* * *
«Кто бы мог подумать, нет, кто бы мог подумать!» — размышлял Рейегар, философски наблюдая каким взглядом, полной далеко не братской любви, смотрел на Серсею сир Джейме. — Светлейший, — поприветствовал его рыцарь, склонив голову и отступив на несколько шагов, ближе к сестре. Сейчас они обедали в зале королевы, и вышеназванная ненавязчиво поглаживала округлый животик, элегантно поедая вкусные бараньи ребрышки с чесноком и жареной картошкой. Когда стало известно о беременности девушки, Рейегар даже не знал, как реагировать. Конечно, он изображал, что очень-очень рад пополнению в их «счастливой» семье, осыпал её драгоценностями и дорогими тканями, но оставался насторожен. Если ребенок его и если родится мальчик… Это ставило под удар весь его План… Но затем он заметил искру между двумя Ланнистерами, и всё сразу встало на свои места. Как забавно: красивый королевский гвардеец влюблен в прекрасную королеву-сестру, что замужем за порочным, погрязшим в вине и грехе короле*. Рейегар позволил себе ухмылку. Это действительно казалось ему высшей степени смехотворно, хоть бери и шуточный спектакль ставь. Он-то думал, что только его предки подобным баловались, но нет! Ланнистеры тоже, оказывается, не отставали! Тогда ему хотелось расхохотаться, смеяться и смеяться, брызгая слюной и похрюкивая — так Таргариену было весело. Великолепно, чудесно, просто такого быть не могло! Как совпало! Считай, конфликта и междоусобных войн не избежать. Гонимый моралью и справедливостью, Станнис Баратеон, которого Рейегар перед этим наградил Драконьим камнем вместо надлежащего Штормового предела, и подросший наверняка также жаждущий трона маленький Ренли также захотят получить власть в Семи королевствах. А это означает гражданскую войну, восстания и раскол общества. Что может быть лучше? Уже не контролируя свои эмоции, Таргариен одарил женушку искренней улыбкой, отсалютовав бокалом борского золотого. Та ему вежливо кивнула и нежно скривила губы. «Нет, — засомневался он, — ребенок не мог быть моим, просто не мог. Серсея не та, кто будет носить ребенка от нелюбимого мужчины, она ненавидит Роберта всей своей самовлюблённой душой, и я чувствую это всем своим нутром». Слава богам, его надежды оправдались: ребенок родился светловолосым и зеленоглазым, худым и острым, а еще, очень, очень капризным. Подобно Серсее, мальчик, которого было решено назвать Джоффри, обладал ужасным, ни с чем не с терпимым характером, громко плакал и брыкался, когда Рейегар решил из роли отца его подержать. Когда он поднес младенца к лицу, он почувствовал резкий запах Утёса Кастерли и поспешил немедленно поскорее отдать его матери. Ланнистер сразу расцвела и заворковала над ним, шепча разные милые глупости, дивясь его красоте и маленьким, пухленьким щечкам. Рейегар вновь позволил себе улыбку — всё же, несмотря глупость и самонадеянность, Серсея была любящей матерью, этого было не отнять. Рядом с ней склонился сир Джейме в прекрасной золотой броне королевской гвардии. Вьющиеся волосы скатились по плечам, когда он со счастливой улыбкой склонился над малышом. Он будто светился, играя с «племянником». «Они хорошо друг с другом смотрятся», — отстранённо подумал Рейегар. Красивые, молодые и радостные, они не замечали его угрюмого взгляда, а просто проживали этот момент, вместе, как единое целое. — Как мы смогли создать нечто столь прекрасное? — подала голос девушка, поворачиваясь к Рейегару, хотя душой обращалась к Джейме. — На всё благословение богов, миледи. И видя, каким взглядом наградил его Ланнистер — сдержанный, холодный, с долей терпимости и ненависти — он ещё раз убедился в своей правоте. Еще один пункт Плана выполнен.* * *
