***
Всю дорогу в самолёте Усаги промучилась. С удивительным мазохизмом она слушала песни Сейи, недавно скачанные в телефон, и мысленно била себя розгами по спине за решение лететь в Токио. Но это было ерундой по сравнению с переполненным мочевым пузырём. Она смотрела в тёмное окно иллюминатора, кусала губы, вздыхала, но стеснялась попросить тучную соседку, листающую журнал, выпустить её. Только когда попутчица сама встала, чтобы размять вспотевшее и одновременно затёкшее сало, Усаги вскочила и, держась за опухший живот, побежала в уборную. Сидя на унитазе, она плакала и проводила удручающие аналогии между своей жизнью и этой вялой, никчёмной попыткой сходить в туалет. За двенадцать часов она не смогла ни уснуть, ни поесть. Её затошнило от одного только вида фрикаделек с гречкой, и, испугавшись вырвать на попутчицу, она скромно выпила водичку. Под конец полёта у Усаги и вовсе началась истерика. От голоса Сейи, доносящегося из наушников, легче не стало, и она, представляя его бездыханного и синего, уткнулась носом в сидение и всхлипнула. − Можно убиваться потише? − прошипела соседка, фамильярно вытащив у неё из левого уха AirPods. Усаги покраснела и замкнулась, выключив музыку. К моменту возвращения в Токио она почувствовала себя ещё более подавленной, чем раньше. Ведь теперь она осталась наедине со своими внутренними монстрами, а милый, заботливый Мамору уже не мог отвлекать её расспросами. Она села в первое попавшееся такси у аэропорта и, игнорируя улыбки моложавого водителя, позвонила мужу. Кажется, он обиделся. Заявил, что занят работой, потому ближайшую неделю, может, даже две-три (ого!) звонить не будет. Пожелал хорошо провести время с Нару. Смешно… Усаги расхохоталась и положила трубку. Таксист решил, она в отличном настроении, и процитировал несколько чернушных шуток собственного авторства, которые совсем не были веселыми. А потом ещё несколько… С дурацкой улыбкой на лице и, считая минуты до дома, девушка доехала. Таксист остановился во дворе и, не сдвинувшись с водительского кресла, распахнул багажник. Преодолевая раздражение, Усаги вылезла из машины и вытащила чемодан, не забыв уронить его себе на ноги. Откатив его в сторону, она вновь приблизилась к шофёру и сказала, что ему никогда не стать ни стендапером, ни мужчиной. Тот сделал вид, будто оглох, и поспешно свалил. Девушка поднялась на седьмой этаж и зашла в квартиру, катя за собой багаж. В комнате она обнаружила букет, который прислал Мамору перед её отъездом. Розы ещё хорошо держались, но она вытащила их из вазы и, настежь распахнув окно, выбросила. Правда, спустя пару секунд ужаснулась, что могла попасть кому-то по голове и с опаской глянула вниз. Никого − только цветы, которые пали жертвой абьюза. Усаги расстелила постель и без сил легла на кровать. Безумно хотелось расслабиться, но вместо этого она закрыла глаза и начала нюхать подушку, пытаясь уловить запах Сейи. Поймав себя на мысли, что снова занимается чем-то диким, она прекратила. − Хоть бы с тобой всё было хорошо. Мой малыш, хоть бы с тобой всё было хорошо… − как мантру повторила она и, вздохнув, уснула.***
