— песенка Синдзи Икари, когда он строит истинный социализм [1].
Всякий мало-мальски рационально мыслящий человек приходит рано или поздно — обычно рано — к тому выводу, что жизнь, в том виде, в котором мы её знаем, это зло. Давайте скажем это прямо и без обиняков. Так как человек рациональный отвергает от себя бредни про жизнь после смерти и веру в благожелательных божеств и, что самое главное, веру в справедливый мир [2], то для него жизнь в целом, в той форме, в которой она существует — есть зло: мы все рано или поздно умрём, мы в любой момент можем стать жертвой печальной участи, испытать много боли абсолютно на ровном месте, а огромное количество людей вокруг нас уже разделили кошмарную судьбу в прошлом или настоящем и разделят её в будущем. Я называю это мировоззрение или скорее мироощущение какоцентризмом (от греч. κᾰκός — «зло» [3], и лат. centrum — «центр круга»), проще говоря злоцентризм или «мир-говно», «жопомир». Само устройство мира мыслится как Зло во всех и всяческих формах, при этом не обязательно, называется ли оно злом напрямую или нет — важно что оно мыслится как строго негативное. При этом в отличии от мировоззрений религий спасения тут нет и не может быть какого-то рая, шоколада и тому подобного добра вне обозримой реальности — об этом мы ещё поговорим. Яркими представителями какоцентрического мировоззрения, которых я читал, были Маркиз де Сад, Марк Твен, Кэнтаро Миура, Говард Лавкрафт. Из менее известных широкой публике авторов сюда также относятся Хирои Оку (автора «Ганца»), Юрий Нестеренко, Гарт Эннис, Патрик Лоран МакКевин и, очень вероятно, Константин Крылов (Михаил Харитонов) — во всяком случае последний, несмотря на декларированный зороастризм, постоянно смакует торжество зла и порока, так что есть основания считать, что он, даже если и зороастриец, то находит Ахримана— из тетрадки для заметок Лавкрафта.
Таким образом не всякий гримдарк это — какоцентризм, зато почти всякий какоцентризм может быть классифицирован как тот или иной извод гримдарка; хотя какоцентризму не обязательно иметь какие-то броские черты гримдарка, типа готики и демонов — какоцентризм может быть написан в жанре обыденной повседневности, но, что важно, какоцентризм должен быть пропитан ощущением того, что сама реальность и жизнь в целом есть непоправимое, неизменное и чудовищное Зло. Сам Автор должен так чувствовать мироздание здесь и сейчас. То есть ещё раз — Warhammer — это не какоцентризм, потому что там суть — хлеб и зрелище: эпические махачи, батальное порно (хотя отдельные произведения в рамках сеттинга могут быть образчиками какоцентризма), Warhammer творится, чтобы авторы заработали денег, а не чтобы выразить личное негативное мироощущение. У какоцентризма есть несколько жанрово характерных черт: • Собственно Зло — всевозможные пороки и грехи тут рассматриваются как одна из центральных тем. Далеко не обязательно, чтобы все персонажи были злодеями, но в сюжете какоцентризма антагонисты — это всегда люди с пороками, которые творят зло именно из соображений личного эгоизма, деструктивных страстей, дурных черт поведения; ради корысти, похоти, жадности, жажды власти, тщеславия идут эти скоты на самые низкие и подлые поступки. Полные чудовища — частый гость в таких случаях, и часто злодеи какоцентризма лишены всяких искупительных черт: как следствие в какоцентрических сюжетах нет нарутотерапии и очень редко полноценный злодей раскаивается или оказывается переубеждён. Обычно именно порочный злодей запускает конфликт и движет сюжет. Например, таковы многие злодеи Кэнтаро Миуры и Говарда Лавкрафта (классический человеческий злодей Лавкрафта — это оккультист, использующий мистические силы для эгоистичных целей, напрочь пренебрегая нормами морали: Джозеф Карвен, Кеция Мейсон, Эфраим Уэйт), не говоря уже про Маркиза де Сада и Харитонова с Нестеренко. По этим причинам какоцентризм хорошо сочетается чертами с элементами готического романа. • Вечно Преступная Природа: ненависть к Природе, именование Природы и самой жизни источником зла. Зло в какоцентризме — это не некое извращение естественной природы, Зло — это и есть естественная природа вещей и самой жизни. При этом всей Природы: опять же, тут нет шоколадного рая на небесах или каких-либо скрытых в грешной плоти частиц чистого добра, как было у гностиков. Это в общем-то уникальная черта какоцентризма — всë Зло. Зла может не быть только в сферах личного воображения, потому какоцентризм может потакать эскапизму, в радикальных случаях и — самоубийству, а в совсем уж радикальных — истинному социализму, то есть апокалиптическому маньячеству. Первым и иногда вторым добром особенно пропитаны тематические произведения Лавкрафта, где акцент идëт вторично на порочность общества, а первично на порочность природы, жизни и реальности как таковых. Некоторые мудрецы мира снов писали витиевато о чудесах за воротами, через которые нельзя вернуться, но иные говорили лишь с ужасом и разочарованием. Я не знал, кому верить, еще более желая проникнуть в скрытые земли — ведь сомнения и неизвестность соблазняют сильнее прочих соблазнов, и никакой ужас не может быть страшнее ежедневной пытки обыденностью. И узнав о снадобье, что откроет врата, я решил добыть его, когда в следующий раз проснусь. Прошлой ночью я принял снадобье и поплыл во сне в золотую долину с тенистыми рощами, и когда приблизился к древней стене, то увидел — маленькие ворота из бронзы приоткрыты. Из-за них вырывалось сверхъестественное зарево, осветившее гигантские изогнутые деревья и верхушки позабытых храмов, и я предвкушал чудеса страны, откуда, наверное, никогда не вернусь. Но как только ворота распахнулись шире, и волшебство снадобья и сна толкнуло меня сквозь них, я понял, что все зрелища и красоты остались в прошлом; ведь новая область: не суша, не море, — лишь белая пустота незаселенного и безграничного пространства. Так, я исчез, я — растаял в той исконной бесконечности кристалла забвения, из которого Демон Жизни вызвал меня на один короткий и одинокий час.— «Забвение» Лавкрафта.
