***
Коноха вновь погрязла в суматохе. Страшный и непонятный инцидент произошел на свадьбе главы клана Учиха. На сестру Хаширамы напали прямо к концу торжества, когда довольные жизнью гости должны были расходиться по домам, а новобрачные провести ночь вместе. Но жениха обнаружили не в брачных покоях с молодой супругой, а на берегу озера с химе Сенджу на руках в окружении еще не остывших тел. Картина оказалась столь яркой, что у многих не нашлось слов, чтобы описать ее. Все считали Мадару ненормальным и диким, от него можно ожидать, чего угодно. Да и убийце своего брата он рано или поздно отомстил бы. Только момент выжидал… Первым шум поднял Шимура Масаши, обвинив Мадару в покушении на его невесту. На обличительный вопль прибежали и остальные. Учиха криво улыбался и с пониманием смотрел на собравшуюся толпу, не удивляясь тому, что они так скоро ополчились против него, не став даже пытаться разобраться в происходящем. Обступили и глазели на него со смесью ненависти и страха, потому и не напали до сих пор. — Ее отравили, а вы не даете мне пройти, — процедил Мадара, когда Тобирама в его руках надсадно закашляла, едва не захлебнувшись собственной кровью, но так и не пришла в себя. И мелко задрожала от холода и начавшейся лихорадки. — Сестра! — И Хаширама подоспел, прорезая толпу, словно нож масло. Нечитаемый ужас отразился на его лице и искреннее переживание за дорогого человека. Он буквально вырвал Тобираму из рук Мадары, упал на колени и, придерживая голову сестры широкой ладонью, пальцем разлепил веки, быстро нащупал пульс и проверил нёбо и десны. Еще не поздно. Сенджу проникновенно взглянул в невозмутимое лицо друга, не веря, что тот виновен, и в глазах Учихи нашел подтверждение своим надеждам. Он слабо улыбнулся и быстро подскочил, подхватив Тобираму, и умчался, по пути раздавая указания, оставив Мадару один на один с осуждением и недоверием окружающих. Мито и здесь явилась вовремя. — Запечатайте тела, пока мы не проведем полное расследование, — распорядилась она и воины Сенджу и Узумаки принялись за дело. Поймав выжидающий взгляд Мадары, она вскинула подбородок и спрятала руки в длинных рукавах кимоно. — Тебя ждет жена, — хитро прищурилась, вспомнив прошлую обиду. Учиха скривился, но теперь не решился соревноваться с Узумаки в острословии, чувствуя, как десятки взглядов вонзились ему в спину. Понимал, что любое слово может обернуться против него. Сжал челюсть и молча ушел, стараясь смотреть прямо перед собой. — Вы так просто отпустите его? — взвился Масаши, явно рассчитывающий на то, что Мадару скрутят и посадят под замок, но Мито выжидающе посмотрела на Шимуру, скорее желая предать этой участи и его самого. Но все же ответила: — Мой муж доверяет ему, а я не смею подвергать его волю сомнению. И в этот раз роль покорной жены была исполнена замечательно. Собравшиеся хоть и шумели, но уже тише. Члены клана Узумаки начали запечатывать тела, но отчего-то не торопились перед этим их осматривать. Сенджу исследовали берега озера, пытаясь найти что-нибудь еще, какие-нибудь подсказки, которые дополнили картину. Но пока было глухо. Подозреваемый — Мадара, пострадавшая — Тобирама. И если химе придет в себя, то, возможно, расскажет, что произошло на самом деле.***
