Bubbles and tequila

Когда Джозеф просыпается одним утром в своей кровати, он не сразу понимает, где он и кто он. Дурацкая дезориентация путает все мысли, и с закрытыми глазами понять хоть что-то становится чуть ли не абсолютно невозможно. Поэтому ему приходится разлепить веки и даже сделать некоторое дополнительное усилие над собой, чтобы приподняться и сесть в постели. И, само собой, осмотреться вокруг. Так. Первое, что действительно привлекает его внимание – это часы, стоящие на прикроватном столике. Джостару требуется не раз протереть глаза, чтобы понять, что 13:10 – это не глюк, и часы в самом деле показывают именно это время. После этого он осознаёт следующее – что сейчас уже на самом деле было не утро, а день, и что он изрядно так проспал, хотя пока и не ясно, почему. Впрочем, кажется, скоро он сможет вспомнить причину – пока Джозеф глядел на часы, он повернулся спиной к другой части кровати, и сейчас некто, кто её занимал, успел также проснуться. Этот некто мягко обвивает руки вокруг его пояса и привычным образом целует его в шею сзади, в место совсем рядом с его родинкой. - М-м-м, buongiorno, mia stella*, - негромко произносит Цезарь, и его голос всё ещё звучит несколько сонно. Это так мило, что Джостар невольно усмехается. - Если это значит «добрый день», то тогда соглашусь, - на полувопросительный хмык он слегка качает головой. – Сейчас уже час дня, Цезарино. Мы знатно так с тобой проспали. Цеппели пристраивает подбородок на его плече и старается оттуда посмотреть на часы. Сейчас он ужасно напоминает встрёпанного, сонного кота, и Джозеф не сдерживается и коротко ворошит его спутанные светлые волосы. - Ну… Стоило ожидать, если вспомнить, как бурно мы вчера отпраздновали нашу седьмую годовщину свадьбы, - проговаривает Цезарь после краткого молчаливого созерцания красных электронных цифр. Точно. Вот теперь и сам Джостар начинает вспоминать. Выбив себе предварительно пару выходных, они договорились с Томоко, что оставят Холли с ней и Джоске, потому что им очень хотелось отметить именно эту годовщину чисто вдвоём. К счастью, Томо была не слишком занята, поэтому охотно согласилась приглядеть за малышкой. Тем более что затем помочь ей с детьми вызвалась Сьюзи Кью. Таким образом у Джозефа и Цезаря были целый вечер и целая ночь, которые они провели наедине друг с другом. Сперва они, как было уже заведено, празднично поужинали в ресторане у Тонио. После чего сходили в кино, а затем вернулись домой и долго-долго не спали, но впервые за продолжительное время – не потому, что нужно было приглядывать за детьми. Да, теперь определённо ясно, почему они проспали так долго. И почему у него малость поднывает спина и чуть ниже. И кажется, судя по тому, что Цезарь сейчас продолжает неспешно и мягко целовать его в шею, назревало продолжение того, что было ночью. Не то чтобы Джозеф был хоть как-то против. Сложно было отказаться, когда твоим чувствительным местам начинают целенаправленно уделять внимание, и ты сам уже в принципе проснулся, поэтому ощущаешь всё вполне себе чётко и, хм, реагируешь соответствующе. - Есть идеи, чем мы можем заняться оставшееся до этого вечера время? – с негромкой усмешкой интересуется Джостар, чуть опуская голову и кидая взгляд через плечо на своего супруга. Тот задумчиво хмыкает, но своих действий, тем не менее, не прекращает, подключая даже к делу свои руки и начиная пальцами легко водить по спине ДжоДжо. Всё это ужасно приятно и пробуждает внутри мягкое, тягучее тепло. - Откровенно говоря, нет, - наконец, отвечает Цезарь, после чего опускает руки на плечи Джозефа и тянет его назад, так что он послушно укладывается обратно спиной на кровать. - Да неужели? – ухмыляется Джостар, наблюдая за тем, как Цеппели чуть откидывает одеяло назад и устраивается сверху на его бёдрах, нависая над ним. – Тогда что же ты, интересно мне знать, делаешь сейчас? Цезарь смотрит на него как можно невиннее, и это напоминает ему о той далёкой новогодней ночи. Только теперь сквозь окно в комнату пробивается солнечный свет, на итальянце почти нет одежды, и он выглядит несколько заспанным и от того лишь более уютным. Ну, и на его плечах, груди и прессе виднеется парочка отметин, которые Джозеф самолично оставил там этой ночью. - Я просто продолжаю ночное настроение, - отвечает Цеппели и, наклонившись, слегка прихватывает зубами кожу на шее Джостара. От этого по телу пробегается стая мурашек, и чёрт – этот наглец и так оставил приличное число своих отметок, но как всегда ему всё мало. – И не чувствую никакого сопротивления, а нечто другое, поэтому не вижу смысла останавливаться. Ну, против такой логики не