— Карл Панцрам, истинный либертин из реальной жизни.
Мы разбирали нацистов и ницшеанцев — пора затронуть ещё одно тру-злодейское мировоззрение — либертинаж (ново-лат., от лат. lībertīnus — вольноотпущенник). Последователь его называется либертином или либертеном. Впервые этот термин был применён Жаном Кальвином к деятельности голландской секты анабаптистов, которая отвергала многие общественные нормы, но это вообще ни боком не имеет отношения к нашему сегодняшнему сабжу. В общепринятом смысле в XVII–XVIII веках либертинами называли вольнодумцев, которые отрицали христианскую мораль в сексе. Напомним, что христианская мораль того времени находила грехом всё, кроме миссионерской позы. Так что либертином мог одинаково быть назван и просто рациональный гедонист, который смеялся над бреднями попов про то, что вы попадёте в ад за мастурбацию, так и кровожадный некропедозоофил. Так как при упоминании либертинажа всегда всплывает имя Маркиза де Сада, от чьей фамилии пошёл термин «садизм», то, в связи с этим, я буду использовать термин «либертинаж» в контексте некропедозоофилии: именно де Сад изложил доктрину либертинажа в таком ключе, как цельную философию безжалостного эгоиста. Про него у меня была отдельная статья [1]. Вообще я прямо скажу, что многие авторы, в чьих произведениях появляются либертины, на деле не раскрывают их, а просто изображают в качестве стандартных некропедозоофилов и полных чудовищ. Тёмный Эльдар не значит ничего, кроме «развращённый злодей в броне с шипами — он ужасно развращённый, ужасно!» Очень редко когда авторы раскрывают их внутренний мир, их философию и их мироощущение, включая душевные терзания и так далее. Наиболее богатое руководство по теме — это творчество маркиза де Сада, которое я буду многократно цитировать. Оно подробно и дотошно, но имеет два недостатка — злоупотребление аргументацией к Природе в том ключе, словно Природа — это разумный бог; а также постоянная акцентация на садизме и сексе. Это отвлекает от сути — либертинаж — это не только ебля, это и, в том числе, отношение к жизни, когда ты можешь спокойно убить старушку и вынести её погребальные деньги — тут нет никаких ненормальных для большинства людей желаний ебать младенцев или есть говно — желание иметь больше денег есть у всех. Из популярных произведений, о которых вы слышали, где нормально раскрыт либертинаж — это «Берсерк». Идеология Идеи Зла и её паствы — это либертинаж, который заключается в духовном самоутверждении через отказ от человечности. Миура молодец — он уловил суть либертинажа, не сводя его к банальным изнасилованиям. Ещё либертинаж есть у Скотта Бэккера — но там он опять покрыт толстым слоем чернухи. Ещё можно вспомнить Достоевского — но у Фёдора Михайловича уклон в гибридизацию с иными формами аморального индивидуализма, вроде ницшеанства, а, кроме того, ему мешали цензура и желание демонизировать революционеров. Ну ещё, конечно, можно посоветовать себя любимого — я нахожусь под большим впечатлением от де Сада — потому тоже постарался широко раскрыть тему в своей писанине. Если кратко, то либертин — абсолютный, осознанный эгоист, он добровольно, в твёрдом уме и в твёрдой памяти выбрал для себя жизненный путь: «Я — абсолютно одинок в этом ужасном и враждебном лично мне мире; у меня нет ни друзей, ни семьи, ни близких; человек человеку — волк; только мои желания имеют значение — они всё, что у меня есть; всё вокруг — имеет смысл лишь как средство их удовлетворения; никто меня не любит, а если любит — мне это не важно, я не нуждаюсь в любви и сам никого не люблю, кроме себя самого; любые ограничения бессмысленны; моё хладнокровие, с которым я следую своему жизненному пути, и с которым я готов причинять боль другим — моя главная сила; я надеюсь только на себя, но могу как угодно использовать других; общественная мораль, совесть, раскаяние, сострадание, неуверенность, искренняя привязанность и всё, что мешает моему пути — это всё, что я должен вырвать из своего сердца, ибо человечность делает меня слабее; я верен только себе, я предам кого угодно; меня не заботят страдания других, сердце моё не дрогнет, даже если погибнет мир». Вот это жизненное кредо идеального сферического либертина в вакууме, тот идеал, которым должен стремиться стать каждый из них. — Объясни пожалуйста, что понимаешь ты под чувством благодарности, которой, как тебе представляется, ты меня пленила, — сказал Ролан. — Подумай хорошенько, жалкое ничтожество: что делала ты, спеша помочь мне? Разве из двух возможностей — следовать своей дорогой или подойти ко мне — ты не избрала вторую, которую подсказало тебе твое сердце? Следовательно, ты получила удовольствие, так какого же дьявола ты считаешь, что я обязан вознаградить тебя за твои же собственные удовольствия? Как могло взбрести в твою глупую голову, что такой человек, как я, купающийся в роскоши и довольстве, опустится до того, чтобы быть в чем-то обязанным презренному существу вроде тебя? Даже если бы ты дала мне жизнь, и в этом случае я ничего бы тебе не был должен, так как любая мать действует лишь в своих интересах.— «Жюстина».