Жена и правда ждала. Аканэиро сидела на высокой кровати с темно-красным расписным балдахином. Лицо ее все так же скрывала вуаль, пальцы беспокойно мяли вышивку на свадебном наряде. Когда он вошел в комнату, усыпанную цветочными лепестками и наполненную тошнотворным ароматом благовоний, Аканэ испуганно дернулась и повернулась в его сторону. Замерла, как будто не верила, что Мадара действительно пришел. Учиха молча прошел мимо стола с нетронутыми сладостями, всем существом ощущая ее выжидающий взгляд, следящий за каждым его движением. Она, словно домашняя зверушка, ждала невербальный приказ хозяина, который дал бы ей понять, как действовать. Но Мадаре было все равно на традиции, на правила, он торопился как можно быстрее смыть с ладоней кровь Тобирамы, которая, казалось, въелась в кожу. Интересно, так же остервенело она оттирала руки, когда убила Изуну? Так же ей мерещилось, что стереть ее невозможно? С чего он вообще бросился ее спасать? Сдохла бы и не напоминала больше о том, что когда-то сотворила. И Хаширама тогда окончательно понял бы, что на самом деле чувствовал Мадара, оказавшись один, без семьи. Наверное, поэтому он химе и спас, чтобы глупый и слишком добрый друг никогда не познал этого чувства душевного одиночества. Каким бы раздражающим Хаширама не был, но он не заслуживал того, чтобы так страдать. Но кому понадобилось устранять Тобираму? Неужели она настолько мешала, что напасть решили прямо во время шумихи из-за его свадьбы. И кому это выгодно? Всем тем, кто был против того, чтобы в управлении Конохой хоть как-то участвовала женщина. Но тогда бы дождались, пока она не выйдет замуж. Мадара усиленно размышлял над этим, не видя, что вода в серебряном тазу окрасилась в розовый. И не почувствовал, как Аканэиро все-таки переборола себя и подошла к нему. Из широких рукавов она вытащила белый платок и, смочив его в воде, осторожно провела по лбу и щекам Мадары, стирая пыль, пот и пятна крови. Учиха косо на нее посмотрел, но возражать не стал. Он слышал ее прерывистое дыхание и видел, как едва заметно подрагивали ее пальцы, спускаясь с его с скул до шеи. Почувствовал, как юркие капли скатились за шиворот. — Присядь, муж мой, — голос подчинялся ей вернее и звучал ровно, словно она заранее приучала себя к произношению этих непривычных для Мадары фраз. И он позволил усадить себя на кровать, чуть ссутулив спину, наблюдая за ней из-под упавших на глаза длинных спутанных волос. Аканэ, неловко семеня в свадебных одеждах, принесла таз и мыло и присела на ступеньку у его ног, аккуратно высвободила ступни одну за одной из запылившихся сандалий. Смочила кожу водой, растерла, тонкими пальцами мягко массируя. Учиха облегченно вздохнул и закрыл глаза. Неужели придется быть с этой женщиной у ног до конца жизни? Брак с ней должен был вернуть ему крупицы доверия клана, а теперь, когда он отбил Тобираму и уничтожил нападавших на нее, в числе которых были и Учихи, то на что надеяться? Все это потеряло первоначальный смысл. Если уж они вздумали действовать у него за спиной, то ничто не помешает им вскоре сместить его. Интересно, кто из глав семей настолько смелый? Мадара вытянул руку и резко сдернул вуаль с лица Аканэиро. Хитрая конструкция, удерживающая ее в сложенных волосах, сломалась, а прическа черной волной рассыпалась по плечам. Несколько заколок звонко упали в таз с мутной водой. Жена подняла голову, глаза с расширенными зрачками смотрели на него с немым вопросом и без страха. Не знала, бояться ей или принимать его жест за благосклонность к ней. «Кукла», — беззлобно подумал Учиха, рассматривая аккуратное личико, черты которого из-за косметики стали еще ярче и искусственнее. Губы только, единственная ожившая деталь в ее облике, дрожали, выдавая внутреннее волнение. И, пожалуй, были бы эти алые губы желанны, если бы он не поднял взгляд выше и не наткнулся на безжизненные обсидиановые глаза, в которых он не мог увидеть ее истинное отношение к нему. Выученная эта забота о нем или искреннее желание ее души? Какова вероятность, что, доверившись ей, он