Хорошо тема раскрыта и у де Сада, он буквально автор изречения «Вечно Преступная Природа», который я и Balduin активно котируем: — Тогда слушайте меня внимательно, — ответил Альмани (так звали химика), — я отвечу на оба ваших вопроса. Причина, побудившая меня заняться злодейством, появилась во мне в результате глубокого исследования природы. Чем больше тайн я раскрывал, тем сильнее мне хотелось вредить людям. Посмотрите хорошенько на все ее поступки, и вы найдете ее хищной, разрушительной и злобной, непоследовательной, противоречивой и опустошающей. Обратите взгляд на беспредельные несчастья, которые ее адская рука сеет в этом мире. Неужели она сотворила нас, чтобы сделать несчастными? Почему жалкий человек, как и все прочие существа, создаваемые ею, выходит из ее лаборатории таким несовершенным? Не означает ли это, что ее смертоносное искусство имеет целью только порождать жертвы, что зло есть ее единственный элемент и что лишь для того, чтобы наполнить мир кровью, слезами и печалью, она осуществляет свои созидательные способности? Что она использует свою энергию только для того, чтобы сеять страдания? Один из ваших философов объявил себя возлюбленным природы, ну а я, друг мой, считаю себя ее палачом. Изучите ее, исследуйте эту жестокую, бессердечную природу: вы увидите, что она творит только ради разрушения, она достигает своих целей только посредством убийств и жиреет, как Минотавр, только за счет несчастья и уничтожения людей. Так какое уважение, какую любовь можете вы питать к такой силе, все действия которой направлены против вас? Видели ли вы хоть один ее дар, который бы не сопровождался суровым испытанием? Если она освещает вас в течение двенадцати часов, так лишь затем, чтобы на остальные двенадцать погрузить в темноту; если она позволяет вам наслаждаться нежностью лета, так сопровождает это блаженство ужасными молниями; рядом с самой целебной травой ее предательская рука сеет ядовитые растения; самую прекрасную страну на свете она обезобразит вулканами, которые обращают ее в прах и пепел; если она на короткое время украшает себя перед вашим взором, зато остальную часть года облачается в уродливые одежды; если дает нам какие-то силы в первой половине нашей жизни, так для того лишь, чтобы во время старости наказать нас мучениями и страданиями; если позволяет вам порадоваться причудливой картиной этого мира, зато вы на каждом шагу ужасаетесь жутким несчастьям, разбросанным повсюду. Посмотрите, с каким злорадством она смешивает в вашей жизни толику удовольствия и множество бед; поразмыслите хладнокровно, если, конечно, у вас получится, над болезнями, которыми она вас осаждает, над неравноправием, которое она установила между людьми, над ужасными последствиями, которые она прибавляет к вашим самым нежным страстям; рядом с любовью всегда стоит ярость; рядом с мужеством — жестокость; рядом с вдохновением — убийство; рядом с чувствительностью — слезы; рядом с мудростью — все болезни, вызываемые воздержанием. А в какие гнусные ситуации она вас ставит: иногда душа ваша испытывает такое отвращение к жизни, что и жить не хочется, если вам не сообщат день вашей смерти. Да, друг мой, да: я ненавижу природу и ненавижу потому, что хорошо ее узнал. Изучив ее жуткие секреты, я замкнулся в себе и почувствовал (это ответ на ваш второй вопрос) в себе, вернее испытал чувство, похожее на неодолимое желание копировать ее черные дела. Я сказал себе: итак, некое презрение, некое мерзкое существо дало мне жизнь, чтобы я находил удовольствие во всем, что вредит мне подобным. И вот (мне тогда было шестнадцать лет) едва я вылез из колыбели этого чудовища, как она втягивает меня в те самые ужасы, которые ее забавляют! Здесь речь идет уже не о развращении: при своем рождении я получил как бы дар, такую наклонность. Выходит, ее варварская рука может приносить только зло? Выходит, зло ей по нраву? Как можно любить такую мать! Нет, я буду походить на нее, имитировать ее, но всегда презирать; я буду поступать, как она, если ей хочется, но только проклиная ее; я буду с гневом смотреть, как мои страсти служат ей, и настолько глубоко проникну в ее тайны, что сделаюсь, если это возможно, еще более злым, чтобы сильнее уязвлять ее всю мою жизнь. Ее смертоносные сети наброшены только на нас — ну что же, решил я, попробуем заманить в них и ее, вынудим ее мастурбировать; замкнем ее в самой себе, чтобы сильнее ее оскорбить. Но блудница посмеялась надо мной, ее возможности оказались шире, чем мои, мы боролись не на равных. Демонстрируя мне свои следствия, она скрывала их причины. Посему я ограничился копированием первых: я не сумел понять мотив, который вкладывал кинжал в ее руку, но смог выкрасть у нее оружие и стал пользоваться им по ее примеру. Прежде всего понимание Природы как чрева зла направлено против тех миропредставлений, где существуют «справедливый естественный закон», «непременно воздающая карма», «высшая справедливость», правило, что Вселенная по делам воздаст. Нет, в какоцентризме сама Вселенная есть Зло с большой буквы, иной она быть не можете, за зло она не только не воздаёт, она его сама активно творит. При этом неважно понимается ли Вселенная как механистическая и равнодушная, или как буквально злая, и то и другое понимается как откровенно негативное, то есть как Зло — правда, надо сказать, рационалистам присуще строго первое понимание, ибо рационалист не будет воображать Вселенную как сознательно злонамеренного пантеистического бога. Но некоторые религиозные какоцентристы могут так делать (в реальной жизни кем-то таким был Константин Мережковский [5]). • Мизантропия — какоцентристы рассматривают природу человека как порочную, подначивающую от рождения личность ко всяким гадостям. Соответственно поведение народных масс тут подаётся в негативном ключе — большинство людей легко станут мразями, пишет какоцентрист, если им это будет выгодно и власть и элита будут двигать их в эту сторону, люди будут жить во зле и не видеть в этом ничего такого. По заветам Лавкрафта — если в сеттинге какоцентриста основные антагонисты — это какие-нибудь не несущие моральной ответственности чужеродные чудовища [6], то злодеи-люди обязательно периодически будут творить зло в кадре сами, либо помогать силам нечеловеческого зла, потому что силы этого зла в ответ будут помогает им, людям, ублажать свои личные чисто человеческие пороки. Как вариант, в отличие от классической мизантропии, люди будут показаны как существа сильно несовершенные и страдающие от своего несовершенства: от страстей, от эмоций, от страха, от боли, от ненависти, от душевной и физической муки, от одиночества, от невозможности наладить общение, от сложности с тем, чтобы разобраться в своих желаниях; они будут разочаровываться, страдать от неудовлетворённости и так далее и далее. При этом у человека нет никакой возможности искать духовного спасения в каких-нибудь высших религиозных, метафизических сферах, ибо раз сказано, что всё тут хуйня и жопа внутри и во вне человека, то оно всё и есть хуйня и жопа. Человеку остаëтся лишь изучить все свои слабости, чтобы знать о них, минимализировать боль и максимилизировать радость. Ну или покончить с собой, что уж там. При этом, канонично, всякие попытки искусственно изменить сознание человека, если они есть, приведут к ещё большему кошмару. Сюда, очевидно, полностью относится канонический сериал «Евангелион Нового Поколения», снятый Анно Хэдиаки. Важно, что не манга и не всякие там расширенные вселенные, где куда меньше акцента на говноцентризме. Человеческое существо в своей порочности всегда страшнее любого нечеловеческого.— Лавкрафт, «Ужас в музее».
Уже целый миллион лет вы уныло размножаетесь и столь же уныло истребляете один другого. К чему? Ни один мудрец не ответит на мой вопрос. Кто извлекает для себя пользу из всего этого? Только лишь горстка знати и ничтожных самозваных монархов, которые пренебрегают вами и сочтут себя оскверненными, если вы прикоснетесь к ним, и захлопнут дверь у вас перед носом, если вы постучитесь к ним.— Марк Твен устами волшебного бисёнена.
