07.06.2017, среда, день.
Подумалось, что сегодня впервые за всё время почти не болит голова. Отчего настроение было взлетело почти до небес – но быстро ухнуло вниз: начались дожди. Ну вот как так?! Как невезение получилось настолько всеобъемлющим, что я пропустила всё цветение сакуры?! Причём, чёрт, только в Осаке едва успела застать самое начало… но это если верить словам врачей, которые заходят периодически. А пока в палате лежу совсем одна. Бросила взгляд на книжку… и едва подавила зевок. Скучная история из тех, что на литературе проходят младшеклассники, уж лучше бы сборник сказок достали. Подумала было позвонить папе в очередной раз, но за последние дни и так позвонила где-то раз тридцать. За окном – буйство зелени, и одновременно – низкие серые тучи. Ну что за отстой… на Хоккайдо дожди в этот сезон ведь достаточно редкое явление? Дома в Осаке – конечно, порой целый день хлещет так, будто кто-то включил гигантскую лейку душа над моим городом. А тут – тучи висят низко-низко, как будто касаясь верхушек деревьев, но самих капель дождя – раз и обчёлся. Ладно, чего жаловаться, спрашивается? Не зима ведь на дворе – и так пролежала в коме почти полторы недели, а могла и все десять-пятнадцать, аж до снегопадов проваляться! Тот седоволосый дядечка в квадратных очках, за которыми прячет невероятно грустные глаза, сказал, что я «крепкая и сильная девочка», поэтому поправлюсь быстро. Он никогда не говорит подолгу, хотя я прекрасно понимаю английский язык. А вот тётеньки, которые приходят с завтраком, обедом и ужином, а ещё меняют бельё… и всё остальное, не говорят по-английски либо совсем, либо могут выдавить что-то очень коряво. Но тётеньки оказались очень добрыми и заботливыми – настолько, что в первый день после пробуждения из комы одна даже попыталась кормить с ложечки… Воспоминание вызвало улыбку. Первый день… да и второй, пожалуй, были как в тумане. Так сильно болела голова и тошнило, что даже искренняя забота тётенек помогала слабо. Тем более – разговор с папой: хоть что-то связно говорить получилось через силу, и то после того, как медсестра сделала укол сильного обезболивающего. Оттого я звучала, наверное, как какой-то робот... Но ничего. На второй день к обеденному времени проснулся дикий аппетит, и я по-английски попросила принести как можно больше еды. При этом сама удивилась тому, как складно и хорошо получилось составить предложение… но медсёстры сначала не поняли, а потом побежали за врачом. Стареющий мужчина с необычной внешностью – будто вырезанными из скалы чертами лица и грустными глазами, внимательно выслушал и разрешил тётенькам принести добавку. И только тогда поняла, что кормят чем-то довольно странным. Медсёстры принесли что-то вроде супа… с запахом, который невозможно описать словами. На вкус суп оказался ничего, разве что несколько более плотный и жирный, чем привычный мисосири. С очень большим недоверием посмотрела на плавающую в бульоне капусту… но съела до самого последнего листочка, настолько хотелось есть. Вместе с немного разваренным рисом и кусочками речной рыбы. – «Смерть», – ласково ответила тётенька по-японски, когда я спросила как называется суп. На секунду зависла, как будто мне показалось. Но нет – хотя почти сразу пришло осознание, что женщина говорит на своём языке, и это просто совпадение. И только на третий день, когда принесли сваренную в сладком молоке гречневую крупу, выяснила, у кого нахожусь «в гостях». Русские? Поверить в это оказалось настолько сложно, что и сейчас, спустя несколько дней сама мысль вызывает удивление. Практически ничего не знаю насчёт России, кроме того, что это очень большая страна и находится рядом. Неожиданно помог папа, который, оказывается, учил русский язык в университете – он подсказал, как говорить «спасибо» и «пожалуйста», чем очаровала медсестёр до умиления, а врача с грустными глазами – до теплой улыбки. Странно, что совсем не помню тот факт, что папа знает русский язык. Он ведь наверняка как-то рассказывал… но почему-то не помню. Я вообще очень много чего забыла за последнее время – а всему виной война. Проклятая война, из-за которой папа сначала отправил отдыхать на Кюсю – откуда чудом сбежала, едва не погибнув во время внезапного сражения. А затем – отправив к родственникам на Хоккайдо, в тихое, как казалось полтора месяца назад, место… Родственников найти не смогли. Меня же нашли в районе разрушенной железной дороги из Асахикавы на юг острова – в вагоне под завалом камней, один из которых очень сильно ударил в затылок. Добрый доктор с грустными глазами нехотя уточнил, что солдаты обнаружили меня без сознания и практически без пульса совсем случайно – что-то вызвало обвал, в котором погибли ещё наёмники «Теккен Форс». – Время поесть! – громогласно объявила одна из тётенек-медсестёр, прерывая все тяжкие раздумья. Я и книжку-то упросила хоть какую-нибудь найти, чтобы не закапываться глубже и глубже в этих бесконечных размышлениях. Не чувствую никакого страха или ужаса от осознания… как будто всё это произошло не со мной? Может, это так психика отсекает все произошедшие ужасы? Пока работала ложкой под суету тётеньки в моей палате, из-за неплотно прикрытой двери были слышны стоны и крики. Больше глухие, чем действительно громкие, но только недавно поняла, кому они принадлежат. Солдаты. Русские военные, которых, как мне сказали, пригласили, чтобы уничтожить силы «Теккен Форс» и Корпорации «G». В палате нет телевизора, так что сложно судить, что сейчас