потом не пожалеет об этом? Это уже отдавало каким-то помешательством. За несколько месяцев в Конохе он уже мало походил на прошлого Мадару, стал слишком подозрительным, ожидая подвох буквально с каждой стороны. Ему была омерзительная эта слабая позиция, в которую он позволил загнать себя и способствующие тому обстоятельства. Настоящий, сильный Мадара не сомневался ни в чем, а уж тем более в своих силах. И он ни за что не позволит обвинять себя в том, чего не совершал. Аканэиро возникла у него перед лицом, совсем близко, чтобы можно было почувствовать ее дыхание. Протянула руки, из-за чего длинные рукава опали к локтям и белая кожа запястий оголилась до непозволительного уровня. Мадара почувствовал, как ослаб пояс кимоно и ее руки опустились на ворот, освобождая ключицы и широкую грудь. Он не сдержал вздоха, когда узкие ладони скользнули на спину, утягивая за собой ткань с плеч. Аканэ почти вся склонилась над ним, еще немного и полностью вжалась бы гибким телом. Но держалась какой-то невидимой грани, не позволявший ей вести себя совсем бесстыдно и навязчиво. И не понимала, наверное, почему он до сих пор ничего не предпринял. — Осуждаешь меня? — неожиданно спросил он ее. — Что?.. — заторможенно произнесла она, словно выпав из транса, сплетенного из монотонных движений. И рука ее замерла у него на предплечье. — Я предотвратил покушение на Тобираму-химе. — И не позволил ослабить Хашираму, помог той, которую всю жизнь должен ненавидеть. Точно с ума сошел. Она чуть нахмурилась и склонила голову. — Пусть… — Среди нападавших были Учихи, — Мадара внимательно следил за выражением ее лица. — Их следует наказать за своеволие, — прикусила губу, ладонью нервно огладив перекатывающиеся под кожей литые мускулы. — Я их убил. Ее пальцы вонзились в плоть подобно когтям. Явно не это она ожидала услышать. Знала ли про готовившееся нападение? Или это обычное волнение молодой жены перед первой совместной ночью? — Я не в праве осуждать мужа, — наконец прошептала Аканэиро глухо, сведя брови на переносице. — А если из-за химе Сенджу я убил тех, кого ты знала? — Это ничего не значит. Мадара раздраженно фыркнул и, схватив ее за руку выше локтя, с силой потянул на себя, завалившись спиной на кровать, из-за чего, не ожидавшая такого поворота жена, с тихим сдавленным стоном упала ему на грудь. Длинные черные волосы облепили ее растерянное лицо, когда она попыталась приподняться. Глаза Учихи вспыхнули, когда он увидел эту ее новую эмоцию и, положив ладонь на затылок, притянул еще ближе к себе, грубо впившись в приоткрытые губы. Она замычала, на первых порах инстинктивно пытаясь отпихнуть его, но что-то в ней щелкнуло и упругое тело обмякло, жесткий рот расслабился — она покорно отдалась поцелую, как и следовало идеальной супруге. Мадара разорвал поцелуй так же резко, как и втянул в него. Взгляд его пылал злобой и разочарованием. Только показалось, что мелькнуло в ней что-то настоящее, живое, как она опять загнала все внутрь себя за смиренную маску. Несмотря на напускное спокойствие, грудь Аканэиро судорожно вздымалась, не в силах совладать с волнением. Она незаметно сглотнула и, облизав губы острым язычком, с поцелуями потянулась к его шее, и не заметила, как оказалась вжатой в кровать. Они быстро поменялись местами, и теперь Мадара смотрел на нее сверху-вниз, сощурившись и кривя губы. Кому она будет предана: ему или клану? — Мадара?.. — она осторожно приподнялась на локтях, когда он встал с кровати и, накинув на плечи сброшенное кимоно, тяжелым шагом направился к выходу, ни разу не взглянув в ее сторону. — Ложись спать, — резко отрезал он, раздвигая фусума и скрываясь во внутреннем коридоре.***
