Лунная дорога

      Самым сложным оказалось оторвать Джейкоба от себя, потому что ассасин едва соображал и всё ещё тянулся к нему, не позволяя разорвать объятия. Вязкая влага на пальцах стала для него настоящем открытием, когда Максвелл осторожно отпихнул его от себя, вытирая руки платком. Он смотрел на белёсую жидкость, и ему пришла безумная идея попробовать её на вкус, но Рот опередил витающего в облаках Джейкоба и быстрым движением вытер его ладонь, словно предугадал странное желание. Максвелл смеялся, говорил множество затейливых слов, плёл паутину сладких речей и тащил его к экипажу. Усталость накатила мгновенно, как только он оказался в тепле кибитки, и ассасин провалился в полудрёму, вяло раздумывая о том, где Максвелл берет столько энергии. До отвратительного бодрый тамплиер, казалось, совершенно не утомленный, подскакивал на сиденье и иногда касался плеча ассасина. В «Альгамбру» Джейкоб буквально вполз, еле волоча ноги. Очутившись на мягком диване, он ещё некоторое время пытался слушать Максвелла, но усталость взяла своё.       Стоило ему погрузиться в сон, как Рот замолк. Перестав метаться, он замер на месте, словно замороженный во времени, зачарованный умиротворённым лицом Джейкоба. Бытовало мнение, что Максвелл Рот — самый жестокий и опасный человек в Лондоне. Монстр. Отчасти они были правы, в нём и правда было нечто, что отличало его от остальных, нечто жестокое и яркое, заставляющее окружающих слепнуть от страха. Он был стихией, с которой невозможно совладать или подчинить своей воле. Вырвавшись один раз из ящика Пандоры, Максвелл бушевал и ни в чем себе не отказывал, наслаждался бескрайним простором собственной свободы и уничтожал всё, что могло на неё посягнуть. Но сейчас он изнывал от противоречий. Шагнув ближе, Максвелл опёрся о мягкую обивку дивана коленом, аккурат между широко расставленных ног Джейкоба, и нежным движением снял с головы ассасина цилиндр. Разбитый нос, гематомы на линии челюсти, остатки крови, жесткая щетина, глаза, плотно спрятанные под веками, каштановые волосы, взмокшие на висках, открытая шея со следами зубов, все эти мелочи пробуждали в Максвелле болезненное щемящее чувство, пустившее корни глубоко внутрь его сердца. Этому явлению не были страшны ни адское пламя, бушующее в груди, ни холодный расчёт, ни природная жестокость. Невыносимо бережно Рот запустил руки во влажные пряди. Перчатки мешали, не давали почувствовать тепло, идущее от кожи, влагу и мягкость непослушных прядей, но даже так в сердце впивались миллионы крошечных игл. Даже не касаясь его напрямую, Максвелл ощущал болезненную привязанность.       Монстр нашёл себе пару.       Собственная одержимость, пустившая корни в саму его суть, должна была встревожить его, но вызывала лишь равнодушное смирение. Слишком сладка была эта недоступная ранее боль, чтобы Максвелл от неё отказался. Ему придётся жертвовать собственной свободой, чтобы удержать ассасина рядом, он был уверен в этом, придётся идти на уступки, поступиться собственными желаниями. Боль быстро уходила, забывалась, когда Джейкоб смотрел на него и улыбался, а другие желания таяли, как первый снег, не успевший достигнуть земли. В эти моменты Максвелл был готов махнуть рукой на собственные планы, и это его удручало. Он знал, что мимолётное увлечение перерастало в зависимость, в нечто более глубокое и тяжёлое, что трудно было выдержать в одиночку. Джейкоб стал его болезнью, желанием столь сильным, столь ослепляющим, столь опасным. Пусть он и был ассасином, но его истинная сила заключалась в другом, и Максвелл Рот оказался совершенно бессильным против неё. Просто Джейкоб Фрай тоже был монстром, другого рода, но столь же разрушительным, жестоким, и оттого ещё более притягательным. Максвелл склонился над ним, медленно прижимаясь к его разбитому лицу, ведя носом незримую линию вдоль скул, вдыхая сладкий запах и умирая от захлестнувшей его любви. Прикасаться к Джейкобу было почти физически больно, казалось, что сердце просто остановится от переизбытка невыраженных эмоций. — Как незадачливый актёр на сцене, вдруг из боязни позабывший роль, или как лютый монстр в ужасной пене, что духом пал и потерял контроль… — прошептал Рот ему в губы.       