происходит на войне… единственное, что рассказал папа – переживать не стоит. Там, где я нахожусь – безопасно. Кроме стонов часто слышен смех, иногда доносится вонючий запах сигарет. Заметив, как я сморщилась, тётенька приоткрыла окошко, и в палату потёк влажный, но всё-таки свежий воздух. – О! Сюрприз! – заявила медсестра, и протянула довольно тонкую книжку. Отодвинув пустую тарелку, приняла томик и посмотрела на обложку. Ни одной картинки, только скучный коричневый переплёт и название, выбитое золотым тиснением: «Прощай». А вот имя автора даже в уме не смогла произнести с первого раза: – Гай… Гуи… демаупа… – Ги де Мопассан, – подсказал кто-то незнакомым голосом. – Так зовут автора. Подняла голову к окну, но медсестра уже ушла, а вместо неё у проёма появился высокий мужчина. Редкий луч солнца на мгновение скрыл лицо, но потом, когда мужчина подошёл ближе, получилось рассмотреть лучше. Широкий низкий лоб с морщиной, которая появляется, если слишком много злиться – по крайней мере, так одноклассницы-модницы рассказывали. Чертами лица подошедший мужчина чем-то неуловимо похож на врача с грустными глазами – но вот его глаза совсем другие: необычного серо-карего цвета, а не чёрные. Только волосы очень чёрные, прямо отливающие синевой. У редкого японца можно встретить настолько густой темный цвет волос и бороды… хотя скорее просто густой щетины, как будто мужчина плюнул на попытки бриться не так уж давно, недели две назад. – Спасибо, – ответила, кивнув на книжку. – А про что она? Совсем тонкая, от скуки такую можно будет прочитать буквально за пару дней, а то и за один. – Про взросление, – мужчина, одетый в такой же белый халат, что и другие медики, сел на стул для посетителей. – Точнее будет сказать про то, как старость меняет главного героя в глазах других людей. Не буду раскрывать сюжет, но гарантирую, что книжка интересная. – Это ваш подарок? – улыбнулась я. – И способ развеять скуку, – хмыкнул мужчина в ответ. – Уж простите, интернета сейчас нет на всём Хоккайдо, а не только в нашем госпитале. Как самочувствие? – Голова почти не болит, большое спасибо, – кивнула на экраны мониторов. – Эти тоже сегодня совсем не пищали, плюс неплохо выспалась. – Отлично, – невероятно заразительно улыбнулся мужчина. В этой широкой улыбке нет ни грамма фальши и наигранности, как будто сидящий передо мной человек действительно переживает насчет моего самочувствия? Это даже немного смущает, ведь… от падения камней пострадала не только голова – несколько ушибов и небольших шрамов есть ещё и на теле. – Сейчас будет осмотр, да? – вздохнула и протянула руку к завязке больничной сорочки. – Ах, нет, конечно, – мужчина взялся за мою руку и вдруг пожал её, – кто я такой, чтобы спорить с приборами? Вас ведь Казама Аска-сан зовут? – Да, а вас? – обрадовалась и пожала руку в ответ, решив простить эту бестактность. Хотя тот же врач с грустными глазами, который осматривал... с головы до пят, такого себе не позволял. – Микаил, – кивнул улыбчивый мужчина, а затем повторил по слогам: – Ми-ка-ил. Фамилию называть не буду, там ещё больше непроизносимых для японцев звуков. Благодарно кивнула, сдержав смешок. Всё же невежливо смеяться над чужими именами, даже если они звучат невозможно. Тех же тётенек, например, зовут «Рюда» и «Рида», так что уж теперь… – А вы знаете японский язык? – Чуть-чуть, – кивнул мужчина, действительно перейдя на мой родной язык: – Могу даже что-нибудь написать от руки, но только как первоклашка. – Катаканой и хираганой? – засмеялась я, и сразу пожалела об этом: – Ох, голова… В глазах потемнело, и следующее, что увидела – ладонь Микаила, которую мужчина только что отнял от моего лба. – Температуры точно нет, как и кровотечения, – сообщил он, осмотрев и затылок. – Но дергаться пока не рекомендую. Микаил перешёл обратно на английский – впрочем, тоже довольно специфичный на слух. Все русские, с которыми разговаривала, говорят со смешным акцентом, нарочито и наугад выделяя какие-то гласные. – Вы тоже врач? – спросила, решив пока также говорить по-английски. – И да, и нет, – пожал плечами Микаил, вызвав неожиданный смешок: – Что? – Заметила, что русские часто говорят такие… противоречивые слова. «И да, и нет», – процитировала в ответ на недоумение. Микаил на мгновение задумался, а затем опять пожал плечами, но улыбнулся. – Я не хирург, как ваш лечащий врач, – Микаил кивнул назад, в сторону входной двери в палату. – А вот психология людей, попавших в катастрофу – мой конёк. Иначе говоря, меня попросили сделать так, чтобы вы не скучали, Казама-сан. Микаил вновь обезоруживающе улыбнулся. Интересный… парень, если можно так выразиться. Несмотря на обилие морщин под глазами и на лбу (и хорошо различимый шрамик над бровью), можно сказать, что это всё ещё довольно молодой человек, так что зря его про себя «мужчиной» обзываю, наверное? – Пока у вас неплохо получается, – кивнула, не сдерживая улыбку. – Можно попросить об одолжении? Поговорите со мной на японском? – Очень рад! – ответил Микаил. Действительно: как первоклашка. – У вас хорошо получается, – шуточно похвалила, но и это не осталось без внимания: – Я знаю, что это простая вежливость – ведь если бы действительно хорошо говорил, то вы бы спросили: «А как долго вы в Японии?», – смеясь ответил Микаил. Спустя секунду смех плотно повис в атмосфере больничной палаты, хотя очень старалась не трясти головой, и не уронить подарок – тонкую книжку с коричневым переплётом. ***10.06.2017, суббота, утро.
