Как не писать идиотский сюжет и иные советы

При описании ужасного злодея, зачастую полного чудовища, неопытные авторы совершают следующую ошибку — они считают, что злой человек должен быть порочен абсолютно во всех сферах. Если у нас злодей — серийный убийца, занимающий должность мэра, то он обязательно должен быть плохим мэром, сверх того, что он уже по ночам гоняется за людьми и рубит их топором [1]. Если злодей торгует наркотиками, то он непременно должен бить жену и унижать детей. То есть синдром Онеста — это когда автор хочет сделать злодея максимально отрицательным, потому приписывает огромное количество пороков, которые часто никак не связаны друг с другом, дают о себе знать в разных сферах и потому такого злодея… просто не получается воспринимать в серьёз. Частный случай — образ врага в какой-нибудь идеологической пропаганде. Даже если он основан на неком реальном не очень хорошем историческом периоде — как, например, злые и нелепые сралинские Совки из «Злой Тани» [2]. Синдром носит звание в честь министра Онеста (или Хонеста) — главного антагониста манги/аниме «Убийца Акаме!» Он — коррумпированный чиновник, который убил Императорскую чету, чтобы фактически стать регентом. После этого он распространил коррупцию по всей стране. Когда народ начал бунтовать, то министр начал группировать отряды истребителей, чтобы они уничтожали целые города. Кроме этого, он постоянно организует массовые казни в Столице — кого он казнит при этом — не понятно: обычно массовые казни возникают в случае неких революций или тому подобных массовых выступлений, но силы Онеста полностью контролируют Столицу, восстание формирует силы далеко на востоке страны, и казнят тут кого-то чисто на манер тирании Робеспьера. Наконец Онест ничего не делает для защиты страны от агрессии других государств, но, когда узнав, что какая-то там деревня, торгует на отшибе с другой страной, то Онест приказывает эту деревню уничтожить. А ещё Онест выглядит как карикатурный испорченный аристократ, который труслив, жалок, много ест, ничего не хочет делать в принципе, кроме развлечений, и попутно занят только тем, что он канибалит и одновременно насилует заживо секс-рабынь. То есть людоед, насильник, правитель, который не делает ничего хорошего и делает только плохое. Короче, вы понимаете, что автор хотел выписать образ лютого и омерзительного злодея, но переборщил, в результате чего Онеста просто невозможно воспринимать серьёзно. Он выглядит очень сказочным персонажем. Не говоря уже о том, что автор несколько раз подчёркивает, что именно один Онест виноват в том, что вся Империя стала коррумпированным рассадником садистов у власти. При этом Империя — это огромное государство, а не какая-нибудь африканская клоака, тут явно мало одного дутого злодея. Что мешает Онесту навести порядок в Империи, чтобы вместе с тем у себя дома заниматься любимым делом — есть и насиловать женщин? Наверное полный моральный урод должен быть уродом везде, где только можно. Что и выглядит нарочито, если не обоснованно. Нарочито таких злодеев отыгрывал Маркиз де Сад — там они все были садистами-нехристями, которые сексуально возбуждаются от всего плохого — но тут автор сознательно отыгрывал трэш-пародию на дидактические книжонки, в которых просто обязаны быть моральные эталоны всей и всяческой добродетели для читателей — вот де Сад тоже акцентировался на тех же моральных эталонах, только со знаком минус. Тут постоянное смакование подобных злодеев было фичей, а не багом. В идеологических произведениях и — в принципе не только — именно сказочность злодеев типа Онеста служит провоцирующим фактором эффекта Ормазда: когда «положительные» персонажи, пусть технически и уступают по злу отрицательным, но больше похожи на реалистичных мерзавцев и/или экстремистов, потому эти Ормазды смотрятся гаже карикатурных Онестов. Чтобы не допустить синдрома Онеста следует делать мразей объëмными персонажами, раз уж они играют важную роль — стоит пояснять, зачем они делают то или иное злодеяние. К слову, это есть и у де Сада — там злодеями движет исключительно получение удовольствия от страданий других, при этом чем больше зла будет содержаться в их действиях, тем им приятнее. Хотя в такой концентрации и в такой степени выглядят эти персонажи всяко очень гипертрофированно, что, в принципе, как я уже говорил, тут уместно. Помните также, что иногда сферы порока не сочетаются прямо. Скажем, почему серийный убийца должен обязательно плохо работать по профессии и обижать жену? Зачем Волан-де-Морту ненавидеть маглорождëнных? Джадис — властолюбивая тиранша, но зачем ей напускать на Нарнию вечную зиму? Зачем Император Палпатин, в ряде продолжений, хочет уничтожить свою Империю в случае своей гибели? [3] Зачем ВИРМ бьëт в спину отряд Девятых? Совершенно ясно, что такие сферы порока сами по себе не связаны, и чем больше самостоятельных сфер будет накидано, тем недостовернее будет казаться злодей по крайней мере при представлении. Также ещё одна причина недоверия к такому злодею — это то, что он очень похож на образ врага. Когда та или иная политика и идеология хочет показать кого-нибудь злом, то она приписывает этому предмету своей ненависти все самые страшные пороки. Зачастую не думая, как то одно, что они находят порочным, может быть связанно с другим таким же порочным. А то, что пропаганду не интересует истина, а лишь распространение взглядов — известно всем: потому даже то, что только на пропаганду похоже — уже кажется недостоверным. Как итог, иногда такие злодеи и страстное желание автора сделать злодея злым во всём, приводят к появлению фанфиков, где этот злодей представлен как положительный персонаж — а его пороки провозглашаются наговором тех, кто был по канону героями положительными. И это отчасти вина самих авторов, которые хотят изобразить злодея абсолютным злом, но не могут внятно подвести мотивы под его злодейства, полагая, что злодей доложен быть злым всегда, везде и во всём. P/s. У злодеев де Сада связь со сферами порока обозначена как всё, что противоречит христианской морали. Практически все персонажи с нетрадиционной сексуальностью там являются карикатурным злом и даже сами персонажи знают это. Например, когда один злодей (Минский) видит то, как другие, совершенно незнакомые ему злодеи (Жюльетта и ко), занимаются анальным сексом, он сразу делает вывод, что они так же злы, как он. Конкретно это — совершенно очевидный аспект гомофобии той культуры, ибо анальное сношение, особенно между мужчинами, считалось в те времена не просто грехом, а одним из самых тяжких грехов — Фома Аквинский учил, что среди грехов по хужести содомия уступает только убийству, а всем известный Данте, в своём творчестве воплотивший католические идеалы средних веков, поместил содомитов в третий пояс седьмого круга ада, в то время насильники над ближним и над его достоянием попадают в первый пояс, самоубийцы — во второй пояс, а за обычную похоть — только во второй круг ада (не говоря о том, что по версии Данте Иисус амнистировал из первых кругов ада некоторых грешников, но не дальше шестого круга).