Так и проходили дни. Скучные, наполненные пороком и выпивкой дни, скупые на что-то интересное, однообразные, ничем не отличающиеся от предыдущего. Любой бы сошел с ума от такой монотонности, но Рейегар был не так прост. Год за годом рождались новые дети, всё также светловолосые и зеленоглазые, но на сей раз прелестные и невинные, и мужчина бы рад с ними проводить время (они не наследники и не родные, так почему бы и нет?) но Серсея, с годами став ещё неблагоразумнее, всячески тому препятствовала. Как мужчине ему следовало бы проявить стойкость и жесткость, но постаревший Роберт стал слабохарактерным и ничего не замечающим тряпкой, а ему следует соответствовать роли, в которую он сам себя загнал. Да… Роль. Таргариен так долго играл её, что уже не мог в полной мере ответить, где заканчивается «Роберт» и начинается «Рейегар». Где проходит граница между спившимся от горя некогда славного воина и меланхоличного, увлеченного книгами принца. Или это он уже превратился в спившегося от горя мужчину? Джон Аррен уже перестал на что-либо надеяться — наконец-то! — и оставил даже малейшие попытки привлечь внимание идиота-Роберта к делам государства, и ленивый король со вздохом облегчения передал бразды правления деснице и Малому совету. Правление это, к слову, можно охарактеризовать только кратким: «Так себе». Казна пуста как голова среднестатистического головореза Джастина или шлюхи Рос, народ голодал и уже не мог терпеть завышенные налоги, идущие на очередной турнир, преступность росла, а зима медленно, но верно приближалась. Впрочем, подобное было только на руку Рейегару. А потом Джон Аррен умер, и Рейегар понял: пора действовать. Наконец пришел черед главного, самого важного этапа. Он знал, что Старк, как и Аррен в последние месяцы жизни, рано или поздно докопается до истины и узнает тайну Серсеи; знал, что того неумолимо ждет смерть, уже маячившая среди колонн тронного зала, и Рейегар почувствовал такую забытую, тихую скорбь. Старк станет расследовать убийство Джона Аррена, а в итоге… Начнется война. Хотя, честно говоря, Рейегар и сам не до конца понимал, кто отравил Старого Сокола. То ли Бейлиш с полоумной Лизой, то ли боявшиеся раскрытия их секрета Ланнистеры, а точнее, Серсея, ведь сир Джейме пусть и Цареубийца, но не трус, не евнух и не женщина. Убийцей мог быть и Варис на пару с мейстером Пицелем… Разбираться с этим было довольно затруднительно и бессмысленно. Да и кто бы мог точно сказать, кто виновен в смертоубийстве десницы? Только боги знают, подумалось ему. И Лианна. Лианна, должно быть, на небесах ты презираешь меня, наблюдая, как я разлагаюсь. Но знай: я это делаю, только ради тебя, во имя тебя, мстя за тебя. Ты единственное, что питало во мне жизнь, главный свет, главное солнце и луна. Забавно, я забываю тебя. Забываю цвет твоих волос, твой голос, твои глаза. Мне помнится только твой заливистый смех и то, как ты была прекрасна для меня. Я нарисовал тебя как-то, когда только очутился в этом теле, нарисовал, и тут же сжег этот рисунок, решив, будто ты на нем слишком уродлива. Как же жалею об этом… Рейегар обнаружил себя возле статуи Лианны в крипте Винтерфелла, рядом с постаревшим Эддардом Старком. Они разговаривали с ним о срочном, о важном, о глупом и о том, что может подождать. В тот день, в крипте многовекового Винтерфелла, Дракон впервые за все эти годы позволил чувствам взять вверх над разумом. Старк совсем не изменился с их последней встречи на турнире в Харренхолле: такой же тихий, хмурый и честный, только слегка потолстел. У него выросли прекрасные дети, с добрыми, наивными большими глазами цвета Синего Зубца, и только у одной, а точнее у двоих зеницы цвета Старков. Серые, а волосы темные. При виде дерзкой и брыкающейся Арьи Старк у Рейегара участилось дыхание. Такая же