После завтрака из уже поднадоевшей каши позвонила Лили и в привычных для неё цветистых выражениях не только выразила соболезнования, но и уведомила, что я и папа рискуем потерять додзё. Потому что эта засранка собирается купить его! – Да иди ты к чёрту, папа никогда не продаст… – закричала было в трубку, но Лили перебила: – Ты удивишься сговорчивости своего отца, Аска, – протяжно, чуть не мурлыкая от удовлетворения заявила подруга. – Так что у тебя остался последний шанс оставить додзё в собственности… – Согласна взять тебя в ученики! – также перебила, но Лили только саркастически рассмеялась в ответ: – Но-но, эта просьба уже исчерпала срок годности, – с фальшивым сочувствием ответила она. – Теперь ты должна победить в дуэли, и тогда уж я… – «Опять победить», ты хотела сказать? – не отказалась от желчи в вопросе. –...да, чёрт тебя дери! – проворчала Лили и повесила трубку. Негромко захихикала, хотя совсем коротко, потому что в палату постучались. После того, как разрешение было получено, в гости опять зашёл Микаил, или Мика – как он сам предложил себя называть. – Выиграли в лотерею? – предположил врач, сев рядом койкой и положив на колени свёрток, при более внимательном осмотре оказавшийся бумажным пакетом. Болтать ещё позавчера решили на английском, так как Мика честно признался, что пока слабо знает наш язык. – Нет, поругалась с подругой, но смогла подколоть её в конце, – довольно потянулась и улыбнулась, кивнув на пакет: – Принесли ещё что-нибудь почитать? «Прощай» ещё вчера под вечер закончилась! – Даже лучше, – тихо ответил Мика, воровато оглянулся, а потом достал из бумажного пакета… четвертинку арбуза! – Ух ты! – чуть не выкрикнула, но вовремя прикрыла рот ладонью. Глаза Микаила на мгновение блеснули неестественным красным цветом… но скорее всего показалось. Он приложил палец к губам и посмотрел с осуждением. – А уже можно? – спросила, послушно понизив голос. – Откуда мне знать? – пожал плечами Мика, всё так же воровато косясь на дверь и раскрывая перочинный ножик. – Я же не диетолог, но вот чутьё подсказывает, что арбузу вы обрадуетесь, Казама-сан. – Точно, – улыбнулась от всей души. – А хорошее настроение и сон – залог быстрого выздоровления! – наставительно поднял палец Мика, а затем достал пару пакетиков с чем-то сыпучим внутри и протянул один мне. – С солью будете? – Конечно! В России тоже едят арбуз с солью?! – У нас с чем только его не едят, – сделал смешные круглые глаза Мика. – С хлебом или сыром, например. – Действительно, странные у русских вкусы, – усмехнулась я, откусив кусочек солёного арбуза. – Тот же завтрак в госпитале если взять – неужели вы на завтрак тоже едите эту… «кашу»? – Нет, что вы, – пожал плечами Мика, – сегодня я завтракал кружкой кофе и сигаретой. Поэтому да, арбуз в самый раз… Почему-то подумала, что Мика совсем не шутит, и протянула второй кусочек, который изначально отрезали для меня. В ответ на это врач посмотрел с каким-то странным выражением лица, и вернул арбуз, добавив: – Не переживайте, Казама-сан, успею ещё наесться. Той самой кашей, хотя бы – кстати, а какая сегодня была на завтрак? – Не знаю, как она называется, – нервно улыбнулась и попыталась описать: – Белого цвета, такая… однородная, как паста – а в центре было пятнышко, наверное, масла? – Семолина*, – закатил глаза Мика, но не от какой-либо негативной эмоции, а наоборот – от явно приятных воспоминаний: – Постараюсь найти какой-нибудь джем, с ним будет куда вкуснее. Ну, или попрошу поваров делать кашу слаще. – Спасибо, – от души засмеялась, а затем занялась поеданием солёно-сладкой мякоти. – Так что за спор у вас случился с подругой? – поинтересовался Мика, когда мы доели арбуз, и он спрятал корочки обратно в пакет. – Если не секрет, конечно. – Да какой там секрет? – хмыкнула я. – Мы с папой занимаемся боевыми искусствами, такая семейная традиция. Проводим занятия – причём наше додзё хорошо известно в Осаке, и… ой, точно, додзё – это… – О, я знаю, продолжайте, – поднял ладонь Мика, доверительно улыбнувшись. – Посещал додзё джиу-джитсу некоторое время. – Дзюдзюцу, – совершенно на автомате поправила я, а потом немного смутилась: – Извините, часто приходится поправлять… но это очень круто, потому что в нашем додзё преподаётся как раз это будзюцу! Наверное, это слово вам тоже переводить не надо? – спросила, улыбнувшись вслед за кивнувшим Микой: – Верно, это слово означает старинные боевые искусства Японии. Мика вдруг на мгновение замер, как будто собираясь с силами. Почти незаметно – на лице не дрогнул ни один мускул, но я заметила, как серо-карие глаза парня на мгновение остекленели. – Мой