Город брошенных чудес

Этот дождливый день, казалось, будет длиться вечно. Капли проливного дождя так и били по крышам домов, избивали зонты прохожих, пытались достать до их каменных лиц и унести с брызгами часть их тревоги и тоски. Блестящие, прозрачные капли, переполненные холодом, пытались достучаться до разбитых сердец людей и что-то им донести, но все не получалось. В городе N постоянно шли дожди. Солнце выходило так редко, что казалось, будто оно скрылось куда-то далеко, к своим подругам - звездам. Некоторые поднимали взгляды от земли и пытались разглядеть хоть лучик света, но не видели. Вместо этого их взгляды упирались в молодого человека, идущего по улицам города в распахнутой рубашке и черных брюках. На его лице искрилась добродушная улыбка, которая в этот день приняла, однако, довольно злорадный облик. Ручейки воды затекали за воротник, проходили по спине беглой россыпью и стекали по линиям брюк, разбиваясь о кончики сапог. Молодой человек пересек светофорный переход и уверенной поступью ступал по пустынным улочкам центрального парка, от которого дороги вели в самые разные места. Справа - наркологический центр, слева - большой магазин, а позади - закрытый зоопарк. Если пройти вперед, а потом перейти несколько пешеходных переходов, можно будет попасть на стройку, где по слухам будет бутик женской одежды. Молодой человек смотрел на стройку и думал, не помочь ли строителям. Ведь только один щелчок пальцами - и все будет окончено. Здание будет достроено, все товары будут стоять на местах, а люди потянутся к новому магазину, как пчелы к распустившемуся цветку. Каждая будет стремиться стать первой. Но он этого не сделал, не посчитал нужным. Пусть время и дальше просачивается сквозь пальцы - ничто не должно нарушать порядок, устроенный самим этим миром. И пусть время - самая великая, самая жестокая и невероятная сила во всей вселенной, - оно должно оставаться под неустанным контролем. Стоит времени вырваться на волю, как день и ночь сольются воедино. Великие империи будут возвышаться за минуты и рушиться в доли секунд. Мимолетные чувства, эмоции, ощущения, многовековые понятия религии, власти, войны, и совсем уж тысячелетние - деньги, правительства, наука - вовсе потеряют своё значение. Если даже свет звезд сольется с мраком, не останется ничего, кроме душной пустоты. Этого он для себя и добивался. Ему хотелось найти для себя пристанище, где все будет вечно. Где ему не придется постоянно терять, а лишь находить. А кто для этой роли подходил лучше, чем книги? Верно, книги - они сокровищницы этого мира. В них скрыты такие миры, как этот, и в них обитают свои, скромные и не совсем, боги. Молодой человек в промокшей насквозь рубашке, мокрых сапогах, причесанных набок светлых волосах и по-детски милым, веселым лицом относился к скромным богам. Он не из тех, кто рекламирует себя на каждом шагу и стремится к власти, как древние боги. Нет, весь его мир был крайне мал и скромен, и одновременно - невероятно широк. Ведь в его распоряжении было прошлое, настоящее и будущее. Этот мир, другой мир и последующий, скрытый под грубым переплетом, под тонной мыслей и миллионом недосказанных слов. Он улыбнулся уже не молодой, но ещё не старой библиотекарше. Женщина сорока одного года от роду осмотрела его сверху донизу и протянула ему полотенце, которое уже специально заготовила к его приходу. - Каждый день ты приходишь в нашу библиотеку на рассвете и уходишь на закате, - произнесла упрекающим голосом, за которым скрывалась материнская забота. У женщины, пережившей свои лучшие годы, никогда не было детей, и ей хотелось хоть за кем-то поухаживать. Порою так приятно бывает прикоснуться к чьим-то мягким волосам, провести пальчиками по ушам и по-дружески чмокнуть в щёчку. Протерев голову молодого человека в третий раз, она чуть потерла его по плечам и хлопнула. - Всё, можешь идти. - Спасибо, - ответил он, поднимаясь со стула, на который до того она его усадила, - ваши прикосновения были такими