Джейкоб вздохнул во сне, приоткрывая рот и отправляя остатки разума в космические дали черной бездны. Максвелл прижался к нему губами, неторопливо и бережно, вкладывая в этот поцелуй всего себя, всю грусть и восторг. Это стало его немым криком, посланием, щемяще-нежным и болезненным. Совершенно особенное прикосновение, о котором Джейкоб никогда не узнает, но которое очень много значит для Максвелла. Своего рода признание. Казалось, что этому поцелую не будет конца, и время причудливо изогнулось, образовав петлю. Рот, не в силах остановиться, углубил поцелуй и услышал низкий стон, смешанный с шумным дыханием, отшатнулся, всматриваясь в безмятежное лицо. Джейкоб крепко спал. Рот облегченно вздохнул и легко отстранился. Пусть ассасин спит, а ему ещё нужно сочинить одно письмо.       Сонное марево не сразу отпустило Джейкоба. Он ещё некоторое время сидел и просто смотрел перед собой, пытаясь осмыслить окружающую действительность. Несколько минут ему удавалось провести в счастливом и равнодушном неведении, прежде чем воспоминания накатили приливной волной, с громким грохотом осаждая песчаный берег его памяти, смешиваясь с песком и бурлящей пеной. Жизнь устроена так, чтобы в неё можно было поверить, события идут своим чередом, укладываясь в общую и привычную картину мира, а остальное время утекает сквозь пальцы в мелких бытовых дрязгах. Мир Джейкоба Фрая сложно было назвать размеренным и стабильным, но сейчас он трещал по швам, словно потёртый саквояж, в который кому-то понадобилось затолкать целый омнибус. Со стоном он прижал руки к лицу и тут же отдёрнул, морщась от боли. Кулаки разбиты, так же как и нос, небольшие напоминания о бурной ночи и сладком рассвете, вгоняющем в краску. Внутри поднялась волна жара, давящая на горло, ведь он умудрился уснуть в логове тамплиера, причем самого опасного и несносного, и проснуться живым. Но Джейкоб думал не об этом. Он пытался объяснить себе, как подобное могло произойти между ним и Максвеллом, и насмешливый каркающий голос подсказывает:       Почему бы и нет?       Джейкоб понимал, что, пытаясь найти ответ, он просто загоняет себя в тупик. Не было причин зажимать Максвелла у стен, драться с ним на ринге, следить за ним в предрассветный час, да и вообще приходить к «Альгамбре» сразу после того, как они расстались. Причины нет, но желание было, непреодолимое и колоссальное, словно давление на дне залива, оно нависло над ним неподъёмной массой, грозясь раздавить в лепёшку. Это желание смущало Джейкоба и пугало одновременно, слишком уж сильным и необъяснимым оно было. Он не думал о последствиях, просто шёл на поводу у своего чутья, точно знал, что нужно делать. Тогда это казалось правильным и естественным, и если бы ему предложили пережить этот день ещё раз, он бы с удовольствием всё повторил. Джейкоб понимал это, и от того его щёки горели живым огнём.       Прямо перед его носом стоял широкий дубовый стол, покрытый красной скатертью. Рядом с бутылкой вина был приставлен конверт, на лицевой стороне которого красовался силуэт черной птицы. Недолго думая, Джейкоб распечатал его, скользя взглядом по ровным строчкам. «Мой дорогой Джейкоб! К моему величайшему сожалению, Вы проснулись в одиночестве, но по непредвиденным обстоятельствам мне пришлось срочно Вас покинуть. Это дело крайней важности, и как бы мне ни хотелось, я не могу его проигнорировать. Это касается не только Висельников, но и Грачей, поэтому я буду премного благодарен, если Вы наберётесь терпения и дождётесь моего возвращения. Чтобы скрасить ваше ожидание, я приказал Льюису наполнить ванну на втором этаже и подать ужин, когда вы проснётесь.

С любовью, Максвелл Рот. P.S. Вино отличное! Советую попробовать.»