яркая, воинственная и смешная. Смелая и благородная — эти черты он заметил сразу же. Она точно не станет истинной леди, и не будет воспитывать в таком духе своих дочерей, если, конечно, доживет до такого момента. В ней кипела Волчья кровь. — Не трогайте Леди! — плакала Санса Старк. — Не трогайте Леди, она не виновата ни в чем! — в ярости прокричала Арья, отпустив сестру и принявшись защищать её. Он знал, что Джоффри врет и врет мерзко, безыскусно. Рейегар с тяжелым сердцем отпускал Эддарда Старка к лютоволку, пытаясь тому показать, настолько «Роберт» изменился и как Красный замок кишит этими Ланнистерами, как Семи королевствам нужен порядок и его твердая рука. «Всё это ради Плана, и только ради него. Старк — такой же мятежник, каким был и Роберт Баратеон, и Джон Аррен. Его родство с Лианной не должно ничего для меня значить. Он должен поплатиться за свои преступления, за измену, за всё», — кричало сознание. «Но виновата ли леди Кейтилин Старк в проступках мужа? — тихо подал голос внутренний глас. — Виноваты ли его дети? Должны ли они страдать во славу твоему горю?» «Перестань». «Виноваты ли те малолетние фрейлины и оруженосцы из рода Ланнистеров, едва старше Томмена, в смерти Лианны и твоих родных?» «Хватит…» «Виноват ли тот маленький лютоволк, кого ты сознательно ведешь на смерть, прекрасно зная его невинность?» — ХВАТИТ Я СКАЗАЛ! — Рейегар вновь увидел пред собой гостиницу на перекрестке и обескураженную златовласую толпу с одной стороны и недоверчиво взирающую с другой. Крик отдавал гулким эхо, и все без исключения повернули головы в сторону короля. Ведь до этого момента стояла мертвая тишина. Рыжеволосая Санса с надеждой глянула на мужчину, а Арья, в силу своей простоты и прямолинейности, посмотрела как на сумасшедшего. Эддард Старк чуть обернулся, вопросительно взирая на друга. Он уже достаточно вылил чувства наружу. Пора взять себя в руки и перестать рефлексировать и истерить, точно пьяная девка. Пора, наконец, сосредоточиться на Плане, на данном этапе любая мелочь может испортить то, что он готовил полтора десятилетия. Взглянув в глаза Эддарду Старку, он холодно кивнул ему, и мужчина, всё так же тяжело стуча обувью, удалился прочь. Через несколько минут все забыли о его слабости, сестер Старк увели куда-то наверх, а взрослые вместе с Джоффри продолжили пировать. Почему-то на него особенно сильно повлияла смерть лютоволка, он даже запомнил её имя — «Леди». После того происшествия северяне ускорили свою процессию, и Рейегар понимал с какой целью: дабы не видеть перед собой бледную разросшуюся тень прежнего Роберта Баратеона. А еще, чтобы не встречаться с Ланнистерами, ведь благородный Старк Винтерфелльский наверняка решил, будто он это сделал под действием уговоров Ланнистера и компании. Всё складывалось так, как он и рассчитывал. Первый конфликт уже произошел, напряжение между двумя семьями возросло, и обе стороны одинаково сильно ненавидят друг друга. Слепы лишь дети, наивная леди Санса и маленькие Томмен и Мирцелла. Но то дети, к тому же, когда Санса увидит первые вспышки безумия у Джоффри, её девичья влюбленность угаснет также быстро, как и у Серсеи, а младших Ланнистеров он в расчет в принципе не брал. Еще один пункт… После окончания одного из своих застолий, в меру пьяный и с трудом переворачивающийся на другой бок, Рейегар вспомнил о Джоне Сноу. Стоило ему первый раз поднять глаза в сторону бастарда, как затем его пронзило (это уже какой раз?). Он понял: перед ним его плоть, его сын. Во время пира, согласно его положению, Джон Сноу расположился на одном из самых дальних рядов, в окружений оруженосцев и молодых сквайров, пробуя, верно, первый раз вино, и выглядел абсолютно счастливым. Когда Рейегар уезжал в Красный