Она обернулась на него, увидела, как городской пейзаж «порвался», из него, словно из дыры в листовке рвался ярко-красный невообразимый демон — его венчали острые рога, сужаемые на концах, четыре глаза горели ниже как у волка в ночи, прямо под ними отверзалась здоровенная пасть с торчащими клыками — предельно острые, как пики, они все у него так выходили, что, казалось, это чудище вообще не должно быть способно захлопнуть пасть. Также у него торчали когти — такие же здоровенные и острейшие. Его, с позволения сказать, кожа выглядела так, словно голое мясо поросло на костях, разве что в нём не проглядывалось ни сосудов, ни прожилок, ни иных особенностей, свойственных плоти живых существ. «…» Маленькая Аска приняла руку своей старшей коллеги. — Должна заметить, — в её голосе звучало серьёзное опасение, — силой оружия его не победить… — А как его победить?! — Не знаю… не грубой силой — это я знаю точно, ведь это существо как раз воплощает силу. У него всегда будет больше силы, чем у тебя: отважный, сильный, презирающий опасность, не боящийся смерти, при этом думающий только о себе, бессердечный, жестокий, наслаждающийся своим злом — вот каков твой ницшеанский идеал! — описала Аска-ребёнок, и взрослая Аска узнала его — да, она действительно пыталась быть такой в жизни! И вот, чёрт побери, что она получила! Она встала на грани пропасти, где открывались самые отдалённые ниши морального уродства, от которых она и страдала! От равнодушия, от цинизма, от жестокости, от гордыни, от подлости! Она сама погрязла в этом, едва не доходят до степени, когда не будет возврата! — Проклятый Ницше! — отец Аски любил этого философа и его сумасшедшие идеи, возвеличивающие жестоких гениальных психопатов, стоящих выше морали презренных смердов. — При чём он тут?! — нахмурилась девочка. — Ты сама впустила в себя этого демона!— РСБЕ, героиня-сабжа гуляет по своему внутреннему духовному миру.
Либертинаж практически всегда связан с какоцентризмом — либертин оправдывает себя тем, что вокруг все тоже эгоисты и скоты, жизнь — дерьмо, а раз дерьмо — то надо любой ценой урвать себе кусок. В некотором роде либертинаж — это злой брат-близнец рационального релятивизма. Оба этих мировоззрения признают первичной ценностью наслаждение и комфорт; рациональный релятивизм построен на идеи возведения социального механизма получения комфорта и удовольствия, куда обязательно входят самоограничения и самопожертвование. Соответственно в либертинаже этого нет — любые крайности, после нас хоть потоп, все остальные — средства, иди по головам. В целом это две разновидности гедонизма — всегда, когда идеология гедонизма находит конкретное теоретическое облачение, гедонизм идёт двумя путями. Как можно заметить, главная проблема гедонизма заключается в том, что жизнь — дерьмо: удовольствия, даже самые аморальные, не компенсируют того факта, что дерьма тебе предстоит хлебнуть — рак, войны, головорезы, зубная боль — страдания в этой жизни стоят на каждом шагу. И если рациональный релятивизм требует сохранять порядочность, чтобы в мире было хоть на миллиметр меньше дерьма, то либертинаж говорит: «если вокруг дерьмо, то и ты будь дерьмом». Или, как писал де Сад: Будь мир абсолютно добродетельным, я бы порекомендовала тебе добродетель, потому что с ней были бы связаны все вознаграждения и, в конце концов, счастье; в развратном мире, разумеется, надо выбирать порок.— Дюбуа, «Жюстина».