      Температура тела подскочила на пару градусов, стоило ассасину прочитать последние слова. Раньше все флюиды Максвелла воспринимались естественно, как часть бытового флирта, ведь иначе они никогда и не общались. Но теперь в этих наскоро начертанных строках угадывался другой смысл, более материальный и проникновенный, чем простое расшаркивание и любезность. Разглядывая письмо, Джейкоб отметил про себя, что почерк у Максвелла что надо, ровные летящие буквы с замысловатыми, почти мечтательными, завитушками, точно сошедшие со страниц каллиграфического журнала. Такой почерк куда больше подходил романтичному и тихому человеку, возможно поэту, а не прожжённому авантюристу с разбитыми костяшками. Удивительно, как Максвеллу удавалось писать столь ровно, учитывая, как лихо они вышибали друг из друга дурь на ринге. Джейкоб вздохнул и, откупорив бутылку, сделал несколько больших глотков. Рот не обманул, вино и впрямь было отличным. — Льюис! — позвал Джейкоб и тут же смутился. Он чувствовал себя не в своей тарелке, говоря это, будто бы взял без спроса вещь, ему не принадлежащую. Было в этом нечто неправильное, ведь обычно это говорил Рот. Слуга появился тихо, почти бесшумно и, нисколько не удивившись, коротко поклонился: — Ваша ванна готова, мистер Фрай. Приказать подать ужин сейчас? — Нет, спасибо. Я дождусь мистера Рота, — покачал головой Джейкоб, раздумывая о том, откуда в театре ванна и какие ещё секреты от него скрывает «Альгамбра».       Комната, куда его привёл Льюис, и правда выглядела как полноценная уборная. Посреди просторного светлого помещения гордо располагалась деревянная бадья приличного размера, в которой Джейкоб легко мог бы вытянуть ноги. Клубы горячего пара наполняли воздух, делая его влажным и тяжёлым. Рядом с большим зеркалом притаилась небольшая тумбочка с чистыми полотенцами. — Ого, прямо настоящая баня! — присвистнул Джейкоб, отпивая из прихваченной с собой бутылки вина. — Приятного купания, — хмыкнул Льюис и удалился, оставив ассасина наедине со своими мыслями.       Джейкоб снял цилиндр и положил его на тумбочку. Подумаешь, адреналин ударил в голову, с кем не бывает? Тугие застёжки на скрытом клинке поддавались с трудом, но, в конце концов, он смог совладать с ними. Они просто немного перевозбудились и нашли логичное и правильное решение, чтобы выпустить пар. Тяжёлый плащ упал на пол, позвякивая бляшками. Максвелл вообще натура несдержанная, для него это, скорее всего, в порядке вещей. Пояс с тихим шорохом отправился на спинку стула. А Джейкоб просто не стал отказывать бизнес-партнёру, у которого с ним, кстати, много общего. Пуговицы на жилете проскальзывали сквозь обшитые петли, являя свету белую рубашку. Они отлично общаются, и ничего страшного, если разок их общение перешло на более физический уровень. Рубашка скользнула с влажной кожи и отправилась к плащу. Иногда такое случается, но нельзя же ставить все планы под угрозу только потому, что они отдрочили друг другу. Руки Джейкоба дрогнули, так и не прикоснувшись к пуговицам на штанах, нужно было сначала снять сапоги. Мотнув головой, он стянул покрытую грязью обувь, бесцеремонно кинув её в угол. Разумеется, всё это абсолютно естественно, когда адреналин берёт вверх. Они ведь оба мужчины, а мужчинам свойственно идти на поводу эмоций. Джейкоб неуклюже попрыгал на одной ноге, пытаясь стащить штанину. К тому же, ему по-прежнему нравятся девушки, с их нежной кожей и внушительным бюстом. Возможно, Максвеллу они тоже нравятся. Мысль ему не понравилась, и ассасин нахмурился, задумчиво разглядывая свои босые ступни. Неприятное, дискомфортное чувство царапалось тонкими острыми коготками под кожей, прорывая себе путь глубже. Подойдя к зеркалу, он оглядел себя со всех сторон. Немного избит, конечно, но всё так же хорош собой и подтянут. Собственное отражение нравилось Джейкобу, он удовлетворённо цокнул языком и забрался в горячую воду, с удовольствием вытягивая ноги.       