мастер очень глубоко и увлечённо объяснял принципы и правила, помимо собственно обучению техникам, – пояснил оттаявший Мика. – По правде сказать, я совсем не великий мастер – всего лишь пятый кю, с несданным экзаменом на четвёртый. Как раз прошёл срок для сдачи – два месяца, но… пока что я здесь. Мика провёл взглядом по палате, будто подразумевая, что из-за войны пришлось изменить планы. – Уверена, что у вас получится сдать экзамен! – попыталась ободрить парня. – Что там сдавать? Пятьдесят отжиманий и пятьдесят укеми – это же легкотня! – Так и есть, – со смешком покивал Мика, и напомнил: – Так что случилось с вашим додзё? – Неприлично богатая и очень вредная девчонка случилась, – проворчала я. – Моя подруга то есть. Грозится выкупить его у отца, если не одолею эту засранку в поединке. Придётся опять надрать кому-то задницу! То ли мой рассказ, то ли ещё что, но на лице парня вновь появилась очень заразительная улыбка. Когда она появляется на лице, Мика выглядит так, будто я… откуда-то его знаю? Но этого просто не может быть – где бы я могла повстречать Микаила до того? – А вы бывали в Японии до войны? – Никогда, хотя очень интересовался вашей страной, – покачал головой Мика. – Особенно культурой – как-то попался один автор, кажется… его звали Мишима Юкио? – О, совсем недавно проходили на занятиях! Мы разговаривали о литературе довольно долго – в основном, я рассказывала Мике, что бы ещё почитать, и что бы хотела почитать сама, пока лежу в госпитале. В ответ парень пообещал, что постарается принести ещё что-нибудь. – А насчёт додзё – не переживайте, Казама-сан, – вновь улыбнулся Мика, обернувшись на прощание, когда тётенька-медсестра принесла обед. – Уверен, что вы легко одолеете кого угодно. Даже эту вашу подружку. – Точно! – показала большой палец, а затем при помощи, кажется, Риды (или Рюды?) встала с койки и подошла к окну, пока медсестра ставила обед на столик. От общения с Микой на душе становится легче. Хотя он заходит всего на пару часов, и не каждый день, но это здорово помогает в нынешней ситуации. А за окном всё так же хмурятся тучи. #Семолина – манная каша. ***12.06.2017, понедельник, вечер.
Сегодня Мика пообещал, что выведет подышать свежим воздухом на улицу, но только ближе к ночи, когда станет безопасно. Не очень поняла сначала насчёт безопасности, но… Вчера где-то вдалеке громыхало так гулко, что стекла в моей палате периодически звенели. В коридоре, куда стала периодически выглядывать, бегали не только врачи и медсёстры, но и военные – здоровенные детины, увешанные оружием. К ночи всё стихло, но врач отказался рассказывать, что там снаружи произошло. Только пожал плечами, сказав, что была стрельба – как будто для него слышать взрывы вполне привычно. Но вот мне далёкие, но гулкие разрывы тишины заметно испортили настроение. Принёсший сегодня завтрак Мика сообщил, что одну из медсестёр перевели работать с ранеными солдатами, число которых за последние дни увеличилось. Спросила было, всё ли хорошо и не угрожает ли опасность, но Мика заверил, что всё в порядке и пообещал ближе к ночи, как тучи совсем уйдут, вывести погулять… только вот где он? Встала с кровати и подошла к окну. На часах на телефоне уже почти десять вечера, в это время по госпиталю проходит дежурный и довольно громко говорит что-то вроде «atboy!». Не знаю, что именно значит это слово – но довольно быстро догадалась, что это сигнал ложиться спать, потому что после этих слов весь шум голосов солдат стихает, оставляя слышными только стоны. Хотя никто не заставляет это делать, но я тоже ложусь спать после сигнала. Мика оказался прав, и половина успехов в выздоровлении лежит именно в хорошем, продолжительном сне… только вот почему не приходит человек, которому поручили развеять мою скуку? Легла было в койку, но как только аккуратно положила затылок на самую мягкую в мире подушку, в дверь постучались. – Не любите засиживаться допоздна? – спросил Мика, образовавшись в проёме. – Было бы над чем сидеть, – притворно надулась, а затем удивилась собственному жесту. – Вторую подаренную книжку одолела ещё утром. Как-то быстро привыкла к Мике, хотя мы знакомы всего ничего. Иногда настигает ощущение давнего знакомства с парнем – но в ответ на вопрос Мика лишь ответил, что так и должно быть при общении с психологом. Не стала спорить – ведь до сих пор поводов обращаться к мозгоправам не было. Вышли в коридор, причём я – впервые с того момента, как очнулась. Врач, медсёстры и даже Мика, несмотря на всё дружелюбие, пройтись и размять ноги дальше, чем небольшой квадрат палаты, не разрешали. Почему – от Мики вызнать не