• Скепсис к улучшению мира и человеческой природы — любые идеи по улучшению мира и выведению «человека нового общества» рассматриваются либо как сами по себе порочные в целом (ибо какоцентризм построен на идее что «жизнь вообще» — это само Зло), либо как хорошие, но бесплодные в этой жизни, полной зла и греха, которые, если попытаться их воплотить, либо провалятся, либо будут извращены и только приумножат зло на Земле. Если в мире какоцентриста кто-то будет строить светлое общество — то это, скорее всего, окажется Фалькония Гриффита. Потому какоцентризм хорошо сочетается с жанром антиутопии. Утопии нет нигде — соответственно в таких произведениях Земля обетованная, в которую верят персонажи, что она где есть, окажется жестоким наёбом. • Атеизм, Антитеизм/мальтеизм/мизотеизм — ещё одна важная жанровая черта чистого какоцентризма — это его крайне враждебное отношение к классической религиозной картины мира. В мире какоцентризма высших сил либо нет, либо они — Зло (Азатот и Ньярлатхотеп у Лавкрафта, Идея Зла у Миуры, какие-то карикатурно-нигилистические достаточно развитые пришельцы у Хирои Оку). Если здесь есть действительно благие высшие силы (Земные Боги у Лавкрафта, Элементарные Короли у Миуры и «боги света и любви» у МакКевина, в принципе Каору Нагиса), то они слабее злых высших сил и могут действовать лишь через отдельных людей или сами по себе являть собой неких отдельных героев, которые всегда стратегически уступают злым божествам, да и запросто могут обосраться. Либо эти боги разочаровались в человечестве и не намерены нам помогать, либо же они сделают это, но добиться этого — сложно (братья Вика у Клайва Баркера из «Следующего Завета»). Положительные религиозные персонажи тут в лучшем случае будут блаженными дураками, которые прячутся в религиозных фантазиях о светлом боге от сокрушающей надежды правды мироздания; либо, как вариант, это трагические персонажи, которые сознательно ограничивают разум, логику и критическое мышление, чтобы не потерял своё веру в то, что боги добра восторжествуют когда-нибудь в далёком будущем (как Альтэр-Аска из РСБЕ). Как вариант, они могут верить в дуалистическую картину мира, согласно которой божественная сила зла доминирует в этом мире, а благие божественные силы слабы, но они всё равно хранят принципы богов добра (как Андрей Кураев из «Curadeus» и Акаме из «Обратной стороны титанизма»). — Мне хочется верить, — ответил Кураев, — что вне нашего мира есть обитель богов света и любви, неподвластных богу этого мира; и что отзвуки этих света и любви иногда долетают до нашего мира и проникают в него… и что моя музыка содержит хотя бы несколько искр этих отзвуков. Но порой я думаю, что все эти надежды — всего лишь плод воображения моего больного мозга. И если это так — тогда действительно незачем жить, тогда лучше быть мёртвым и никогда не родиться; и если есть буддийская нирвана, то надо приложить все силы, чтобы уйти в неё. И это гораздо лучше, чем жить так и подчиняться законам такой жизни. А ещё мне кажется, что эти боги света и любви намного, намного слабее и, может быть, даже намного младше бога этого мира — в противоположность тому, о чём учили гностики и манихеи. И что эти боги с трудом удерживают от падения даже свою собственную обитель. И что проникать им в этот мир… и не только им самим, богам, но даже проникать отзвукам того мира в наш мир — очень и очень трудно. Это что-то вроде прыжка в пасть льву, что-то вроде смерти за несколько сказанных слов, если хотите… — Так, по-вашему, боги добра родились от бога зла? И слабее его? Как же тогда Он не победил их? — спросила Диана. — Может быть, они и родились от бога зла. А, может быть, и нет — может быть, они, как и Он, были всегда. Чего удивительного в нескольких началах для философии?! А, может быть, они просто позже зародились в сущем… Ведь и первобоги во главе с самым первым из них — Хаосом, по гесиодовской «Теогонии», не рождены от других богов, но как-то зародились во вселенной… Кстати. По той же «Теогонии» боги света и дня родились позже богов мрака и ночи. Да и среди первобогов Хаос, — то есть Беспредельная Пустота, — и Тартар появились раньше Эроса.— «Curadeus».
Данная черта — отрицание классической религиозной картины мира — позволяет отделить какоцентризм от обычных религий спасения, где сделан акцент на порочность этого мира — типа гностицизма, неоплатонизма, буддизма, манихейства и христианства. У этих товарищей картина мира такова, что нынешняя жизнь — зло, но только нынешняя: в будущем веке на этой Земле (христианство, зороастризм) или в ином мире/иной плоскости бытия, куда адепту надо стремиться (гностицизм, неоплатонизм, буддизм, манихейство) всё будет в шоколаде. Вот в какоцентризме никакого загробного или постэсхатологического шоколада нет и быть не может по определению: добрый бог, если он есть, никогда не сокрушит злого, а вот злой его — вполне может; нет никакого рая и никакой Нирваны, а если они есть — то это тоже какая-нибудь жопа. Отдельно хочу отметить, что сеттинг Крылова-Харитонова, несмотря на заявленный зороастризм автора, скорее выглядит так, словно Ахриман одержал блестящую победу на нацистом-гомофобом Ормаздом в тамошнем Армагеддоне и насадил карикатурно-злые порядки. Что ж, такое в принципе тоже возможно в рамках подобного мировоззрения. Впрочем, с моей точки зрения, Ормазд — тоже зло, только не карикатурное, так что победи он — для меня нет особой разницы, как в войне Гитлера и тиранидов. • Скепсис к социальным институтам — т.к. сам человек, мир и религиозные боги, сама природа тут представлены негативно, то, логично, и все созданные людьми социальные институты тут тоже будут выглядеть в не самом лучшем свете — особенно церковь и государство. Про церковь и веру вообще сказано было выше. Светская власть тут будет либо в руках карикатурно-злых тиранов, таких как Мимикродон Абракадабр у Крылова [7], либо официальные власть предержащие окажутся мало на что влияющей и пляшущей под дудку злодеев силой, как Земные Боги у Лавкрафта, ходящие под упряжкой у Ньярлатхотепа. Тираны, самодуры, деспоты, диктаторы, коррупционеры, проходимцы, поднявшиеся на вершины власти бандиты, безумные фанатики, нацисты, просто психи, либо безвольные марионетки, добрые, но слабые правители, которые ничего не решают, и полные коронованные ничтожества — все они будут представлены в великом многообразии. Продажные чиновники, смертельно распущенный королевский двор, бездарные карьеристы, придворные подхалимы и бездари всех сортов будут дополнять местную вертикаль власти. При этом едва ли народ будет показан много лучше. — Они статую повалили. Памятник Абракадабру Мимикродону. Был такой неоднозначный политический деятель. — Если он неоднозначный, то зачем ему памятник? — поинтересовался Пьеро. — Памятники ставят, чтобы не забывали. А Мимикродона забыть не дадут. Потому что по сравнению с ним любая власть выглядит не так уж плохо.— Крылов.
— Вот, затеяли там, наверху, зачистку от пидарасов. А какая из башней Кремля это организовала, интересно? Патриотическая, чтобы действительно зачистить от пидарасов, или либеральная, чтобы организовать провокацию? Или они все вместе? И, что самое странное, в каждой из этих башен полно пидарасов. Что они там — с ума посходили что ли и сами себя извести захотели?— МакКевин.