Тобирама возвращалась в сознание медленно, урывками, чувствуя иногда прикосновения чужих рук к себе и вкус горьких лекарственных настоев на губах. Инстинктивно она силилась выплюнуть все обратно, но умелый ирьёнин не позволил ей и дальше травиться ядом, пропитавшим каждую клеточку тела. И яд такой вроде бы безобидный, но вступив в реакцию с тем самым вином, которое подавали на свадьбе, он в несколько раз увеличил силу поражения. Повезло, что среди ирьёнинов нашлись те, которые разбирались в этом. Когда Тобирама наконец открыла глаза после беспокойного сна, то в этот раз увидела, что очнулась в привычном мире, а не в лодке с Изуной. Значит, жива. И сможет разобраться с тем, что с ней произошло на самом деле. Сначала мутным взглядом Сенджу рассматривала потолок и пучки трав, подвешенных на тонких, точно паутинки, веревочках. Отчасти аромат трав заглушил тот кислый запах, который витал в воздухе. Этот мерзкий запах желудочного сока и всего того, что съела Тобирама накануне. Сенджу вновь скрутило, но блевать было нечем. Почистили ее знатно. — Тоби… — Кто-то спихнул мокрую тряпку со лба и влажной кожи коснулась горячая ладонь. — Ты как? — Не умерла еще, — прохрипела она севшим голосом, не веря, что он принадлежал ей. Тобирама вяло зашевелилась, пытаясь перевернуться на другой бок, чтобы увидеть говорящего, но острая боль где-то в районе ребер остановила ее на половине пути. Из груди вырвался мученический стон и негромкие ругательства. — Тоби, — ладонь переместилась со лба на пылающую щеку. Ее все еще лихорадило, иначе она нашла бы в себе силы отпихнуть руку брата. Больше некому было смысла возиться с ней и спрашивать о самочувствии. — Тебя отравили сильным ядом. Но ирьёнины помогли и я успел вывести большую часть, лекарства нейтрализуют остальное. Тебе надо отдыхать. Тобирама глубоко вздохнула и прикрыла глаза, пытаясь собрать в кучу мысли, разбежавшиеся по всей черепной коробке. И кому надо было травить ее? Неужели так сильно мешала ее шпионская сеть? Как они вообще узнали про то, что она отправит шпионов в дом Масаши? Может быть, обнаружили ее печати внутри и заподозрили неладное? — Кто это был? — Или предателей следовало искать среди своих людей? — Мы расследуем. Все нападавшие убиты. Когда подняли шум, я нашел тебя на руках у Мадары. Он… спас тебя. — Но сам Сенджу произнес это с едва уловимым сомнением. — Мадара? — Тобирама хрипло рассмеялась, не очень-то веря во внезапный альтруизм Мадары. — Масаши убил моих шпионов, которых я отправила в его дом. Изаму принес какие-то бумаги, в которых говорилось о заговоре. Надо найти их. — Краем глаза она рассмотрела себя и заметила, что ее переодели в легкую светлую юкату, не позволив химе и дальше разлеживаться в окровавленной и разодранной в бою одежде. — Я понимаю, что Масаши-сан тебе неприятен, но это не значит, что нужно подозревать его во всем. Тобирама наконец-то смогла повернуть голову и увидела осунувшееся лицо брата, который наверняка давно сидел рядом с ней. Она настолько отвыкла от его близкого общества, что вся внутренне сжалась. — Я понимаю, что Мадара твой друг, но это не значит, что ему можно беспрекословно верить, — парировала она, силясь приподняться, но в итоге рухнула обратно на постель. — Учитывая, что среди нападавших точно был Учиха — я этот стиль боя ни с чем не перепутаю. — Хорошо, я разберусь, — Хаширама грустно улыбнулся, понимая, к чему клонит сестра. Он помог ей лечь поудобнее, подложив под спину несколько подушек и накрыл одеялом. — Но я все равно все тщательно расследую. Не хочу, чтобы пострадал кто-то невинный. И… Тобирама, — он взял ее руки в свои и сжал