На следующее утро у Усаги пошли месячные. Раньше на полмесяца. Видимо, из-за смены климата, стресса, ну или беспорядочной половой жизни… Впрочем, это уже не имело значения: секса у неё еще долго не будет. Похоже, Мамору реально стало пофиг: ни звонков, ни сообщений с извинениями так и не поступило. О Сейе она и подавно ничего не слышала. Так что, лучшее, что теперь она могла сделать для человечества: изолироваться в компании со своей кровавой, никому не нужной, вагиной и неопределённостью. Не отрываясь от сладостей и не вылезая с ноутом из постели, девушка даже не заметила, как провела взаперти несколько дней. Она искала в Интернете информацию о сегодняшнем состоянии Сейи, но проклятые СМИ молчали. Зато она нашла другие, весьма пикантные статьи: «У пятнадцатилетнего Сейи Коу проблемы с наркотиками», «Сейя Коу открыто изменяет своей девушке», «Сейя Коу: плохой мальчик, который быстро вырос… и разделся. Скандал из-за откровенных снимков несовершеннолетнего певца». Усаги чуть не подавилась конфетой и покраснела. И хоть такой контент юного Сейи её заинтриговал, она закрыла комп, чтобы не пуститься во все тяжкие. Нащупав на подушке телефон, она решительно схватила его, чтобы узнать у кого-нибудь, жив ли этот голожопый нахал, но тут же сдулась. Да кто станет с ней говорить? Кажется, она испортила отношения со всеми, кто мог бы помочь. Минако теперь её презирает. Стервозный менеджер Сейи её ненавидит. Его агрессивного отца она сама боится, потому близко к нему не подойдёт. А его друзья не очень-то доброжелательны: Ятен противный, Тайки мутный. У Сейи прекрасное окружение! Она тихонько пошевелила губами, пропев: «Не осталось никого, Кого б я мог любить, И я не вижу ничего, Что заставляло бы жить.»* * текст песни принадлежит группе "7Раса" "Топливо". У Усаги было достаточно времени изучить дискографию Коу. Сопоставив некоторые, известные ей, факты из его биографии с выходом треков, она наконец осознала, насколько его творчество личное, и стала понимать его. В отличие от себя. Похоже, ей было необходимо с кем-то поговорить.***
− Милая? − Икуко подошла к дому, и Усаги сразу отметила её новую причёску. Женственная Цукино всегда следила за собой. − Давно ждёшь? Даже не предупредила… − мама занервничала. − Только подошла, − девушка протянула пирог, который наспех купила в магазине, и стыдливо опустила глаза. Она столько времени не видела Икуко, но даже не подумала привезти ей какой-нибудь модный сувенир из Франции. Берет там или шаль… − Что-то случилось? − Икуко обратила внимание на её потухший взгляд и ласково обняла. − Просто рада тебя видеть, мамочка, − прошептала Усаги, почувствовав, как та погладила её по волосам. − Останешься с нами до вечера? − Икуко взяла её под руку, и она кивнула, заходя в дом. Большего ей и не нужно было: только спокойный, тёплый вечер с любимыми. Она прошла в гостиную и улыбнулась воспоминаниям. Вот здесь она, валяясь на диване, часами болтала с Мамору по телефону. На кухне, попивая кофе с коньяком, пьяная Мина пообещала спать с самыми красивыми. А у камина Икуко, ругая за неуды по английскому, говорила, что Усаги, неумеху и двоечницу, никто не возьмёт ни в институт, ни замуж. Все эти фрагменты когда-то были хорошими, но сейчас Усаги словила лишь грусть. − Расскажешь, как съездила во Францию? − она покосилась на Икуко, которая доставала из шкафа припрятанный чайный сервиз. − Как там Мамору? Мама обожала Мамору. Его все обожали. − Мы жили во дворце с видом на Эйфелеву башню, − проговорила девушка, заметив восторг в глазах мамы. − В нашем номере была огромная ванна с панорамными окнами… − Мамору чудесный! − отозвалась Икуко, протирая чашки. − Он так много делает для тебя! Да, для мамы, обычной домохозяйки, которая после замужества жила одной семьей и редко выезжала даже за пределы района, Джиба казался благородным рыцарем, а рассказы о нём − легендами. Усаги хотелось порадовать Икуко, потому она выкорчёвывала из себя