• Циничная деконструкция классических идеалистических сюжетов — так как какоцентризм противоположен более позитивному мироощущению и мировоззрению, то он полемизирует с ним. Потому для какоцентризма характерно высмеивание романтизма, сказки, религии в духе «жестокая реальность разбила влажные мечты». Стоит отметить, что далеко не каждое произведение, которое критически осмысляет что-то розовосиропное — это сразу какоцентризм, но для самого по себе какоцентризма характерно именно перевинчивание чего-то светлого и дорого (или того, что является добрым и светлым лишь с точки зрения автора: все эсхатологические пророчества религий откровения сулят ад или уничтожение неверным и рай для верных, потому являются чем-то добрым и светлым лишь для тех, кто в эти религии верит, со стороны такие взгляды выглядят типичным сектантским изуверством; всякие образы светлых утопий, построенных на страницах творчества авторов-нацистов — тоже светлые и добрые только для них одних; и вообще какоцентрическая деконструкция хорошо именно тогда, когда она эту гниль и выявляет). Например, книжки Маркиза де Сада переиначивают дидактические романы воспитания, книжки Скотта Бэккера и Джорджа Мартина в злой постмодернистской манере отсылают к сеттингу Толкина — первый ещё и делает иронические отсылки на всякие религии спасения; Лавкрафт в рассказе «Вне времени» обыгрывает в трагическом ключе миф о минотавре, где героя-монстроборца погубило вовсе не чудовище, которое сидело себе тихо и никого не трогало (и потому ему людишки приносили в жертву людишек просто из своего страха и скудоумного представления о том, что чудовищу они так нужны), а порочные людишки из правящей касты, чья власть держалась на страхе народа перед чудовищем; Маккарти говорит романтическому вестерну: «Соси «Кровавый меридиан»; Марк Твен освещает зловещей темой сюжетный зачин «Мальчик и его волшебный друг» (Ага, сам Сатана, блядь!); «Ганц» обыгрывает тему героического противостояния людей со злыми пришельцами; Крылов извращается над многими классически позитивными сюжетами, от старика Толкина до «My Little Pony», «Рагнарок Старшего Бога Евангелиона» катком приходится по эсхатологиям религий откровения, особенно по Апокалипсису Иоанна с Патмоса [8]; «Берсерк» Миуры, к слову, тоже, но я понятия не имею сделано ли это было автором нарочно или это непреднамеренно так вышло [9]. • Скепсис к глобальной борьбе Добра и Зла — «Они оба плохие» и «Столкнулось два говна: борьба была равна» — так как какоцентризм ко всему, что может выступать негативно, относится негативно, то, если в сеттинге есть глобальный конфликт, то одна сторона, которая претендует на положительную роль, окажется такой же мразотой, что и та, которая так не делает. Самопровозглашённый бог добра у Марка Твена ничуть не лучше Дьявола, у Миуры есть по-простецки злой властелин Ганишка и есть сияющий злодей на белом коне — Гриффит; у Маккарти что цивилизованные белые, что дикие индейцы — один хрен моральные уроды; в «Ганце» что пришельцы, человечеству помогающие, а также их главный ставленник на Земле — создатель чёрных шаров, воспроизводитель их технологии, что атакующие Землю враждебные пришельцы — по большей части одинаковая нигилистическая мразота. Создатель технологии защиты Земли особенно отличился — он так вообще полное чудовище, который оборонял человечество крайне абсурдно-жестоким образом с одной стороны, а с другой — просто развлекался убийствами людей ради упивания собственной властью и силой. Но Землю он-таки спас. — Тогда послушайте, что я вам скажу, — заговорил сенатор. — Северная Ложа, чье руководство мы представляем, имеет значительное влияние в Стокгольме, но простые, рядовые масоны не знают наших секретов, наших обычаев; они слепо верят нам и повинуются нашим приказам. Поэтому я расскажу вам, Боршан, только о двух вещах: о наших моральных принципах и намерениях. Мы намерены свергнуть шведского монарха, равно как и всех других монархов на земле, особенно Бурбонов. Но этим займутся наши братья в других странах — мы действуем только в своей собственной. Когда мы займем троны королей, ничто не сравнится с нашей тиранией, ни одному деспоту никогда не приходило в голову так крепко завязать глаза народу, как это сделаем мы; погруженный в абсолютное невежество, народ будет в нашей власти, кровь потечет ручьями, наши братья-масоны сделаются простыми исполнителями нашей жестокой воли, и вся власть будет сосредоточена только в наших руках; мы выбросим за борт нашего корабля всю и всяческую свободу: свобода прессы, свобода вероисповедания, да и сама свобода мысли будут запрещены и будут безжалостно подавляться, ибо если цель наша — властвовать над людьми, мы должны бояться просвещения, которое ослабляет цепи. *шайка в деле* Если нам попадалось что-то стоящее, прежде всего мы насиловали жертву, а уж потом предавали мучительной смерти. Мы врывались в убогие жилища, опустошая их и калеча и уничтожая все живое, совершая самые неслыханные и не имеющие еще названия отвратительные злодейства, оставляя за собой стоны умирающих, пожары и лужи крови. Нам встретился дозорный патруль, и его обратили мы в беспорядочное бегство, и только утолив свою жестокость, повернули домой, когда уже занимался рассвет над жуткими разрушениями и бездыханными жертвами нашей безумной оргии. Разумеется, на следующий день в газетах было напечатано, что весь ночной кошмар был делом рук правительства и что до тех пор, пока королевская власть будет выше сената и закона, никто не сможет чувствовать себя в безопасности не только на улице, но даже за стенами своего дома. И люди верили тому, что читали, и мечтали о революции. Вот так всегда дурачат бедняг-обывателей, таким образом население в одночасье делается опорой, а затем и жертвой порочности своих вождей: народ всегда слаб и всегда глуп, порой его заставляют желать короля, порой — республику, но неизменно процветание, которое обещают вдохновители и смутьяны то при одном режиме, то при другом, оказывается всего лишь иллюзией, придуманной кучкой избранных ради своих интересов или страстей {Напомню читателю гениальную басню Лафонтена «Лягушки, которые искали себе короля», которая написана про вас, несчастные обитатели земли. (Прим. де Сада)— Маркиз де Сад о борцах со злым режимом, «Жюльетта».
В Океании государственное учение именуется ангсоцем, в Евразии — необольшевизмом, а в Остазии его называют китайским словом, которое обычно переводится как «культ смерти», но лучше, пожалуй, передало бы его смысл «стирание личности». Гражданину Океании не дозволено что-либо знать о догмах двух других учений, но он привык проклинать их как варварское надругательство над моралью и здравым смыслом. На самом деле эти три идеологии почти неразличимы, а общественные системы, на них основанные, неразличимы совсем. Везде та же пирамидальная структура, тот же культ полубога-вождя, та же экономика, живущая постоянной войной и для войны.— Джорд Оруэлл о сторонах конфликта в мире «1984».
Добро конечно может быть, но оно обычно держится на отдельных личностях или небольших группировках, которые лишь волей случая могут оказать влияние на глобальное положение дел, но они не есть некая централизованная сила. Об этом как раз ниже. По своему настрою какоцентризм бывает негативным и позитивным: • Негативный — вот буквально толчение в ступе всевозможных мерзостей, всяческого негатива и порока. Возможно тут нет положительных персонажей, либо они есть, но выступают исключительно как тупые жертвы злодеев, зато злодеи и друг к другу по-скотски относятся и все значимые конфликты тут — борьба двух сортов говна. Либо тут в принципе постулируется и смакуется тотальное торжество зла и порока везде где только можно, но без конкретных отдельных персонифицированных злодеев: вместо них идут общая несправедливость общества и равнодушие толпы. Если зло терпит поражение, то не от рук героев, а от рук такого же или ещё большего зла. Тем самым демонстрируется саморазрушительная природа зла, значимой альтернативы которой, однако, у человека по жизни нет. Сюда относится, конечно же, нетленка де Сада в качестве классического и достигаемого в апогее примера, творчество Харитонова и Нестеренко, «Кровавый меридиан» Маккарти. Мною начатый, но недописанный «Следующий Завет» сюда же. «Таинственный незнакомец» Марка Твена — тоже яркий пример негативного какоцентризма, но без капли чернухи. «Зачем такое читать?» — вопрошает читатель, не ожидающий, что ему со страниц в лицо будут выплёскивать ушат дерьма! Ну, не для сочувствия героям — так как они либо в принципе не могут его вызвать, либо они всё равно обречены — но читать такие вещи можно много для чего другого. Возможно автор очень тонко пишет сатиру и поднимет различные серьёзные вопросы (де Сад, Бэккер близок к этому), либо история увлекательна, наконец кому-то и смакование зла как такое само по себе может нравиться. • Позитивный — этот какоцентризм, соглашаясь, что мир всегда был погружён во зло, противопоставляет глобальному злу — добро частных людей и дружеских компаний. Положительные персонажи не могут победить мировое зло, но они могут уменьшить блевоту и мерзость вокруг себя, воздать тем злодеям, до которых дотянутся, и сорвать их торжество. Акцент как на силе, противопоставленной злу, делается прежде всего на любви, альтруизме, дружбе, верности, взаимовыручке и кооперации одних хороших людей с другими хорошими людьми. При этом, разумеется, очень маловероятно, что все они будут сразу благородными паладинами, скорее уже они придут по ходу развития персонажа к добродетели и товариществу, поначалу будучи продуктами своей далеко не самой благополучной среды. Наиболее яркий и чистый, доведённый до апогея пример — это, конечно, «Берсерк». Сюда же можно отнести «Проповедника» Гарта Эниса, «Ганц», в принципе вся франшиза про «Человека-дьявола», особенно «Жестокий Джек». Из того, что я пиарил — это «Curadeus», а писал сам — это РСБЕ-верс. Надежда на ведущие к совершенству изменения и ожидание счастья — это абсурдное, ненаучное и нефилософское заблуждение. Мы можем стремиться только к более или менее тривиальному смягчению страдания.— из эссе Лавкрафта.