Теперь подробно опишем то, как либертин относится к разным сферам: • Либертин и его собственный внутренний мир — настоящий либертин проводит над собой моральную работу! Заключается она в том, что либертин искореняет в себе то, что мешает его образу жизни — совесть, стыд, сострадания и эмпатию. Если привычная нам мораль велит бороться с личными пороками в лице гордыни, зависти и жадности, то либертин точно так борется с тем, что для нас принято быть положительным по модусу. Слово «совесть», милая Жюльетта, означает внутренний голос, который взывает, когда мы делаем то, чего делать нельзя, и это удивительно простое понятие обнажает, даже для самого поверхностного взгляда, причины предрассудков, внушенных опытом и воспитанием. Скажем, если ребенку внушать чувство вины за то, что он не слушается, ребенок будет испытывать угрызения совести до тех пор, пока, переборов предрассудок, не обнаружит, что нет истинного зла в том, к чему прививали ему чувство отвращения. Таким образом, совесть — это всего-навсего детище предрассудков, которые заложены в нас с молоком матери, или этических принципов, которые мы сами создаем своим собственным поведением. «…» Истина в том, Жюльетта, хотя я и не отрицаю твои несомненные успехи, так вот, истина заключается в том, что твоя совесть еще не достигла того уровня, на котором я хотела бы ее видеть; самое главное здесь — сделать ее извращенной до такой степени, чтобы никогда она не могла вернуться к прежнему состоянию. «…» Возвращаясь к истокам конфликта, я чувствовала, что добродетели недостает реального существования, и однажды с удивительной ясностью поняла, что не порыв к добродетели заговорил во мне, а тот слабый голосок, который то и дело прорезывается на краткое время, и голос этот принадлежит воспитанию и предрассудкам.— мадам Дельбена, леди Клервиль и титульная протагониста, «Жюльетта».
• Либертин и окружающие — с точки зрения либертина каждый человек духовно одинок, потому надо жить и думать только о себе. Потому либертин считает искреннюю привязанность к другому — недостатком. Так как она мешает думать и заботиться только о себе. Это с долей аллегории хорошо показано в «Берсерке» — Идея Зла предлагает в минуты отчаяния принести себе в жертву самого близкого человека, чтобы дать в обмен демоническую силу и исполнить желание. Источник ошибочности нашей морали лежит в нелепой идее уз братства, которую выдумали христиане в период их неудач и бедствий. Вынужденные молить других о сострадании, они хитро утверждали, что люди — братья, а если принять сию гипотезу, то кто же посмеет отказать во вспомоществовании? Но принять её разумом невозможно — разве мы все не рождены одинокими и обособленными? Скажу больше: разве мы все не враги друг другу, находящиеся в состоянии вечной войны между собой? А теперь позвольте спросить, происходило ли бы это, если эти, так сказать, узы братства и добродетели, которые они даруют, действительно бы существовали? «…» Эти законы созданы для всеобщего применения и находятся в постоянном противоречии с интересами личности точно так же, как интересы личности всегда выступают против общественных интересов. Законы, полезные для общества, вредны для отдельных людей, хоть и созданы ими. Посему, если эти законы однажды оказываются хорошей защитой для индивидуума, то три четверти его жизни они мешают, сковывают, причиняют страдания. Так что человек мудрый, исполненный к ним презрения, станет относиться к ним с осторожностью, как к пресмыкающимся и ядовитым змеям, которые могут ранить или убить, но которые, тем не менее, могут быть полезны в медицине. Этот человек будет обходить стороной законы, как опасных тварей, и будет прятаться за предосторожностями и тайнами, которыми, в целях благоразумия, так легко себя окружить. Если желание совершить то или иное преступление воспламенит вашу душу, Эжени, будьте уверены, что вы можете спокойно их совершать, взяв свою подругу и меня в сообщники.— Дольмансе, «Философия в будуаре».
• Либертин и социальный дарвинизм — либертин по определению видит грубую силу и хитрость законными средствами решения всех проблем и разрешения споров. Важной особенностью либертина будет то, что он не признаёт никаких стандартов: некоторые социальные дарвинисты могут иметь кодекс части, презирать трусость и так далее, но либертин ничего не презирает и не имеет ограничений, для него все средства хороши, лишь бы добиться целей побыстрее. Так как сила для него — лишь средство обеспечения личного комфорта. Разве хоть один единственный раз мы испытывали некий естественный порыв, толкавший нас предпочесть другого себе? И разве мы не одиноки в этом мире, где каждый только за себя? Твой голос становится фальшивым, когда ты говоришь от имени Природы, будто бы не следует делать другим то, чего ты не хочешь, чтобы другие делали тебе — такую вещь могут говорить только люди, причём слабые люди. Сильному человеку это и в голову не придёт. То были первые христиане, которых постоянно преследовали из-за их нелепых убеждений, они кричали всякому, кто мог их услышать: «Не сжигайте нас, не сдирайте с нас кожу! Природа говорит нам: не делай ближнему того, чего не желаешь себе!» Глупцы! Как может Природа, которая всегда влечёт нас к наслаждению, которая не вселила в нас иных инстинктов, иных убеждений, иных порывов, как может Природа тут же пытаться убедить нас в том, что мы должны пренебречь любовью к себе, если она приносит боль другим? О, верьте мне, Эжени, верьте, наша мать Природа не говорит нам ни о ком, кроме нас самих, её предписания требуют полного эгоизма, и во всём этом мы ясно слышим её неизменный и мудрый совет: предпочитай себя, люби себя, за чей бы счёт это ни было. Но, говорят, другие могут тебе отомстить… И пусть! Победит сильнейший и будет прав. Вот и хорошо — в этом и есть простое проявление вечной борьбы и разрушения, ради которых Природа создала нас и ради которых мы ей только и нужны.— он же там же