тёплыми. Мне было невероятно приятно. -Ой, ну что ты! - смущённо отвечала она. - Я просто позаботилась о своём постоянном клиенте. - Верно, всё верно. Но порою так бывает приятно сказать человеку, что у тебя на душе. То, что так давно рвалось из груди и должно быть сказано раньше, чем возможность будет упущена навсегда. Спасибо, я очень вам благодарен. - Нет, спасибо тебе, - покраснев, ответила ему Агафья. На её лице виднелась влюбленная смущенность. Словно она снова стала восемнадцатилетней девчушкой. Гектор даже насторожился. С его лица исчезла улыбка. - Что с тобой? Что-то случилось? Он мотнул головой, снова обретая былую улыбчивость. - Нет. Просто задумался. - Вот как. Никогда не видела тебя таким задумчивым. Ай, ну ладно! Иди уж, ты ведь, наверное, заждался уже своих книг, а они - тебя. - Вы совершенно правы. Гектор ушел к дальнему стеллажу, где книжные полки поднимались до самого белокаменного купола. Наполовину готическая библиотека походила на тайное подземелье, кроличью нору. Так и было. Книги умеют захватывать своего читателя. Писатели подобны паукам: их книги - это их нити. Ловко расставляя свои паутины между стебельками травинок, они ловят мелкую дичь. И чем больше дичи они ловят в свои сети, тем больше становится писатель и тем больше становится его паутина, в которой бедные жертвы впадают в небывалую эйфорию. Словно слова проникают под кожу, пробегают мурашками по спине, бегут в венах и захватывают мозг. Они способны вдохновлять на великое! Способны принести свет в почерневшую душу человека или наоборот погрузить во мрак. Лишь в них дьявол совращает человек. Лишь в них ангелы спускаются с небес, чтобы поставить самодовольных людей на место. Лишь в них ведьмак защищает озлобленных на него людей от монстров. Лишь в книгах Сатана может показать читателю истинную природу человека и спасти бедного Мастера, вернуть к его Маргарите и дать им обоим то, чего так долго желали их истерзанные души. Даже Понтий Пилат сможет встретиться с казненным им Иисусом. Лишь в них можно разглядеть душу человека, что сидит справа от тебя. Лишь разглядев нити, можно узнать, на кого охотится этот тоненький молодой человек, о чем он мечтает и чем занята его голова. Каким ему представляются ангелы и демоны и, что самое главное, - он сам. Посмотри ему в глаза так же, как на страницы его книги, и ты увидишь всю его душу. И это лишь несколько миров из тех, что открыли свои тайны для Гектора. Впереди его ждала вечность. Вечность на пару с Куртом Воннегутом и его «Крестовым походом детей», «Колыбелью для кошки”. А рядом сидит Рей Брэдбэри, держащий за плечом баллон, на котором отчетливо виднеется гравировка «451градус по Фаренгейту». От левого плеча идет Зигмунд Фрейд, а в тумане впереди стоит призрачная белая фигура ведьмака и малая фигура девочки с пепельными волосами. Книги - врата в туманные, воздушные острова Пандоры. Книги - голос, повествующий о честном воре, белых ночах и преступлении, за которым следует наказание. Книги - страсть и любовь, жар и холод. Книги - миры, в которых идет бесконечная война, где добро надело маску тьмы, а зло усмехнулось, напяливая маску света. Книги - последний оплот эльфийского бастиона. Гектор ходил между этими мирами снова и снова. Подобно смотрителю, он всегда стоял в стороне, поглаживал сороку, севшую на его плечо. Порой он возвращался в этот мир, когда Цезарь завоевывал галльские поселения, а Константин отстраивал Константинополь. И это было прекрасно. Порой он поднимал взгляд в небо и думал: а может, я тоже чей-то персонаж в какой-то книге. Сейчас Гектор дочитывал историю о портрете Дориана Грея и уже видел, как гнилая душа принимает обличие человека, величественно усаживается в кожаное кресло, застегивает пуговицу на рубашке и замирает, увидев капельки крови на своих пальцах. Гектору это показалось забавным. Убийца, на чьих руках три убийства, всё ещё боится вида крови. Сначала была убита его любимая. Орудия убийства - слова и чувства. Потом - друг, написавший потрет Дориана. Орудия убийства - чувства и нож. А затем был убит сам Дориан. Орудия убийства - чувства и нож. Везде виноваты чувства. Высокие чувства, низкие чувства. Чувства собственного достоинства. Чувства делают из людей убийц. Гектор тоже был убийцей. Он убивал себя и своё время. Ах, ведь это так жестоко! Единственный способ остаться совсем без чувств - это захлебнуться ими! Почувствовать, как они проникают всё глубже в тебя и всё больше принимают оттенков, цветов, образов на куске холста. Лишь захлебнувшись чувствами, можно привыкнуть к той пустоте, в которой сгинули все чувства. И бездна становится все шире, все глубже, затягивая как можно больше чувств, пока не остается ни одного лучика солнца в темном царстве души. И книги - скопления чувств, эмоций, несдержанной любви, высоких порывов, могут утолить эту жажду, захлестнув своего читателя с головой. - Спасибо вам, - мило улыбнувшись, сказал Гектор. - Как, уже вечер? - она ошеломленно посмотрела на наручные часы и разочарованно вздохнула, когда стрелки стукнулись о девять часов и шесть минут. - Ах, как быстро летит время. Ведь только что сидели в своём кресле, читали чудесную книгу! Вы ни разу не шелохнулись! Так были увлечены книгой? - Да, я очень люблю читать. Настолько, что хочу в них захлебнуться. - Вы хотите захлебнуться в чувствах других людей, но не в своих. Вы очень чувственный человек, раз можете так сильно любить книги. - Агафья взяла холодную ладонь Гектора и провела по ней теплыми пальцами, на которых уже виднелась лёгкая дряблость. - Давайте я вам заварю чай. Посидим, поедим печенье! А знаете, у меня есть хороший супчик, только вчера приготовила! Прошу вас, вы ведь ничего не ели! - Спасибо вам, но мне, правда нужно идти. - Он осторожно выскользнул из её непринужденной хватки. Агафья и не удерживала его насильно. Она пыталась заботиться о нём, стать для него матерью. Быть близкой, но при этом незаметной тенью. Держать за руку, утешать, утирать слёзы, совершенно не принуждая. Стремилась помочь, действительно помочь. Но насильно останавливать, как это порою делают матери, она себе не могла позволить. Чувства, которых так легко можно лишиться, она хранила так близко у сердца, как никакая иная женщина во всем городе N. Гектор ступал по улицам города всё той же уверенной походкой, которой ступал много дней, лет до этого часа. Но сейчас он чувствовал, как что-то должно перемениться. Какая-то мелочь, от которой будет зависеть всё. Как капля дождя, ударившая в глаз и открывшая перед ним новые горизонты виденья. Люди, во всём их разнообразии, были как один одинаковы. Единственное, что их отличало друг от друга - была одежда. Даже маска была одна на всех. Но из-под одной такой маски всего на миг он увидел лицо. Её шелковистые золочёные волосы приятно пощекотали его, когда девушка проходила всего в нескольких шажках от него. Её волосы с запахом клевера, словно вуалью укрывали её от всей той мерзости, что кишела вокруг. Словно ангел из древних сказок спустился на землю, чтобы принести с собой надежду в этот пустой мир. И как же был глуп этот ангел. Нет здесь ничего такого, что стоило бы сохранить, или чему следовало бы застыть навеки в янтаре. Нет, лишь огонь. Огонь и ветер очистят эту планету. Лишь потом можно будет начать всё с начала. Начать вновь, построив ещё более несовершенный мир на костях одной личности. Эти люди вокруг такие одинаковые. Гектор опустил глаза к земле, чувствуя, как его ноги медленно ступают, едва касаясь земли. Время застыло по его воле. Гектор обернулся, подошел к ней. Мокрые волосы улеглись паутинной россыпью по плечам и шее, упали под куртку, плотно примыкая к рубашке. Чистые голубоватые глаза смотрели вперед так пронзительно, словно смотрели прямо на него. Он чувствовал, как её взгляд пронзает его вновь и вновь, то нежностью, то легкостью восточного ветерка. Гектор сделал шаг к ней и прикоснулся к ней губами. А после время вновь водой просачивалось сквозь пальцы. Она почувствовала