Разберу несколько характерных примеров, известных мне — про де Сада я уже много говорил, потому обойду тут его стороной, хотя, конечно, это бог жанра. Как и «Curadeus», ибо на него у меня есть обзор. Примеры будут идти парами, где первый будет негативным, а второй — позитивным, и где ранний будут идейно в чём-то противоположен следующему и схож с ним. • «Таинственный незнакомец» Марка Твена — вообще недописанное произведение, существующее в двух толковых вариантов (есть ещё третий, но там только начало написано). Оба варианта повествуют о том, как герой-рассказчик встречает высшую сущность в виде красивого волшебного юноши-трикстера. Этот тип доброжелателен к герою, но сам по себе относится к людям как к насекомым и играет с ними ради личного развлечения — попутно он доказывает герою, что жизнь отвратительна, мораль людей лицемерна, религия лжива и идиотична, а люди — порочны по своей природе. Хотя сам рассказчик морально положителен, все его попытки обернуть ситуацию к лучшему или переиграть своего волшебного друга-бисëнена проваливаются на констатации, что мир порочен, люди порочны и так далее. Ты и тебе подобные — неповторимые в своем роде создания. Каждый человек — это машина для страдания и для радостей. Два механизма соединены одной сложной системой и действуют на основе взаимной связи. Едва успеет первый механизм зарегистрировать радость, второй готовит вам боль — несчастье. У большинства людей жизнь строится так, что горя и радостей приходится поровну. Там, где такого равновесия нет, преобладает несчастье. Счастье — никогда. Встречаются люди, устроенные так, что вся их жизнь подчинена механизму страданий. Такой человек от рождения и до самой смерти совсем не ведает счастья. Всё служит для него источником боли, что он ни делает, приносит ему страдания. Ты, наверно, видел таких людей. Жизнь для них — гибельный дар. Порой за единственный час наслаждения человек платит годами страдания — так он устроен. Как я говорил, тут нет чернухи, но ощущения после прочтения остаются на душе самые негативные. Кроме того, здесь подчёркивается, что вселенной управляет безжалостный детерминизм и что человек абсолютно не способен ничего изменить в этой жизни. Только такое Высшее существо, как волшебный бисёнен, может изменить судьбу, но его варианты ограничены лишь возможностью заменить одну ужасную участь на менее ужасную: Слова Сатаны звучали таинственно, по спине у меня побежали мурашки. — То, что случилось сейчас, переменит события, которым назначено было случиться через двенадцать дней. Николаусу было назначено спасти Лизу. Он прибежал бы к реке к четырем минутам одиннадцатого — секунда в секунду, — и тогда он легко бы вытащил девочку из воды, плыть ему было бы близко. Но теперь он на несколько минут опоздает. Лизу унесет течением на глубокое место, и, несмотря на все усилия Николауса, оба они утонут. — Сатана, дорогой Сатана! — вскричал я, заливаясь слезами. — Спаси их! Не надо этого! Я не перенесу смерти Ника. Он мой любимый товарищ, мой друг. Что станет с матерью Лизы? Прильнув к нему, я молил его, но Сатана остался спокойным. Он усадил меня на прежнее место и попросил выслушать его до конца. — Я нарушил ход жизни Николауса, и этим нарушил ход жизни Лизы. Если бы я не вмешался, Николаус спас бы ее, но захворал бы от купания в холодной воде. Простуда перешла бы в одну из тех страшных горячек, которым подвержен ваш род, и последствия были бы ужасны. Николаус лежал бы сорок шесть лет, не вставая с постели, без движения, без слуха, без речи, с одной лишь мечтой — умереть. Хочешь ты, чтобы я отменил то, что свершилось? — Нет, нет, ни за что! Пожалей его! Пусть будет так, как ты сделал! — Ты прав. Лучше, чем я сейчас сделал, сделать нельзя. Я перебрал миллиард жизненных линий для Николауса, но все они были ужасны, полны несчастий и горя. Если бы я не вмешался, он спас бы, конечно, Лизу, потратил бы на это не более шести минут и получил бы в награду за свой геройский поступок сорок шесть лет мук и страданий. Когда я тебе говорил, что поступок, который приносит час радости и довольства собой, нередко вознаграждается годами страданий, я думал о Николаусе. • «Берсерк» собственно я обозначил как наиболее яркий позитивный пример. Т.к. один из центральных персонажей — то есть Гатс — несмотря на то, что не то чтобы приятен в общении, с самого детства ведёт себя как устойчиво добрый персонаж, в том смысле, что он не причиняет ни кому зла без необходимости, не занимается ни чем преступным — то есть не грабит прохожих на большой дороге, честно работает наёмником и даже по возможности спасает других людей (например, он потрудился, чтобы не обрушить меч на Фарнезе). Те, кто набиваются ему в команду, в общем-то тоже по большей части характеризуются как положительные персонажи в целом, и даже если у них есть закидоны, они по крайней мере не стали такими откровенными подонками, примеры которых сюжет являет с завидной периодичностью. Сам сеттинг — смесь вонючего Средневековья с кровавыми войнами Нового времени, где, ко всему привычному злу, этим земным шаром правит злое божество варпа — созданное коллективным бессознательным человечества как желание найти ответ на вопрос «откуда в мире столько зла?» Идея Зла укоренилась в человеческих сердцах и подчинила своей воле судьбу каждого человека, а её целью является наделение моральных уродов властью делать то, что они захотят — ради чего, в том числе Идея Зла манипулирует судьбой героев. Собственно моральный выбор, как я понимаю, тут заключался в том, что Гатс, чтобы отомстить Гриффиту, мог бы стать апостолом, принеся в жертву всё той же Идее Зла Каску, но он выбрал благополучие возлюбленной вместо мести Гриффиту до конца, и отправился искать остров эльфов, чтобы исцелить её рассудок. Попутно обрастая командой по большей части положительных персонажей. В свою очередь Гриффит, который аки местная Жюльетта, с самого начала решил выбрать путь порока, чтобы получить власть, таки её получил, но оказался по итогу законченным моральным уродом, который, однако, в душе полностью спокоен по этому факту — как и полагается настоящему десадовскому либертину. К слову, что интересно: на момент трагической кончины автора история оказалась завершена по части основного конфликта, все персонажи что выбрали, то и получили. • «Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе» Кормака Маккарти — негативный какоцентризм как он есть. Действие происходит в эпоху Дикого Запада — и у нас мочеполовой вестерн: автор предлагает следить за похождением банды головорезов, добывающей скальпы, а также просто грабящей и режущей то, что можно резать и грабить. Наиболее положительный персонаж — юный головорез, который просто не делает лишнего зла и помогает своим. В отличие от подавляющего числа членов своей банды. Среди этих изнурённых мясников, съёжившихся у огня, бродил Дэвид Браун, всё искавший того, кто помог бы ему как хирург. В бедре у него торчала стрела, прямо с оперением, и никто не хотел к ней прикасаться. Меньше всех этим хотелось заниматься Доку Ирвингу, потому что Браун обозвал его гробовщиком и брадобреем, и они старались держаться подальше друг от друга. Ребята, молил Браун, я сам бы справился, но