18.04.17, вторник, день
С поездки на море прошло два дня. За это время я успел незаметно для других обитателей дома разведать подходы к нашему временному жилищу, проработать маршрут отступления, едва не зарезать Лео и почти дочитать «Кавалерийский устав РККА» за 1938 год. Не самые большие достижения, но пока хватит и этого. Ситуация с Лео вышла как-то случайно: вчерашней ночью, после того как я немного поупражнялся с шашкой перед сном, меня вдруг посетило сновидение. Я очутился в какой-то странной местности: бесконечная степь, уходящая за горизонт, а позади – узкая полоска реки и невысокие горы, даже, скорее, холмы. Мне снилось, что я скачу галопом на лошади, преследуя каких-то убегающих солдат. Я железно уверен, что это не моё воспоминание. Во-первых, я не умею ездить на лошади. Во-вторых, я никогда не был в степи, особенно такой бескрайней и глухой. Так вот, Лео едва не получил удар шашкой по шее, когда во сне я настиг одного из убегавших и уже достал клинок из ножен. Я успел остановить удар, а Лео отпрыгнуть от меня в другой конец комнаты. После того, как я окончательно проснулся и мы с Лео не торопясь обкашляли этот инцидент, ни у кого претензий не осталось. Только я так до конца и не понял из его объяснений, что он делал, сидя рядом со мной в 5 часов утра. Рекогносцировку местности я провёл одним махом с выбором места к отступлению. Исходя из моих скромных познаний, но богатого практического опыта, к нам не так и просто будет подступиться: Со стороны шоссе открывается широкий обзор из окошка пустующей кладовой. Слишком маленькой, чтобы переселить туда Лео, но достаточной, чтобы я забил это помещение как свою курилку, а также заныкал там радиостанцию для связи с начальством. Со стороны рисового поля за домом тоже пробраться тихо не получится, несмотря на то, в ста метрах от забора уже начинаются заросли кустарника. Взяв от ОЗК* чулки, я попробовал пройти через поле так, чтобы не сильно хлюпать. Вывод – тихо получится только ползком, порядком измазавшись в глине, ростках риса и прочем дерьме. Остается только соседний с поместьем господина Нобуро дом. Но и там ничего смертельного – живут такие же старики, даже собаки нет, которая бы учуяла посторонний запах, ай-яй-яй. Это, конечно, плохо, но кое-какие соображения по защите дома с этой стороны у меня имеются. Я встал с футона, и подошёл к окну нашей с Лео комнаты, которое выходит на внутренний дворик. Какая жалость, что Смирнов не выдал мне хотя бы парочку мин и отобрал все гранаты, в этом старом доме я нашёл бесхозный моток проволоки… – Миша, пошли обедать! – помахала мне из окна своей комнаты Аска. Замечательная мысль, я как раз проголодался. Махнув Лео рукой, я пошёл к туалету, мыть руки. Парень кивнул, но торопиться не стал, что-то дописывая в своём дневнике. Ещё тем вечером, как мы вернулись с пляжа, я разобрался с подключением воды и теперь, чтобы помыться, мне не нужно идти в большой дом. Правда, вода была только холодная, из подземного ключа, так что Лео предпочёл пойти в душ после Аски и Лили. Пфф, неженка. На кухне меня встретила Аска, надевшая фартук и заколовшая волосы наверх. От такого внешнего вида у меня вдруг случился немотивированный прилив нежности, который я всё же попытался скрыть. Вроде бы получилось, и Аска не обратила внимания на мою явно глупую улыбку. Воспоминания о том, что самая добрая воспитательница в моём детском доме убирала волосы точно так же, тоже ушли спустя пару минут. В отличие от неё, Аска не отстала от меня, пока я сам не попросил её положить мне двойную порцию супа-мисо. – Тебе надо кушать больше, а то у тебя кости видно! – наставительно отметила мой мастер, с чем я, в принципе, согласился. Хорошее настроение покинуло кухню на то время, пока обедал господин Нобуро. По его тону, я понял, что он высказал Аске несколько замечаний по поводу супа, которые ей пришлось молча и покорно проглотить. Не знаю, что там этому деду не понравилось, Аска готовит, на мой взгляд, безупречно. Я всё же не стал ей об этом говорить, когда господин Нобуро ушёл. К тому моменту, как я практически доел, к нам присоединились Лили, Лео и тетя Майко, и по кухне вновь пошли разговоры. Только предполагаю, потому что говорили окружающие только на японском, а вмешиваться, пока меня о чём-то не спросят, мне не хочется. Я достал из-за пазухи кипу листочков из кавалерийского устава и под негромкий гул общения вернулся к чтению. В этой части рассказывается о правилах вынимания клинка шашки из ножен – впрочем, как и везде в этом Уставе, все приёмы обращения с амуницией и снаряжением показываются на лошади. – Красивые рисунки, – хмыкнула Аска, наклонившись над моим плечом, – а что это? – Учебное пособие по владению холодным оружием, – ответил я, ткнув пальцем в изображение шашки в руках у всадника. – Тебе и меч выдали для моей защиты? – удивлённо засмеялась Аска. – А лука и стрел у тебя нет? – Сам удивляюсь, но нет, – кивнул я. – В записке было сказано, что это оружие мне выдали для защиты от того «ночного кошмара», помнишь, после пиццерии? – Попробуй это забыть, – хмыкнула Аска, дотронувшись до подбородка, где я заметил у неё едва различимый белёсый шрамик. – Ах да, ты данго будешь? – С удовольствием, – я принял от неё блюдце с двумя палочками десерта. Мне очень понравились японские сладости, особенно тем, что эти десерты «сладкие» только по названию. Пастила, конфетки, те же данго – всё больше почти без сахара, сделанные из рисового теста или какой-то бобовой пасты, которую Аска назвала «анко». И, смеясь, попросила не путать с «унко». Я достал из кармана словарик и попытался поискать это слово. Не получилось, так что либо я невнимательный, либо это какое-то диалектное словечко, присущее говору Аски. Закончив с десертом, я поблагодарил Аску и тётю Майко и пошёл в старый дом. Пока Лео уплетает завтрак за обе щеки, у меня есть немного времени на сеанс радиосвязи со Смирновым. – Докладывайте, приём, – предложил он, когда я вернулся в свою «комнату связи». – Разведка местности произведена, намечены точки отхода при эвакуации… – начал я. На доклад ушло не более двух минут, а под конец я задал давно беспокоящий меня вопрос: – Какими силами предполагается эвакуация в случае серьёзного ЧП, приём? – По ситуации и в зависимости от вашего местонахождения, приём, – ответил Смирнов, – При нынешних условиях, в течение получаса у вашей точки будет группа быстрого реагирования на вертолёте, а если ситуация станет крайне тяжёлой – через три часа в акваторию префектуры зайдёт корвет «Совершенный», приём. Я припомнил, что на этом ракетном корабле, кроме самих ракет, также есть ещё один вертолёт, Ка-27. – Вас смогут поддержать ракетным ударом и эвакуировать на корабль, – подтвердил мои мысли Смирнов, но сразу же обескуражил: – однако, этот вариант рассматривается только как крайне маловероятный. Никто из командования не хочет давать Японии или Штатам шанс уличить нас во вмешательстве в войну, приём. Ага, от варианта таким образом поскорее вернуться домой придётся отказаться, это слишком нереально. – Принял, приём, – ответил я, одновременно услышав, как открылась дверь в дом. – Как продвигается изучение японского языка, приём? – Ко мне как раз идёт преподаватель, конец связи, – я отключил радиостанцию с негромким треском, надеясь, что Аска и Лео, которые сейчас поднимаются по лестнице, не услышали его. *ОЗК — общевойсковой защитный комплект, костюм радиационной, химической и биологической защиты. Наверняка знаком читателю по кабинетам ОБЖ в школе: зелёный плащ и противогаз – это как раз части ОЗК, в комплект к которым идут ещё прорезиненные перчатки и чулки-сапоги. *** Я нашла Мишу почему-то в кладовке, сидящим возле маленького окошка, выходящего дорогу. Сначала я не поняла, что он тут делает, но принюхавшись, мне всё стало ясно. Чуть ли не пинками выгнав его оттуда, я усадила Мишу за котацу в его с Лео комнате и мы приступили к ещё одному изнурительному уроку японского. Единственной изнурительной частью этого занятия является его продолжительность – Миша настоял, чтобы я с ним занималась не меньше четырёх часов. Почти без перерывов – но тут нас здорово выручил Лео, который по первому слову приносил нам прохладительные напитки и чего-нибудь на перекус. Жаловаться на Мишу, как на