Как не писать идиотский сюжет и иные советы

      Я уже излагал свои размышления, как описать идейный конфликт — я пришёл к выводу, что надо показать обе стороны с максимально неприглядной стороны при условии, что эти неприглядности есть прямое следствие той или иной позиции; чтобы читатели могли решить для начала, кто из сторон конфликта меньшая сволочь. Я назвал это принципом Георгия Массадова — принцип этот главным образом был рождён моей ненавистью к авторам, которые неспособны критически осмыслить свою собственную позицию (прежде всего к тем, которые я не разделяю), моим презрением к ним, а также моем мировосприятием — с моей точки зрения все точки зрения в той иной или иной степени дурны, ибо зло — основа, суть и смысл всего бытия, а потому недостаток — неотъемлемая часть даже самой оптимальной, на мой взгляд, позиции. Но возникает вопрос, как же описать конфликт, где обе стороны были бы равнозначны в том смысле, что каждая из них в одинаковой степени наименьшая сволочь? Всем известный автор ГПиМРМ по этому поводу говорил следующее — давайте его послушаем, ведь его работы популярнее, чем мои: «Подлинный моральный конфликт является в литературе витамином достаточно редким, чтобы «Тройной конфликт» получил серьезное внимание критиков, несмотря на наличие корабельного Форчана. Вы читали множество историй, в которых есть две стороны с различными моралями, но где нет такой вещи как моральный конфликт. Почти всегда ясно, что автор думает о том, на какой стороне вы должны быть. «Властелин колец» не спрашивает, мог бы Саруман в итоге развить промышленность. «Атлант расправил плечи» не приглашает вас задуматься вместе с автором является ли капитализм хорошей идеей или был ли путь Джона Галта единственно правильным; вместо этого каждый, кто идет возражать против капитализма был изображен как слабый, презренный человек со склонностью к криминалу. «…» Естественный способ подлинно исследовать мораль посредством литературы — честно разыгрываемый конфликт Добра и Добра. Конфликт между высокими идеалами, которые история не пытается очернить, принизить или использовать для показа искушенного авторского цинизма — это все только ослабляет конфликт. Истинный и незапятнанный идеал не обязательно тот, чьи защитники все чисты, или тот, политика которого не имеет недостатков. Истинный идеал это цель, которая стоит оптимизации несмотря ни на что и все еще дает теплое яркое ощущение в этом сложном мире. Если вы не можете почувствовать его, это теплое яркое ощущение, и заявить о нем публично, то вы не сможете поместить его в свою историю, не сможете заставить читателей симпатизировать вашим идеалам. Смотрите внутрь себя в поисках морали, этики, эстетики, добродетелей, того, чем вы все еще дорожите в реальности. Вы создадите подлинный моральный конфликт, когда найдете два самых высоких идеала, противостоящих друг другу и равноценных настолько, что вы сами не будете уверены, на правильной ли вы стороне; или когда вы найдете моральный вопрос внутри высокого идеала, в ответе на который вы не уверены и вокруг которого можете построить историю». То есть конфликт добра и добра, это когда обе точки зрения антагонистичны, но при этом вы сами не можете сказать, какая из них права, а какая верна, потому что для вас они обе одинаково хорошо аргументированы. Возможно ли такое? Думаю, возможно. Послушаем Юдковского: «Я знал, что мои собственные симпатии на стороне Веселых (прим. пер. — в оригинале Fun, как я понимаю так автор называет человеческую сторону в «Тройном контакте»). Так что мой инстинкт автоматически предложил сделать Сверхсчастливых, сторону против боли в ТК, звучащей как можно убедительней. Я хотел, чтобы читатель ощутил силу позиции Сверхсчастливых и при этом симпатизировал персонажам-людям, когда они бы думали, правы ли. Я определенно не хотел ослаблять позицию Сверхсчастливых для показания того, насколько верна человеческая позиция. Тогда бы возникало нездоровое ощущение, как при чтении «Атлант расправил плечи», ощущение, что я нечестен по отношению к обоснованной