их сильнее, когда она попыталась вырваться. — Тобирама! — брат серьезно нахмурился, показывая, что в этот раз не игрался, что теперь им руководило не малодушное желание. — Я хотел извиниться. — За что? — фыркнула она, нахохлившись, как совенок. А сознание услужливо напомнило о том, что она старалась искоренить из памяти. — За что тебе извиняться? Глаза Хаширамы недовольно блеснули, он поджал губы, но все же продолжил: — За то, что натворил тогда, когда… Что сделал тебе больно. Я не хотел потерять тебя, но в итоге поспособствовал обратному. Тобирама, я настолько привык к тому, что ты неотъемлемая часть меня, что и представить не мог, каково это лишиться тебя. Я еще никогда не видел у тебя такого острого и злого взгляда, той обиды, которые проявились после того, как я посмел такое сделать с тобой. — За все то время, что сестра сохраняла дистанцию, он долго и мучительно думал о том, что случилось. Пытался найти себе оправдание, но все-таки понял, что виноват только он один. Повел себя как настоящий эгоист и чуть не лишился любимого человека. И пусть сестра не смогла понять его чувств, он не должен был причинять ей вред. — Настолько дорога, что решил отдать меня тому, кто первым попросит мою руку? — она зло усмехнулась. Стало настолько обидно, что даже последствия отравления отошли на второй план. — Я был расстроен. Думал, что ты поймешь, что никуда от меня не денешься. И Мито потом убедила, что этот брак будет полезен. Ты тоже говорила, что я должен думать о благополучии клана и Конохи. И этот вариант вполне мог принести пользу. Выслушав его попытки оправдаться, Тобирама истерически расхохоталась, содрогаясь всем телом. Впервые ей так хотелось смеяться, до слез, не из-за того, что смешно, а потому что горько: Хаширама — знаменитый шиноби, которого все уважали и боялись, оказался настолько простодушным дурачком, что она удивилась, как он дожил до своих лет. Как не хватало отца, который выбил бы эту блажь из него. Буцума ни за что не допустил того, к чему они пришли. Не было бы этой проклятой Конохи и Учих когда-нибудь победили окончательно. А теперь что — куда они придут с таким главой? — Какой же ты идиот, — вытирая слезы тыльной стороной ладони, выдавила из себя Сенджу, глядя на брата, как на умалишенного. Тот оскорбленно нахмурился, не понимая, почему она так поступает с ним. Он же от чистого сердца извинился. — Я еще никого не видела наивнее тебя, брат. Наверное, наших союзников подкупила именно эта черта в тебе. Когда-нибудь они точно окрутили бы тебя, только я мешаю. Поэтому и решили от меня избавиться. Лицо Хаширамы стало еще темнее, а она продолжила: — А может быть, это Мито хочет от меня избавиться, чтобы не делить со мной ниточки управления тобой? — Что ты несешь?! — не выдержал и вспыхнул Хаширама, подскочив так, что чуть не снес колбочки с готовым лекарством, стоящие возле кровати. — Пытаюсь открыть твои слепые глаза, ты же ведь ничего видеть не хочешь. Для тебя все хорошие, все ради мира стараются, а не из личной выгоды, — ядовито прошипела Тобирама, не думая даже остановиться. Она давно хотела высказаться, пусть резко, пусть неприятно, но когда-то он должен был это услышать. — Это ты видишь во всем только плохое!.. — Но его негодование прервал настойчивый стук в дверь. Он резко обернулся, собираясь обрушить гнев на того, кто посмел их прервать, но, увидел, что это ирьёнин и, вспомнив про состояние сестры, сцепил зубы и отошел в сторону, позволяя высокой немолодой женщине протиснуться между ним и Тобирамой. — Я собираюсь провести полный осмотр, — отчеканила она, намекая на то, что Хашираме следовало уйти. Он зло кивнул и вылетел из