ученика в этом плане, мне тоже не пришлось – я даже завидую тому, какими темпами он учится. Уже на первом занятии он основательно заучил счёт вплоть до тысячи и выучил пару десятков ключевых слов: приветствия, прощания, несколько местоимений и даже составил простенькое предложение – «Аска, пойдём скорее ужинать». В целом, эти два дня мы так и занимались – после обеда и до ужина, делая небольшие перерывы на то, чтобы размять ноги. На второй день Миша взялся заучить наизусть хирагану и катакану, а также их сочетания. На мои сомнения он только ответил, что готов завтра же (то есть, сегодня) рассказать мне наизусть и переписать все символы. И пока у него всё отлично получается: – Пжалста, – забавно исковеркав слово, Миша передал мне листок с двумя последовательно записанными алфавитами. На проверку я потратила не больше четырёх минут, хотя проверяла все символы очень тщательно. Да уж, это не заучивание наизусть в той манере, как я в школе стихи учу, Миша действительно запомнил и хирагану, и катакану на совесть, сделав не более трёх ошибок в начертании в каждом из алфавитов. – Вот, здесь, здесь и вот тут, – указала я ему на помарки. – Ладно, – совершенно не расстроившись ответил Миша, открыв новую страничку в тетрадке и быстро разлиновав её. – Попрактикуюсь в правильном начертании тогда. Мне оставалось только смотреть, как Миша повторяет каждый из символов, в котором он допустил помарку, раз по двадцать пять. Тут он угадал, это лучший способ запомнить, как правильно пишутся символы каны. – Скажи, а если я буду писать текст только этими символами, меня поймут японцы? – не отрываясь от работы над ошибками спросил Миша. – Конечно, только подумают, что ты первоклашка, – улыбнулась я. – Дети в начальной школе учат сначала хирагану, потом катакану, а потом уже кандзи. Это те китайские иероглифы, о которых мы с тобой вчера говорили. – Несущественно, короче говоря, – кивнул Миша, закончив переписывать последний символ. – Так, что у нас дальше? – Смотри, – я пододвинула к нему листочек, на котором до этого написала строчку на катакане. – Попробуй прочитать. Миша поднял листок и вгляделся в надпись, шевеля губами. Он почесал щёку и выдал: – Тут написано «и-ву-ре-фу ми-хай-ру», а что это означает? – Это твоё имя, записанное на японском языке, – опять улыбнулась я. Миша недоуменно перечитал эту строчку, сверился с тем листком, на котором он записал алфавит катаканы, кивнул, а затем что-то написал снизу от моей надписи. – Вот так, и лучше, и проще, – протянул он мне листок обратно. Я глянула на его строчку: «Ми-ша». Какой умница, я показала ему большой палец. Затем Миша взял листочек и написал ещё одну строчку, я повернула голову и… – Не-не-не, моё имя так не пишется, давай покажу, – я взяла у него листочек и написала правильно. – Вот, смотри. Японские имена не записываются катаканой. – Это ведь канзди, верно? – хмыкнул Миша, глянув на моё имя. – Без них, получается, никуда? – Ну… – задумалась я, – знаков пятьсот-семьсот очень полезно было бы знать. Понимаешь, мне сложно оценить, трудно ли будет тебе их запомнить, мы ведь учим их с детства. – Да нет, совсем не трудно, когда-то мне приходилось запоминать наизусть вплоть до десятка страниц текста, а потом рассказывать содержание с точностью до буквы, – явно безо всякого бахвальства ответил Миша. – Я имею ввиду правила и инструкции в армии. – Наверное, поэтому тебе японский так легко даётся, – едва удерживая зависть вздохнула я. – Нет, – улыбнулся Миша, – это потому, что мне пришлось выучить раньше ещё несколько языков. Первые пять тяжело – остальные нормально, – он засмеялся, как будто это была шутка. Ну, это ещё куда не шло. Эти два дня пришлось просидеть дома, потому что после купания и памятных посиделок у костра на Нашем Пляже, уже на следующий день зарядил сильный ливень. И хоть до сезона дождей ещё целый месяц, мрачные тучки на небе не давали мне никакой гарантии того, что мы поедем купаться. Так что мы с Мишей решили приналечь на учёбу. Тоже мне каникулы, блин. Ладно хоть Лили не сильно доставала меня с французским, ей было более интересно сидеть в телефоне дни напролёт, что-то там продавая и покупая в странном приложении с красными и зелёными столбиками на экране телефона. От её «это называется трейдинг, я пытаюсь заработать денег» понятнее мне не стало. Так что единственным способом не скучать оставалось учить Мишу японскому языку. Была идея вернуться к занятиям по рукопашному бою, но мой ученик всё ещё заметно хромает. Получил удар ножом в бедро и даже не просит меня помочь сделать перевязку! Показывать мне рану Миша наотрез отказался. – Казама-сан, вот лимонад, как вы просили, – в комнату зашёл Лео и поставил на столик поднос с тремя большими стаканами. Я поблагодарила парня и мельком глянула на часы, «16:34». В окне комнаты Миши и Лео я вижу, как тучки на небе то сходятся, наливаясь тяжёлым серым цветом, то расходятся, открывая дорогу редким солнечным лучам. На море мы сегодня тоже вряд ли поедем, эх… Закончив с каной, Миша достал свой разговорник и продолжил заучивать слова. Со стороны, то есть, на взгляд Лео, который остался сидеть с нами, всё это выглядит наверняка очень забавно: у нас получилась мешанина трех языков – русские слова в переводе на японский мне пришлось объяснять через английский язык. Вроде бы получается, но и здесь возникли некоторые трудности: – Нет, ты правильно понял, слово «сумка» так и звучит, – не поняла я его веселья. – По-русски это слово будет означать дикую свинью, как там было… – Миша на секунду завис, вспоминая: – ну да, «кабан». – Ладно, а здесь что смешного? – я ткнула пальцем в слово «суд». – Sabaki, – совсем не по-японски произнёс Миша, – звучит как «собаки» на русском. Или вот, слово «гора» – ya-ma. По-русски это означает совсем противоположное, – продолжая смеяться, сказал мой ученик. – Дай угадаю – провал, яма, дыра в земле? – улыбнулась я в ответ, только сейчас заметив, что я настолько близко подвинулась к Мише, что почти лежу у него на плече. – Правильно, – ответил Миша, глядя мне в глаза и чуть прикрыв свои. Стараясь делать это без резких движений, я отодвинулась от своего ученика и сама села как примерная ученица. Сбоку от него, просто потому, что так удобнее ему объяснять. С другого бока послышалось недовольное сопение. Я повернула голову, заметив, что Лео резко отвел взгляд, напоследок шмыгнув носом. Ага, значит, тогда на пристани мне не показалось, и Лео тоже во все глаза пялился на обнажённый торс Миши. «Тоже», в смысле, как и Лили, да. Ох, Миша, да ты в опасности… *** Японским мы занимались до ужина. Язык дается мне довольно тяжело, но с помощью Аски и её подсказок, сегодня я смог выучить ещё около сотни самых нужных слов и попрактиковался в написании простейших предложений. Ещё меня живо заинтересовали эти суффиксы, которые японцы приставляют к именам окружающих. Со второй попытки я понял, что «Михайру-сан», как меня называет папа Аски, это не дополнительное коверкание моего имени, а всего лишь уважительная форма обращения, о как! Как если бы господин Каташи (или, тогда уж, Каташи-сан) называл меня по-русски «Михаил Алексеевич». Ну, если бы сумел, опять же… Запомнить остальные суффиксы мне не составило никакого труда. Я просто раскидал их по именам знакомых мне людей: Лео-кун – знакомый, равный мне по положению (ну, типа) человек, перед которым не надо лебезить. И хотя обычно это парень, Аска добавила, что так ещё в школе учителя обращаются к ученикам любого пола. Лили-тян – знакомый, близкий человек, но младше меня и ни в коем случае не парень. После мясорубки в караоке «Лили-тян» всё же стала мне «близким» человеком, хотя от такого обращения мне срочно захотелось почистить зубы – во рту появился привкус чего-то приторно сладкого и розового. Нобуро-сама – почтенный человек, проще говоря – «господин». Я без дураков отношусь с почтением к этому старику, хотя бы за его невероятный возраст. Вдобавок, он мне пока и слова худого не сказал, как и, в принципе, никакого другого слова. Смирнов-доно и Полковник-доно – старший по званию, обычно – офицер, тут всё очень просто. А ещё – родственник моего «господина». Дядя Садао и тётя Майко подходят под этот суффикс, однако Нобуро-сама мне вовсе не «господин». Так что побудут с суффиксом «сан». А вот с Аской так просто не получилось. Я сначала назвал её «Аска-тян», но мгновенно увидел кулак у своего носа. Называть её «Аска-сан» (как делает Лео) я отказался, перебьётся. Так что у меня осталось всего два варианта: «сэмпай» или «сэнсэй». И если со вторым всё понятно, я и без книжки знаю, что это слово означает «учитель», то первое Аске пришлось мне объяснить. – Понимаешь, у нас, в Японии, существует такая система отношений между людьми, «сэмпай» и «кохай», – как всегда активно жестикулируя, начала Аска. – Первый – это старший товарищ, тот, кто занимается каким-то делом дольше или больше знает. Второй – как бы младший товарищ, менее опытный. Я ведь понятно объясняю? – Вполне, – кивнул я. – Вот и получается, – довольно улыбаясь, продолжила Аска, – что я твой «сэмпай», так как занимаюсь дайто-рю айки-дзюдзюцу гораздо дольше тебя. То есть, «Аска-сэмпай». Она улыбнулась ещё самодовольнее. – С другой стороны, ты – мой учитель в этом боевом искусстве, – возразил я, – и именно ты, а не Каташи-сан. Он сам мне об этом несколько раз говорил, так что, – я указал пальцем в сторону своего непосредственного мастера, – ты – «Аска-сэнсэй». Самодовольства на её лице не убавилось, однако к нему прибавились покрасневшие щёки и уши. – Будь по-твоему, «Михайру-кун»! – согласилась Аска после некоторых раздумий, всё ещё сияя от гордости. Я не возражал. В конце концов, мы говорим по-английски большую часть времени, и я не строю иллюзий о том, что смогу за оставшиеся пару недель начать ровно разговаривать на японском. Для сравнения, арабский я освоил за год – по существу, только к моменту боёв за Мухарду, да и то благодаря… Сердце кольнуло, и я непроизвольно вздохнул. Эти воспоминания как нельзя не вовремя стали проявляться у меня в памяти, и я сильно подозреваю, что и во снах тоже. Но я больше никогда не смогу произнести это… ай, ну к чёрту, к дьяволу эти воспоминания! Все воспоминания к чёрту, от них только бешенство и желание утопиться в водке. – Эй, ну ты чего? Можешь меня не называть ни «сэмпаем», ни «сэнсэем», глупости всё это! – замахала руками Аска, неправильно поняв мои вздохи. Меня выручил живот, отчётливо заурчавший на всю комнату. Аска и Лео засмеялись, и мы решили, что на сегодня японского хватит. Я встал, потянулся, захрустев костями. Аска вставала изможденно, Лео даже пришлось подать ей руку. Где-то минуту пришлось подождать, пока Аска, охая и ахая, маленькими шажками пыталась разогнать кровь в отсиженных ногах. В результате, она споткнулась о стойку с шашкой и та со звоном упала на татами. – Ой, я сейчас подниму, извини, – Аска присела и протянула правую руку к шашке. – ААААА! От вопля Аски я аж подпрыгнул на месте, не говоря уже про уши, которые заложило наглухо. Да что там случилось?! Я пригляделся и… На татами мелкими кляксами растекается кровь. Она течет с ладони Аски, на которую мой мастер остервенело дует. Ох, блин, вот дура! – Ты на кой хрен схватилась за лезвие, а?! – всё ещё в лёгком обалдении от этого вопля я пнул шашку подальше и рывком подтянул к себе рюкзак. – В детстве не рассказывали, что острые вещи надо брать за ручку?! – Так я за рукоятку и взяла, твой меч вообще в ножнах! – обиженно шмыгнула носом Аска, указав здоровой рукой на шашку. – Потом разберёмся, – раздражённо проворчал я, достав из аптечки бинт, йод и перекись водорода. – Дай сюда свою руку. Против ожидания, Аска подчинилась и протянула мне ладонь. Так, порез совсем не глубокий, но длинный, через всю ладонь – от мизинца, до того места, где ладонь переходит в запястье. Вены не задеты, для артерии порез, опять же не глубокий – спрашивается, и зачем так орать? – Могу я вам чем-нибудь помочь? – рядом присел Лео. Надо отдать ему должное, он не стал метаться из стороны в сторону, а просто застыл, тоже оглушённый воплем Аски. Молодец. – Да, достань из аптечки вату и ушные палочки, – я отвинтил крышку бутылочки с перекисью. Лить её прямо на порез, как поступил бы с самим собой, я всё же не стал – приятного в этом мало, а от ещё одного вопля Аски у нас стёкла лопнут. Смочив плотный кусочек ваты в перекиси, я провёл им по краям пореза, заодно стерев кровь. Капельки перекиси зашипели, растворяясь и обеззараживая порез. – Теперь сиди смирно, будет немного жечь, – я убрал перекись и взял из рук предусмотрительного Лео ушную палочку, смоченную в йоде. – А что это, заживляющее что-то? – с опаской спросила Аска. – Сюрприз, – буркнул я и предупредил: – Будешь дёргаться, и я тебе на лбу напишу какое-нибудь ругательство. – Так мы же ещё их с тобой не учили! – удивилась Аска. – Я взял это на домашнее задание, – хмыкнул я, довольный тем, что Аска перестала дёргаться. Все прошло быстро и безболезненно, хотя Аска едва слышно зашипела, когда я провёл йодом вдоль одного из краев пореза. Вроде бы в детстве положено было дуть на место, которое мажут йодом, но Аска и сама прекрасно справилась. Закончив с йодом, я перевязал ей ладонь, оставив свободными все пальцы, кроме мизинца. – Спасибо, доктор-сан, – специально для меня, медленно сказала Аска по-японски, но потом чуть надулась и продолжила по-английски: – А где мое заслуженное «молодец, что потерпела»? – Sasuga wa, Аска-сэнсэй, – кивнул я, убирая аптечку в рюкзак. Вроде бы именно так звучит «Как и ожидалось от вас, …». Судя по улыбке моего мастера – я сказал всё правильно, да и за похвалу сошло. Я осторожно дотронулся рукой до рукоятки шашки, которая действительно оказалась в ножнах. Потом взялся крепче – но ни порезов, ни жара, на который пожаловалась Аска, я не ощутил. Тоже самое отметил Лео. Мистика какая-то. *** – Если ты ещё не придумал имя своему мечу, назови его «Злюка», – заявила я Мише, когда мы вышли на улицу. – Я и не собирался, – пожал плечами Миша. – У нас в России нет традиции давать личному оружию имена. – Почему? – удивилась я. – Разве у тех твои жутких ножей с пилами, которые ты прятал за поясом и на запястье, не было имён? – Это ведь были не мои личные вещи, – отрицательно покачал головой Миша. – Помнишь шутку, про то, как надо держать автомат во время ядерной войны? – Ту, не смешную, где автомат надо держать подальше от сапог, чтобы на них металл не капал? – Ага, у этой шутки есть другой вариант: при ядерном взрыве автомат нужно укрыть своим телом, чтобы он не расплавился. Когда мы зашли в дом и переобулись в тапочки, Миша продолжил: – Смысл тут не в безразличии к человеческим потерям, а в том, что не нужно привязываться к оружию и давать ему имена, это всего лишь вещь – хоть и очень ценная. – И как у тебя с овладением этой «вещью», получается? – спросила я. Миша меня не убедил, и я всё же решила хотя бы про себя называть его меч «Злюкой». Он и выглядит также – потрёпанный, давно не полированный и местами тронутый ржавчиной. – Наверное, – опять пожал плечами Миша и даже поскрёб уже три дня не бритую щёку. – Но инструкцию к shashka я уже прочитал. Этот жест, как я уже запомнила, означает, что Миша либо сильно сомневается, либо очень глубоко задумался. А шипящим словом он, видимо называет свой меч. Ну, и чем не имя? Ничуть не хуже, чем «Злюка» – такое же злобное. Разговор пришлось прервать на время ужина. В отличие от обеда и завтрака, на ужине Нобуро-сама никуда не торопится с приёмом пищи. Иными словами то, как он ест, описать не получится – движения выверены, точны, без дрожи и даже с грацией. Я так драться врукопашную едва научилась, а до такого уровня этикета за столом мне ой как далеко. Да к тому же Нобуро-сама не отказал себе в удовольствии почитать после еды газету, что-то из прочитанных новостей вполголоса обсуждая с дядей Садао. Судя по кислому лицу Лили, её сильно тяготит такой ужин. Эх, я её прекрасно понимаю, тоже кусок в горло не лезет. Мише и Лео куда проще – наверное, потому, что они привычны к проявлению подчинения, хотя бы внешнего. У меня дома всё куда проще. Когда мой гнетущий дальний родственник покинул кухню, я смогла нормально поесть, а за карри с диким рисом ко мне вернулось и настроение. Тётя Майко готовит вкусно, так что я не удержалась и попросила добавки. Впрочем, не только я – из нашей компании, от второй порции отказалась только Лили, сказав, что ей «надо следить за фигурой, а то всё слишком вкусно». Вот блин, и отказалась, и никого не обидела, мне бы так