позиции таких мыслителей как Дэвид Пирс. В одной из своих работ, к несчастью не могу вспомнить в какой, Орсон Скотт Кард отмечает, что пусть конфликт между Добром и Злом может быть основой хорошей истории, он и вполовину не так интересен, как конфликт между Добром и Добром. Вопрос полного уничтожения боли против простого улучшения, Сверхсчастливые против Веселых, был центральным моральным конфликтом «Тройного контакта». Движущее слово — «конфликт». Я позже понял, что причина по которой я получил столько внимания в сторону истории с корабельным Форчаном, было то, что я случайно сделал верную вещь по литературным стандартам: я выбрал значительный конфликт в качестве центральной части истории, дилемму, в которой сам не был уверен, в которой я видел сильные аргументы с обеих сторон. Мои steelmanning инстинкты заставили меня раздуть этот конфликт, заставить Сверхсчастливых казаться настолько убедительными, насколько возможно, то есть в литературном эквиваленте — сделать злодеев сильнее. (Ни один профессиональный редактор никогда не присылал историю обратно автору с пометкой «Этот злодей слишком силен и его нужно сделать слабее».)».       Думаю, Юдковсий сказал достаточно, чтобы мне осталось лишь заняться сопроводительными рассуждениями. Иногда в споре двух сортов добра (или наименьшего зла — так как с моей точки зрения, грубо говоря, истинного добра не существует) бывает сложно поставить за кем-то лаконичную точку. Как пример, как красиво поставить точку — на мой вкус — это ранобэ и манга «Стальная тревога!» Финальный конфликт развивается между антагонистами — Леонардом Тестароссой и Софией и протагонистом — Сосукэ Сагарой и его возлюбленной Тидори Канаме. Суть в том, что Леонард и София задумали переписать историю мира с помощью магии, чтобы в мире не случился ряд событий, сделавший саму эту магию возможным, так как на планете стало только гаже из-за колдунства, а жизни самих Леонарда и Софии пошли через задницу. София показывает Тидори — которая ей нужна для ритуала — каким будет новый мир. Среди всей идиллии Тидори, однако, замечает, что её возлюбленный, который в новом мире имеет иную судьбу, на деле уже не тот самый человек, которого она знает. Её настоящий Сосукэ в этом мире как мёртв, а это — просто левый хер. Так как заменять своего Сосукэ на левого хера, пусть и в идеальном мире, Тидори не намерена, она отменяет местный проект содействия. Признаться, этот наверное первый раз, когда автор истории вообще подумал над тем, что в новом мире живущие люди — это не те люди, которых мы ценим, а дубли — потому, с точки зрения Тидори, было бесспорно верным решением отказаться от изменения реальности. Особенно это недурно было бы понять авторам «Евангелиона». Леонард и София тоже со своей правдой, так как сам этот мир их не устраивает по понятным причинам — их судьбы были страшно изуродованы от момента, который они хотят стереть, потому они готовы даже в такой форме послать его нафиг.       Разумеется, не нужно быть Юдковским, чтобы понимать — автор пристрастен, а потому есть точки зрения, которые максимально аргументированы, но автор не намерен принимать их. Тут я поделюсь собственным опытом, так как мне в таком случае проще выложить свои мысли. Сейчас я работаю на новым фанфиком — приквелом к РСБЕ под рабочим названием «Стальная тревога мобильного Евангелиона» (далее — СТМЕ). В центре сюжета — конфликт пяти сторон, каждая из которых борется за добро, как она его видит и может воплотить. Для справки — действие происходит в мире, который похож на современный, кроме того, что с безопасностью тут в разы большая жопа, чем у нас — многие страны в разрухе, кругом мелкая грызня, террористы и теракты тут столь же частые гости везде, как плохая погода, а доминирует в мире-помойке — диктат шести стран и их блок, они заняты тем, что сосут ресурсы из стран вне «золотого миллиарда» — соответственно, конфликт СТМЕ вращается вокруг извечного вопроса «Как нам обустро́ить Росси́ю?»: • Команда умеренных леваков: Каору Нагиса, Синдзи Икари и их друзья — намерены оставить