мне никак не ухватить её как следует. Судья поднял на него глаза и усмехнулся. Может, ты возьмёшься, Холден? Нет, Дэйви, не возьмусь. Но скажу тебе, что я сделаю. И что же? Я выпишу тебе полис на страхование жизни от любого несчастного случая, кроме петли. В таком случае будь ты проклят. Судья захихикал. Разъярённый Браун огляделся. Так никто и не поможет человеку? Все молчали. Тогда будьте вы все прокляты. Измазанный в крови больше остальных, он уселся на землю, вытянул ногу и осмотрел её. Ухватился за древко и надавил вниз. На лбу у него выступил пот. Взявшись за ногу, он тихо выругался. Одни наблюдали за ним, другие — нет. Тут поднялся малец. Давай я попробую. Среди всех отморозков особенно выделяется Судья Холден, который и ницшеанский сверхчеловек, и полное чудовище, и истинный либертин, толкующий всякие высокие речи о том, что смысл жизни в войне и насилии. Подаётся это Маккарти как «посмотрите на эту природу человека» и не гнушается он откровенным трэшом в плохом смысле этого слова — вроде того, что у него то индейцы не успели перебить всех белых в отряде, как лезут их насиловать в задницы — ну словно шранки, а ницшеанский судья в самом начале ради зла подвергает опасности жизнь кучи народа, а та, имея возможность его расстрелять, тупо ржёт над этим и отпускает. • «Проповедник» Гарта Энниса — рассказывает про Джесси Кастера, молодого проповедника с неординарной судьбой — выросший в ужасных условиях, он пробовал себя на стезе мелкого преступника (на пару со своей девкой) — это перед тем, как его вернули обратно на с детства уготованную роль пастора. Именно в ситуации кризиса веры в Джесси вселилось некое высшее существо, рождённое от ебли ангела с демоном. Это существо обладает силой, превосходящей бога-творца Яхве, потому Кастер решает найти божество-создателя и спросить с него, почему в этом мире так много дерьма. Ответ заключается в том, что библейский бог — полное чудовище, которое хочет, чтобы его творения любили его несмотря ни на что, и чем труднее им его любить, тем богу приятнее — потому Яхве нарочно создал этот мир таким поганым, чтобы мучить людей и чтобы они, несмотря на то, в какое говно боженька их кинул, всё равно тянулись к нему и любили его. Кроме бога в качестве злодеев тут выступают безумные фанатики, стремящиеся ради идеи глобального улучшения мира развязать Третью Мировую, чтобы они как спасители могли потом на обломках воздвигнуть свою замечательную утопию; а также огромное множество обычных отморозков. Несмотря на то, что всё так дерьмово, трио главных героев автор всё же старается показывать с положительной стороны — они становятся лучше и даже с самого начала производят куда более приятное впечатление, чем антагонисты. Сам комикс навеян всевозможными вестернами и содержит отсылки к «Кровавому меридиану». • «Золотой ключ, или Похождения Буратины» Крылова-Харитонова — извратский фанфик на «Пиноккио» и «Буратино», где действие происходит в постапокалептическом мире: после уничтожения человечества планету населили всякие генетические мутанты, фурри, роботы и прочие гнидогадоиды. Их общество построено на всевозможных мерзостях и жестокости, особенно автор любит гомосексуальные изнасилования, где одни разумные виды пожирают другие (впрочем, это как раз какая надо деконструкция сеттингов, где есть разные виды разумных животных и где разумные хищники убивают и едят разумных тех, кого они едят в нашем мире — такой мир, который так привычен в сказках, был бы сущим адом). Balduin считает, что Крылов хотел перещеголять Мартина на ниве создание сеттинга, где смакуют всякие мерзости и жестокости с пороками. Как бы то ни было, сам Крылов прямо подтвердил, что его мир — это мир победившего зла, где зло вездесуще, воспринимается самими обитателями как привычное и где отдельные проявления добра выглядят как личные причуды и хотелки — и всё это сплавлено околорелигиозным символизмом [10]. «Мир Буратины» — это некое подобие допотопного мира, о котором в Библии сказано, что в нём всякая плоть извратила свой путь на земле. Большинство героев — не люди, а разумные животные. Они и живут так, как полагается жить животным. То есть во грехах. Которые для них и грехами-то не являются, ибо какой с них спрос? »…» После гибели людей — или потери ими подобия Божьего, то есть достоинства, что равнозначно гибели — мир должен впасть в низшую телесность (как уже было перед потопом). Это я и описываю. Мир «Буратины» — это мир трёх низших грехов, каждый из которых в нём доведён до предела. Голод, Похоть и Злоба — это три столпа, на котором он стоит. Заметим, это именно структурные элементы. Это то, что делают все. А именно — 1. пожирают всё, что угодно, включая друг друга, 2. то же самое делают в плане секса: ограничений там никаких нет, да и быть не может; 3. любой уровень жестокости, включая изощрённые истязания, воспринимается как нечто нормальное — «ну, такова жизнь». А редкие проявления воздержанности, доброты и т.п. воспринимаются как личные капризы. «…» Я не буду подробно растолковывать, зачем мне понадобилось описывать такой мир. Простейший ответ: он интересен, там возможны разные забавные приключения. Ответ посложнее: он позволяет выразить своё отношение к нашему реальному миру. • Наконец, если мы уж отошли от широко известной классики и перешли в сферу сетевой литературы, то я, как автор этой статьи, не могу не поставить здесь своё творчество, тем паче по смыслу подходит. «Рагнарок Старшего Бога Евангелиона», а также те мои фанфики, которые происходят в одном с ним сеттинге — «Революционерка во Франксе» и «Убийца Акаме: обратная сторона титанизма» — действие разворачивается в Мультивселенной, которая находится под кованым сапогом у Ньярлатхотепа и где он так или иначе правит всеми мирами, в том числе теми, которые в каноне были идеалистическими (такими как Арда и Нарния), и эту власть он использует в духе «Версус! Посадить лягушку-быка против паука-людоеда!» [11], чтобы потешать себя тем, как жрут друг друга пауки в банке (потому вся пафосная борьба Добра со Злом, Света с Тьмой в канонических сеттингах тут интерпретирована мной как «посадил Ньярлатхотепа в одну банку Илуватара с Мелькором, Годзиллу с Ктулху» и ещё 100500 вариаций). Надежды на свержение Ньярлатхотепа нет и быть не может, так как он олицетворяет собой в совокупности всю безнадёгу нашей реальности и саму смерть в конечном итоге — смерть невозможно победить, её можно только отсрочить, а так как умирают все и везде, смерть всему госпожа; и единственная причина, почему Ньярлатхотеп не уничтожил противостоящие ему силы, заключается в том, что ему просто куда забавнее смотреть свысока на их жалкое трепыхание против него, одного, такого могущественного, великого и беспредельного. Ну и в принципе тут в художественной форме изложены мои соображения по поводу ненависти к этому миру и к жизни в том виде, в котором она существует; что жизнь — это царство вампиров, где все не только постоянно дохнут и обречены на боль и смерть, но и постоянно друг друга всячески жрут, вынуждены, приговорены Природой жрать биологически; где сильный пожирает слабого и оказывается потом сожран более сильным или превосходящим числом слабых, или слабого, победившего