• Либертин и мораль — для либертина, как уже ясно выше, любая мораль — лишь набор норм, призванных способствовать интересам большинства. Но он — не большинство, так что мораль либертину интересна только тогда, когда её можно использовать для него лично. И на это глупцы могут сказать: если нет религии, нет и морали. Идиоты! Какова же эта мораль, которую вы проповедуете? И неужели человеку нужна такая мораль, чтобы жить в довольстве? Мне, дитя мое, известна лишь одна: та, которая делает меня счастливым любой ценой, которая заключается в том, чтобы не отказываться ни от чего, что может увеличить мое счастье здесь на земле даже ценой разрушения, уничтожения счастья других людей. Природа делает так, что все мы рождаемся в одиночестве, и ничем не подсказывает, что мы должны заботиться о своем потомстве: если мы это делаем, так только по расчету, более того — из эгоизма. Мы не причиняем вреда другим из страха, что они повредят нам, но человек, достаточно сильный, чтобы творить зло, не боясь возмездия, должен слушать только свои наклонности, а в человеке нет желания более острого и неодолимого, чем творить зло и угнетать окружающих, ибо эти порывы происходят от природы, скрывать же их вынуждает нас необходимость жить в обществе. Однако эта необходимость, к которой подталкивает нас цивилизация, не порождает потребности в добродетели и не мешает необузданному сладострастию человека попирать все законы. Я хочу спросить, не странно ли звучат слова о том, что надо возлюбить других как самого себя, и не свидетельствуют ли они, доведенные до абсурда, о слабости бедного и не очень умного законодателя? Что значит для меня участь мне подобных, если я хочу наслаждаться? Ведь я ни чем не связан с другим человеком, кроме формальных отношений. Поэтому я прошу ответить, должен ли я любить какое-то существо только за то, что оно существует или похоже на меня, и исходя из этого предпочесть его самому себе. Если именно это вы называете моралью, Жюстина, тогда ваша мораль просто смешна, и самое умное, что я могу сделать — это соединить ее с вашей абсурдной религией и презирать и ту и другую.— Маркиз де Брессак, «Жюстина».
• Либертин и религия — как вы понимаете, в добрых богов он не верит. Он может быть мраккультистом и служить злым силам. Может быть атеистом. Но в любом случае он отрицает всякую религию, которая противна его мировоззрению. • Либертин и христианство — так как у нас наиболее популярная религия — христианство, а в вымышленных мирах то и дело встречается какой-нибудь культ хрустального дракона Иисуса, то отдельно разберу отношения либертина к такому предмету. На идею существования всеблагого и всемогущего бога либертин ответит в принципе то же самое, что и рациональный релятивист — мол, нет такого бога, потому что природа состоит из иерархии вампиров, животные едят других животных, целые сообщества воспитывают своих детей во зле и так далее — потому ваш всеблагой и всемогущий бог — это наëб. Это главный аргумент. Он, как я уже говорил, и у его светлого брата-близнеца козырной — то есть христианину по существу просто нечего на это возразить. На риск попасть в ад либертин скажет, что он всё равно ненавидит рай с таким лживым богом, потому что если такой бог есть — то он порочный злодей. — Ах сударь, — вздохнула Жюстина, — ваши мысли ужасны! — Да, для тех, кто боится сделаться их жертвой, но не для меня, который всегда будет жрецом. — А если фортуна отвернется от вас? — Тогда я смирюсь, но взглядов своих не изменю, и меня утешит философия, так как она обещает мне вечное небытие, которое я предпочитаю выбору между страданиями и наградами, предлагаемыми вашей религией. Первые мня возмущают и внушают ужас, вторые меня не касаются. Не существует никакой разумной пропорции между этими наградами и страданиями, поэтому они нелепы и в таком качестве не могут быть творением Бога. Может быть, вслед за некоторыми учеными мужами, которые не могут связать физические страдания в аду с благодеяниями своего Бога, вы мне скажете, что моей единственной мукой будет лишение возможности созерцать его? Ну так что из того? Неужели я буду чувствовать себя наказанным тем, что не смогу видеть предмет, о котором не имею ни малейшего представления? Здесь можно возразить, что он на краткий миг предстанет моему взору, чтобы я в полной мере осознал весь масштаб своей потери. В таком случае она будет невелика, потому что вряд ли я стану сожалеть об утрате существа, который хладнокровно осуждает меня на бесконечные муки за проступки преходящего характера: только одна эта несправедливость вызовет у меня такую ненависть к нему, что о сожалении не может быть и речи.— разбойник Железное Сердце, «Жюстина».