прохладный аромат на своих губах и обернулась, взглянув туда, где еще несколько секунд назад почувствовала его. Но его уже там не было. Гектор ушёл далеко вперёд, оставаясь одновременно в толпе и где-то в своём мире мыслей и размышлений. Он проклинал себя, тысячи раз проклинал. Он дал чувствам играть с ним, и это бесило его. Чувства, что способны уничтожить всё! Ни огонь, ни пламя, ни шторм и вихрь стихии. Нет, лишь трепет души способен уничтожить высокие идеалы, разрушить величайшую мечту, подчинить себе самого Сатану и плюнуть в лицо Богу. Лишь чувства, о которых поют одинокие птицы и мечтает каждый человек. Клеопатра, красота который сравнима с богатством её страны, смотрела на Гектора свысока, маня к себе своим загорелым, маслянистым телом. Гектор неволей прикоснулся к шее, где проходила белая линия. Клеопатра широко улыбнулась своей кошачьей улыбкой и раскрыла перед ним врата в мир кошек, смерти, рабства и бескрайнего огненного песка, с которым может сравниться лишь ледяная пустошь девятого круга ада. Клеопатра смотрела на Гектора, на его осторожно подстриженные серые волосы, на едва теплого цвета кожу и скромную одежу, которой разве уж только раб мог похвалиться. Но в этой рубашке чувствовался таинственный аромат вечности. Аромат пыли, ночи, лучей луны и запаха рассвета на еще не иссохшей росе. И создавалось чувство, что стоит лишь коснуться этих одеяний - они тут же рассыплются пеплом, как и тот человек, что заключен в них. Клеопатра вновь заключала Гектора в свои объятия, чтобы на утро отрубить голову за ту любовь, которую она подарит ему этой ночью. Гектор будет крепко сжат в её объятиях, и кошачий голос над ухом скажет ему: «Готов ли ты отдать жизнь за ночь, ночь ласк, что дикой страстью горит? Готов ли ты познать моих объятий холод и зной? Готов ли ты любовью пылать, а утром стать холодной золой?» Гектор почувствовал, как она всё сильнее прижимается к нему всем телом, так и желая навеки приковать к себе. И пускай это любовь на одну ночь, она стоит тех свеч, что будут гореть всё время, тех звезд, что усеяли небо беглой россыпью, навеки покорив взгляды миллионов египтян. Клеопатра смотрела на Гектора с непристойным восхищением. Уже более сотни раз он вставал перед ней, подходил без тени страха, касался щеки, проводил рукой по тёмным волосам и прикасался к губам. Вечный любовник Клеопатры, которому не опасна смерть во всем её разнообразии. Ему подвластно время, а с ней - и власть над этим миром и мирами, что начертаны первобытными чернилами на грубых пергаментах. Гектор взял один из них и стал вслух читать на древнем египетском. Клеопатра слушала его, нежно мурлыча. - Все подвластно тебе, - говорила она, прикасаясь когтями к его груди. Она прижималась к нему, снова зазывая в постель. Страсть вскипала в их крови в этот предрассветный час. А скоро послушницы схватят его, выпихнут на центральную площадь, где он будет казнён. Его голову посадят на кол, во главе всех других голов любовников Клеопатры. Но в ночь голова исчезнет. Гектор вновь предстанет перед ложем египетской царицы, сорвёт с её кошачьего тела шёлковые покрывала, снимет с её лица маску правителя, чтобы увидеть лицо женщины, жаждущей любви. Клеопатра склонится перед повелителем времени, коснётся его губ, оставит на них пепел фраз, а после прошепчет: «Гори. Сгорай в моей страсти, и пусть кровь в жилах леденеет. Обратись льдом из тех северных лесных краев, о которых ты мне рассказывал. Стань вновь зверем в человеческом обличье, волком. Сорви с себя овечью шкуру! Покажи мне свою серую шкуру, покажи мне свои волчьи глаза и свой волчий оскал. Открой мне своё сердце. А я отдам тебе своё.» Клеопатра, королева любви, вновь заключила союз с новорождённым супругом, что был отдан в руки вечности. Любовь, что должна уничтожить этот мир, и вечность, чьё величие не оговорить словом и даже цифрой. Но вечность бессильна, когда наступает серебряный рассвет. Песчаный туман стелется вдали, и дым подымается за вырезанными