счастье невидимым, но остреньким ножичком: − Мы ходили в самый дорогой ресторан. Я попробовала настоящее бургундское вино. Там была живая музыка и… − она осеклась, представив бесшабашный поцелуй с незнакомцем у туалета. Романтика… Тогда она так желала Сейю, что, пожалуй, трахнула бы любого. Но никто не заменит его… Девушка ощутила приятное тепло внизу живота и укусила себя за губу, пытаясь подавить внезапно настигнувшее возбуждение. Интересно, как он… Очнулся или…? Усаги осознала, что больше не в силах сидеть, сложа руки. Она уверенно вломилась к Сейе в социальную сеть и сразу же нашла у него старую фотку с симпатичным пользователем под ником «angry_yata». − Когда я впервые увидела его, поняла: он − для тебя, − Икуко как заводная ворковала о Мамору, разливая кипяток по кружкам. Почти не слушая, Усаги написала сообщение: «Ятен, это Усаги, подруга Сейи. Не знаешь, как он? Я волнуюсь.» Подумав, что никакая она ему не «подруга» и высокомерному блондину плевать на её нежные амбиции, она сократила послание: «Ятен, как дела у Сейи?» − С таким мужчиной ничего не страшно. Он интересный, и дети будут красивые… Повезло, что он посмотрел на тебя, − мама протянула ей горячий чай. Икуко, в принципе, считала Мамору единственным и последним шансом Усаги. − Знаешь, мама, а я понравилась другому, очень привлекательному парню… − девушка не удержалась от комментария. Наверное, от обиды. «Он не скучный, сексуальный, и дети от него будут смазливее» − уже про себя закончила она. Мама проигнорировала её провокационное высказывание, ловко разрезая пирог на идеально ровные кусочки, и, воспользовавшись тишиной, Усаги уткнулась обратно в мобильный, обнаружив ответ Ятена: «Разве я работаю секретарём Сейи Коу?» − он добавил сердитый смайлик в конце. Усаги начала злиться, а прочитав его следующее сообщение, и вовсе впала в ярость: «Надеюсь, ты не станешь приходить ко мне в надежде, что, трахнув тебя, я расскажу, как Сейя?» Что он несёт? Может, послать его? Она сделала глубокий вдох, спрятала телефон в карман и, вежливо улыбнувшись Икуко, принялась за яблочный пирог. Нет, посылать блондина было нельзя. Ругаясь с ним, она усугубит и так непростые отношения с Сейей… − Варды, варды… − послышалось откуда-то сверху. − Да, блять, что ты делаешь? Меня сейчас убьют! − Шинго дома? − удивилась она, узнав родной голос. − Да, − Икуко покачала головой, − поссорился со своей девочкой и уже две недели не выходит из комнаты. Такой тяжелый возраст: двадцать два. И, правда, тяжёлый возраст. − Переживает, но мириться с ней не будет. Гордый, − довольно громко сказала мама. − Даже уволился из редакции, чтобы её не видеть. Теперь сидит, снимает, как играет в какую-то ерунду… Хорошо, хоть у вас с Мамору всё хорошо. − За меня не волнуйся, мамочка. Я на минутку. Усаги поднялась по лестнице и заглянула к брату в комнату. Он, сидя в кресле и не отвлекаясь от «Доты», показал ей язык и вновь застучал по компьютерной мышке, матерясь в микрофон. Девушка простояла пару минут у него над душой, наблюдая, как он бесится, после чего крепко обняла, шепнув на ухо: − Люблю тебя. Всё будет хорошо. − Взаимно, бро, − Шинго хихикнул, продолжив играть.***