попрёшь. Уж особенно когда Цезарь легко проводит языком по одной из ключиц Джозефа, поднимается затем вверх по шее до подбородка и там уже, остановившись, неторопливо целует его сперва в щёку, потом в скулу, а дальше – наконец-то в губы. Всё это – медленно, но притом уверенно. Да, тут точно сопротивляться бесполезно. Да и не хочется особо. Джостар негромко усмехается сквозь поцелуй и, когда Цеппели отстраняется, вновь опускаясь на его шею, на выдохе произносит: - И это называется, никаких идей. - Считай это экспромтом, bambino, - отвечает ему Цезарь, после чего начинает поцелуями спускаться всё ниже и ниже. Тягучий жар становится лишь ощутимей, начиная медленно расползаться по всему телу. - Я-то думал, что по экспромту у нас я, - хмыкает Джозеф, запуская пальцы во встрёпанные светлые пряди. – Что – хочешь сказать, ты у меня этим заразился? Цеппели доходит до самого низа и оставляет там несколько поцелуев прямо сквозь ткань, и это заставляет Джостара шумно вздохнуть. - Может быть. В конце концов, я терплю тебя уже – сколько? – больше десяти лет. Так что так или иначе, но что-то должно было переняться, - с ухмылкой произносит он, после чего начинает неторопливо стягивать с ДжоДжо исподнее, языком дразняще проходясь по низу его живота. - Терпишь, как же, - вновь шумно вздыхая, усмехается Джозеф, и голос его несколько подрагивает. – Если это так называется, то, похоже, у тебя поистине королевское терпение. - Ангельское, скорее, - замечает Цезарь, после чего касается губами как раз там, где нужно больше всего, и здесь Джостар уже негромко, обрывисто стонет. – Потому что ты настолько невыносимый засранец, amore mio, - ей-богу, он бы задал этому нахалу трёпку, если бы тот через каждое слово не проходился языком здесь и губами – там, чем заставлял его чуть вздрагивать всем телом и лишь больше сбиваться со вздохов на стоны. - Я бы поспорил, кто из нас является невыносимым засранцем сейчас, Цезарино, - чуть подрагивающим тоном проговаривает Джозеф, а потом издаёт отрывистое «Ах!», поскольку Цеппели наконец-то приступает к делу. – П-потому что мне к… кажется, что в данном слу-нгх!-случае это точно н… не я. Ответом на это ему служит лишь негромкий хмык, и ох чёрт, нет, этот мерзавец точно сведёт его с ума. Не окончательно, конечно, но близко к этому. Разговор прерывается на некоторое время, потому что никто из них не может особенно говорить – внимание сосредотачивается на кое-чём другом. Но через пару мгновений Цезарь прекращает свои действия и поднимается обратно, начиная копаться в верхнем ящике прикроватного столика. Джозеф в этот момент кое-как приходит в себя, а затем внимательно смотрит на своего супруга. - Значит, ты хочешь пойти настолько далеко, - хмыкает он. - Да. И если ты мне подсобишь, то это будет просто замечательно, - отвечает Цеппели, после чего закрывает ящик, выудив из него всё необходимое и отложив это временно на верх столика. Хм, значит, вот какая постановка вопроса. Джостар невольно хмурится и приподнимается на локтях. - Ты уверен, что стоит делать это второй раз? Потому что- - но закончить ему не позволяет прижатый к губам палец и лёгкий поцелуй, оставленный на лбу. - Да, уверен. Перестань так волноваться всё время – мы ведь это уже проходили, - они меняются местами, и теперь Цезарь ложится спиной на кровать, стягивая с себя то немногое из одежды, что на нём было, и отбрасывая куда-то в сторону. – И напомню тебе, что всякий раз мне было очень даже хорошо. В противном случае мы бы к этому не возвращались. - Да, я знаю. Но не припомню, чтобы мы это делали два раза подряд, - хмыкает Джозеф, опускаясь, тем не менее, вниз и начиная делать то, что до этого ему делал сам Цеппели. Между прочим, резонное замечание. Но на него Цезарь только негромко усмехается и коротко взъерошивает его волосы: - Не скажи, что подряд. И ДжоДжо, ты прекрасно знаешь, что я совершенно не хрупкий и не сломаюсь от этого. Тем более что подчеркну – я сам этого хочу. Поэтому, - здесь его речь сбивается, поскольку Джостар начал уже действовать активнее, - п-просто сделай это, и всё. Что ж, раз уж он так просит. Сам-то Джозеф никогда не был против – просто он прекрасно знал, насколько это может быть сложно, если учитывать некоторые детали. С другой стороны, Цеппели был прав – это правда был уже не первый их раз, и поскольку к подготовке они подходили с умом (а иногда и с дополнительной долей фантазии), удовольствие получали они оба в равном количестве. Так что, успокоившись, ДжоДжо просто приступает к привычному порядку действий. При этом он, как и обычно, вовсю наслаждается видом своего супруга – тем, как он заметно больше