получилось, но сегодня всё же выберусь наружу! По коридору шли в кромешной темноте, так что пришлось довериться чувству направления Мики. Спустя полминуты мы вышли к двери, открыв которую, парень сделал приглашающий жест и сказал: – Прошу. Удивилась было такой галантности, но, наверное, для русских в этом нет ничего такого? Мика или мой врач всегда придерживают дверь перед медсестрами. Но долго задумываться не пришлось, потому что едва не упала с порога госпиталя. – Осторожно, – Мика успел подать руку и я опёрлась на неё, пройдя несколько метров. В кромешной темноте, однако. Казалось, так темно только внутри госпиталя – однако, подняв голову, заметила лунный свет через неровные хаотичные просветы. – Почему так темно вокруг? – тихо спросила, когда прошли ещё немного. В теплом суконном халате поверх больничной сорочки оказалось довольно тепло, несмотря на прохладу. По звуку похоже, что мы идем по деревянным настилам, которые негромко хлюпают в жидкой земле, но не тонут. – Маскировка света, – не очень понятно пояснил Мика, но потом добавил, заметив недоумение: – Из-за войны необходимо прятать уязвимые объекты от налётов, в том числе – при помощи маскировочных сетей и полного отсутствия света. – Неужели кто-то будет бомбить госпиталь?! – не поверила сначала, но затем столкнулась со взглядом, полным разочарования в человечестве. Спустя несколько минут блужданий, мы резко свернули и оказались практически над обрывом. Застыла, задержав дыхание, а Мика с удивлением глянул на меня, а затем кивнул на скамейку, установленную в каких-то сантиметрах от обрыва. – Да, конечно… – ответила и демонстративно поправила полы халата. – Не хотелось бы вновь упасть. Мы сели рядом, но разговор никто начинать не спешит. Мика достал было сигареты и зажигалку, но потом как будто что-то вспомнил и со смешком убрал их обратно в карман халата. Я же про себя поблагодарила парня, потому что расхотелось нарушать всякую тишину, когда подняла взгляд. Никогда… наверное, никогда не видела настолько ясного звёздного неба. Врач говорил, что после травмы немного ухудшилось зрение, но даже так я прекрасно могу различить отдельные звёзды. Как же… красиво. – Небо в алмазах, – негромко прокомментировал Мика, который тоже смотрит на звёзды. Сравнение понравилось, настолько, что немного взяла зависть от того, что это сказала не я. Не зря говорят, что книги помогают развивать речь – отчего захотелось попросить Мику принести так много книг, сколько только возможно достать. А пока мы молча наблюдаем за бесконечным количеством звёзд, сидя на лавочке над обрывом. На ум пришла Лили, которая непременно назвала бы такую ситуацию «романтической» – хотя ничего подобного между мной и Микой не вижу и не ощущаю. Парень всем видом показывает, что лишь добросовестно выполняет поставленную задачу – делать так, чтобы я не скучала в четырёх стенах. – Не мёрзнете? – спросил он, предложив плед. Очевидно, что тёплую, хоть и довольно грубую ткань положили на скамейку заранее. Приняла плед и завернулась в него, а затем бросила взгляд на тонкий белый халат Мики. – Вам-то, наверное, совсем не холодно в Японии, даже на Хоккайдо? – Я больше предпочитаю жару, – улыбнулся Мика, не отрывая взгляда от звёзд. – А вот дожди совсем не люблю. У меня дома лето влажное, сырое – хотя иногда солнце очень сильно нагревает сырую землю, и тогда находиться в городе становится невыносимо. – Далеко вы от Японии живёте? – Вам не узнать таких планет, – усмехнулся Мика и замолчал, видимо решив, что этой информации достаточно. Не люблю, когда люди скрытничают. Дома это чаще всего означает, что человек набивает себе цену, изображая загадочность и таинственность… но вряд ли это подходит под описание Мики. От него всё так же веет только странным чувством… знакомости. Будто знаю этого человека так давно, как если бы пережила с ним не одно приключение. Мысль странная, да и не очень вежливо пялиться на людей просто так – ведь Мика больше ничего не говорит, удерживая взгляд вверх, на россыпь алмазов на ночном небе. Тоже подняла взгляд. В Осаке невозможно увидеть такое небо, и дело не в том, что там другие звёзды или что-то ещё. Просто город так ярко светит бесконечными огнями неоновых вывесок, уличных фонарей и окнами высоток, что звёзды гаснут, не выдерживая конкуренции. А здесь… хорошо. Через какую бы трагедию не прошла, которую всё равно не могу вспомнить – хорошо, что мой путь в этом путешествии заканчивается здесь… …в какой-то момент не заметила, как в тепле пледа размякла, и в очередной раз прикрыла глаза, а затем обнаружила себя в госпитальной постели. ***15.06.2017, четверг, утро.