Усаги не смогла сдержать обещания и остаться с мамой. Она планировала дождаться папу с работы, но дифирамбы Мамору её доконали. После очередного комплимента своему мужу она откланялась. А на что, собственно, рассчитывала? Никуда не торопясь, Усаги добрела до метро, прыгнула в пустой вагон и вышла на случайной станции. Не зная зачем, купила красного вина и сигареты. Ноги сами привели в парк с утками. Здесь она всё и просрала… Примостившись под деревом, где они отдыхали с Сейей, она сделала первую в жизни затяжку и тут же закашлялась, словно туберкулёзник. Кое-как осилив табак, она варварски разворотила горлышко бутылки, случайно забрызгав светлую майку, и принялась пить. Когда управилась примерно с половиной, в памяти стали всплывать детали того вечера: он был таким задумчивым. Замкнулся. Сидел в телефоне. Нехотя спел. А потом психанул… Ни с чего! Хрен знает, что за динозавры у него в голове! Усаги вновь потянулась к пачке. − Усаги, ты куришь? − она вздрогнула, услышав своё имя, и выронила сигарету. Над ней, возвышаясь, стояла статная Макото. Шатенка вздернула бровками, рассматривая абстрактные винные узоры на её одежде, и аккуратно пристроилась рядом: − Ты ещё и пьёшь… − Джиба покрылась краской от такого внезапного внимания. Замечательная кульминация дня. Теперь Мако всё расскажет Мотоки, а Мотоки − Мамору. − Просто отдыхаю, − равнодушно ответила Усаги, поднимая с земли папиросу и неумело засовывая её в рот. − А что ты тут делаешь? Неужели Мамору послал Мако следить за ней? − Бегаю, − Кино спокойно вытащила у неё сигарету, сломав напополам. − Уса, кто тебя обидел? Кого мне покрошить? − Покроши овощи на греческий салат, − огрызнулась Усаги, размышляя о соображениях Мако, ведь они никогда не дружили близко. Обычно Кино тусила с Миной: их объединяла любовь к спорту и… сексу. − Дорогая, давай поговорим, а? − Мако мягко положила ладонь ей на плечо. − Очевидно, тебе нужна помощь. Джиба отмахнулась, стараясь выглядеть беспристрастной, но, видимо, её дерзость только вызывала сомнения. Улыбнувшись, Кино обняла её, и Усаги почувствовала себя безоружной. Сейя оказался прав: ей было безумно сложно притворяться кем-то другим. − Ты девушка Мотоки, − бросила она, отстраняясь. − Клянусь, ничего не скажу ни ему, ни Мамору, ни Мине. Никому, − протянула Кино, жестом закрывая губы на молнию. − Я переживаю за тебя, дурочка. За что ты себя так наказываешь? Она себя наказывала? − Я… − неприятный холодок пробежал по телу Усаги. Она поняла, что вот-вот сломается: пьяный язык зашевелился. Похоже, она больше не могла насиловать себя своими же грехами. − Я переспала с Сейей! Макото застыла с дурацким выражением лица, а после вкрадчиво спросила: − С каким Сейей? Боже, она издевается? − С тем самым… − прошептала Джиба, дико смущаясь. − С Сейей Коу. − О-ху-еть! Трахнула самого популярного куна? − завопила Кино, и Усаги растерялась, пытаясь определить, она прикалывается или… − А сколько у него сантиметров? Если он действительно похож на моего бывшего, то у него должен быть ого-го! − Мако, − серьёзно проговорила Усаги, − я не готова с тобой ЭТО обсуждать, − она с удивлением покосилась на смеющуюся Мако, которая встала в планку. − Жадина… А я бы ему отсосала, − с напряжением отозвалась она, опершись на локти. Алё, Мако, губу закатай и иди нахрен со своими непристойными желаниями. − Постой, − Кино начала отжиматься, шумно выдыхая воздух, − мне сейчас стало страшно от твоего взгляда… Неужели втюрилась? Щёки Усаги снова запылали: − Это не имеет значения! Я даже не уверена, жив ли он, − она стихла, чтобы не поддаться искушению заплакать. − Дорогая, нашла из-за кого убиваться, − Мако прекратила заниматься и, выпрямившись, полезла в карман спортивной куртки в поисках телефона. − Твой кун жив. Вот, смотри, щеголяет по отелю с моделью, − она засветила фотку. Да, действительно, это был Сейя. Исхудавший, с щетиной, в