благодаря хитрости. Весь этот сеттинг, как неоднократно подчёркивается, выстроен на иерархии вампиров — каждый урывает под Солнцем [12] своё благополучие засчёт благополучия другого: вот животные — здесь и далее слово «жрут» означает как буквальное пожирание, так и метафорическое — жрут одних животных и животных своего вида; люди жрут животных и люди жрут людей; людей жрут всякие там Чу-Чу — Великие Древние, Кайдзю, Ангелы, шогготы и прочая хтонь и вся эта огромная сволочь жрёт другую такую же сволочь — и их всё жрёт Ньярлатхотеп, которого, однако, никто не жрёт, потому что как учит нас аргумент от совершенства в пользу бытия божьего — есть разные степени совершенства, потому должен быть предел совершенства, то есть сам Бог — Абсолют, который жрёт и насилует всех, но никто не жрёт и не насилует Его самого. Также подчёркивается, что та мерзотная и всратая тварь с самой заплесневелой ступеньки мироздания, под названием «человек», ни на толику не лучше никого другого из упырей в этой схеме, в этой иерархии ненасытных вурдалаков-насильников — и хтоническое чудовище поступает не более жестоко по отношению к человеку, чем человек к букашке. Потому борьба людей с хтонью и чу-чундрами — это не борьба Добра и Зла, это борьба двух группировок вампиров-эгоистов, каждый из которых покупает время своей жизни благодаря отниманию блага и жизни чужого. Тем не менее всему этой беспредельной мерзости Природы, Бога и Вселенной противопоставляются команды главных героев, которые стараются если не убрать зло, то хотя бы не умножать его; они сознательно ценят добро потому, что понимают, насколько много в мире зла, против которого они по большей части беспомощны, и друг друга они любят, в том числе, и особенно, таким образом, который зороастризм находит наихудшим из грехов. При этом, как особенно подчёркивается, нельзя изменить вообще НИ-ЧЕ-ГО: — Ах, как же ужасен это мир, — тут живо эмоционально заладил Синдзи в такт своему мужу. — Каору, мне в такие моменты тоже тотальное уничтожение всего сущего кажется вполне приемлемой мыслью! — юноша начал нервно двигать пальцами правой руки. — Когда мой мозг занят общением, едой, дружбой, развратом, содомией, курением марихуаны и повседневными радостями, я не думаю о таком, но когда осознаю, как ужасен мир, я снова чувствую себя согласным с этой идеей, уничтожить всё! Если в мироздании могут существовать целые виды, чья постоянная жизнь — страдания, то я думаю, только по этой причине это мироздание следует уничтожить до самых основ. — Могу сказать, что всегда придерживался такой же позиции, — поддержал Гендо своего сына хоть в чём-то и очень искренне обратил внимание: — И добавлю, в первом очередь надо убить Бога, чтобы Он больше не мог никого вызвать из небытия. — Синдзи, как ты сам хорошо знаешь, Ньярлатхотеп хочет, чтобы ты так думал, — обратил внимание Рэндольф Картер. — Он хочет, чтобы ты начал дело, но его хитрый план в том, чтобы не дать тебе довести дело до конца. Ньярлатхотеп хочет, чтобы ты начал ломать его игрушку, но он не даст тебе себя лишить такого удовольствия, как мучить жалких смертных. — Что же, — Синдзи с болезненной сардонической ухмылкой заявил, — пожалуй, тогда единственная причина, почему я однозначно против уничтожения Божьего Творения — лишь потому, что Сам Бог-Создатель в конце концов точно сможет защитить этот ад, эту банку с пауками, где мы все безнадёжно заперты! У-ф! Правду говорят, что лучше не рождаться человеку на этом свете! — и вслед этому умозаключению наш чувствительный молодой интеллигент смиренно закрыл веки и постарался молча найти покой. Он только бесшумно барабанил пальцам правой руки по подлокотнику. Так, я думаю достаточно конкретных примеров какоцентризма, пора бы обсудить рекомендации по написанию: • Чтобы написать хорошее какоцентрическое произведение, нужно видеть этот мир как ЗЛО, нужно видеть зло в мелочах и ощущать его в каждой капле. Как говорит герой моего фанфика, являющейся моим резонёром: Когда кто-то борется с голодом, он обрекает на смерть множество животных и растений, так он делает вроде бы добро, но на самом деле — зло, просто увидеть это зло могут только животные; когда врач обеззараживает рану, он убивает бактерий, он делает зло бактериям… Да, знаю, наверное, я дохожу до абсурда, но я просто не могу бросить взгляд на что-либо и не увидеть там зло. Коли я сам, ненавидящий зло в себе, хочу быть добродетельным, я понимаю, зло не только внутри меня, оно и снаружи и везде. Я понимаю, что наша этика, которая запрещает убивать ради личного обогащения слабых, ничто для Вечной Преступной Природы, в которой плотоядное постоянно убивает травоядных. Под нашими ногами, — Хиро опустил взгляд, потому что по его пальцу ноги ползла сороконожка, она не вызвала у Хиро никакого отторжения и он спокойно позволил жутковатому насекомому уползти, — букашки постоянно жрут друг друга. Таким образом, я пришëл к выводу, что Зло везде. Недостаточно просто взглянуть на то, как одни животные едят других животных и сказать: «Как природа жестока». Нет, нужно прочувствовать то, насколько это ужасно и омерзительно. Не нужно говорить, что природа жестока, нужно НЕНАВИДЕТЬ саму Природу. Недостаточно просто сказать, что «на войне всякое бывает», нужно прощупать умом ад мясорубки и грязи, надо понять, насколько много подробного дерьма омывает историю человечества и нужно понимать, что войны эти — не вина отдельных людей, а следствие всего устройства мира и места человека в нём. Мало сказать «в жизни может произойти некоторое дерьмо». Нужно осознать то, насколько слепа судьба и насколько мы игрушки в руках неразумной, невиданной и совершенно безжалостной силы, непостижимого хаоса. Нужно эмоционально ощущать зло при взгляде на самые элементарные вещи — когда вы едите мясо, вы должны понимать в этот момент, что едите существо, которое хотело жить и боялось смерти, как и вы, но было убито ради продления вашего омерзительного существования. Недостаточно просто сказать «ужас», если вам на глаза попалась какая-нибудь новость о преследовании геев в Чечне или о том, что в Африке альбиносов заживо разбирают на талисманы — нужно нутром прочувствовать лютую НЕНАВИСТЬ этому к обществу, которое считает благом убивать и мучить невинных людей, оправдывая себя своей моралью и своей религией; нужно искреннее возненавидеть их мораль, их обычаи, их представления о прекрасном, их религию, их богов; нужно прочувствовать животом лютую ненависть к самой тупой, несправедливо злобной и жестокой человеческой натуре — эта НЕНАВИСТЬ должна быть настолько сильной, чтобы у тебя не возникло ни тени сомнения, что окажись у тебя возможность убить всех этих людей, ты сделал бы это голыми руками, лично удушив каждого. Короче, чтобы писать в данном жанре, желательно иметь сообразное мироощущение — хорош тот какоцентризм, который искреннее идëт от души. Вот у Лавкрафта, у де Сада, у Марка Твена, у Крылова, у Нестеренко, у МакКевина и у меня, я чувствую, он от души прёт, а вот Мартин и Бэккер, у меня такое чувство, только гонят чернуху нарочно, но не чувствуют мир настолько чёрным. • Чтобы изложение темы не выглядело как тупое нытьë, а нытьë читать — неприятно: ненавижу нытьë; ваше