комнаты, унеся с собой все невысказанные слова. Наверняка будет ходить из угла в угол и припоминать каждую фразу, чтобы придумать достойные аргументы и привести их ей. Тобирама обмякла в кровати, выдохнув с облегчением. Сердце колотилось, как бешеное, щеки горели. После разговора с братом стало только хуже. Он извинился, но осадок остался такой, что лучше бы и вовсе не говорил этих слов. И что теперь делать, простить его? Родной брат, своя кровь, только наивный и глупый. Как можно оставаться таким мечтателем, имея огромную ответственность за свое детище — Коноху — и такую силу, которая способна уничтожить несколько кланов. Как бы внутри нее все не переворачивалось, не сжималось из-за того, что он воспользовался ей, надеясь сделать жизнь для них лучше, но бросать его она не имела права. Вокруг Хаширамы много жадных до власти людей. Та же Мито и клан Узумаки наверняка используют его из-за силы, чтобы распространить свой авторитет и в других странах. Если еще и родится наследник или наследница с ярко выраженным геномом Узумаки, то их власть станет и вовсе безгранична. Этот брак должен был усилить кровь Сенджу, а не разбавить ее. Шимура хотел больше влияния, женившись на Тобираме, но наверняка не думал о том, что после руки Тобирамы будут связаны — она перешла бы в клан мужа и тогда ее слово ничего бы не значило. Жена несет волю мужа. Вот только… Если Масаши собирался на ней жениться, то почему избавился от ее шпионов? Были ли среди нападавших его люди? И как со всем этим связаны Учихи? Если бы и Мадара был причастен, то не стал бы спасать ее, хотя она до сих пор сомневалась в том, что он способен на такой благородный поступок. Тобирама раздраженно ударила кулаком по постели. Как же много всего, с чем стоило разобраться! Пытаясь успокоить дыхание, она следила за тем, как руки ирьёнина порхали над ней, сканируя каждый участок ее тела, пока внезапно не замерли около пупка. Химе увидела, как что-то промелькнуло на лице женщины, из-за чего внутри все неприятно похолодело. — Что, не выживу? — нетерпеливо спросила Тобирама, готовясь к самому худшему. Может быть, этот сон с Изуной был предзнаменованием о скорой бесславной кончине? Мертвые никогда не приходят просто так. Особенно мертвые враги. — Как часто Вас ранили в живот? — бесцветным голосом промолвила женщина, перемещая светящиеся зеленой чакрой руки еще ниже. — Случалось несколько раз… Однажды чуть не накрутили мои кишки на меч, — скривилась Тобирама, вспоминая тот неприятный день. — И насколько быстро Вы оказывались в руках ирьёнинов? — Когда как… — Сенджу определенно не нравились ее вопросы, но она так и не смогла понять, к чему она ведет. Тобирама никогда не была тем человеком, который первым оказывался под сиянием целебной чакры. Сначала она беспокоилась о брате и о своих воинах, а уже после Хаширама с криком и руганью заставлял ее лечиться и пить те противные отвары. — Хватит! Что вы хотите сказать? — Прошлые повреждения были настолько сильными, что в будущем Вы не сможете выносить ребенка. Либо он родится калекой. Если бы Вы бережнее относились к себе, то все можно было бы исправить, но теперь… Роды могут оказаться смертельными для Вас. Тобирама иронично усмехнулась. Она добилась права сражаться наравне с воинами не для того, чтобы отсиживаться за их спинами и ревностно прикрывать живот. У нее никогда в мыслях не было такой глупости о том, чтобы стать матерью. Какая из нее мать, какие дети? Эта роль определенно не для нее. — Я и не собиралась никогда иметь детей, — она отпихнула от себя руки женщины и внимательно посмотрела на нее. — Когда я смогу выйти отсюда? Я должна узнать, кто меня отравил.