краснеет с каждой новой волной наслаждения и негромко постанывает, чуть хмуря брови. Сама подготовка занимает даже меньше времени, чем до этого ночью – Цезарь несколько нетерпелив и потому в определённый момент начинает чуть ли не требовать, чтобы Джозеф перешёл уже к основному. Джостару очень сильно хочется в этот момент как следует подразнить его, и он это делает, пару раз шевельнув рукой взад-вперёд и задевая его простату, но за это Цеппели слегка пинает его ногой в плечо, и ДжоДжо со смехом прекращает свои действия и наконец-то делает то, что Цезарь просил изначально. Как и обычно, двигаться он начинает по сигналу своего супруга, и чёрт, даже теперь всё ощущается как в первый раз – горячо и просто головокружительно приятно. Сперва Джозеф берёт неспешный темп, потому что это всё же разумнее, как бы там Цезарь ни просил его двигаться быстрее сразу же. Торопиться здесь – себе же дороже, поэтому и ускоряться Джостар начинает постепенно, следуя определённому ритму, просчитывая каждый последующий шаг. Но потом, когда тянуть самому уже становится невмочь, он конечно же переходит на почти самый быстрый темп, и здесь уже разум практически полностью отключается, уступая место страсти и желанию. Собственные стоны слышатся несколько отдалённо, потому что его внимание почти целиком сосредоточено на Цеппели и том, как двигается и стонет он. И это – поистине прекрасное зрелище, и, как и всякий раз до этого, Джозеф ловит себя на мысли, что готов смотреть на него вечно. В определённый момент Цезарь будто несколько приходит в себя и, глядя на ДжоДжо, неожиданно мягко улыбается, а затем притягивает его ближе к себе и жарко целует. Получается, конечно же, не совсем идеально, но никому из них нет дела до этого, потому что всё и так хорошо. Отстранившись друг от друга, они ещё где-то секунду просто смотрят друг на друга, а потом Джостар против своей воли начинает негромко посмеиваться. Наверное, это странно и не совсем уместно, но просто… сейчас он ощущает себя слишком хорошо. Тем более что Цеппели, кажется, прекрасно понимает его и чувствует ровно то же самое, потому как сам начинает тихо смеяться в ответ. А затем чуть крепче обхватывает Джозефа за шею и почти неслышно говорит ему на ухо непрерывное «Ti amo, ti amo, ti amo…» Всё заканчивается, когда ДжоДжо первым достигает пика. Но он не останавливается ещё какое-то время, дополнительно стимулируя Цезаря рукой, и достаточно быстро Цеппели с силой вцепляется в него и коротко, но откровенно стонет, содрогаясь всем телом от накатывающего волнами долгожданного оргазма. После этого они просто тихо лежат на кровати и медленно приходят в себя, шумно дыша. В какой-то момент Джозеф снова глядит на лежащего рядом с ним Цезаря и просто начинает рассматривать его, невольно сравнивая воспоминания с настоящим. Двенадцать лет – это немалый срок. Но Цеппели практически не изменился за него. Может, только самую малость, и то – не внешне точно. На вид он был всё таким же привлекательным юношей с прекрасной атлетичной фигурой, непривычно бледной для итальянца кожей и светлыми, подобными лепесткам подсолнуха волосами. Те же тонкие губы (сейчас чуть приоткрыты и алее обычного), тот же прямой нос и чёткие скулы с неизменными родимыми пятнами (такими необычными, особенными, такими… его). И совершенно такие же яркие зелёные глаза, которые сейчас глядят на него в ответ, и оу, кажется, его застукали за разглядыванием. - Наслаждаешься видом? – с лёгкой издёвкой спрашивает Цезарь, еле заметно ухмыляясь. - Да, - но Джозефа уже давно не смущают подобные подколки. Поэтому и отвечает он честно, с ответной улыбкой. – Не запрещено же, поэтому почему бы нет? - Действительно, - усмехается Цеппели. Затем лениво потягивается и придвигается ближе к нему. Он внимательно пробегается взглядом по лицу Джостара, после чего останавливается на его глазах и чуть шире улыбается. - Что – увидел что-то новое? – Джозеф с ухмылкой слегка поднимает бровь. - Новое – нет. Любимое – да, - хмыкает в ответ Цезарь и, вытянув руку, убирает прядь волос от его лица. – Спроси меня лет через двадцать-тридцать – тогда, возможно, что-то новое и появится. - Хм-м, - ухмылка Джостара становится лишь шире. – Ладно, я запомню. И обязательно спрошу. - Буду ждать и отвечу как можно честнее, - вновь усмехается Цеппели. После чего подтягивается ещё ближе и мягко целует его в губы. Они лежат так, просто лениво и неспешно целуясь, ещё порядка полминуты. А потом Цезарь отстраняется и, коснувшись своим лбом лба Джозефа, негромко произносит: - Felice anniversario, anima mia**. - Тебя тоже, Подсолнушек, - с мягкой улыбкой отвечает ему ДжоДжо.