уметь. После ужина, я вернулась к теме владения мечом: – Миша, а ты знаешь, что дядя Садао раньше руководил додзё кэндо? То есть, додзё, в котором обучают владению мечом. – Догадался, – поднял бровь Миша, – а почему «раньше»? – Очень мало учеников и очень большая плата за членство в организации, – ответил за меня дядя, и обратился ко мне уже на японском: – А у вас как с этим, Аска-кун? – Пока держимся на плаву, папа даже сумел раздобыть денег на ремонт, – ответила я, может быть, чересчур оптимистично. Дополнительной рекламы нам Миша, как сначала рассчитывал папа, не сделал, хотя не каждое додзё в Осаке может похвастаться учениками-иностранцами. Больше всего людей (в основном, парней) к нам пришло после моего участие в пятом Турнире «Железного кулака». Правда, половина из них оказались какими-то криповыми, и им «пришлось» уйти. Миша всё же не догадался попросить дядю Садао, поэтому это сделала я: – А не могли бы научить Мишу нескольким техникам владения мечом? – спросила я дядю по-английски. – Не бесплатно, конечно! – Вы носите на службе меч? – удивлённо спросил дядя Мишу. Странный вопрос, но почему-то Миша поддержал эту «легенду»: – Да, как часть парадной формы, только это скорее не меч, а сабля, – ответил Миша, с недоумением глянув на меня. Я подмигнула ему, типа, «позже объясню». Миша понял. – Это не будет проблемой, – воодушевлённо заявил дядя Садао, – я преподаю, в первую очередь, иайдо, это техники быстрого извлечения оружия и превентивного удара. – О, это очень интересно, – подвинулся ближе Миша, – не то, чтобы я планирую кого-то убивать холодным оружием, но хотелось бы уметь пользоваться тем, что будет висеть у меня на поясе. Дядя Садао немного побледнел на слове «убивать», но вскоре они с Мишей нашли общий язык и стали обсуждать детали обучения. Вот и здорово, а то от ежедневных четырёхчасовых занятий японским с Мишей я скоро взвою. Нет, он – прекрасный ученик, как в смысле занятий рукопашным боем, так и в изучении языка, но… Спустя почти неделю без тренировочных схваток я поняла, что скучаю по нашим с Мишей занятиям, особенно в полном контакте. Лицом к лицу, спина к спине, отрабатывая новые для него техники и удары, показывая правильные захваты и выбираясь из его железной хватки. Заниматься японским – откровенно говоря – скучно, хотя я этого Мише, конечно же, не скажу. Он ведь попросил меня о помощи, а это главное. Вот бы совместить эти занятия, тогда и совсем не скучно будет. А занятия мечом не должны никак потревожить рану на ноге Миши. Из того, что я поняла про эту рану – Миша получил довольно глубокий удар ножом в бедро, но ему вовремя промыли и зашили ногу. Сегодня мой ученик почти не хромает, и это хороший знак! Сам он, кстати, обработал мне руку очень хорошо, совсем не больно. Я ещё раз оглядела то, как он перебинтовал мне ладонь: на тыльной стороне я заметила крохотный бантик. Как мило… – Извини, Аска, нам придётся сократить наши совместные занятия японским придётся немного сократить, – покачал головой Миша, – у твоего дяди довольно жёсткий график. – И правда, – стараясь правдоподобно сожалеть, кивнула я дяде Садао, – вы продолжаете работать в таком почтенном возрасте! – До отца мне ещё очень далеко, – сухо улыбнулся он. – Мы договорились с… с Михайру-саном, верно? – Миша кивнул. – Да, мы договорились на занятия с четырёх до шести вечера. – Всего два часа занятий японским, тогда… – посчитала я, – ладно, я думаю, это ничего не испортит. – Я постараюсь заниматься самостоятельно, перед сном, – очень серьёзно кивнул Миша. И я сразу поверила – вот он точно будет. ***20.04.17, четверг, день
Самой большой проблемой в занятиях мечом оказалось отсутствие надлежащей спортивной формы. Распаковывать «парадку» или ВКПО я для этого не стал – и правильно: на занятиях пришлось бы сурово потеть. Немного покопавшись в чемодане, я было выудил казённую спортивную форму – штаны и красную толстовку, а затем и кимоно для занятий рукопашным боем, но Аска и Садао-сан общими усилиями забраковали эти варианты. – Ты будешь заниматься другим боевым искусством – для этого нужна другая форма, – наставительно заявила Аска, которую поддержал и Садао-сан. Мне повезло – мой временный мастер меча оказался всего лишь немного выше меня, а его дети пошли ростом в отца, так что вдвоём с Аской мы уломали Майко-сан выдать мне старую форму одного из их сыновей. Но прежде чем надевать эту форму, мне пришлось с грехом пополам научиться складывать хакама – штаны из шёлка со складками. Точь-в-точь такие же на наших занятиях носит Аска, разве что у неё хакама чёрные, а эти – серые. Ну, или очень выстиранные, когда-то тоже бывшие чёрными. – Почему в японских боевых искусствах так много заморочек по-мелочам? – вздохнул я, наконец-то правильно сложив хакама. – А ты бы предпочёл всё делать чёрт знает как? – смеясь спросила меня в ответ Аска, но ответить не дала: – Каждое искусство имеет также свой отдельный путь, можно сказать, что это жизненный путь. Это как разные направления, и этим, например, иайдо дяди Садао отличается от моего дзюдзюцу. – В смысле? – не понял я. – Буквально, – Аска присела за столик и быстро начертила на раскрытом блокноте два символа кандзи. Я присел рядом и вгляделся в символы. – Вот это – «путь», читается как «do», – протяжно прочитала Аска, и указала на второй символ, – А вот это – «искусство», читается как «jutsu». – Ты хочешь сказать, что главная разница между, скажем, дзюдзюцу и дзюдо заключается в том, что первое – это искусство, а второе… – я запнулся, не зная как сказать, – путь, что ли? Какой путь? Путь куда? – Жизненный путь, – кивнула Аска. – Путь, через который человек проходит и осознает всю свою жизнь. Я призадумался. Нет, пока мне совершенно непонятна разница. Ну вот дзюдзюцу и дзюдо – это боевые искусства, насколько я уже могу судить – похожие, близкородственные, но разные. В чём тогда разница между «дзюцу» и «до»? – Смотри, суффикс «дзюцу» применяется для какой-либо практической деятельности, – попыталась объяснить Аска. – Вместо «искусства», можно, например, перевести это слово можно как «техника» или твоё любимое слово – «приём». – Ну да, – согласился я, – теперь понятнее, я помню: дайто-рю айки-дзюдзюцу – «мягкие» техники рукопашного боя с использованием силы противника против него. Получается, дзюдо – путь… эээ… «мягкости»? И как через броски и захваты на удушение постичь самого себя? – Дзюдо – плохой пример, – покачала головой Аска. – Это очень практичное budo, то есть, «боевой путь», – она сопроводила своё объяснение написанием этого слова при помощи кандзи. – В «будо» главное – не использование заученных приёмов, а изучение самого себя. Другие виды «будо», например, стрельба из лука – кюдо – гораздо больше нацелены на самопознание. – Ага, – охотно кивнул я, – практической пользы в стрельбе из лука сейчас нет. И всё же, причём тут самопознание? – Через правильное натяжение тетивы, аккуратное наложение стрелы на лук и ровное дыхание достигается самый точный выстрел, – Аска сопроводила своё пояснение точными, выверенными движениями, действительно изобразив выстрел из лука. – Через кюдо можно научиться очень многому, но в первую очередь – стремлению самосовершенствоваться. – Ты занималась этим будо? – догадался я. – Не очень долго, пару лет в средней школе, – отмахнулась Аска и продолжила: – В иайдо и кэндо, которым тебя будет обучать дядя Садао, ты наверняка сможешь найти не только приёмы владения мечом. – Что именно? – не понял я, но она только пожала плечами: – Не знаю, я никогда не занималась с мечом, – пожала плечами Аска и неожиданно серьёзно спросила: – Ты понял разницу между «дзюцу» и «до»? – Да, вполне, – искренне соврал я и коротко поклонился: – Спасибо, Аска-сэнсей. – Давай уже переодевайся, а то опоздаешь на занятие, – улыбнувшись, но заметно смутившись, Аска пододвинула ко мне хакама, затем встала и вышла из комнаты. На занятии я всё же не поленился и попытался расспросить Садао-сана об этой разнице – и несмотря на куда меньший уровень владения английским языком, он обрушил все философствования Аски одним предложением: – Словом «дзюцу» называют искусства Средних веков, а словом «до» – их современные варианты. На первом занятии Садао-сан с грехом пополам, но всё же посвятил меня в детали учебного