Тэхён пишет и пишет...

    Дверь прикрывают, слышно, как шуршание куртки отдаляется, а у Тэхёна жар похоже. Морозит похлеще, чем в простуду. Мысли путаются. Пальцы на ногах сгибаются. — ...Да как он смеет ко мне лезть при собственной девушке? — ярость накрывает с головой и отдает легким головокружением. А когда Тэ решает больше не участвовать в этом цирке и, спохватившись, встает, в глазах темнеет. Постояв и приведя зрение в норму, он срывается с места и, открывая дверь, уже чуть ли не выпрыгивает в коридор, но его резко кто-то поднимает, протаскивая вглубь комнаты, и, отбрасывая на кровать, подходит к окну.        Чонгук машет кому-то с, казалось бы, искренней улыбкой, а после взгляд на Тэхёна переводит и искренностью тут даже близко не пахнет. — Твоя сестра ушла только что. Мы с тобой одни дома остались, — подходит медленно и, опираясь о колени Тэ, сжимая их чуть, по слогам произносит: — Не думаешь ли, что самое время открыть мне все свои тайны? — ветер не перестает волком завывать, пронзая ушные перепонки. — Кто ты такой, чтобы я это делал? — огрызается с ненавистью Тэ. — Называй меня «папочка», — глаза на лоб лезут от такого, а щеки пунцовыми становятся. — Д-да к-как ты... — Тэхён теряется, оглядывая с ног до головы старшего. —Протяни руки, — улыбка резко сползает с лица, а на её месте оказывается сосредоточенность, серьёзность и неотступность от начатого. — Зачем?.. — младший сжимает кулачки, царапая коготками мягкую кожу, и задумывается, наверное, первый раз в жизни. Что бы было, если бы Ким ходил с друзьями на улицу вместо лежки на кровати? Может и не узнал бы брюнета никогда, может и этого разговора сейчас бы не произошло. — Просто протяни, — громче настаивает на своем он. Ладони Тэхёна красивые, пальцы длинные соприкасаются с руками Чона. Тот, будто придумав кое-что поинтересней своих старых мыслей, расплывается в ухмылке. Его кадык дергается, а уши чуть назад оттягиваются. — Сними его с джинсов, давит слишком, — говорит непринужденно, а затем руки к своему ремню прикладывает. Вырваться не получается, Тэхён словно рыба об лед бьется и постепенно умирает, задыхаясь в собственных слезах. — Почему отодвигаешься? — смотрит глазами демона-искусителя, готового, как морская сирена, свою добычу при удобном случае схватить и обезглавить. — Неужели знаешь, что может последовать дальше? — Н-нет, — лихорадочно истекает слезами Тэхён, смотря стекляшками в глаза напротив. — Тогда помоги мне. — У тебя рук нет? — срывается на крик Ким, жмурясь до помутнения в глазах. — Расстегивай.     Тэхён в который раз молил судьбу вернуть его в прошлое и выкрикнуть тогда в комнате, наедине с Чонгуком, отца, но он слаб и по жизни остается трусом. Когда силы сопротивляться окончательно покидают, тени на бледно-сиреневых обоях прокручивают, словно на заевшей пластинке, как младший просто поддается, а Чон отпускает руки. Стараясь как можно меньше прикасаться к штанам, подушечкой поддевает язычок и вытаскивает конец ремня из шлевки, пряжки, попутно вынимая из петель штанов. Совершив эти четыре шага, позабыв о гордости, Тэ просто поднимает глаза на своего надзирателя, который губу опять прикусил сильно. — Послушный котёнок. Думаю, за это тебя нужно отблагодарить, — съежившись, лишь опустил голову, но неожиданное усаживание туши мучителя на него способствовало мимолетному вопросу в глазах. Но только мимолетному, так как сейчас перед собой он видел лишь ключицу с древесным запахом. А к собственному животу прижималось чужое достоинство. — Ч-что ты... — Ремень, плавно охватив запястья, туго затянулся за спиной. Выкарабкаться из-под него невозможно, тяжелый. И руки теперь не высвободить, туго стянуты. — Я ведь обещал, а свое слово я держу, — съехидничал Гук, отстраняясь и поглядывая на пухлые губки. Его согревшиеся ладони охватили маленькое личико, а после Тэхёна наглым образом перевернули на живот, из-за чего нижняя часть пижамы поднялась до шеи. — Подогни колени и лежи смирно. Если будешь выдираться и мне не получится проучить тебя, я разозлюсь. А когда папочка злится, котёнок получает, — и, словно в доказательства своим словам, Чон, усаживаясь на тельце, трется пахом о задницу, несколько раз придавив Тэ. Ким старается скинуть себя ненужный груз, но заставляет Чона лишь сильнее вжимать в кровать. — Какой я тебе котёнок?! — взъелся и начал брыкаться. — Отпусти меня, иначе я расскажу все Юне! — оглядываясь на объект мучений, Тэхён находит в слившихся границах радужки и зрачка только надменность, теряя последнюю надежду на благорассудство брюнета. — А этого я тебе не советую, — вздохнул тяжко. — Что ж, раз ты не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.     Одним резким движением с беззащитного Тэ сорвали пижамные штаны вместе с черными боксерами, порвав немного с заметным треском и сиплым криком. — Прошу, не трогай меня, не трогай, не трогай! — тараторил Тэ, словно мужика с ножом в переулке увидел, словно крестился перед нечистой силой. Он не на шутку был испуган. — Да когда же твоя задница перестанет крутиться!     Звонкий шлепок.     А в мире Тэхёна рассыпаются все стереотипы, все мысли и, самое главное, самообладание. Валявшаяся подушка ТаТы бесцельно смотрела в потолок. Казалось, всю комнату окатило эхом. А отдававшие цветовым оттенком стены стали черно-белыми. Соленые капли катятся по щекам и растворяются в стекавшей с уголочков рта слюне. Правую ягодицу болезненно жгло, отдавало импульсами по всему телу. А что-то внутри разлеталось и с треском рассыпалось, как настоящий хрусталь. Рука, минутой назад причинившая мучительную боль, замахнулась ещё раз...     Чонгук бил до тех пор, пока Тэхён, крича, не вскидывал задницу в противоположных направлениях от шлепков, комкая в зубах простынь. Будто хотел спрятаться, зарыться под землю на метров двадцать, но мокрая кровать мешала и была полезна лишь тогда, когда Тэхён, не выдержав последнего резкого удара, обессиленно рухнул, задыхаясь и тело вжимая в себя насколько возможно. Тяжело и хрипло вдыхая и скуля выдыхая. Прикусив нижнюю губу до крови, сдерживая громкие надрывные всхлипывания, Тэхён лежал спокойно, бездыханно, мертвецки тихо и одновременно преданно. Преданно чувству веры, что Чонгук на самом деле другой...