День начался также непримечательно, как и многие другие здесь – за исключением того, что я впервые за долгое время почувствовала тоску по занятиям спортом. Хороший знак – и врач подтвердил, что восстановление практически завершено. Единственное… разочарование испытала, когда с затылка сняли все швы. И дело не в волосах, которые быстро отрастут – просто там остался заметный рубец. Но врач с грустными глазами быстро понял, и вчера пришлось ещё немного полежать в отключке. Зато уже сегодня, когда вновь сняли бинты, на месте ощутимого рубца осталась только прерывистая полоска чуть вздувшейся кожи. Сердечно поблагодарила доброго доктора, который назвал это «парой пустяков». Последней неприятностью осталась головная боль после операции – но и она постепенно проходит. Сегодня непривычно долго рассматривала саму себя в зеркале – да так, что на ум пришла Лили, которой это более свойственно. Но интересовала каждая деталь – например, едва заметный белёсый шрамик на подбородке. Откуда? Или уже рассосавшийся, но недавно вполне заметный синяк на животе – такие бывают только после сильных ударов кулаком, которые нельзя пропускать ни в коем случае. Я и не пропускаю обычно – уличная шпана редко обладает навыками для того, чтобы взломать оборону стилей дайто-рю. Может, кто-то напал на меня на Хоккайдо, когда пыталась… ну не знаю, бежать? Так мало известно и так плохо, что ничего не помню, что даже начинаю временами злиться. Врач советовал так не делать, а ещё рассказал, что несмотря на синяки, ушибы и ссадины в разных местах на теле, я иду на поправку очень быстро. Никаких повреждений внутренних органов, кроме тяжелого сотрясения мозга с амнезией – которая может пройти в любой момент, как сказал как-то Мика. – Когда ж отправят домой-то… – негромко пробубнила, вновь бросив взгляд в больничное зеркало. В дверь постучали. Коротко глянув на экран телефона, не удержалась от улыбки – завтрак был давно, для дневного осмотра ещё рано, так что стучать мог только один человек: – Входите, Мика. – Не помешаю? – спросил психолог, и с такой же улыбкой зашёл в палату. – Для вас на кухне испекли пирог в честь выздоровления. – Ура! – обернулась от зеркала и приняла от парня ещё дымящуюся картонную коробку. Внутри лежит что-то похожее на яблочный пирог из мультиков про вечно дерущихся кота и мышонка, не помню название – точно такие же переплетённые полоски теста поверх начинки из… наверное, это джем? – А что за начинка? – спросила я, поставив коробку с пирогом на прикроватную тумбочку. – Никогда такую не видела. – Ягоды, перетёртые с сахаром, – ответил Мика и перечислил несколько названий, которые я всё равно в английском языке не знаю, а затем добавил: – здесь, на Хоккайдо растут. – Вы что?! – удивилась я. – Нельзя же просто так ягоды собирать! –...да? – почесал щёку Мика. – Ну, надеюсь, меня никто не наругает. – На самом деле, мало что про это знаю, – хмыкнула, пожав плечами. – В Осаке ягоды растут на полках магазинов и стоят также дорого… –...как арбузы, которые, кстати, тоже ягоды, – усмехнулся Мика и протянул ножик: – Порежете? Схожу пока за чаем. – О, конечно, – приняла нож и принялась нарезать круглый пирог на треугольники. Мика вернулся с подносом с парой дымящихся кружек и блюдцами. Ещё в первый день заметила, то каждый предмет посуды промаркирован разделённой посередине красной звёздочкой и выглядит так, будто таких же кружек и блюдцев выпускают миллионы. Почему-то возникло такое ощущение… – Ммм, это же молочный улун! Откуда вы знаете мой любимый чай? Мика на мгновение застыл, но только на мгновение: – Угадал? – улыбнулся психолог. – На самом деле взял на кухне то, что было, так что действительно повезло. – А вы какой предпочитаете? – спросила, приняв горячую кружку. Мика заметил, что в комнате стало зябко и сходил к окну, чтобы прикрыть форточку. – Какой дадут, – усмехнулся парень, присев на стул у кровати и взяв от меня блюдце с куском пирога. – Благодарю. Пирог оказался непохожим ни на что привычное из японской кухни – впрочем, как и все русские блюда. Кисленький, но с приятной горчинкой послевкусия и плотной текстурой печёного теста. Кто бы не готовил – постарался он на славу. – Тут уж вас стоит благодарить, – покачала головой, отхлебнув чая. – Действительно, спасибо, что не дали закиснуть в этой палате. Надеюсь, что бои скоро закончатся, и я смогу вернуться домой. – А, в этом плане всё идёт более-менее хорошо, бои в Асахикаве завершены и сейчас боевые действия идут к востоку от Саппоро, – ответил Мика, кивнув в сторону. – Скоро всё закончится. Видимо, в той стороне находится столица префектуры. Ни разу за две недели госпитале не пришлось смотреть телевизор или читать новости с компьютера – потому что ничего из этого в палате нет. Так что единственной связью с внешним миром для меня оставался папа на телефоне или Мика. – Соскучились по дому? – с пониманием то ли спросил, то ли утвердительно заявил Мика. – Вы ведь ходите в школу? – Да-а-а… – кисло ответила, что мгновенно рассмешило Мику: – А вот ничего смешного! Знаете, как много занятий уже пропустила?! К летним экзаменам ведь придётся готовиться, вообще не выходя на улицу даже подышать – а потом папа найдёт меня, похороненной под учебниками. И зачем тогда было лечить?! Смех Мики в какой-то момент едва не заставил парня уронить кружку, так что мне пришлось передать полотенце – разлитый чай знатно испачкал белый халат. – Я уверен, что вы справитесь, – попытался приободрить Мика, но потом опять рассмеялся. – Слышал, что в японских школах очень сложные задачи на химические формулы? – О да, – кивнула, – хотя если постараться, то можно справиться. – Вот и решение для всех остальных экзаменов – нужно будет постараться и тогда всё получится. Не забудьте перед экзаменом съесть кацудон! – Всё-то