горами. Пирамиды стоят за городом, а рядом с ними чутко спит великий страж их - Сфинкс. Гектор стоит, в руке у него пергамент, что через век обратится в пыль, а к спине прижимается великая обольстительница, любовница на вечность. Но почему в сердце так пусто? Знаю, наступил рассвет. Клеопатра смотрит на него кошачьими глазами, чуя запах свежей крови. Она вцепится своими острыми зубками в его шею, где проходила белая линия и, почувствовав пульс под кожей, замрет. - Ты такой холодный. Твою жажду тепла не утолит моё тело. Даже кровь сотен девственных принцесс не сможет утолить твою жажду тепла. И ты не сможешь опьянеть от чувств. Они навсегда замрут в твоём ледяном сердце. Гектор смерил её властным взглядом, а после осмотрел с головы до ног. Он крепко прижал Клеопатру к себе, чувствуя, что чем больше забирает у неё тепла, тем холоднее становится сам. Заря осветила его спину, и холодок пробежал по ней. - Гектор, твоё сердце - сердце льда - так сильно бьётся. Оно бьётся у моего виска, и мне так хочется почувствовать, как оно забьётся в моей ладони. Гектор почувствовал, как под лопаткой раздалась острая боль. Волнообразный кинжал вошел между ребер, раздирая кожу и плоть. Кошачья лапа проникла внутрь, и острые когти вонзились в бьющееся сердце. Клеопатра смотрела на него своими страстными глазами, вырывая сердце. Гектор рухнул к её ногам, видя, как вырванное сердце бьётся в её ладони. Гектор проснулся. Вокруг была лишь темнота. Она сковывала его, укрывая морозным холодком. Гектор коснулся спины и облегченно вздохнул. - Мне снился чудный сон, - произнес он, проводя пальцем по белой линии на шее. *** Бастет смотрела на него янтарными глазами, медленно накручивая на палец золотое ожерелье, в центре которого горел египетский глаз. Гектор долго смотрел в её кошачьи глаза и видел в них Клеопатру. Словно Бастет приходилась ей матерью. А может, и была матерью? - Гектор, я очень снисходительна, но у любого терпения есть свой предел, - начала она мягким, лишь слегка настаивающим голосом. Её волосы цвета южной ночи спускались по обтягивающему платью, что было чуть светлее её теплой кожи. - Прекрати уже связываться с Клеопатрой! Ты что, не понимаешь? Ты терзаешь её сердце! - Бастет, она мертва. Она уже как две тысячи лет мертва. - Да как ты смеешь так говорить, человек?! - по-кошачьи зашипела она. Ногти заострились, как у дикой пантеры. - Прекрати, иначе мне придётся просить Анубиса найти тебе место в царстве мертвых! Я предупреждаю тебя в последний раз. Следующего предупреждения не жди, человек с севера. Бастет поднялась, взмахнула волосами. Какой же она была ловкой кошкой. Сколько она сделала движений и не задела ни одного предмета и ни одного лица, что так плотно окружили их стол. Гектор хорошо запомнил её аромат. Аромат розового масла и мокрого песка. Запах мужского пота и женских соков. Бастет смотрела на него свысока своими кошачьими глазами, проклиная своим острым взглядом. - А кофе? - спросил официант, когда египетская повелительница любви вышла через дверь. - Кошки не пьют кофе, - ответил официанту повелитель вечности. - Молоко, и то в самых редких случаях. Ей предпочтительнее сердца неверных. Официант вздрогнул от этих слов. - Верно, - догадываясь, сказал Гектор, - не стоит. Одна мысль о подобном уже её бесит. «Богов вообще много чего бесит, - думал он. - Бесит, когда к ним относятся не со всем почтением. Бесит халатность в мелочах и особенно бесит, когда у слуг появляется хоть крупица сомнения в своих богах. Тогда начинаются массовые убийства. Инквизиция с этим справлялась как ни что лучше. Но египтяне, всё же смогли добиться большего. Они заставили слуг влюбиться в себя. Любовь сделала из них верных рабов, а не кнут.» Гектор не заметил, как оказался у перекрёстка, ожидая, когда на светофоре загорится зелёный свет. Его глаза были опущены чуть вниз. У левого плеча, между Гектором и светофором, стояла юная девушка. Повелитель вечности приподнял бровь, вспомнив светлые волосы и