Может быть, Максвеллу Роту и впрямь нравились девушки, но Джейкоб ему определённо нравился больше, иначе зачем проводить с ним столько времени, приглашать на ужин, и сыпать комплиментами, словно конфетти из хлопушки. Стало жарко, и ассасин пошарил ладонью по полу, ища прохладное и скользкое горлышко бутылки. Вино и горячая вода сделали своё дело, ему удалось немного расслабиться. Разглядывая всё, что попадалось ему на глаза, Джейкоб подумал о девушках, красивых и, возможно, немного обнажённых, и по телу начала разливаться приятная истома. Думать о хорошеньких куртизанках ему нравилось, и он нарисовал в своей голове изумительную леди, с длинной, словно смоль, волной волос, осиной талией, заманчиво прячущейся под корсетом, бледной, почти белой кожей, и сверкающими зелёными огнями очами. Безумный, наполненный веселой злостью и голодом зелёный огонь, вокруг которого вполне бы мог плясать сам Сатана, притягивал Джейкоба больше всего, вот только он совершенно не вязался с образом нежной особы. Юбки алого платья мешали бы ей быстро и хаотично переставлять стройные ноги, чтобы поспевать за ритмом их общего танца, а тонким изящным рукам не шла черная обтягивающая кожа, так заманчиво скрипящая, когда пальцы сжимаются вокруг его члена. Тугая удавка стянула низ живота, и Джейкоб вздрогнул, понимая, что его мысли зашли куда-то не туда. Он определённо думал не об иллюзорной красавице с пышной грудью, сулящей наслаждения, а об азартно скалящемся Роте, стремительном и опасном, словно сама смерть. И это заводило его куда сильнее, чем прелести несуществующей девушки. Тяжело вздохнув, Джейкоб откинул голову назад и закрыл глаза, прикасаясь к себе ниже пояса, обхватывая ладонью собственный член. Максвелл вызывал у него неподдельный восторг, с этим он ничего поделать не мог, да и не хотел. Но даже думать о нём было опасно, так как это грозило новым столкновением с фактами, которые Джейкоб не мог себе объяснить. Его возбуждали резкие и дикие движения Рота, неуёмная сила, заключенная в обычном человеческом теле, свободный и неукротимый дух и даже любовь к театральщине. Всё это было совершенно неправильно, но Джейкоб со стоном кончил, избавляясь от болезненного возбуждения. Об этом Максвеллу знать совершенно не обязательно, ведь никто не волен над собственным воображением. Стараясь больше не задумываться, Джейкоб быстро отмылся мыльной пеной и оделся, старательно делая вид, что ничего не было. Надвинув на лоб цилиндр, он торопливо сбежал по лестнице, и как раз вовремя.       Максвелл уже успел вернуться. Развалившись в мягком кресле, он со скукой смотрел на пламя свечей, украшавших накрытый стол. Мягкий тёплый свет пускал на расслабленное лицо глубокие тени, проявляя сквозь привычный облик истинный возраст Рота. Джейкобу вдруг подумалось, что он всегда воспринимал его ровесником, не осознавая действительную разницу в возрасте, ведь тот всегда был бодр и не сдержан, словно прожитые годы никак не отразились на нём. Сейчас же Максвелл выглядел гораздо старше. Его серьёзное и сосредоточенное лицо не выражало никаких эмоций, что было нетипично для эксцентричного Рота. Заподозрив неладное, Джейкоб приблизился и с удивлением обнаружил, что Максвелл просто задремал. Его веки были плотно закрыты и чуть подрагивали во сне, следя за незримыми для остальных картинами. Джейкоб невольно улыбнулся и замер, разглядывая спящего тамплиера. — Я, конечно, рассчитывал на ужин, но не ожидал полного фуршета. Планируете накормить всех голодных, мистер Рот? — тихо прошептал ему на ухо ассасин и тут же пожалел об этом.       Максвелл вздрогнул и уставился расфокусированным взглядом на Джейкоба. Сердце предательски пропустило удар. Мерцающие в дрожащем свете изумруды еще не приняли свой привычный хитрый вид, и он увидел в них нечто тёмное и болезненное, то, что скрывал вечно полыхающий огонь. Длилось это всего секунду, во взгляде промелькнуло узнавание, и Максвелл устало улыбнулся, постепенно принимая свою обычную форму. Джейкоб почти со священным ужасом почувствовал себя первооткрывателем, ведь он умудрился застать короткий момент слабости тамплиера. — Всего лишь одного ассасина, мой дорогой, — запоздало отозвался Максвелл. — Угощайтесь. — Тяжелый