• Либертин и пороки — как можно понять, либертин наслаждается пороками — ему нравится убивать и мучить ради утоления гнева, ему нравится чувствовать себя стоящим на вершине славы, то есть он упивается своими тщеславием и гордыней, ему нравится воровать ради потакания алчности. Хотя далеко не обязательно, чтобы он наслаждался всеми пороками. Как можно заметить для либертина характерна мстительность — либертин не прощает и не оставляет личные обиды. Для либертина в идеале нет неприемлемых целей, потому он атакует без тормозов. • Либертин и моральный горизонт событий — всякий серьёзный либертин должен перейти моральный горизонт событий — то есть совершить злодеяние, после которого он будет считаться серьёзным грешником. Тут становится ясно, насколько крупнокалиберным был либертин и каковы его дальнейшие перспективы: если либертин не заметил для себя ничего необычного, то значит — уже всё — перед нами не тварь дрожащая, а полное чудовище, каким только и может быть истинный либертин; если персонаж отметил для себя, что грань пройдена, то это уже блеклая надежда на раскаяние; если ему было плохо, то покаяние очень возможно. Есть немало людей, которые совершают зло только в порыве страсти, — говорил Герцог. — Справившись с заблуждением, их душа возвращается на путь добродетели. Вот так в ошибках и угрызениях совести проходит их жизнь, и в конце ее они уже не знают, какова же была их роль на земле. — Эти люди, — продолжал Герцог, — должны быть несчастны: всегда колеблющиеся, всегда нерешительные, они проходят по жизни, ненавидя утром то, что было ими сделано накануне. Познавая удовольствия, они дрожат, позволяя их себе, и таким образом становятся порочными в добродетели и добродетельными в пороке. Мой характер другой. Я не испытываю подобных колебаний и не балансирую на острие в своем выборе. И так как я всегда уверен, что найду удовольствие в том, что делаю, раскаяние не ослабляет влечения. Твердый в своих принципах, которые сформировались у меня еще в молодые годы, я всегда поступаю в соответствии с ними. Они помогли мне понять пустоту и ничтожество добродетели. Я ее ненавижу и никогда к ней не вернусь. Я убедился, что порок — это единственный способ заставить мужчину испытать сладострастие, эту головокружительную вибрацию, моральную и физическую, источник самых восхитительных вожделений.— Герцог Бланджи, «Сто двадцать дней Содома».
• Либертин и его мироощущение — так как либертину в какой-то степени нужно оправдание своего поведения, он находит его в том, что на самом деле весь мир порочен. Либертин скептически относится к проявлениям добродетели и видит в них следствие эгоизма или слабости, либо личные капризы. Не удивительно, что либертины хорошо лепятся из архаических героев, из членов упадочных обществ, из людей, попавших в бедствие и на войну. В силу этого либертин идеально умеет выявлять пороки окружения, так как благодаря им он оправдывает себя. Этой ночью Аска почти не спала. Ей предстояло сделать выбор — довести преступное дело до конца или нет. Аргументы за? Она — пилот Евы и кто ещё? И всё! Её точно лишат этого места с более взрослым и уравновешенным человеком. Все годы подготовки полетят к чертям! Тем более, она уже решилась давно — жить только ради себя, смело игнорируя интересы других и наступая на них — и так она жила до сего дня. Аргументы против? Убийство — это преступление. Да — но если она сможет совершить его так — даже не своими руками, чтобы избежать наказания — то, что ей мешает? Почему человек не должен нарушить закон, если у него есть возможность? Кто вообще устанавливает закон? Государство — организация из умелых людей, которые закрепляют за собой право на насилие, право на ложь и сокрытие информации, право казнить и миловать, право вести войны и делать всё то, что они запрещают другим людям. Это просто смешно! Одни умные и умелые люди так подминают слабых и трусливых людей! Аска определённо достойна быть в числе первых. Почему ещё нельзя убивать людей? Да потому что это плохо! И это ответ? Что за глупость — Аска видела очевидный манипулятивный приём — человеку с детства вдалбливали в голову, что ему можно, а что нет. По какому вообще принципу одни вещи именуются плохими, а прочие хорошим? А вот нет этих объяснений! И коль так, то она — как человек умный и понимающий всю манипулятивность такого приёма, имеет полное право во имя себя и своего блага игнорировать мораль. Что дальше? Бог — создатель Вселенной, который карает людей за их грехи после смерти? Это просто смешно, Аска не средневековая дурочка, чтобы вестись на этот бред! Бог — это выдумка, заповеди от его имени — это манипулятивный приём, рассчитанный на вконец тупых людей. Но даже если и допустить, что есть некий Бог, который создал всё сущее, то что о нём можно сказать? Только одно — ему плевать на нас. Ведь этот Бог создал все болезни, он в ответе за все катастрофы; да такой Бог, который мучает и убивает тысячи и тысячи людей в день теми законами природы, что он сотворил, просто не имеет никакого права судить людей за убийства, такой Бог сам есть воплощение зла — у которого есть только два оправдания — это его отсутствие или его безумие. Смерть одного человека он точно не заметит. Что