творение должно иметь всяческое обоснование вашей позиции — для этого надо обладать знанием биологии, истории, социологии и так далее, а также, что самое главное, располагать эрудицией, аналитическим мышлением и некоторым жизненным опытом. Вы должны знать что ответить на вопросы в духе «но ведь есть в жизни же что-то хорошее!» (какоцентризм не отрицает, что в этой жизни есть что-то хорошее, он лишь утверждает, что сама жизнь в целом есть зло) и «зачем тогда жить, если всё так плохо, как вы говорите?!» (зачем жить, это вообще не к вопросу правоты или неправоты какоцентриста: он говорит, что жизнь есть зло и неприятность данной истины никак не отменяет эту истину). • Если вы пишете негативный какоцентризм, то будьте готовы к тому, что читатели будут жаловаться «у вас все персонажи подонки!», «ни одному сопереживать невозможно!» Хотя, чтобы написать негативное какоцентрическое произведение, необязательно всех персонажей делать моральными уродами (Жюстина, рассказчик Марка Твена), тем не менее торжество зла и негатив будут вам ставиться в вину. Потому можно и предупредить читателей заранее, что их будет ждать. Как автор вы в праве писать кромешный мрачняк. Также хорошо, чтобы ваше творение имело художественную ценность — её, кроме стилистического исполнения, сюжета и т.д. — могут составлять привлекательные злодеи, чëрный юмор или поднимаемые вопросы и темы. Опять же, классика и титана жанра я уже назвал и равняться стоит на него. Да и Скотта Бэккера уже можно заносить в эти анналы. • Если вы пишите реалистичный какоцентризм, то следует выкинуть именно что сомнительные для нашей действительности элементы, вроде тех же индейцев Маккарти, которые рвутся сношать только что подстреленных белых. Такие моменты будут сбивать серьёзный тон и наводить на мысли о весёлом трэше, но весёлый трэш — это уже противоположное направление, оно как раз и призвано делать так, чтобы ужасы были нарочито бутафорские. • В серьёзном какоцентризме торжество злодеев не должно казаться наигранным: если злодей придумывает дурацкий план, который срабатывает, это выглядит столь же нелепо как работающий идиотский план героя в классическом позитиве. Возможно у вас фишка в том, что зло всегда побеждает, как у де Сада, но тогда это уже не реалистичный какоцентризм, а условный. • Помните, что читатель перестанет сопереживать персонажам, если вы будете их слишком часто уничтожать или сделаете их ужасную смерть зримо неизбежной. Тем не менее, сострадание, сопереживание — это чувство, а чувство само приходит вне зависимости от того, что вы там рационально думаете. Потому из читателя и дальше можно выбивать чувства сопереживания и сострадания, если просто чередовать позитив и негатив и давать свет ложной надежды (даже если умом читатель понимает, что свет надежды ложен). • Вообще избегайте дешëвых способов нагнетания драмы, если у вас есть претензия на серьёзный драматический мотив. Скажем, когда Бэккер выливает дерьмо на Акхеймиона по жизни, я мог это воспринимать всерьёз ровно до того момента, пока Бэккер не написал о том, что любовник Акхеймиона погиб, когда наткнулся случайно на пьяного владельца смертельно опасного для него редкого артефакта — вот тогда я начал уже насмехаться над этой ангстишкой. В каких жанрах часто находит своё воплощение какоцентризм — в конце будут кратко указаны примеры: • Готический жанр — вернее некоторые его элементы: тема грехов прошлого, двигающий сюжет злодей, тема тёмных страстей, пороков людской натуры в мрачной атмосфере чего-то такого готического — замка, лаборатории безумного учёного и т.д. Де Сад, Лавкрафт и РСБЕ-верс. • Военная повесть — любые произведения о войне, я не думаю, что мне надо что-то тут объяснять, как и в случаях ниже. «Кровавый меридиан». • Криминал — сюда же. Де Сад. • Постапокалипсис. Крылов. • Тёмное фэнтези — Мартин и Бэккер. • Повседневность тоже может быть — тут акцент идёт на всяких житейских трагедиях и бытовом зле простых людей. Марк Твен. • Вселенский ужас — страх перед глобальными силами и устройством мироздания: такое произведение может быть посвящено какоцентризму само по себе, а может и не делать на нём акцента. Ещё можно выделить напоследок ряд характерных персонажей какоцентризма — тут могут встречаться все характерные персонажи гримдарка, но есть и набор нескольких специфических для какоцентризма: • Либертин Камю — особая разновидность маньяка-гедониста: это нигилист, который осознал ужасность бытия и запивает этот факт тем, что делает зло другим: пытает, убивает и так далее. Логика такова «я страдаю — ну и вы страдайте все тоже!» Именно таким персонажем Камю изобразил Калигулу, потому либертин этого типа назван в честь него. Элементы такого образа поведения прослеживаются у персонажей де Сада (см. речь алхимика), Бэккера (Консульт), а также таким был Граф из «Берсерка», а возможно, и многие другие апостолы Идеи Зла, особенно Вьяльд (т.к. они все должны были перейти горизонт отчаяния). Также, возможно, таков Великий Древний Кьяэгха. • Истинный социалист — добрый апокалиптический маньяк, который хочет убить всех, чтобы никто не мучился в этом дерьме. • Злодей-трансгуманист — этот хочет спасти человеческую природу от мук и готов насильно и аморально делать эти улучшения. • Нулевое существо по Немировскому — этот тип творит страшные злодейства, но никакого морального спросу с него нет и быть не может: по тем или иным причинам он в своём праве. Он как тигр-людоед или бешеный хорёк. Таковы практически все монстры Лавкрафта. Нулевое существо по Немировскому может быть в любом сеттинге, но именно в этом смысловой акцент сделан на том, что оно вот в своём естественном праве: тем самым указывается на то, насколько этот мир — есть чрево зла и порока, раз в нём такие существа «в своём праве». Возможно так выглядят сами люди с точки зрения каких-нибудь условно разумных животных. • Буддийский овощ — безнравственный персонаж, которому пофигу практически на всё. Уничтожение человечества, беды и боль, которые падут на общество — он ничего не берёт близко к сердцу. Как следствие ничего не мешает и буддийскому овощу лично творить зло и совершенно спокойно к этому относиться. Это роднит буддийский овощ с ницшеанским сверхчеловеком, но у последнего ещё должны быть воля и разум, в то время как у первого — необязательно: сам буддийский овощ может быть личностью безвольной, так как его идеал поведения — полный и совершенно искренний пофигизм. Даже к вопросу собственной жизни и смерти. Скорее всего буддийский овощ покончит с собой, если ничто не будет удерживать его в этой жизни. Таковы Рей Аянами [13] и дуниани, также элементы этого прослеживаются у Даджаля из «Супербога» и в учении злодеев де Сада, где прямо постулируется необходимость внутреннего безразличия к чужим мнениям, страданию, к избавлению себя от любви и привязанностей и т.д. В «God of War» есть вариация — Арес обманом заставил Кратоса убить жену и дочь самого спартанца, мотивируя это тем, чтобы сам Кратос стал по итогу бездушной, бессердечной и кровожадной машиной для убийства — в т.ч. ради самого блага спартанца, как Арес это видел. На этом, думаю, всё основное сказал, чтобы вы знали, как правильно изливать негатив на бумагу.