плана – для начала, он попросил меня показать ему те приёмы с шашкой, которые я уже знаю. Это оказалось несложно, так как этих приёмов в кавалерийском уставе оказалось всего семь – три рубящих удара и четыре укола. Садао-сан неожиданно высоко оценил мои телодвижения, однако очень быстро я догадался, что похвала была не моему исполнению ударов, а самим приёмам – Садао-сан назвал их «предельно простыми и очень опасными». – Позвольте мне осмотреть ваш меч? Хочу понять его баланс и вес, – попросил он, и я протянул к нему шашку рукоятью вперёд. Как только Садао-сан взялся за рукоять, по его телу прошла заметная судорога, прокатившаяся с ног до головы, и мне пришлось рвануть вперёд, чтобы успеть поймать мастера за ворот кимоно, уже теряющего сознание. Шашка со звоном упала на деревянные доски спортивного зала. – У вас превосходная реакция, Михайру-сан, – только и сказал Садао-сан, когда я аккуратно уложил его на пол. – Это какая-то неврологическая болезнь? – предположил я, подняв шашку с пола и убрав её в ножны. – Н-нет, я ничем таким не болею, меня… – Садао-сан запнулся, – меня ударило током, когда я взялся за рукоять вашего меча. – Да быть такого не может, вот, смотрите, – я спокойно взялся за рукоять. Конечно же меня не ударило током. Впрочем, я прекрасно знаю каково это, поэтому я предложил Садао-сану прервать занятие. Он отказался, попросив только принести из угла зала несколько свёртков циновок из тростника и установить из на шесты посреди зала, пока он попробует немного отдышаться. Я уже видел такие – Садао-сан ходит рубить их на улице по утрам. – Это называется «макивара», этот манекен изображает человека, – пояснил он, когда я закончил с установкой. Я с сомнением глянул на скатанные в рулоны циновки. Нет, я знаю поговорку «Один прутик сломать легко, а попробуйте сломать веник», но шашка в моей руке не вызывает сомнений. Да и не похожа эта макивара на человека, какое-нибудь чучело подошло бы куда лучше. Я помог мастеру Садао встать, он отряхнулся и задумчиво оглядел шашку, которую я вновь достал из ножен и поднёс на вытянутых руках к его лицу. – Очень злой меч у вас, Михайру-сан, – совершенно непонятно заявил мастер Садао, а я вдруг вспомнил, что примерно так же шашку назвала Аска, схватившаяся за лезвие. Ну ни в жизнь не поверю, что об гладкую поверхность рукоятки можно порезаться, да ещё и так сильно. Только вот полуобморок у Садао-сана выглядит странно – ему незачем мне врать. Но объяснить, что означает его «очень злой меч» мастер меча не смог – ему не хватает знаний английского, а мне – японского. Отдышавшись, Садао-сан продемонстрировал несколько приёмов разрубания макивары при помощи своего меча. При помощи довольно странной жестикуляции, он объяснил, что макивара имитирует плотность человеческого тела – и предложил попробовать разрубить её при помощи шашки. Ну что ж… Я внимательно осмотрел надрубы, сделанные мечом Садао-сана и оценил угол атаки. Для первого раза я выбрал удар наискось, от левого плеча. Чисто математически, так шашке придется преодолеть более толстую преграду, но, с другой стороны, сила удара будет выше, так как к усилию моей кисти прибавиться сила тяжести. Прицелившись в верхнюю треть макивары, я нанёс удар. И у меня почти получилось разрубить манекен: шашка застряла в последних трёх тростинках. Я почувствовал отдачу от удара в запястье, довольно неприятно. Прорубать дальше я не стал и рывком на себя выдернул клинок. Хорошо заточенное лезвие разрезало последние тростинки и верхушка макивары шлёпнулась на пол. – Плохой удар, – покачал головой Садао-сан, осмотрев разрез со всех сторон. Я убрал шашку обратно в ножны и смиренно кивнул, ожидая его комментариев. Кто бы спорил, что удар плохой – наоборот. мне интересно, что я сделал неправильно. Не хватило скорости, силы или я ударил не в ту точку? Я тоже подошёл поближе, чтобы рассмотреть, и услышал, как за моей спиной открылась раздвижная дверь. Но вместо Аски в зал зашёл Нобуро-сама. Ага, нехорошо… Уже с порога он что-то гневно стал выговаривать своему сыну, который застыл с опущенной головой, не смея сказать ни слова. Он не торопясь подошёл к Садао-сану, и я уже ждал, когда Нобуро-сама отвесит сыну оплеуху, однако до этого не дошло. – Эй ты, дерьмо, – обратился он ко мне на неожиданно хорошем английском, – что ты тут делаешь?! Я встал по стойке «смирно», и уже собирался представиться по форме, отчаянно пытаясь вспомнить, как будет «прапорщик» хотя бы в американской системе званий, но старик вдруг удивлённо и с недоверием на меня уставился. – Ты военный? – сузив и без того узкие глаза, прошипел Нобуро-сама, схватившись за рукоять меча на поясе. – Так точно, помощник военно-воздушного атташе России в Японии, – гаркнул я, уже готовясь либо умирать, либо убивать. Глупо надеяться, что я одолею мастера кэндо, но умирать, как манекен, я не буду. Однако мои слова подействовали на старика отрезвляюще. В том плане, что он замер, по видимому пытаясь понять, ему послышалось или нет. – Русский? Русский военный? – с явным недоверием спросил Нобуро-сама, но ладонь с рукоятки не убрал. – Так точно, – медленно кивнул я. – Уоррент-офицер первого класса Ивлев Михаил. Я военный дипломат, нахожусь в отпуске по болезни. Вроде бы так моё новое звание должно звучать «по-американски». Нет никаких сомнений, что этот старик служил в японской армии – при чем той армии, которая зарывалась в землю на пляжах островов Тихого океана или поднималась в атаку с криками «банзай». И всё же мои слова вызвали у Нобуро-сама замешательство. Он явно не знает, как со мной поступить. Был бы я американцем – Садао-сан уже бы оттирал мою кровь с досок. А так я успел незаметно достать шашку из ножен и перевести её в положение для рубящего удара снизу. Впрочем, не совсем незаметно: – Не надейся, что своим выпадом ты сумеешь меня поразить, – презрительно поджал губы Нобуро-сама, кивнув в сторону лезвия. – Ты действительно собираешься драться этим дурацким ножом против меча? – Никак нет, – отрицательно мотнул я головой. – Я пришёл сюда учиться. – Учиться убивать? – Нобуро-сама посмотрел мне в глаза тяжёлым долгим взглядом. О, вот это я умею – я ответил ему безразличным, не моргающим взглядом. После опыта с арабскими смертниками нет человека, который бы мог переиграть меня в «гляделки». – Возможно, – коротко ответил я, не отводя взгляда. Нобуро-сама впервые на моей памяти засмеялся, причем засмеялся в голос, каркающим старческим смехом. Садао-сан, который трясся как лист сбоку от меня, изумлённо уставился на своего отца. – Тупорылый чужак думает, что может хоть чему-то научиться. Дай сюда свой нож, я хочу понять, чем ты будешь убивать, – отсмеявшись, Нобуро-сама протянул руку. Но прежде чем я успел передать ему шашку, Садао-сан предостерегающе поднял руку и что-то громко прошептал своему отцу на ухо. Я услышал только одно слово – «noroi», а вот Нобуро-сама вновь впал в некоторое замешательство. Я догадался, что Садао-сан не хочет, чтобы его отец брал в руки шашку. – Покажи, – старик показал на неё пальцем. Я поднял её на высоту глаз Нобуро-сама и поднёс шашку к его лицу на двух руках. Он, не касаясь лезвия и рукояти, внимательно осмотрел шашку с разных сторон, и только после этого он поднял тот же тяжёлый взгляд на меня. – Где ты взял эту… «вещь»? – спросил Нобуро-сама, сделав непонятный акцент на последнем слове. – Номонханский инцидент, – ответил я, припомнив, как Смирнов назвал бои на Халхин-Голе. Глаза Нобуро-сама потускнели, он явно погрузился в себя. Но я решил не давать ему передыху и спросил прямо: – Вы там были? – Нет, я был в других местах, – глухо отозвался старик. *** Миша не вышел из додзё к назначенному времени. Я заметно занервничала, когда тётя Майко сообщила, что в додзё к дяде Садао и Мише зашёл Нобуро-сама. Но вмешиваться я не стала, понадеявшись на разумность Миши и его привычку подчиняться. Однако нервничать я от этого меньше не стала. – Аска, иди на улицу наматывать круги, меня сейчас стошнит от того, как ты маячишь из стороны в сторону! – с этими словами Лили вытолкнула меня из нашей комнаты и закрыла за мной дверь. Ага, как делать сальто у меня над головой или колесо крутить – так это она лучше всех справляется, а вот от моих хождений её прямо уже тошнит, ну конечно! Но