приятный запах клевера. Такое сочетание цветов и запахов невозможно спутать ни с чем. - А я вас помню, - вдруг сказала она, глядя на него, - только не могу вспомнить откуда, - она задумчиво вздохнула. - Может, лучше не вспоминать, - предложил ей Гектор. - Прохожие должны оставаться прохожими. Иначе они теряют свою ценность, становятся близкими прохожими. И чем крепче узы, тем тяжелее будут расставания. Девушка приподняла один уголок губ, всё так же задумчиво смотря на него. Её задумчивость сливалась с мечтательностью в единое целое, создавая небывалое впечатление. Словно прошлое слилось с будущим в единое целое. Во что-то, где возможна магия, не противоречащая технологии. Где все так же есть честь, высокие цели и мечта. Но на ум приходит лишь одно, и оно далеко не радостно. - Тогда, может, так и останемся просто прохожими, что ведут душевный разговор? - Не получится. - Почему же? - Потому что у людей есть плохое качество - они очень быстро становятся близкими людьми, и тогда… - …И тогда с ними становится не о чем разговаривать, - закончила она. Девушка подняла глаза в небо, чуть прищурила веки и досказала: - Люди совсем как дикобразы. Пока иголки впиваются в кожу, они не замечают, как холодно вокруг них. Они не замечают то мимолётное тепло, которое они дарят друг другу. Не замечают из-за боли. - Но есть дикобразы, которые стали одиночками. Они живут совсем одни в этом холодном мире. - И мне их ужасно жаль. Ведь невозможно жить, если вокруг один холод. - Невозможно жить, но возможно существовать. - Что? - Говорю вам, что я отличный представитель дикобраза-одиночки. Девушка посмотрела на него своими умными глазами и потянула руку, чтобы коснуться его щеки. - Нет, - остановил он её. - Вам не стоит касаться меня. А лучше, забудьте. Забудьте всё, о чём вы сказали мне, и забудьте моё лицо, мой образ, мой голос. Прощайте. Гектор перешёл дорогу, а девушка осталась на той стороне, печально смотря на него умными глазами. Гектор вспомнил слова Клеопатры. Ему никогда не опьянеть от чувств. И она права. Уж который век чувства пытают его и владеют им. И снова книги. Снова эти пыльные полки, тяжелые тома, полные разных сборников различных сказок, рассказав, повестей и мифов. А в других была сплошная романтика. Даже в ужасах была доля нежности. Но Гектору совсем не хотелось читать. В его душе всё металось и бурлило. Агафья заметила это. - Вы сегодня не в духе, - сказала она, когда Гектор в сотый раз переменил ноги, перекинул взгляд с полки на полку и злобно фыркнул. - Что с вами? - Не знаю, - ответил он. - Нет, даже не так. Я знаю, но не хочу верить. Книги - они больше не приносят мне утешения. Я не могу на них положиться, как полагался раньше. Словно весь мир ополчился на меня и теперь пытается разорвать на куски. Словно я стою над пропастью, и ветер, что вечно не давал мне рухнуть, теперь толкает вниз, во мрак. Я так не могу. - Так, может, пора уже самому писать? - Что? - Изобразите свою душу на бумаге. - Она провела чуть дряблой рукой по его плечу. - Я видела многих писателей, и у каждого были ваши глаза. Это глаза мечтателя, что всегда верил, и всегда будет верить в чудеса. А потому, вы должны написать. Написать о том, что засело внутри вас. Пускай никто не увидит и не узнает о том, что скрыто внутри вас. Но зато вы получите облегчение. - Изобразить душу на бумаге? Разве это поможет? - Люди очищают душу за звон монет. Так почему нельзя заслужить облегчение, описав её кому-то. Хоть себе. Если вам не хватает слов, то нарисуйте. Если краски предают, то прокричите. А если и голос дрожит, то улыбайтесь. А если и улыбка предаст, то смотрите на этот мир своими глазами мечтателя. Поверьте в себя. В ту ночь Гектор впервые взял в свою руку перо, а лист бумаги лежал перед ним так, словно смотрел своими невидимыми глазами, глубоко вдумчиво ожидая. Наконец, через столько мучений, он решился. Первое слово было простым, но таким многозначным. То, с чего начинается любой путь. То, что помогает достигать, а