, исчезла за стеклянными дверями. ... Мирон дождался, пока самолёт взлетит, после чего вытащил платок из кармана куртки и промокнул глаза. — Главное, что я остался её отцом. Вопреки всему. Поехали домой, — шепнул он, с печальной улыбкой посмотрев на Вадима.