You know nothing

POV Андрей Яна ушла в комнату, и я остался один на один с братом, что сидел напротив меня в кресле, закатив рукава рубашки до локтей. Рука нещадно болела, повязку хотелось разорвать, но я старался держать себя в руках. — Ну так что? — начал я, нарушив молчание. — Во-первых, нужны твои подписи на некоторых документах, — я кивнул. — Во-вторых, люди считают меня слабым главой кампании. Нет, я, конечно, не отец. Он был таким властным и сильным лидером, что после его смерти конкуренты не видят совершенно никаких границ. Они хотят получить наш бизнес и, как ты мог заметить, — Дима указал на мою руку, — все вполне серьёзно. Ещё Яна твоя как раз. Они думают, что через неё смогут манипулировать нами, получить выгоду. Вообще-то, они правы в некотором роде, она известная личность, но они ведь думают, что она тесно, — я закатил глаза, — связана с тобой, следовательно с кампанией тоже. — И что же с этим делать? — Как бы мне ни было трудно сейчас это говорить, но ты должен стать вице-президентом кампании, — сказал он и захрустел костяшками пальцев. — Подожди-подожди, не ты ли говорил мне о том, что я останусь без всего? — Не выводи меня из себя, хорошо? Плана действий пока нет, но впредь держи себя в руках и не допускай того, что произошло сегодня. Завтра в офис явись, будь добр. Яну тоже возьми, нельзя оставлять её без присмотра. — Я согласен, что она психопатка, — усмехнулся я. — Не хуже тебя уж точно, — он слегка улыбнулся и, похлопав меня по здоровому плечу, попрощался и ушёл.        Черт, и когда же все закончится? Не вечно же мне жить с этой сумасшедшей истеричкой. Я включил телевизор и заметил, что Кудрявцева вышла из комнаты и пошла на кухню, даже не взглянув на меня. И как это называется? Сначала: «Ой, а ты не заболел?», а теперь полное безразличие! Все девушки, как девушки, а эта, конечно, особый случай. — Кудрявцева, сделай мне кофе, — попросил я. — Встань и сделай, — фыркнула она, подойдя ко мне с чашкой чая в руках. — Чай будешь? — Ладно, сойдёт, — я махнул рукой и повернулся обратно к экрану телевизора.        И тут почувствовал, как весь чай растекается прямо по мне, обжигая кожу. Эта чокнутая облила меня! — Приятного чаепития, — она поставила чашку на столик передо мной, ухмыльнувшись мне. — Дура тупая, — обиженно заявил я. — Ненормальная, на голову двинутая. — Повтори, — она встала передо мной, сложив руки на груди. — Я сказал, — поднялся с дивана, возвышаясь над ней всего сантиметров на пять. — Что ты тупая дура. Ненормальная. Двинутая на голову, — я стоял вплотную к ней, ощущая её дыхание.        Мы молчали, я смотрел в бездонные, холодные голубые глаза. Кажется, я понял, о чем говорят в книгах и фильмах: я и вправду ощутил то, как тону, не сопротивляясь, я решительно шёл ко дну. Я приблизился к ней так, что почти касался её губ. — Я хотела сказать, что завтра у меня самолёт, — вдруг сказала она. — Чего? — я удивился и, естественно, не собирался её отпускать. — Тебе придётся отменить рейс, потому что это небезопасно. Тебе сегодня мало было? — Но я обещала подруге, — она вела себя совершенно по-детски, хмуря брови и глядя на меня исподлобья. — Кудрявцева, скажи мне пожалуйста, тебе действительно совсем не страшно? Ты не осознаешь всего, да? — я в отчаянии провёл рукой по лицу. — Тебе придётся остаться здесь. — Да кому я нужна? Стреляли в тебя, — она насупилась. — Вообще-то в тебя. Ты правда не понимаешь, кто ты? Ты ведь не обычная никому неизвестная девушка. — Я… я хочу жить обычной жизнью. Хочу, чтобы все было хорошо, — её голос задрожал, и она, беспомощно смотря по сторонам, попятилась. — Я хочу боятся стоматолога, а не того, что мне в любой момент могут пустить пулю в сердце, — её глаза наполнились слезами, что оставляли влажные дорожки на её щеках, а оттенок глаз стал таким ярким, словно это было небо летнего солнечного дня. Яна оперлась на стену, а я не знал, что сказать. «Яна, прости, что так вышло» или «Все будет хорошо»? Что за банальности!        Посмотрев минуты две на то, как она беззвучно плачет, я подошёл к ней и заключил в объятия. По-настоящему больно было видеть то, как ломается что-то внутри сильного человека.       Кудрявцева с силой сжала ткань моей футболки, а я кончиками пальцев чувствовал, как она дрожит. Разве она заслужила это все? Я, конечно, ни черта о ней не знаю, кроме того, что на тумбочке рядом с кроватью лежит её олимпийская медаль в изящной коробочке, но я не думаю, что, проведя всю свою жизнь в спортивном зале, она успела совершить что-то настолько ужасное. — Ян, я могу поговорить с твоей подругой, — она успокоилась и отстранилась от меня, стирая слезы со щёк. — Не надо, — сказала она неожиданно твёрдым голос. — Тебе придётся завтра поехать со мной в офис, — я посмотрел на неё, ожидая чего угодно: криков, возмещений, удара, истерики, но она просто пожала плечами и кивнула.       Утром Яна разбудила меня в десять утра. Сама она уже была готова. Я окинул её взглядом: чёрные джинсы, такого же цвета худи и резко контрастирующие белокурые волосы, что небрежно лежали на плечах. — Быстрее, окей? — поторопила она меня и вышла из комнаты, даже не хлопнув дверью.       Машина остановилась у стеклянного небоскрёба, отражающего серое небо Санкт-Петербурга. Охрана окружила нас с Яной со всех сторон, а мы шли плечом к плечу. Поднявшись практически на самый верх, мы переглянулись и я зашёл в кабинет Димы, ухватив Кудрявцеву за руку. — Привет, супер странная парочка, — сказал он, на что Яна фыркнула, стягивая с себя куртку. Господи, только не кинь её ему в лицо. — Привет, супер деловой идиот, — то, что она сказала, было немногим лучше, чем если бы она все-таки кинула бы в него куртку. — Где ты только взял такую? — он посмотрел на меня. — Ладно, перейдём к делу, — он встал, и начал искать что-то на другом столе. — Здесь нужно подписать несколько документов и ещё кое-что оформить… — он начал разъяснять мне все, в то время как Кудрявцева плюхнулась в его кресло и залипла в телефон.        После оформления всех бумаг я почувствовал некоторую радость: теперь я официально стал вице-президентом кампании, а значит хорошее будущее и деньги мне фактически обеспечены. — Остаётся дать несколько интервью и сделать пару заявлений, — сказал Дима, складывая бумаги в папку.       Яна поднялась с места, и мы вышли, направляясь к лифту. Кудрявцева что-то ворчала себе под нос, недовольно оборачиваясь на меня через плечо, а я самодовольно улыбался ей: какая она забавная все-таки.       Мы сели в машину на заднее сидение. От того, как она меня смотрела, у меня забегали мурашки. Ясно было одно — она злилась. — Яна, на что ты сердишься? — спросил я, хмурясь. — На тебя, — она солгала. Я точно увидел в её глазах, что она была недовольна своей слабостью, тем, что показала кому-то свои эмоции. Кудрявцева явно не из тех, кто слепо верит людям и отличается открытостью и дружелюбием. Но я ещё узнаю, что скрывается за маской грубости и стервозности. Откуда я мог это знать? Я такой же.