делать нечего, не драться же с Лили из-за того, что я боюсь за Мишу? Или за Нобуро-сама? Не знаю, за этих двух, наверное, зря, но вот за дядю Садао я действительно боюсь. – Аска-тян, не поможешь мне приготовить ужин? – попросила меня тётя Майко, когда я проходила мимо кухни. – С удовольствием, – откликнулась я, уже надевая на себя фартук. – Только что-то мне кажется, что ужинать мы сегодня будем чисто в женской компании. Я кивнула на часы над дверью – они показывали «18:56». – А как же этот мальчик, который слуга твоей подруги? – удивилась тётя. – Ой, вы правы, что-то я про него забыла, – я машинально повторила жест Миши и легонько хлопнула себя по лбу ладонью. Это не ускользнуло от внимания тёти, она улыбнулась и посмотрела в сторону, где через пару стенок находится додзё. – Ты давно знакома с этим… – она немного подумала, прежде чем сказать, – с этим мальчиком? Я подозреваю, что ему вряд ли больше 30 лет, но его поведение больше подходит мужчине несколько старшего возраста. – Миша – военный, – пожала я плечами, помогая тёте разделывать куриную тушку. – Он старается вести себя с вами вежливо, но вообще-то он слишком прямолинейный. Это не очень здорово, но есть и хорошие моменты: мы знакомы чуть меньше месяца, а такое чувство, что мы уже давно дружим. Я старалась подбирать слова осторожно, помня про секретность вокруг нашей общей истории. Но тётя Майко легко поймала меня на неосторожном слове: – А, так вы друзья с ним? Ты вроде бы говорила, что он пришёл к вам учиться в додзё и сейчас по просьбе Каташи-куна провожает тебя на каникулах, разве нет? – Ну да, всё так и есть, – смутилась я. – Просто так вышло, что папа назначил меня тренером Миши, вот и получилось, что мы подружились. Правда! – в запале я так резко рубанула по курице, что одно из крылышек едва не упало на пол. – Ну что ты, я тебе верю, – тётя Майко каким-то магическим жестом успела подхватить крылышко и смеясь положила его обратно на доску. – Хоть я и не люблю военных, но твой ученик создаёт впечатление доброжелательного человека. Который, при этом, без раздумий может сделать что-то чудовищное. Я молча согласилась. Перед глазами мгновенно всплыли воспоминания из придорожной пиццерии, кровавых коридоров караоке и позавчерашней сцены на Нашем пляже. Хотя, вместо волны воспоминаний, я вдруг испугалась совсем противоположной вещи – неужели я настолько привыкла к проявлениям безумия Миши, что мне теперь совсем не страшно? Курицу терияки мы с тётей Майко приготовили довольно быстро, поэтому к ужину за столом сидели только я, тётя, Лили и Лео. Гнетущая атмосфера, которая царила за столом в обычное время, сменилась тёплой, мы даже коллективно решили никуда не торопиться и поесть в своё удовольствие. Тётя Майко рассказала, что слышала о других членах нашей огромной семьи, члены которой действительно живут в самых разных уголках Японии. Большинству удалось остаться невредимыми, только жившим в Токио и окрестностях, а также на Хоккайдо родственникам пришлось бежать. Кого-то приютили другие члены клана, а вот про семью из Асахикавы никакой информации не было. Сама тётя Майко не смогла вспомнить, кем её мужу или мне приходятся эти люди, но сути это не изменило – не все члены клана Казама находятся в безопасности. И это грустно. Хотя, если вспомнить зачем Джин устроил эту бойню в Иидзуке, то пожалеть, в первую очередь, надо бы меня. А теперь мой проклятущий родственник пропал сам. Даже тётя Майко не упомянула про него, хотя… нет. Я и сама бы не стала упоминать имя Джина вслух без особой на то нужды. Единственное желание – найти его и заставить ответить за Иидзуку и всю эту проклятую войну. На десерт тётя поставила на стол большую тарелку с печеньем, однако Лили довольно быстро покинула нас. Лео встал вслед за своей бывшей хозяйкой, поблагодарил за ужин и едва сдерживая зевоту пошёл к себе. Да уж, видимо, это только мне весело и интересно отдыхать в сельской местности вдали от больших городов и изредка выезжать на море. Мужчины пришли ужинать когда на часах над дверью было уже почти восемь вечера. Тётя Майко мгновенно покинула кухню, так что кормить Мишу, дядю Садао и Нобуро-сама пришлось мне. Однако ничего сложного в этом не было, только пришлось подождать, пока мужчины медленно, но молча ели. Выглядели они довольно уставшими, особенно Нобуро-сама. – Могу я вам принести что-нибудь ещё? – максимально почтительно обратилась я к нему, но тот только махнул рукой. А вот дядя Садао и Миша с удовольствием опустошили свои тарелки и едва не набросились на печенье. Нобуро-сама с заметным пренебрежением (или же это была зависть?) посмотрел на это и удалился. Действительно, я никогда не видела, чтобы Нобуро-сама ел сладкое. Может, ему уже нечем? – Нет-нет, я ведь стоматолог – у отца прекрасные зубы, – тихо засмеялся дядя, когда я спросила его об этом. – Просто он ненавидит сладости и не сильно жалует готовку Майко-сан. – Как прошло занятие? – всё же решила спросить я, обратившись к Мише. Он ответил не сразу – медленно прожевав очередной кусочек курицы, Миша о чём-то задумался, а затем решительно кивнул. – Очень хорошо, это было полезное занятие, – он склонил голову, обращаясь больше к дяде Садао. – Смотри мне, не донимай Садао-сана своим изуверским режимом тренировок! – в шутку погрозила я Мише пальцем, и пояснила недоумевающему дяде: – На наших занятиях Миша может тренироваться по шесть-восемь часов – и ему всё равно мало! – Сейчас мне это уже не нужно, – хмыкнул Миша, а меня кольнула совесть. Я действительно немного подзабыла, почему Миша стремился заниматься так долго. Не уверена, что он смог полностью побороть свою болезнь, но сейчас Мише явно легче, чем ещё пару недель назад. Дядя Садао покинул кухню, оставив меня домывать тарелки. Это тоже совсем не сложно, хотя посуды после ужина осталось гораздо больше, чем я привыкла мыть у себя дома. Там-то мыть приходилось всего ничего – моя, папина и Миши, причём его тарелку всегда можно было отличить от остальных: мой ученик никогда не оставляет после себя ни единой крупинки риса. – Как это у тебя так получается? – я показала Мише его тарелку. – Как ты съедаешь всё, что тебе положили и остаёшься таким худым? Он тоже остался на кухне, устало облокотившись на столешницу и полу-опустив голову. – Я вырос в детском доме, – коротко ответил Миша, со вздохом распрямившись и встав из-за стола. – Спасибо, всё было очень вкусно. Видимо, в этом упоминании прошлого Миши содержится какой-то очевидный для него или любого русского ответ. Ну, мне вот совершенно неочевидно, что имеет ввиду Миша. Он уже немало рассказал мне о своём прошлом – но, по большей части, без слов. Его движения, мимика, решения поступать так (обычно, при помощи насилия), а не иначе – всё выдаёт в нём военного человека, но под этим слоем есть ещё один, другой Миша. Не тот «Настоящий Миша», которого я увидела на пляже, играющим на гитаре, и не сумасшедший маньяк – вот эта сторона его личности больше связана с его военной «составляющей». Только мне почему-то кажется, что другой Миша – очень печальный и несчастный человек. Не только из-за событий в Иидзуке и гибели его друзей, а просто по жизни. И «Настоящий Миша» – это самая светлая часть его души. Уфф, что-то я слишком переживаю на его счёт. Мой ученик – взрослый и самостоятельный человек, вряд ли ему нужна какая-то помощь, кроме той, которую он уже получает – тем более от меня! Что я могу для него сделать, если он не видит во мне никого, кроме одного из своих друзей или просто учителя? Как я могу претендовать на то, чтобы лезть ему в душу?! – Ты оцениваешь себя ну о-о-очень низко, Аска, – неожиданно прозвучал у меня над ухом голос Лили. Я отпрянула, уронив не домытую тарелку в уже пустую раковину. Подруга облокотилась на столешницу и заинтересованно ухмыльнулась. – Я что, опять вслух рассуждала? *** Поднимаясь к нашей с Лео комнате после горячего душа, я забыл постучаться и вошел в комнату с одним полотенцем на бёдрах. Перебегая из большого дома в старый, я заметил, что в нашем окне не горит свет. Но Лео всё же оказался внутри. Когда глаза привыкли к полутьме, я увидел его, сидящим на корточках, одетым только в короткие обтягивающие шорты и, почему-то, лифчик. Лео сидел на полу с наушниками на голове и стриг ногти на руках, подсвечивая их фонариком на телефоне. В его свете я внимательнее оглядел Лео, заметив пару… существенных деталей, которые явно не могут принадлежать мужчине. Девушка, сидящая на полу, никак не отреагировала на то, что я зашёл внутрь. Похоже, что даже если бы я постучался, это всё равно бы произошло. А может это не Лео вовсе?