— Она приходит поздно ночью, Когда все гаснут фонари, И ничего она не хочет… Или же хочет, погоди?
Он вопросительно уставился на неё, и девушка нехотя отвела взгляд: — Я просто хотела узнать о тебе чуть больше, раз уж мы снимся друг другу. Ты поэт? Призрак горько усмехнулся, выдыхая дым, и покачал головой: — Поэт? Скорее посредственный рифмоплёт. Айрис снова закашлялась. — Что вы курите? Никогда раньше не видела таких зловонных сигарет. Поэт снова выпустил едкий дым сквозь широкую улыбку и тихо рассмеялся: — Беломорканал, только недавно начали выпускать. Я уже больше десяти лет в Америке — нахлынула ностальгия. Знаю, гадость редкостная, курю через силу, но именно это и напоминает о доме, не знаю, как объяснить точнее, — он сел на пол и оперся головой о стену. — Я не могу уехать, но не могу и остаться. Здесь меня никто не может понять, а там — расстреляют. Он жестко рассмеялся, вызывая у девушки настороженный взгляд. — Дилемма, не меньше, — подытожил призрак. — Что насчёт вас, леди? — Вообще, я художница, но сейчас работаю судмедэкспертом. — О, должно быть у вас сейчас дел невпроворот, — улыбнулся ей мужчина. — Откуда вы знаете? — вздрогнула Айри. Мужчина приподнял брови: — Так вся Америка знает, сейчас не самые простые времена для полиции из-за этого бессмысленно глупого закона. Айрис уж очень хотела спросить про его смерть, но в прошлый раз это закончилось не самым лучшим образом, поэтому она спросила только: — Что ты знаешь? — Всё за исключением того, чего я не знаю, — последовал лаконичный ответ. — Трупы, — решительно сказала Айрис, боясь передумать. — У тебя весьма своеобразные вопросы, — справедливо заметил призрак, выдыхая в усмешке клубы дыма. — И тем не менее, что вы можешь сказать о недавних убийствах? — Вам придётся уточнить, потому что последние убийства, о которых я слышал, это какие-то заурядные гангстерские разборки, — пожал плечами мужчина и в задумчивости почесал свою небрежную щетину. — Как? А выставленные напоказ тела? — девушка хотела ещё что-то добавить, но запнулась, вспомнив слова Лиссы: «Не знают настоящего, не видят будущего». — Ничего, кроме показательного повешения «стукачей», — он наклонился к ней чуть ближе и доверительно добавил: — Лучшая антиреклама программы по защите свидетелей, скажу я тебе. — Почему… — Айрис замялась, не зная, стоит ли ей разглашать такие подробности, но всё-таки решила, что мужчина вряд ли кому-то скажет. — Почему, чисто гипотетически, убийца может отрезать жертвам по одной фаланги указательного пальца на правой руке? Призрак заговорщицки ухмыльнулся: — А это гипотетический убийца оставляет ещё какие-то знаки? — Выжигает на лбу «грешник». Карает. — Указующий перст, — размышлял призрак, — он привлекает внимание, обращает его на что-то, направляет и повиливает. Это символ власти, силы — убийца считает, что они не достойны его. В отличии от него самого. А может, — мужчина театрально развёл руками, — «сигара — это просто сигара», а фаланга указательного пальца — это просто фаланга указательного пальца, и ваш маньяк отрезает её просто потому, что она небольшая и её крайне удобно хранить где-нибудь дома в небольшой шкатулке. Разговор заметно веселил поэта, через его широкую улыбку слаба проступала кровь. — Впрочем, — хитро добавил он, — это всё гипотетически. Айрис мысленно сравнила услышанное с тем, что сказал психиатр. Завтра будет ещё и отчёт от профайлера. — Помнится, вы говорили, вы замужем? — наигранно безразлично спросил призрак, вырывая её из раздумий. — А? Нет, нет, — она замахала руками, отчего-то засмущавшись, — он только жених, и сейчас всё довольно сложно… для меня, во всяком случае. — О, сомнения? — на лице призрака появилась слабая непрошенная улыбка. — Да, не уверенна, готова ли к браку, нужен ли мне это вообще. У Айрис в планах на сегодня не было пункта «откровения», но то ли атмосфера чердака, то ли тот факт, что собеседник не мог никому ничего рассказать по причине своей смерти, заметно развязали девушке язык. — А ваш жених не будет против нашего с вами общения? — Может и будет, но я не его собственность. Призрак наклонил голову, и всё лицо его пропало в тени. — Красиво, — в конце концов сказал он. — Что? — Это дело, о котором вы говорили, — мужчина поднял голову, и жесткие черты его лица ничего не выражали. — Убийства? Красивые? — лицо девушки в непонимании скривилось. — Боль — это красиво, это целое мировоззрение, поклонение эстетике. Видеть красоту в прекрасном — скучно. Попробуй увидеть красоту в ужасном, отвратительном, жутком. Только так ты постигнешь её суть. — Ты сумасшедший. — А ты вовсе не художница, — холодно ответил призрак, словно ледяным кинжалом пронзая ей грудь. Он поднял голову и встретился с ней взглядом. Айрис зябко вздрогнула, но глаз не отвела. — Знавал я художников, — продолжил он, и девушка вновь изумилась тому, что рот его закрыт, а слова эхом разносятся в её голове. — Знавал и дилетантов. И ты сейчас стоишь на перепутье: зарабатывать без усилий или остаться в умах людей, пройдя не самый простой путь. Айрис хмуро уставилась в пол, облокотясь на подоконник: не хватало ещё, чтобы ей мертвецы советы давали. — Красиво, — вновь сказал мужчина, глядя куда-то ей за спину. — Что на этот раз? Сбитая кошка или дохлая мышь? — съязвила девушка. — Вы только что сравнили преднамеренное убийство человека со сбитой кошкой? — призрак изогнул бровь, и Айрис почувствовала, как её щёки начинают гореть от стыда. — Нет, я о вашем рисунке. Айри удивлённо взглянула на холст: — Но ведь я толком ничего не успела нарисовать, только несколько линий в качестве наброска. — А нужно ли больше? Девушка хотела спросить, что же конкретно так привлекло мужчину в её рисунки, но призрак вдруг выдохнул столько дыма, что у Айрис защипало глаза.— Она ввязалась в авантюру, А это значит — жди беды. Кровавы мрачные фигуры, Что ждут её у края тьмы,
— произнёс он, выпуская ещё больше сигаретного зловония. Купер потёрла глаза, но никак не могла ничего разглядеть, как будто дым забрался под веки. Она терла глаза до тех пор, пока наконец не смогла их распахнуть, чтобы увидеть луч рассветного солнца, пробивающийся из-за шторы. Она была в спальне.