всё как есть на волю людей, вмешиваясь в глобальную ситуацию не больше, чем обычные люди могут. Они придерживаются социалистических взглядов — по их мнению первоочередная задача государства заключается в том, чтобы обеспечить малоимущим все необходимые для жизни блага. Соответственно Каору, Синдзи и их команда против национализма и капитализма, в идеале за коммунистическую утопию, чтобы пропали границы между странами, исчезли национальные различия и, чтобы в идеале, пропали религиозные различия — чтобы все люди стали просвещёнными агностиками. А ещё за экологию, за плановую экономику и за прочие левые ценности. Но при этом Каору и Синдзи ничего для этого не делают по сути, кроме того, что считает, что было бы лучше, если бы оно так было. А у них есть все силы, чтобы значительно поспособствовать такому обществу. Но Каору, Синдзи и команда выбирают путь благого бездействия. • Радикальные леваки: Гендо Икари, поддерживающая его Рей Аянами и их команда стоят за всё то же самое, но они силой намерены принудить человечество жить по такому идеалу. У них есть силы, чтобы завоевать планету и заставить под угрозой расправы каждую страну делать то, что им надо. А намерены они делать именно то, за что выступают — чтобы все группировки перестали воевать — иначе смерть, чтобы все богачи и политики занялись в первую очередь защитой бедных и малоимущих, чтобы все, кто поднимает оружие против такой власти — были убиты на месте, чтобы была плановая экономика, чтобы никто не сорил экологию, за гуманное обращение с животными и т.д. У буржуазии всё отнимут и поделят среди голодающих африканских детей. По мнению Гендо — строить лучшее общество надо делами, без дел — идеалы ничто. А дела должны быть самыми эффективными. Ты можешь нагнуть всех силой максимально эффективно? Нагни! • Члены культа SEELE хотят всех, как обычно, превратить в кисель, чтобы все люди слились в единый разум. Чтобы раз и навсегда покончить с болью, страхом и раздробленностью между людьми. • Всадники Апокалипсиса — группировка мехаоновских монстров [1], считающих, что любая жизнь — это зло (даже в виде Соляриса, в который SEELE намерены превратить всё живое), и намеренных ради добра вообще всех убить. Как не трудно заметить, Всадники Апокалипсиса разделяют точку зрения Георгия Массадова по вопросу о реальном положении дел, но намерены, однако, выступать за такое предписательное действие, за которое я выступать не намерен. • Культисты Ктулху. Эти намерены вызывать своего бога, но не просто так — Великий Ктулху должен в своих снах увидеть новый и прекрасный мир, прекрасный на личный вкус Ктулху, и воплотить свои грёзы в реальность. Тем самым Ктулху преобразит планету, сделав Землю обителью великолепия и чудес [2]. Все, кто будут поклоняться Ктулху, в дар получат от своего бога те же представления о прекрасном, что и есть у него самого — то есть культисты Ктулху будут видеть новый мир таким же прекрасным местом, каким его видит сам Ктулху. А те, кто поклоняться ему не будут, продолжат видеть новый мир «по-старому». Понятное дело, что случится с теми, кто увидит воплощение в реальность мечтаний Ктулху: «Потом Люси снова обернулась и посмотрела в сад. — Я понимаю, — сказала она задумчиво. — Я понимаю теперь. Этот сад — как Хлев. Он куда больше внутри, чем снаружи». То есть суть такой позиции в том, что практическая проблема-то не в мире, проблема в тебе, в том, что тебе больно от чего-то и надо убрать не нож, а перестроить себя так, чтобы было не больно. Это совершенно логичная точка зрения. Скажем, некий человек страдает от собственной гомосексуальной ориентации, а второй — нет, для него она не порок, он ею наслаждается и проблемы в его жизни она не составляет. Таким образом, как не трудно заметить, проблемы можно избежать, если не воспринимать её как проблему. А если ты можешь приспособиться так, чтобы проблема перестала для тебя быть проблемой, то и делать надо так. И когда над тобой нависает великая и могущественная сила, разве не разумно с ней слиться, чем с нею вести тщетную борьбу? Ибо страдают