… Я прикрыл за собой дверь, достал из груды вещей «Бердыш», сел на стул и щёлкнул выключателем света. Что-то насвистывающая девушка вздрогнула и подняла голову. Наушники свалились с её головы, растрепав соломенного цвета волосы. – Хэнде хох, – предложил я, когда мы встретились взглядами. Девушка было дёрнулась к груде вещей Лео, но я с сухим треском взвёл курок и поднял пистолет выше. – Даже не пытайся, на меня шокеры действуют немного иначе, – перешёл я на французский и повторил: – Подними руки вверх. Девушка села и подняла руки. Её лицо, которое явно принадлежит Лео, густо покраснело от гнева. – Можно мне хотя бы взять рубашку, чтобы прикрыться? – прошипела она, метнув короткий взгляд на груду вещей. – Нет, – ответил я. – Сначала, ты ответишь на пару моих вопросов. И руки держи в том же положении. Она разозлилась ещё сильнее, но и пистолет я никуда не убирал, поэтому девушке пришлось подчиниться. – Кто ты? – Лео Клизен, – немного удивлённо ответила она, отчего даже прекратила буравить меня злобным взглядом. – Леонард Клизен? Бывший слуга Эмили де Рошфор? – уточнил я. Девушка потупила взгляд и промямлила: – Не совсем… то есть, да, я ранее прислуживала госпоже Лили. Но меня зовут не Леонард. – И как тебя зовут? – я снял курок с боевого взвода и медленно опустил ствол. Разницы никакой, пистолет-то самовзводный, открыть огонь смогу в любой момент. Но мне, похоже, не придётся. – Элеонора. Элеонора Клизен, – она опустила взгляд и шмыгнула красным носом. Я медленно перевёл дух. Нет, мне с самого начала показалось, что Лео немного странный «парень», я ведь с первого взгляда решил, что это девушка. Все эти вскрикивания при рукопожатии и странные взгляды, когда я переодеваюсь – ну разве не очевидно? Между тем, по сияющим красной краской щекам девушки потекли слёзы. – Руки можно опустить, – разрешил я и спросил: – Ты извращенка? От этого вопроса девушка вдруг прекратила плакать и с ужасом уставилась на меня, закрыв руками грудь. – Прости, не то хотел спросить, – я пощёлкал пальцами, пытаясь вспомнить правильное слово: – О, вспомнил – ты трансгендер? Девушка вдруг гневно прищурилась, встала и с презрением хмыкнула: – А вы что, считаете трансгендеров извращенцами?! Если это для вас так важно, то я не транс-мужчина, это маскировка! – Я ничего не считаю, я просто неправильно выразился! – резко ответил я, встав на ноги. – Хреновая у тебя маскировка, я с первого взгляда понял, что ты девушка. Чего ты лицо руками закрыла? Не буду я с тобой драться. Она действительно закрыла правой рукой глаза, оставив левую на месте, безуспешно пытаясь прикрыть свою довольно большую грудь. – У вас… у вас сейчас полотенце упадёт, – пролепетала девушка, рывком отвернувшись. – За ширму отойди, – попросил я и ворчливо отметил: – можно подумать, ты там увидишь что-то новое. Она что-то невнятно промямлила, но за ширму всё-таки отошла. Я швырнул ей рубашку и быстро оделся в домашнее. – А можно ещё штаны? – девушка протянула руку из-за ширмы. – Ты же в шортах, зачем они тебе? – спросил я, но всё же протянул ей спортивные штаны. – Это не шорты, – едва слышно ответила девушка. Спустя пару мгновений, она вышла из-за ширмы и села напротив меня, кинув короткий взгляд на свои вещи. – Не-а, – я погрозил ей пальцем, – твой тазер я спрятал. Тебе совершенно точно не захочется узнать, что бывает после того, как меня бьют током. Девушка послушно кивнула и напряженно уставилась на меня, будто спрашивая «Что дальше?». – Как мне тебя называть? – вздохнул я, сев и облокотившись спиной об стенку. – Как раньше, зовите меня Лео, – пожала плечами она. – Меня всегда так называли с детства. – Будь по-твоему, – кивнул я. – Извини меня за то, что пугал тебя пистолетом – поверь, я бы никогда не стал в тебя стрелять. Смотри, в магазине нет патронов. Я передал ей пустой магазин, который незаметно успел достать из чемодана, пока Лео одевалась. Девушка подмены не заметила и вернула мне магазин, который я вставил в пистолет. – Но для чего вы вообще меня пугали? – недоверчиво спросила она. – Чтобы ты ненароком не забила меня до смерти, – хмыкнул я, кивнув на её руки. – Я в твоих способностях не сомневаюсь. Лео вдруг усмехнулась, подняв на меня взгляд. – Если подумать, то это первый раз, когда вы извинились, Михаил, – она смущённо улыбнулась, чуть надув губы. Ага, тоже мне, «Аска №2», с мной это не работает. – Кто ж знал, что ты девушка? – я развёл руки в стороны. – Кстати говоря, а кто ещё это знает? – Постойте, а это что-то меняет? – Лео вдруг приподнялась и придвинулась ко мне ближе, со странным выражением лица и вновь покрасневшими щеками заглянув мне в глаза. – То, что я на самом деле девушка, что-то меняет в нашем… общении? Второпях застёгнутая рубашка обнажила часть её правой груди. Пфф, нашла чем впечатлить. Если Лео бы постаралась, то явно смогла – но вот явно не этим. – Только то, что я больше никогда не буду с тобой драться и, возможно, переселю тебя к Лили и Аске, – я нахмурился и постарался сделать максимально неприветливое выражение лица. – Не отходи от темы: кто ещё знает, что ты девушка? Лео ещё секунду пыталась поймать мой взгляд, но потом вздохнула и отодвинулась обратно. – Только мой отец, ну и теперь вы, – ответила она. – Даже госпожа Лили не в курсе. – Да ну, не верю, – махнул рукой я. – Не может быть, чтобы она не знала! Ты ведь прислуживаешь ей уже давно, разве нет? Лео с грустной улыбкой вздохнула и пожала плечами, начав рассказывать: – Госпожа Лили никогда особенно не интересовалась мной, я для неё всегда была просто слугой. Я не обижаюсь на неё из-за этого, наоборот – сначала тот факт, что она принимает меня за парня, даже веселил. А потом моя маскировка стала помогать мне в моей миссии. – Почему ты думаешь, что если люди считают тебя мужчиной, то тебе будет легче убить… Мишиму Кадзую, так? – спросил я. – Не знаю, – она пожала плечами. – Но одеваясь парнем я чувствую себя увереннее в драке. И никто мне говорит, что не будет со мной драться, потому что я девчонка, – укоризненно посмотрела на меня Лео. Я пропустил это мимо ушей и задал главный вопрос: – Ты собираешься рассказать об этом Лили? Лео вновь вздохнула и опустила взгляд в пол. Я быстро подавил в себе щемящее чувство жалости, которое поднимается в моей душе каждый раз, когда так делает Аска. Лео – это не Аска, и об этом не надо забывать. Иначе у меня совсем голова кругом пойдёт. – Наверное, нет больше смысла скрывать это, да? – она поправила пару прядей волос, упавших ей на глаза. – То, что знают двое, знает и свинья, – кивнул я, вызвав у Лео смешок: – А вы всё-таки совсем не похожи на грубого солдафона, которого из себя строите, – она рассеяно улыбнулась и приложила палец к губам. – Только не говорите этого госпоже Лили, она не знает такую поговорку. Лео глубоко вздохнула, на пару мгновений задержав воздух, а потом резко выдохнула, решительно взявшись за телефон. – Это всё равно твоя вина, что ты сидишь в наушниках и без света, – пожал плечами я, затем встав и размяв их. В ответ Лео, которая уже набрала свою хозяйку, только показала язык. Нет, этих непосредственных девушек, наверное, где-нибудь на заводе штампуют. *** От садистской психологической пытки и допросов меня спас телефонный звонок. Лили извинилась и поднесла к уху мобильник, о чём-то коротко переговорив по-французски. У меня появился шанс перевести дух. Это кошмар, мне помогает только языковой барьер. И это надо про Мишу рассказать, и то надо про Мишу рассказать, тьфу, блин! Как будто я знаю его биографию вплоть до первого крика после рождения?! Это неодолимое желание Лили устроить мою личную жизнь бесит! Мне не нужна ни чья помощь! И вообще я не стремлюсь к тому, к чему Лили меня тянет как на поводке! Блин, я всего лишь хочу, чтобы Миша не был таким грустным. Мне не нужно прыгать на него с непристойными предложениями или поцелуями для этого, как советует эта засранка! Ухх, блин, как она бесит! Из её идей только одна разумная – переселиться к Мише, поменявшись местами с Лео, чтобы не слушать эти «гениальные» идеи и советы! Но в тот момент, когда я уже почти решила, что сегодня так и поступлю, Лили с видимым беспокойством накинула на себя вязаный свитер и обулась в тапочки. – Звонил Лео, у них там что-то случилось, – сказала она и открыла дверь. – Подожди меня, я с тобой, – я вскочила и быстро набросила на себя плед. Расстояние между большим и старым домом мы преодолели едва ли не бегом. Лили не уточнила, что там у парней случилось, но если она по звонку своего слуги прекратила терзать меня, то это действительно нечто важное. Уже на входе в старый дом я заметила, что в комнате Миши и Лео горит свет. Поднявшись на второй этаж, мы постучались, и нам ответил голос Лео: – Entrez, Maîtresse Lily! – но прозвучал этот голос как-то странно. – Ничего, если я тоже зайду?