замок, а позже на Трезубец, Лианна была беременна. Живот совсем не был заметен, и если бы Рейегару об этом не сказала сама Лианна, он бы ни за что не догадался. Разве что подумал, что девушка прибавила в весе. Видимо, во время родов она погибла, а ребенок выжил, и было решено оставить младенца в живых. Прежде сокрушив в бою его верного друга Эртура Дейна, Эддард сидел у её кровавого ложа и мог бы приютить малыша, выдавая того за своего бастарда. Верно, опасаясь гнева Роберта, ведь тот ненавидел Таргариенов всем своим существом. Весьма умный ход, стоит отметить. Отцовские порывы призывали приблизить к себе парнишу, сделать своим оруженосцем, а заодно узнать поближе, как поступил бы любой человек, обнаружив перед собой собственного сына. Но с другой стороны, Джон вообще не вписывался в План, а зная безрассудный характер Лианны, который он мог вполне унаследовать, он бы весьма сильно поломал всю конструкцию, всю цепь событий. А это очень плохо. Весь этот монолог, точно молитву, он повторял каждый день всю дорогу до Красного замка, а затем, по прибытию, успокаивал себя, говоря, что он правильно поступил в тот день, когда не взял юношу под свое крыло. Таргариена мучила вина, пилила совесть и грыз стыд, которые он раз за разом убеждал в правильности своего поступка. Ещё одним пунктом в защиту своего решения Рейегар приводил и то, что после того, как Старк умрет (а он умрет), мальчишка Джоффри с большой вероятностью прикажет убить или изгнать всех северян из столицы. Так что Сноу будет гораздо лучше на Стене, где он сможет сделать карьеру разведчика или офицера. Да, верно, он правильно поступил. Правильно. Правильно. Пра-виль-но. Нужно прекратить думать о всякой чепухе.* * *
— Эта шлюха беременна! — убедительно прокричал Рейегар, и королевский кулак с силой обрушился на стол, стоявший в палате Малого совета. Бейлиш переглянулся с Ренли. Немного непривычно заседать в том месте, где не появлялся годами. — Но светлейший, — возразил ему Эддард Старк, — ребенок ещё находится в утробе. Вряд ли Вы и Эйегон Драконовластный начинали свои завоевания, кормясь молоком матери. Старк был единственным, за исключением сира Барристана Селми, кто осмелился попытаться отговорить его от этой жестокой затеи. Другие, в лице Бейлиша, Пицеля, Вариса и остальных, будто бы и не присутствовали здесь. Они соглашались, как соглашались четырнадцать лет, и молчали, как молчали всю жизнь. Старк сетовал, что милосердие никогда не бывает ошибкой, что тот, кто выносит приговор — сам должен его выполнить. Что раньше, во времена своей молодости, Роберт Баратеон не страшился теней. И речь его была проникновенна, но Рейегар остался непреклонен — Дейенерис должна умереть. — …Я хочу, чтобы они все погибли! И мать, и ребенок! Ему было больно это говорить. По-настоящему больно. Дейенерис должна умереть, чтобы ярость ярким пламенем отозвалась в сердце Визериса. Чтобы он, скорбя по любимой сестре, направил войска дотракийцев на запад, прямиком в Закатное королевство. Чтобы, в конце концов, трон его короля-отца и предков вернулся законному властителю. Его маленькая сестра, которую он никогда не видел и не увидит, будет отравлена наемником, ищущим злата, или служителем Многоликого, тихим и всегда точным. Это необходимая жертва, такая же, как лютоволчица Леди и её хозяйка Санса Старк. Такая же, какой когда-то стала Серсея Ланнистер. Думая о Серсее, Рейегар тяжко вздохнул. Вначале она была действительно прекрасной и нежной, как весенний цветок. Да, время не отняло у нее её красу, наоборот, такие женщины как Серсея, старея, становятся как хорошее вино — с годами только лучше. Только теперь её красота другая. Не милая, не чистая, а соблазняющая. Она львица, жадная до власти, но не умеющая