лишь те, кого эта сила отвергла. Лаконичнее всего это иллюстрирует финал «Тени над Иннсмутом» — главный герой ужасается мерзким монстрам, но понимает, что он — один из них: потому он смиряется с этим и готов с оптимизмом влиться в сообщество монстров: «Я пока решил не накладывать на себя руки, как это сделал дядя Дуглас. Правда, я купил автоматический пистолет и однажды едва было не совершил роковой шаг, но какие-то сны все же удержали меня. Жестокие, наиболее пронзительные ночные видения стали постепенно стихать и сглаживаться, а вместо того меня стало необъяснимым образом манить в морскую бездну. Во сне я часто слышу и совершаю странные вещи, а когда просыпаюсь, то ощущаю уже не ужас, а самый настоящий, неподдельный восторг. Я не верю в то, что мне придется дожидаться полной перемены, на что было обречено большинство других. В противном случае отец навечно упрячет меня в сумасшедший дом, как он поступил с моим несчастным кузеном. Внизу меня поджидало нечто неслыханное и великолепное, и скоро я встречусь с ним. Йа-Р’лия! Ктулху фхтагн! Иа! Иа! Нет, я не застрелюсь — я создан отнюдь не для этого! Я разработаю план бегства моего кузена из той лечебницы в Кэнтоне, и мы вместе отправимся в сокрытый восхитительной тенью Иннсмаут. Мы поплывем к тому загадочному рифу и окунемся вглубь черной бездны, навстречу циклопическим, украшенным множеством колонн Й’ха-нтлеи, и в этом логове Глубоководных обретем вечную жизнь, окруженные всевозможными чудесами и славой». Иной пример — поведение адептов Слаанеш из Вахи — для них главное — получать удовольствие, вне зависимости от чего — важно не то, что ты делаешь, а важно — приятно ли это тебе. Каково это, ужасно мучить себя, чтобы в один момент испытать величайшее наслаждение от прекращения этой муки? Интересно, что бы об этом великолепии и об этих чудесах подумали бы Юдковский и Клайв Льюис — и если они выскажут своё «фи», то не уподобятся ли они гномам, запертым в хлеву, когда отвергнут идею Слаанеш пытать себя добровольно ради того, чтобы испытывать удовольствие, окупающее пытки, в те минуты, когда с целью вызова этого удовольствия, данные пытки будут прекращаться?       Конечно, когда позиции состязаются друг с другом на суде читателя, в дело вступает пристрастие автора. Тот же Юдковский — трансгуманист, но он ещё и человек, потому как человек не может одобрить слишком радикальный трансгуманизм, вроде загрузки сознания в виртуальный мир, подобный идеальному раю. Позиции SEELE и Всадников, как бы они не были хорошо обоснованы, не могут быть мною одобрены. Я — рациональный релятивист, потому не могу одобрить сверхценничество SEELE, как и стремление Всадников всех убить, пусть хоть я и считаю, что этот мир — зло, я считаю, что не надо убивать себя, а надо жить в этом мире, сводя зло к минимуму. Позиция культистов Ктулху более интересна, так как они, подобно адептам теоцентрических религий, считают, что необходимо перестроить мир под вкусы верховного бога, но в отличие от христиан и им подобных, культисты Ктулху не несут ерунды о том, что вкусы Ктулху объективно лучше вкусов человека (во всяком случае, наиболее адекватные культисты) — они говорят, что Ктулху сделает следующее, мы готовы ему помочь, вы можете сделать выбор — за Ктулху вы или не с Ктулху — если вы будете с ним, то рай Ктулху вы будете видеть так, как его видит он сам, а если нет — то вы увидите не рай, а свинарник. Точнее кальмарник. И вам будет там плохо. Но это ваши проблемы, Ктулху вам не обязан, вы ему не обязаны, свобода воли — наша всё. То есть это позиция христиан, индуистов и прочих теоцентристов, только интеллектуально честная. Да, я не могу разделить эту позицию, потому что я всё ещё человек и рациональный релятивист — для меня интересы Ктулху и его культа — это интересы враждебной мне стаи, потому я могу их понять, в конце концов мы все делаем так, как нам хорошо — но не принять.       