день? — спросил Джейкоб, наливая тамплиеру вина. Ему пришло в голову, что всё это очень напоминает семейный ужин, но пришлось отогнать от себя эту мысль. — Скорее насыщенный, — ответил Рот, подавляя зевок. — Надеюсь, Льюис о тебе позаботился, darling? — Все прекрасно, — натянуто улыбнулся Джейкоб. Всё и правда было отлично, если не считать, что пятнадцать минут назад он дрочил на тамплиера, а теперь тот сидит напротив. — Так что за неотложное дело? — Крайне неприятная вещь, мой дорогой, — Максвелл нахмурился. — До тебя не доходили слухи о том, что в последнее время в Лондоне возросла популярность опиумных курилен?       Джейкоб кивнул, уминая поджаренного цыплёнка. Слухи, и правда, доходили до него, но в погоне за тамплиерами он немного отстал от жизни. — Так вот. Сам по себе опиум особой угрозы не представляет, но появилось некое заведение, которое продвигает его среди банд. Не хочется это признавать, но за последний месяц я потерял около пятидесяти людей из-за этой дряни. И число растёт с каждым днём, — Рот выпил вина и потянулся к яблокам. — Сегодня мне пришлось немного побегать, чтобы оценить всю серьёзность ситуации и краем уха я услышал, что Грачи в этой опиумной войне не исключение.       Джейкоб подавился и быстро запил курицу вином. Прочистив горло, он хрипло спросил: — Ты уверен? — Более чем. Не волнуйся, мой дорогой, такое периодически случается. Иногда появляется наркокартель, не умеющий держать в узде собственную жадность. Нужно просто найти главного и объяснить ему местные правила, напомнить о приличиях и о том, что крайне невежливо подсаживать на опиум наших ребят. Я бы, конечно, предложил показательно вздёрнуть одного такого, но думаю, ты не одобришь столь радикальных мер, — усмехнулся Рот. — Верно, — Джейкоб с благодарностью взглянул на него. — Полагаю, просто разгромить картели не вариант. Нужно пригласить главного гостя на званый ужин. — Да, только сначала придётся придумать, как выгнать этого джентльмена из его уютной норы, в которой он засел. Кем бы он ни был, а свою личность он не афиширует, работает только с заказчиками и светские рауты не посещает. — Есть идеи? — Разумеется, darling! Я подумываю, прикупить себе партию их отменного товара и пообщаться с поставщиками. Правда, расскажут они мне не много, в отличие от неких документов, что хранятся на втором этаже одной небезызвестной курильни, — Максвелл обаятельно улыбнулся. — Намёк понял, — ухмыльнулся Джейкоб. — Решили спуститься в опиумный туман, мистер Рот? — Моя репутация позволяет мне спускаться даже в Ад, не испытывая проблем на входе, — хмыкнул тамплиер. — Я бы хотел разделаться с этим сегодня. — Прямо сейчас? — ассасин с сомнением посмотрел на него. — Может, оставим это на завтрашний вечер? — Почему? — Не мешало бы отдохнуть, — мягко произнёс Джейкоб. — Да? Мне казалось, что ты выспался. — Я не о себе. — Брось! — Максвелл запнулся. — Я так плохо выгляжу? — Нет, но сон лишним не будет. Ты же не хочешь уснуть в опиумной курильне прямо посреди сделки? — ухмыльнулся ассасин. — Это будет крайне невежливо.       Рот хрипло рассмеялся. — Возможно, ты прав, мой дорогой. И стоит немного отдохнуть.       На том и порешили. Остаток вечера они провели за бессмысленными разговорами, привычно отпуская колкие, иногда даже удачные, фразочки, вперемешку с шутками и незатейливым флиртом. С удовольствием прошлись и по «Многоуважаемому Магистру» сквозь смех, перемывая ему все кости. Луна освещала улицы Лондона пронзительным белым светом, когда Джейкоб окончательно расслабился, радуясь что их с Ротом общение не прервалось или, того хуже, не превратилось в неловкость. Максвелл был всё такой же, каким ассасин его увидел впервые, за исключением разве что усталости. И только идя по разбитой колесами кэбов брусчатке, он подумал, что тамплиер и не должен меняться, потому что единственной переменной между ними были их взаимоотношения. Всю глубину этой мысли он осознал гораздо позже, в привычной для себя манере, но в тот вечер ему не хотелось загружать голову постоянно деформирующимися мыслями.