осталось? Анна Унрух — хороший человек, милая и приветливая девушка, поэтому её надо пожалеть? Она тоже может быть такой… Точно! — Аска не смогла поверить, что улыбки и приветливость Анны настоящие. Она наверняка смотрит на неё как на неразумную девку и прочищает ей уши всякой белибердой, чтобы получить те возможности, что рискует потерять она. Разве это не ясно! Её отец Питер всегда вёл себя двулично — с друзьями и любовницами он был вежлив, с ней и женой он клял их самыми последними словами. Её мать Рейнэт вела себя схожим образом — она не гнушалась сплетнями и проклятьями в адрес тех сотрудниц, которые добились повышения — по её мнению — не за работу, а из-за махинаций, которые она сама любила. И с неё они всегда требовали быть вежливой и приятной на людях — а не на людях — как угодно. Инспектор Кадзи Рёдзи просто использовал её как источник информации — ему было плевать на неё. Её парни просто хотели обладать её красивым телом. Те бандиты-мигранты деловито и со рвением обживали земли и ресурсы, которые им предоставили — и насиловали, убивали и грабили местных — тех, на чьи налоги они получают пособия и жилища. Как однажды объяснил ей отец, мигранты здесь потому, что выгодны либеральным политикам. «…» И её кровная мать… наверное она была такой же. Она давно стала для неё монстром, что терзал её по ночам. Если верить её давним воспоминаниям, то мать — покуда не повредилась рассудком — говорила ей, что любит её, целовала и любовалась ею. Но что таилось за этим? Была ли там искренность? Все корыстные и лживые, а её мать одна праведная? Нет! Она уже бросила одну дочку, а все слова про раскаяние — просто ложь её друзей, решивших произвести приятное впечатление на Анну. Вот доказательства корысти и двуличия всех людей! И даже её мать требовала от неё быть хорошей, чтобы ею можно было легко управлять! Кругом манипуляция и ложь! Весь мир людей соткан из них! И не одного честного человека! А раз так, то что хоть кого-то в нём жалеть? Придя к такому выводу, Аска решилась. Она с силой сжала кулак и вытащила другой рукой из-под подушки пистолет. Она навела его на воображаемую мишень. — Пам! Это тебя выкинут как ненужную куклу, чёртова мерзавка: положат в гроб и закопают как мою настоящую маму! Ненужные люди не нужны! На том судьба Анны была решена.— РСБЕ/РВФ (там в принципе главу про это можно прочитать как самостоятельное произведение, так как она обособлена от общего сюжета [2]).
• Либертин и либертин — по отношению к себе подобному отношения двоякое: с одной стороны от себе подобного либертин всегда ожидает подвох; с другой — он имеет возможность изложить душу тому, кто его понимает: так как либертин живой человек, у него есть потребность в общении — излагать то, что у него на душе обычным людям — сами понимаете, другой либертин может удовлетворить такую потребность. Это подчёркивает Маркиз де Сад в эпизоде, когда Нуарсей спасает Жюльетту от казни: Нуарсей отказывается от благодарности, прямо говоря, что он делает это только ради себя — ему нравится проводить время с Жюльеттой, потому только в этом ценность Жульетты для него. Кроме того, другой либертин — это подельник. Причины становления либертином: • Биологическая предрасположенность — наиболее известный пример — социопатия/психопатия: патология, когда человек не имеет эмпатии, совести и при этом агрессивен, имеет низкий порог сдерживания своих желаний. Покаяние для таких людей буквально физически невозможно. Другой вариант — деструктивные страсти и желания: педофилия, садизм, геноцидомания, тот есть мания убивать людей. Тут причина либертинажа — жажда потакать порочным наклонностям, по сути тут либертинаж нужен для самооправдания. Для них, однако, покаяние очень возможно, когда у них в голове наконец победит мысль «о, что я, чёрт возьми, делаю!» Например: персонажи Маркиза де Сада, показаны предельно гротескно. • Преобладание пороков, развитых средой и дурным воспитанием. Обычно это касается высокомерных аристократов, военачальников, политиков и их детей. Их могущество сделало их алчными, тщеславными, способствовало безнаказанности. Стоит отметить, что либертинаж требует интеллекта и силы духа — какой-нибудь рядовой мажор-отморозок, развратный вельможа без философии, конечно, либертин, но либертин низкого калибра. Личные деструктивные страсти приветствуются, но они вторичны по сравнению с общим характером. Покаяние для них маловероятно, так как они продолжительно погружены в развращение. Например: Тëмные Эльдары и очень многие адепты Слаанеш; клика Онеста из УА! • Криминальная деятельность и терроризм — по определению, такой род занятий заключается в аморальных вещах, и этот головорез выработал личную философию. Покаяние для них практически невозможно из-за того, что они изначально встали на злую дорожку. Например: в реальной жизни таких много, не буду перечислять. • Отвратительная жизнь — этот будущий либертин плохо жил, потому озлобился на весь мир, либо пережил очень сильные страдания. Покаяние зависит от индивидуальных характеристик личности. Например: апостолы Идеи Зла из «Берсерка» — для того, чтобы стать ими, нужно перейти горизонт отчаяния. • Стремление обрести духовную силу — либертинаж привлекателен для тех, кто