после предает. На пожелтевшем листе бумаге толстым курсивом было выделено слово “Надежда”. Всё начинается с надежды… *** На следующие утро, Гектор очнулся. Странное ощущение было у него в груди. Впервые тело не повиновалось его воле, подойдя к закрытому окну, велело: Посмотри. Гектору не оставалось ничего иного, как посмотреть. Он слышал, как сердце бьётся в груди. Чувствовал, как по небу плывут облака, и знал, когда всего на миг покажется солнце, знал, где оно покажется. Но солнца луч ему не нужен. С глаз словно спала пелена, и мир изменился. Серый мир принял блеклые краски. На бетонных стенах показалась пушистая зелень, она прорастала бурной порослью, проникая в трещины. Гектор видел, как зелень тянется к нему. Зелень чувствует его тепло, зелень жаждет завладеть им; не смея сорваться с места, убежать, он ждал, когда зелень коснётся его. Кончиком усика, она коснулась его, оставила на щеке влажный след и тихо прохихикала. А затем начался дождь. Зелень хохотала всё также, но не слышно её под грохот ливня. Дождь лил всё сильнее, поднимая пепел и песок до самых верхушек разрушенных и наклонившихся зданий. Гектор, заворожено наблюдал за дождём, пока неожиданно он не закончился. Что дальше, он не мог предугадать. Внезапно стало очень холодно. Тело сжалось, покрылось мурашками. Но Гектор не двигался. Настала долгая тишина. Ничего не происходило, и даже зелень замерла. Весь мир застыл в ожидании чего-то чудесного, чего-то невероятного, чего-то непостижимого. Вдали, повелитель времени смог различить, как загорается звезда, но коснувшись зелени, тут же испарилась, обратившись блестящей каплей. Снег. Подобно тысячам звезд, он падал с серых небес. Падал на горячий песок и на зелень. Падал на ледяные бетонные стены и безмолвные лица мертвых. И блистал, блистал, растворяясь и исчезая. Гектор заворожено смотрел на снег. На бесчисленные звезды, что не ведают своего начала и не знают, что конца не существует. Но повелитель времени знал: снежинки тоже живые. Они проходят долгий путь, принимая то одну форму, то другую, и не перестает существовать. Жизнь - перетекание из одной формы в другую, из одного мира в другой. Прикасаясь с границей нового мира, мы меняемся и принимаем новую оболочку. Но люди слишком глупы, чтобы этого понять. То, что мы привыкли называть смертью, лишь новая форма бытия. Быть может, не столь приятная, не столь простая, но всё же форма новой жизни. Не летать же нам вечно снежинкой! Опустившись на землю, мы должны обратиться бурным потоком, что разобьётся о горячие пески, и воспарить в небо штормом, что обратится ледяной бурей! Иначе, зачем жить? Зачем жить, если ты боишься измениться?.. Гектор очнулся, но не сразу смог почувствовать, как кто-то трясет его за плечи и твердит одно и то же: "очнись!" Гектор посмотрел на слабое и невероятно спокойное существо. В её глазах не было беспокойства и не было чувств. Абсолютно спокойный, абсолютно холодный взгляд. Она всё также стояла, всё в той же одежде, что и вчера. И это место. Всё тоже самое, но теперь совсем иначе. Повелитель времени потянулся к ней. Снег всё шёл. Падал на её волосы, оставаясь всё также снегом. - Ты боишься смерти? Девушка мягко и милосердно улыбнулась. Так улыбается человек, увидев пред собой идиота. Невероятно нежным голосом, она ответила: - Смерти нет. В этот миг весь мир Гектора переменился. Смерть есть, и он это четко знал. Сколько раз он был свидетелем смерти. Сколько раз видел, как она пляшет на поле боя. Как железные облака обливаются кровью и стихают стоны умирающих. Смерть есть. Но сказать он этого не смел. Она убрала ладонь с плеча и протянула их к лопаткам. Она прижалась всем своим телом к повелителю времени и сказала: - Лишь поняв, что смерти нет, мы обретём истинную свободу. Лишь оставив что-то после себя, мы по-настоящему будем жить. А до того момента мы не более, чем тесто, что так и не обрело своей истинной формы. Так может, хватит увиливать и метаться в поисках идеала?! Пора им стать? Повелитель