… – спросила я и застыла на пороге, пытаясь понять – это мне чудится, или с Лео что-то не так? Лили тоже впала в ступор, замерев с открытым ртом и уставившись на молодую девушку, которая ростом, лицом и причёской полностью совпадает с Лео. Без сомнений, это девушка, но почему тогда у неё лицо Лео? Девушка ещё раз поклонилась (в этот раз мне) и несмело улыбнулась. Я заметила на её немного загоревших щеках тонкие следы от слёз. – Здравствуйте, меня зовут Лео, – сказала девушка его голосом по-японски. – Элеонора Клизен, если быть точнее. Я ваша бывшая слуга, госпожа Лили, и ваш друг, госпожа Аска, – она вновь поклонилась нам. Лили закрыла рот и дотронулась пальцами до своих висков, с болезненной гримасой помассировав их. А у меня в голове пронеслись все те моменты, когда я замечала странное поведение Лео рядом с Мишей: этот заинтересованный взгляд на пристани; заливистый смех, когда он рассказывал какую-нибудь шутку по-французски, и недавний приступ ревности, когда я неосторожно придвинулась к Мише на занятиях японским. Всё сошлось! – Тебе нравится притворяться мужчиной? Любишь издеваться над своими хозяевами? – холодно спросила Лили, заставив Лео опустить голову. – А ты действительно в первый раз заметила, что она девушка? – сбоку проскрипел динамик автопереводчика. Я даже отшатнулась, не заметив Мишу, который сидел сбоку от входа, сложив руки на груди. Он встал, поправил наушники и вышел на центр комнаты, встав сбоку от Лили и Лео. – Михаил, пожалуйста, не вмешивайтесь, – Лео взяла моего ученика за руку и умоляюще посмотрела ему в лицо. – Я сейчас всё объясню! Я подавила в себе невесть откуда взявшееся возмущение, только вопросительно хмыкнув. Лео отпустила руку Миши и подошла ближе к Лили. – Я виновата, что не сказала сразу, но решила, что это не важно, – Лео опустилась перед ней на одно колено и взялась двумя руками за правую ладонь Лили. – Вы никогда не заостряли на этом внимания. – Правда, Лили, разве это так важно? – я тоже положила ей руку на плечо. – Какая разница, если это тот же самый человек? – Михаил и Аска, выйдите, пожалуйста. Нам с Элеонорой нужно серьёзно поговорить, – чеканя каждое слово, потребовала Лили. Миша с сомнением посмотрел на мою подружку, но спустя секунду он ухмыльнулся и отошёл на шаг назад. Не знаю, чего он там разглядел – Лили опустила голову так, что её чёлка скрыла глаза – но я решила прислушаться к её просьбе-требованию, и вышла вслед за Мишей, который уже доставал сигареты и зажигалку. Мы вышли с ним на улицу и присели на широкое деревянное крыльцо. На улице совсем стемнело, но над нами, у входа, висит ночной фонарь. Я посмотрела вверх, на небо. – Завтра можно будет поехать на море, – кивнул Миша, тоже подняв голову вверх. – У них всё там будет хорошо? – я перевела взгляд в сторону, где горит свет из его с Лео комнаты. – По крайней мере, драться они там не будут, – ответил Миша, раскуривая сигарету. – Я успел заметить по её лицу, что Лили собирается то ли плакать, то ли смеяться. Но явно не драться. Я улыбнулась вместо ответа. Как только дело доходит до каких-то личных переживаний моей подружки, она оказывается на удивление беззащитной. А вот Лео… Блин, а КАКИМ ИМЕННО образом Миша раскрыл её секрет? – Как ты узнал, что Лео – это девушка? – я с подозрением придвинулась ближе к своему ученику. – Забыл постучаться, – хмыкнул он. Прежде чем я успела дать ему назидательный подзатыльник, Миша добавил: – В итоге, мне пришлось приводить её в чувство, а то она уже поползла ко мне с недвусмысленными намёками. – А ты что? – я придвинулась ещё ближе, про себя вздохнув с облегчением. – Сказал, что выселю её к тебе и Лили, – пожал плечами Миша и затянулся было сигаретой, но тут подул холодный ночной ветер. Миша поёжился, а потом внезапно чихнул. Не докуренная сигарета выпала у него изо рта на камешки перед крыльцом. Мой ученик издал короткий вздох, полный злых русских звуков, и потянулся за новой сигаретой. Прежде, чем он достал её из пачки, я стянула с себя плед и протянула его Мише. Он секунду рассматривал его, а затем встряхнул плед и, широко раскрыв его, накрыл тканью нас обоих, притянув меня к себе и положив мою голову себе на плечо. – Ты тоже не замерзай, а то завтра на пляж не поедем, – прокомментировал он, пока я пыталась унять бешено стучащее сердце. Вроде бы получилось, но пока я приходила в себя после этой его выходки, я оказалась ещё ближе к Мише. Под боком у своего ученика я мгновенно согрелась, правым ухом услышав ровный ритм его сердца. Невероятно, как ему удаётся оставаться спокойным в такой неловкой ситуации? – Но… почему ты сказал Лео «нет»? – я решила «бить» в ответ, пусть его лицо тоже станет красным! – Она ведь уже взрослая, и… – Ты не понимаешь, – глухо прогудел Миша. – Даже несмотря на то, что Лили, Лео и ты для меня – малышня, я… – Какая я тебе «малышня»?! – я оттолкнулась от Миши и встала напротив него, наклонившись вперёд. – Мне почти восемнадцать лет, я легко могу скрутить мужика вдвое крупнее, чем… Я осеклась. Улыбка с лица Миши исчезла, сменившись выражением мучительной тоски. – Мне это просто сейчас не нужно, – он покачал головой. – И никому из вас не нужно залезать мне в душу, в голову или в штаны. Я застыла на месте, не зная что ответить или что сделать. Миша не стал буравить меня взглядом, устремив его куда-то вдаль. Простояв, как дурочка, ещё несколько секунд, я вздохнула и опустилась на крыльцо. Я укрылась половиной пледа, но опять ложиться на плечо Миши не посмела. Он тоже не стал обнимать меня, вместо этого вновь поднял взгляд на звёзды. – Я благодарен за то, что ты на моей стороне, – тихо, но так, чтобы я услышала, сказал Миша. – Ещё бы, мне ещё многому предстоит тебя научить, – я легонько толкнула его кулаком в плечо, но Миша не шелохнулся и продолжил: – Нет, я благодарен тебе за то, что перестаю чувствовать себя мёртвым. Рядом с тобой я вспоминаю, что всё ещё живой человек, – я повернула голову и мы встретились взглядами. – Ты – девушка, подобную которой я раньше никогда не встречал. Когда ты рядом, мне не хочется убивать или быть убитым, а хочется жить. Спасибо, что ты даришь мне это желание. Я не нашла, что сказать ему в ответ, вместо этого решив крепко обнять Мишу. Он не стал вырываться, а только обнял меня в ответ. Безо всякого намёка на интимность – я почувствовала, как будто меня обнимает брат, которого у меня никогда не было. Миша более никак не проявил эмоции, он не плакал, не смеялся, а просто сидел со мной рядом, обнявшись и положив голову мне на плечо. К счастью, мы успели сесть, как раньше, за несколько секунд до того, как дверь старого дома отодвинулась, и на порог вышли Лили и Лео. Девчонки практически синхронно шмыгнули красными носами, но слово взяла Лили. – Если вы о нас беспокоились, голубки, то зря – всё в порядке, – заявила подружка на японском, очевидно, пытаясь меня подколоть или задеть. – Госпожа Аска, не будет ли для вас и наших хозяев проблемой, если я перееду в вашу с госпожой Лили комнату? – спросила Лео, но я махнула рукой и кивнула в сторону молчащего ученика: – Можешь оставаться в одной комнате с Мишей – уж я прослежу, чтобы он не забывал стучаться! Глаза Лео заблестели, она с благодарностью поклонилась, метнув короткий взгляд в сторону моего ученика. «Бедняжка – тебе тут ничего не светит, можешь даже не пытаться», – хмыкнула я про себя, заметив крайнюю степень изумления на лице Лили.