вы про Японию знаете! – усмехнулась я. – Но – ваша правда, есть такое поверье. А что в России делают, чтобы успешно сдать? – О, куча вариантов, – Мика стал загибать пальцы, перечисляя: – В ночь перед экзаменом подойти к окну и громко позвать удачу – это раз. Положить перед сном под подушку учебник – это два. Заходить в класс только с правой ноги – это три… ну ещё некоторые считают, что ни в коем случае нельзя мыть голову! – Фуу! – притворно съежилась, но рассказ Мики понравился. Хорошо вот так вот сидеть и болтать с человеком, который едва ли старше меня больше, чем на десять лет. Не чувствую в Мике никакой родственной души или подобной чуши, но благодаря ему и правда получилось не сойти с ума. Мы принялись с большим рвением делать вид, что хотим в одиночку сжевать весь оставшийся пирог – поэтому болтать дальше не получилось. И у меня, и у Мики рты оказались заняты едой и чаем. Иногда Мика вдруг как-то странно замирал, а серо-карие глаза становились похожи на две стекляшки – причем это могло произойти даже когда Мика что-то говорил. В такие моменты становилось немного жутко… хотя скорее просто неуютно. Вот и сейчас Мика почему-то замер точно также, при этом не переставая жевать и запивать пирог чаем. – А давно вам приходилось экзамены сдавать? – спросила, желая как-нибудь отвлечь Мику. Грустно видеть обычно улыбчивого и добродушного парня, при этом своего же психолога таким подавленным. Тем более, что вряд ли Мика принёс пирог для того, чтобы грустить? – Только что сдал последний, – вдруг вернулся из ступора Мика и повернулся с легкой улыбкой. – В том смысле, что я успешно справился с задачей не дать вам хандрить. Ну и порешал свои, профессиональные задачи. Успех, иными словами. Всё же опыта у меня немного. Откровенно говоря – вы первый мой пациент, Казама-сан. – Рада слышать, что экзамен прошёл успешно, – сделала шутливый полупоклон, не вставая с кровати. – Но если вы говорите, что сдали экзамен, то и работа ваша закончена? – И вы скоро поедете домой, – покивал Мика, на пару мгновений вновь «заледенев», но быстро вернувшись в прежнее «живое» состояние: – И дело даже не в боевых действиях. Мика отвернулся к окну и кивнул на улицу, где сегодня ливень накрывает землю сплошной стеной. – Дожди. У нас есть техника, чтобы летать в любую погоду, Казама-сан, но зачем рисковать безопасностью, если можно подождать ещё немного? – Я у вас прямо какая-то королева, – хмыкнула, признавая правоту. – Ни разу не слышала, кстати, чтобы в коридоре звучала японская речь – неужели я во всём госпитале тут одна не из числа солдат? – В этом госпитале – да, – кивнул обернувшийся Мика. – Потому что мы нашли вас совсем неподалёку, и вы находились в очень тяжелом состоянии. Других пострадавших рядом не было – но я слышал, что местным жителям оказывается медицинская помощь нашими медиками бесплатно, если на то есть необходимость. – Мне же тоже это всё… – коснулась едва заметных следов шрама на затылке. – Полностью, – усмехнулся Мика. – Всё за наш счёт, никто не будет стучаться к вам в дверь с требованием платить по счетам. А ещё, зная ваш род занятий – вряд ли это вас напугает. – Это точно, ростовщиков мы выпроваживали не раз и не два – папе в итоге вообще перестали давать кредиты, – засмеялась воспоминанию. Мика поддержал, но быстро потух, а глаза врача вновь стали стеклянными. Мы не сговариваясь повернулись к окну, где неумолимо хлещет дождь. Не стала пытаться расспрашивать Мику дальше, решив помолчать – говорят же, что иногда молчать с хорошими людьми куда приятнее, чем беспрестанно говорить? Мика похож на такого человека… – Дожди будут идти до вечера субботы, а затем, по-видимому, сезон сменится на засуху, – нарушил Мика молчание спустя какое-то время. – И я смогу улететь домой? – оживилась, но быстро осеклась. Мика обернулся и кивнул с мягкой улыбкой, но теми же неживыми глазами. Контраст пугающий, и видимо парень заметил это и отвёл взгляд немного в сторону. – Мне тоже предстоит дорога домой, – добавил Мика и вновь кивнул головой в сторону, подразумевая, наверное Россию. – Лучше бы эти дожди продолжались как можно дольше. – Почему? – Если они продолжатся – то смогу остаться здесь навсегда. Я усмехнулась иронии, но Мика выглядит сейчас так серьёзно, что даже стало немного не по себе. – Это была не шутка, – покачал парень головой. Вновь в больничной палате повисло молчание. Впервые за долгое время я чего-то постеснялась – попросить Мику принести ещё чаю, так как моя кружка давно опустела. Мельком заметила, что кружка парня где-то наполовину полна уже давно остывшим чаем. Мика вдруг дёрнулся и скривился, а затем почесал левое ухо, будто его туда кто-то укусил. Заметив моё удивление, парень обернулся, и глаза наконец-то потеплели. – Надеюсь, пирог понравился? – Очень вкусный, никогда такой не ела! Передайте поварам благодарности. Постойте… вы сказали, что собирали ягоды для него? – Да? – удивился Мика, а затем утвердительно качнул головой: – Действительно, так сказал. Привычка из детства – я рос, скажем, в бедности, и часто собирал в лесу грибы и ягоды, когда не хватало еды. – Тогда и вам большое спасибо за угощение, – не вставая с кровати, поклонилась Мике в пояс, как положено делать за действительно вкусную еду. – Надеюсь, что как выздоровлю – смогу приготовить что-нибудь и для вас. Сев обратно, заметила, как из глаз Мики пропал любой намёк на неживое выражение, зато… как будто в них появились слёзы? Мы одновременно моргнули, и я решила, что ошиблась – на лице парня не отражается ничего, кроме подчёркнутой вежливости. – Всё может быть, – Мика поклонился в ответ и принял пустую кружку. – Прощайте, Казама-сан. С этими словами Мика вышел из палаты, оставив в недоумении. Ведь обычно он говорит «до свидания»? ***18.06.2017, воскресенье, вечер.