странной пижаме, зато с длинноногой соской, которая нежно держала его за руку. Усаги ощутила острый укол ревности, задевший её сердце. − Это Оливия Мур, − добавила собеседница, вероятно, желая окончательно размазать Усаги по стенке. − Фото выложили четыре часа назад. − Оливия? − не веря своим ушам, повторила Джиба. Он же говорил, что расстался с ней… Он же говорил… − Мур? У неё фамилия, как у порноактрисы? − Она, вроде, коренная ирландка, эффектная, да? − хмыкнула Мако. Да, ничего… Высокая, яркая, с надутыми губами и сиськами, совсем не такая лохудра, как она. Боже, хорошо, что она не поехала в Нью-Йорк. Вряд ли бы Коу обрадовался истеричке, которая позвонила ему пятьдесят три раза… − Кстати, у неё в сети куча фоток с Сейей. Разных лет… И они хорошо смотрятся вместе. Мако, заткнись уже, а. Усаги вспомнила про вино и присосалась к бутылке. − Эй, Уса, − Кино ухмыльнулась, − перестань себя уничтожать. Ну потрахались и потрахались… − Не нужно пытаться опошлить нашу близость! − рявкнула она. − Ты ничего не знаешь! − Так расскажи! Джиба задумалась, чем может поделиться, не подставляя Сейю. Опустив интимные подробности об отношениях Коу, его отца и Лив, она доверилась Мако, которая создавала впечатление необычайно проницательной и зрелой. Та слушала, хохотала, время от времени хваталась за голову, а после выдала: − По-моему, Сейя − охуевший пикапер, − заметив обиду в глазах Усаги, она продолжила. − С момента вашего знакомства он мастерски выводил тебя на эмоции: заставлял ревновать, унижал, внушал, что ты хочешь его, лапал, давил на жалость рассказами о своей мамочке. А когда понял, как на тебя воздействовать, дожимал, пока ты не дала. Но по факту ты ничего не знаешь о нём. − Знаю… − Джиба обнаружила, что вино кончилось, и расстроилась. − То, что он позволил. Может, это ложь? А кто его мать? Что говорят о нём друзья? Сейя − настоящее имя? Усаги нахмурилась. Нет, он бы не стал врать о таких вещах. Или стал…? − Ясно одно: у твоего куна всё в порядке с самооценкой, в отличие от тебя. Ты нарушила его границы, и он быстренько поставил тебя на место. Очевидно, Сейе не вкатило, как ты при нём общалась с Мамору, вот он и бросил тебя в парке, − Кино всплеснула руками. Усаги будто парализовало. В тот вечер ей действительно позвонил Мамору… Выходит, Сейя не просто так взорвался? − А после этого ты заявилась к нему домой, показав, что не уважаешь его решение. Он тебя уже открыто послал, но тебе было мало: названивала. Ни одному мужчине не нравится, когда на него наседают. Дорогая, ты помешалась и совсем не оставила в себе загадки, которая его цепляла. Усаги потупила взгляд и заплакала. − Дурочка, а что насчёт Мамору? Она пожала плечами: − Наверное, я вышла за него, потому что он нравился моей маме, или нет… Я запуталась. Боюсь представить, что он подумает, если…? − Слушай, − Мако выдержала паузу. − Много паришься о других. Что подумает Сейя, что подумает Мамору… Усаги, мой совет: займись собой. Стань личностью, а не размазнёй. Хочешь Сейю? Не трогай его, заблокируй везде, чтобы не видеть. Если ты ему нужна, напряжётся. Хочешь Мамору? Не нагнетай обстановку, используй время расставания с умом: разберись в себе. Хочешь обоих? Договаривайся о тройничке, подруга, − она весело толкнула Усаги, но та не заценила шутку, − Кстати, я говорила, что занялась выпечкой? Мне как раз нужна помощница в цех… − А если Сейя сам позвонит? − пролепетала Джиба себе под нос. Мако поджала губы: − Ладно, я напишу, как с ним общаться, если согласишься мне помогать с тортиками.