хочет чувствовать себя сильным, так как он предлагает полную независимость, ибо каждый человек одинок; либертинаж предлагает соблазн использовать других и ничего не давать взамен, словом — само по себе это мировоззрение привлекательно для тех, кто ищет самоутверждения и не очень склонен к альтруизму. К такому типу либертинажа склонны подростки, так как им надо самоутвердиться, особенно берущие дурной пример с дурных взрослых. Покаяние зависит от индивидуальных характеристик личности и обстоятельств. Например: Аска Сорью Ленгли из РСБЕ, кажется кем-то таким хотел стать Драко Малфой, но у этого не было ни доли шанса стать хоть сколько-то либертином. Родственные типажи: • Картонный христианский злодей — не обязательно буквально христианский, но обычно он всегда возникает в произведениях, призванных проповедовать христианское или похожее мировоззрение автора — это пошлая и упрощённая версия либертина (куда до куче, кроме недолибертинажа, в копилку злодейского мировоззрения добавляются защита прав ЛГБТ, нацизм, коммунизм, теософия, экуменизм), которая нужна в качестве злодея для идеологического битья — картонный христианский злодей абсолютно не способен ничего вразумительного ответить в серьёз; он заведомо признаёт добро идеологии автора, он нужен для того, чтобы автор мог показать превосходство своей идеологии. Подвид картонного христианского злодея — еврей/негр/гей с плакатов Третьего Рейха или из дегенератских фантазий Юрия Петухова, Григория Климова: только его порочность обусловлена не личным неприятием христианского (или какого там ещё?) бога, а неизменной порочной биологической природой. • Ницшеанский сверхчеловек — схож в духовной свободе от любой морали и в возможности с лёгким сердцем свершить любое преступление; разница между ними в том, что цель либертина — непосредственное удовольствие, в свою очередь ницшеанский сверхчеловек утверждает личную волю: он может быть либертином, но не обязательно. Скажем, большинство дуниан — не либертины, так как ищут абсолютную свободу, для чего намерены полностью отказать себе в удовольствиях, но вот Анасуримбор Айнрилатас — именно что считает, что абсолютная свобода заключается в попрании всех моральных ограничений ради кайфа — потому для своего удовольствия он постоянно творит лютые злодеяния — доводит людей до самоубийства ради забавы, насилует сестру, пытается убить дядю-первосвященника ради того, чтобы совершить величайший грех, убивает рабов, которые убирают его камеру, гадит под себя, онанирует и просто орёт. Айнрилатас обладает гениальным интеллектом, но сильными эмоциями, потому такое слаанешитское поведение — выбор, исходя из его философии. Также ницшеанский сверхчеловек — обязательно бесстрашен, обладает волей и мужеством — либертин же совсем не обязательно наделён такими качествами. Более того, либертин может не видеть ничего дурного в трусости, так как она способствует его самосохранению. Но в целом ницшеанский сверхчеловек — часто идеал с точки зрения либертина. • Теория Раскольникова — похоже: так как что там, что тут требуется моральная готовность совершать преступления, идея обрести духовную силу и свободу в моральном праве творить преступления; однако теория Раскольникова оправдывает себя тем, что, дескать, права имеющие приносят обществу пользу в целом — в свою очередь адекватный либертин ни о какой пользе общества и думать не может — адекватный либертин понимает, что он выбрал путь социального паразита. • Архаический герой — отличается главным образом отсутствием проработанного мировоззрения и больше действует по настроению, потому легко может пасть под натиском совести и раскаяния: «Какую хуйню я натворил!» В то время как либертин заведомо знает, что совесть — враг, нельзя слушать совесть, она мешает жить ради себя. Архаический герой может иметь стандарты по отношению к своим, чего по определению нет у либертина. Вообще они похожи тем, что оба готовы грабить, убивать и насиловать, но у архаического героя есть свои и чужие, в то время как у либертина — только он сам и остальные. • Сатанист — адепт религии зла не обязательно либертин, скажем, кхорниты — не либертины, так как требуют суровости и безжалостности к себе самим в том числе. • Социальный дарвинист — опять же, не обязательно либертин, как я говорил выше. Либертинские оправдания — так как либертин прямо поставил себя в антагонизм к социуму, то ему необходимо как-то отрефлексировать своё поведение. Для этого у него есть оправдания своего поведение: • «Это Большой Взрыв виноват!» — либертин, который подкован в философии, утверждает, что верен космический детерминизм, свобода воли — иллюзия, а потому на уровне совести он, либертин, не несёт ответственности за свои злодеяния. — Я не знаю ничего, — добавил Верней, — более спасительного для человека, чем эти системы: если доказано, что ни один из наших поступков от нас не зависит, мы не должны ни пугаться их, ни раскаиваться в них. — А кто пугается? Кто раскаивается? — спросила с вызовом Доротея. — Слабые людишки, — ответил Верней, — которые еще 'не совсем усвоили принципы, изложенные моим племянником, и сохраняют в себе, зачастую даже помимо своей воли, глупые предрассудки детства.— диалог из «Жюстины».