ей пользоваться. Время не отняло у нее красоту, но взамен забрало нечто другое — или, как знать, этого у неё никогда и не было, — мудрость. Она столь же невероятно красива, сколь глупа и высокомерна. Спешность и самолюбие — какое воистину опасное сочетание. Он ещё тогда, в самом начале, это замечал, но не придавал этому большого значения. Но не будем об этом. Эддард Старк, не скрывая презрения, снял свою бронзовую застежку, и с поспешно выскочил из зала Малого совета. Остальные члены будто пробудились ото сна, мигом начав живо обсуждать возможные способы убийства Дейенерис и её ребенка. Но всё меркло перед Рейегаром: его сестру убьют, и он предложит к этому все возможные усилия. Браня Старка за принципиальность, Таргариен думал: а какая она — Дейенерис? Он знал, как она выглядела. Ей было тринадцать, когда Визерис непонятно каким образом устроил брак девочки и кхала Дрого. Как сообщали его шпионы, девочка эта была очень красивой. Говорили, что так же выглядела его королева-мать в молодости. И всё. Шпионы его хоть и были достаточно хорошими, но не могли сказать ещё хоть что-то вразумительное о её характере или характере Визериса. Те годы, когда, казалось, они были никому не нужны, покинуты и забыты, Рейегару представлялась большой проблемой найти их точное местоположение, по каким городам они скитались и у каких гостей проживали. Известно было лишь то, что они долгое время скитались по Вольным городам в поисках армии, но далее — ничего. Словно чья-то могущественная рука помогала последним драконам спастись от гнева Роберта Баратеона. Чья она конкретно, сказать было трудно. Либо Варис Паук с его огромнейшей сетью Пташек, либо Доран Мартелл, а за ним и весь Дорн. Эти двое довольно-таки опасны, и вместе представляют для Железного трона и Ланнистеров весьма и весьма серьезную проблему. Рейегар был благодарен дому Мартелл за верность Таргариенам. Он буквально ощущал, чуял, что, несмотря на кажущуюся лояльность, в любой неподходящий момент они с готовностью нанесут удар в спину Железному трону и первые поддержат Визериса с его дотракийской ордой. А уж потом, когда победа брата станет несомненной — а она станет — остальные уцелевшие королевства, не способные дать достойный ответ наступлению из-за моря, преклонят колено и поклянутся в вечной верности, как делали тысячи лет. И это прекрасно. Таковы были его истинные мысли, умирая. Его оруженосец, Лансель, подавал непривычно крепкое вино, но мужчина притворился, будто ничего не заметил. Показался вепрь. Огромный, рычащий, из ноздрей его выходил густой пар, а горящие глаза заставляли поежиться. Большая удача, что столь скоро им встретился такой смертоносный зверь. Вооруженный лишь одним копьем, Роберт изобразил, будто надеется выиграть эту битву, но её исход предрешен: ноги с трудом двигались, не запинаясь друг о друга, руки словно приросли к телу, а пот хладными ручьями струился по челу. Но сознание осталось спокойным. Ему предстоит завершить важнейший этап Плана — то, что послужит толчком для надвигающейся войны. Вепрь ранил его где-то в районе живота. Реки красного замарали королевские одеяния. Его в срочном порядке доставили в Красный замок, где его ждал Эддард Старк, и Рейегар с грустью улыбнулся ему. Он с готовностью принял свою смерть. Он — это необходимая жертва ради выполнения Плана. Так же как и Серсея, Дейенерис, Санса Старк, Арья и Леди. И он готов пожертвовать собой ради него. Веки все тяжели, и Рейегару становилось трудно их удержать. Его сознание словно засыпали песком, и думать размышления были невероятно сложной затеей. Но он и не сопротивлялся. Мягкие руки смерти приветливо обвили его душу, как старого знакомого. Дыхание прервалось на миг, чтобы остановиться навсегда.