Синоптики русских оказались правы, и рано-рано утром я вылетела на вертолёте прямо от госпиталя, который, как оказалось, возвели за несколько дней прямо на скале в горах Хоккайдо. Мика тогда не оговорился – с четверга мы больше не виделись, а на вопрос куда он пропал, медсёстры пожимали плечами, как будто не понимая, про кого идёт речь. Мой врач тоже, наверное, уехал – но про него медсёстры хотя бы сказали, что дядечка с грустными глазами специально приезжал только для того, чтобы лечить меня. Жаль, что не получилось попрощаться – зато Рида и Рюда провожали с искренними слезами на глазах, видимо так им понравилась. Сама плакать не стала, но с благодарностью приняла от них большущий термос с чаем и пакет с кучей бутербродов. Всё это очень пригодилось на первом этапе путешествия домой – несмотря на опостылевшую кашу, которой позавтракала, во время полёта на вертолёте есть захотелось очень сильно. А затем, когда сопровождающий, высокий неприветливый блондин с заметным шрамом на лбу, посадил меня в Сэндае на синкансэн до Осаки, бутерброды с красной икрой и коровьим маслом помогли продержаться почти до конца пути. Папа встречал на перроне – выбежала к нему со всех ног, не веря, что это долгое и совершенно исчезнувшее из памяти путешествие наконец-то закончилось. По-настоящему поверила в это только тогда, когда зашли домой – чуть задержавшись на входе, где папа выключил ночной фонарик у двери. Старая семейная традиция – ориентир для маленькой Аски, которая могла и любила в детстве потеряться, гуляя по неширокой улице. Вместо того, чтобы как следует намылить папе шею за малодушие и желание быстро разбогатеть, продав додзё, решила отложить эти разборки и дать себе отдохнуть с дороги. Тем более, что папа за время моего отсутствия явно не терял время – вся прихожая приятно пахнет свежеструганным деревом на месте старых половиц и стенок, а моя комната празднично украшена. А вот сам папа выглядит… очень плохо. Вместо едва седеющих баков его голова теперь покрыта редкой сединой почти полностью. Так что не стала тревожить папу ещё больше, чем он успел настрадаться из-за моих невесёлых приключений. – Можешь не рассказывать, если хочешь, – прошептал папа, когда мы пришли на кухню, обнялись и дали волю чувствам. – Не надо тревожить рану, если она ещё не зажила. – Ох, пап, а что же рассказывать, если я ничего не помню? Папа продолжал прижимать к груди и гладить по голове, а я расслабленно полулежала в его руках. Немного отодвинувшись, потянулась к подаренному в госпитале рюкзаку, и… – Блин! – машинально хлопнула себя ладонью по лбу. – Я же ничего не привезла с Хоккайдо. Но вместо ожидаемой добродушной улыбки, папа лишь широко раскрыл глаза и замер, растерянно глядя в лицо. Почувствовала себя по-настоящему виноватой, раз он так расстроился… хотя нет. Папа заметил замешательство и поспешил улыбнуться: – Ну что ты, ничего страшного! Главное, что ты жива, сейчас что-нибудь быстро сделаю нам… – Ага, а есть-то в чём будем? – иронично усмехнулась, кивнув в сторону пятидневной стопки посуды. Пока готовили вместе, не покидала мысль насчёт странного взгляда папы. Так много эмоций смешались на лице в тот момент: страх, удивление и… наверное, надежда? К чему бы это? Может, он расстроился из-за того, что от родственников на Хоккайдо нет ни слуху, ни духу? Не стала теребить и эту рану. Пусть ничего не помню, но ведь для папы это совершенно точно стало потрясением. Когда поужинали, меня едва ли не под ручку отвели в комнату под настойчивые требования немедленно ложиться отдыхать, да такие настойчивые, что едва успела вставить пару слов про желание сходить в душ! И всё же папа прав. Помывшись с дороги и переодевшись в любимую пижаму с медведями, легла на футон, взяв с полки сделанную мамой мягкую игрушку. Давно перестала спать с этой ушастой радостью, но именно сегодня захотелось прижать игрушку к груди, чтобы забыться в спокойном сне в полной безопасности дома. Завтра будет новый день моей старой привычной жизни – школа, возможно ещё придётся разнимать очередную драку в Наниве, по которой я буду мчаться на велосипеде, надеясь успеть до школьного звонка… а потом пойду заново устраиваться работать курьером на почту. Кажется, мой велосипед папа уже починил. Последняя мысль перед сном, которая не давала уйти в забытье – как будто что-то упускаю, нечто важное. Что-то, что могло круто изменить жизнь за какое-то совсем небольшое время… Как жаль, что ничего не помню. Может, вспомнится потом?13.04.2024, суббота, рассвет.
Конец.
Конец?