Вот по поводу позиции команды умеренных леваков и радикальных леваков, я не знаю, кто из них прав. Бездействие Каору и Синдзи основано на том, что они просто не знают, как поступить правильно. Тут героев можно понять — умы на протяжении тысячелетия бились над вопросом, как нам обустроить Россию. С чего один Каору, который просто человек, пусть и с суперсилой, должен решить этот вопрос только потому, что он может глобально что-то изменить (потому что у него есть суперсила, которой нет у простых людей). Гендо уверен, что он знает, как нужно добиваться своего, пусть даже он понимает, что надо замарать себя, но без замара, по мнению Гендо (и его команды), ваши идеалы ничего не стоят. Идеалы, с такой точки зрения, стоят того, сколько крови ты готов за них пролить, а если ты ничего не делаешь при возможности это сделать, просто боясь замарать себя, то ты — предаёшь свои идеалы. «— Знаю, один человек никогда не поймёт другого и глупо на это надеяться, потому, я думаю, важно бороться за свои идеалы. Так практичнее, чем думать о том, что кто-то твою позицию не примет, — обратил внимание Синдзи. — Я вмешаюсь в ваш разговор, — появился тут Шут [резонёр команды Гендо]. Виктор настороженно и неодобрительно поглядел на него. Сагара интуитивно тоже ощущал постоянную опасность, исходящую от этого человека. — Синдзи, ты говоришь, что за идеалы нужно бороться. Но ты же понимаешь, что насилие — самый эффективный способ борьбы? — Вы имеете в виду… что я мог бы подговорить Каору-куна силой принудить все страны повиноваться? — понял Синдзи. — Вот именно, — подошёл Шут. — Твои слова о борьбе за идеалы имеют смысл только, если ты готов пролить кровь. Ты понял, что склонить к пониманию и принятию твоих идей других не всегда возможно. Многие люди считают, что есть смысл мириться с иной точкой зрения. Да, так можно, но если ты не имеешь силы их заставить. А вот представь, что у тебя есть сила заставить других подчиняться себе? Ты будешь применять силу? — У-ум, не знаю, Ларкин-сан… — Синдзи не смог пока ничего внятно сказать. — Тогда это значит — твои слова пустой звук. Идеалы требуют крови и борьбы, а борьба и кровь сразу сделают тебя едва ли лучше твоих оппонентов. Так я вижу, Синдзи, ты не готов ради идеалов марать руки, да? Да, верно, — рассуждал дальше Шут, — легче читать проповеди, чем что-то делать, верно? Одно дело, когда у тебя нет ничего, кроме проповедей. Но у тебя, Синдзи, есть рычаг покруче проповедей, не так ли? — Что вы имеете в виду?.. — Склонить Рей и Каору на свою сторону, установить планетарную диктатуру, заставить всех силой ликвидировать частную собственность, заставить силой богачей отдать свои бриллианты в обмен на еду для того голодающего африканца, о котором ты говорил. Если ты, Синдзи, ничего не делаешь для этого, если ты готов выкинуть меч, который сама судьба вложила в твои руки, то, подумай, чего стоят твои убеждения? Таковы были слова Шута — и Синдзи действительно над ними глубоко задумался». Честно говоря, я не знаю, кто из них прав. Моя симпатия на стороне Каору-Синдзи, но она обусловлена лишь сочувствием к их незнанию, что делать, к нежеланию причинить кому-то лишний вред, к желанию оставаться в пределах закона и опасению раскачивать лодку. Каору просто человек в плане сознания, но будь он чем-то иным, нежели человек, то это не делало его позицию более основательной — как противоположность роли Каору, я противопоставляю роль Ктулху — Ктулху есть бог, непостижимый и сверхчеловеческий во всех отношениях — и проблемы он решает так, как, по человеческим же представлениям их решает идеальный, с точки зрения теоцентристов, бог — то есть тупо силой, тупо для себя и мнения человека не спрашивая. «Так ли сильна твоя тентакля, как тентакля Ктулху?» Но и Ктулху — честен: он действует как лучше со своей колокольни, но он не виноват, что у него именно такие представления о лучшести, глупо упрекать в том Ктулху (и Слаанеш тоже, и Всадников Апокалипсиса), что Великий Жрец имеет такие представления о прекрасном, а не иные. В свою очередь и к Гендо я могу проявить симпатию, так как он поднял задницу с дивана, чтобы изменить мир, который полон зла и с которым нельзя мириться, с которым я сам мириться не намерен.