времени потянулся, чтобы обнять её, но девушка выскользнула, подобно ветру, подобно снежинке, обратившись водой, и исчезла, испарившись легкой дымкой. Но Гектор не отчаивался. Заглянув за грань времени он знал - она снова придет. Снова и снова. И каждый раз будет ускользать, сохранив свою тайну в том тумане, что скрыт за высокими стенами, пепельной пустошью и черным океаном. Явится в сотый раз, и в сотый раз испарится. Повелителю времени ни дано её удержать. Ни дано ей овладеть. Она - воплощение того, что скрыто за горизонтом. Она есть жизнь. И мертвецу не дано её околдовать. Даже если он повелитель времени. Гектор наслаждался меньшим. Каждый день он приходил на то место и встречал её. Жизнь всегда стояла спиной, ожидая, когда светофор разрешит идти. И она ждала. Иногда повелитель времени не успевал, не укладывался в эти несколько минут. Она уходила. Безмолвно, беспечно. Жизнь не ждет тех, кто не способен за ней успеть. Она идёт за теми, кто не стремится жить, но стремится к бессмертию. Жизнь жаждет тех, кто отвергает её объятия, но не бежит, лишь завидев её. Кто разрешает ей приблизиться, но не догнать. Поцеловать, но не влюбить в себя. И жизнь хохочет над ними. И повиснув на плече, на грани объятия и ребячества, она тихо шепчет сказку. В этот раз она шепчет сказку отчаянному смельчаку. Склонив свой взгляд к земле, он шёл, чуть покачиваясь из стороны в сторону, и едва ли слушал ту сказку, что рассказывает жизнь. Но дева не успокаивалась, и всё твердила. Но жизнь никогда не обладала бдительностью. Настал миг, когда сердце повелителя пепла ощутило острую боль. Иной был с ней. И те редкие минуты, что она посвящала ему в минуты ожидания, ничего не стоят пред тем, что она отдает какому-то рыцарю. Глаза Гектора налились кровью, рука ощутила тяжесть и вибрацию. Время вибрировало в его сердце и отдавалось толчками мертвого сердца. Без сомнений, без страха, Гектор сжал сердце соперника в своей ладони. Рыцарь медленно поднял голову вверх. Латные перчатки дрогнули, но не коснулись рукояти. Лишь взгляд был опрокинут через плечо. Усталые глаза, словно твердящие одно и то же слово каждое мгновенье. Но повелитель времени не мог расслышать его слов. Глаза наполнились пеплом. Глаза обратились пеплом, и жизнь застыла, чувствуя, как под пальцами рассыпается плечо рыцаря. Вибрация стихла и стук сердца умолк. Повелитель времени разжал кулак, ожидая, когда жизнь обратит на него внимание. Она все так же стояла, приподняв локти. Словно ожидала, когда пепел восстанет и снова станет рыцарем. Но этого не происходило. Поняв, что ждать бесполезно, жизнь опустила ладони. Бесшумные шаги понесли её прочь. Она уходила, не оставив для повелителя пепла ни взгляда, ни слова. Ничего, кроме пепла. Гектор не стал её преследовать. В сердце жизни не было места для него. Он лишь сгоревшая свеча, что уже никогда не разгорится жарким пламенем, неся в себе семя света. Когда-то разгоряченное сердце, вновь забилось медленнее. Покрылось льдом и утихло. На следующее утро повелитель времени вернулся в библиотеку. Сел в своё любимое кресло и вновь стал читать. Читал без конца, пока наконец не опьянел от книг окончательно, и снова погрузился в глубокий сон. В нём он был с Клеопатрой. Великой царицей блаженства и нежности. Повелительницей всех жаждущих. Хранительницей странствующих. Повелитель времени вернулся к истокам и снова познал далекие холодные снега. И снова на снегу видны волчьи следы. Снова грубая ладонь сжимает верное копье, и слышен оскал дикого зверя. Он там, восседает на валунах и ждёт, когда человек наконец решится войти в круг битвы, и позволит инстинктам рассудить их. И снова Гектор встаёт в круг битвы. Снова... Снова снег сменяется песками. Снова видны мощённые дороги и лесные тропы. Далёкий мир, новый мир. Так и быть! Повелитель времени вновь пройдет свой путь от начала и до конца. Влюбится, потеряет. Исчезнет и сгинет. Вырвется из объятий жизни и уйдёт на те берега чёрного океана. Снова...и снова.