• «Меня таким сделала природа!» — используется в том случае, если либертин имеет различные аморальные страсти и наклонности. • «Меня таким сделало окружение!» — если либертин встал на путь зла из-за жестокого обращения. • «Жизнь — дерьмо! Почему я должен отвечать, если я только частичка дерьма?!» — если либертин рос в агрессивной среде и где в принципе не видно нормальной жизни. • «Человек человеку — волк» / «С волками жить — по волчьи выть!» — похожий вариант: указывает на порочность окружающих людей и на право, в силу этой природы, сделать зло другому. • «Все люди — злы!» — используется для оправдания, если он поступает подло с другими. • «Добродетель — это слабость!» — используется для оправдания своего злодейского поведения. • «Я не давал своё согласие быть частью человечества!» — перефразировка принципа Юма в таком контексте. В принципе, это логически верный аргумент: действительно, по отношению к человеку нет этического долга, если он сам на него не подписался. • «Не существует объективной морали» — по сути перефразировка варианта выше, но с уклоном в экзистенциализм. • «Я слабый — мне всё можно!» — если либертин социально уязвим, он беден, слаб и так далее. • «Бог не имеет морального права судить меня, потому что бог гораздо хуже меня» — используется либертином, если кто-нибудь начнëт тюкать его с позиции религии типа христианства. • «Я не просил меня рожать!» — используется для оправдания, почему он не обязан исполнять обязанности по отношению к родителям. • «Государство может позволить себе насилие, почему я не могу?» — либертин ставит между собой и неким органом, имеющим публичное право на насилие, равенство. Либо вариант: «Правитель может ради своих амбиций отправить на смерть тысячи людей, почему я не могу убить хоть одного?» Или: «человек считает себя в праве зарезать овцу, почему я не имею права зарезать человека?» • «Два зла образуют добро!» — чтобы оправдать своё поведение, либертин отсылается на какое-нибудь злодеяние, которое имело место в прошлом и не было осуждено в этом обществе: мол, если Сталину можно, почему мне нельзя? Может быть связано с вариантом выше. Некоторые советы в описании либертина: • Бойтесь синдрома Онеста — то есть не надо делать либертина тупо скопищем всех пороков, иначе выйдет мало интересный и гротескный персонаж. Либертина надо раскрывать, иначе будет плоский злодей. Например, Волан-де-Морт — откровенный картонный злодей, созданный по принципу, каких бы пороков ещё напихать: он и хочет аморальным путём добиться бессмертия, и любить не умеет, и социально дискриминирует грязнокровок, будучи сам полукровкой. • Помните, что либертинаж — он не про сексуальные злодеяния, он про моральный облик и подход к жизни — не обязательно, чтобы у либертина вообще была особенная половая сфера. Хороший пример — Гриффит — он вообще асексуал по большей части. • Сообщества либертинов обычно — это бандитские шайки, и в силу своей природы они деструктивны, либертины — больше одиночки. Но в фэнтези возможны варианты типа Тёмных Эльдар или Консульта, когда они так злы по фэнтезийным причинам — одни страданиями буквально питаются, иным нужен злодейский ритуал. • Поведение либертина зависит от его целей и типажа. Злодеи маркиза де Сада — развратные садисты, которые в первую очередь хотят насытить свою ужасную похоть, требующую людских жертв, а ещё они идут к успеху по головам; Тёмные Эльдары и консультовцы спасают свою задницу от голодных демонических сил, для них злодеяния — средство душеспасения, что не мешает им искреннее наслаждаться этим злом, совмещая приятное и полезное; Гриффит и Аска из РСБЕ хотят идти к успеху и не занимаются чем-то ещё дурным без надобности — именно поэтому Гриффит один раз изнасиловал Каску на глазах у Гатса, чтобы стать тру-злодеем, но потом он не увлекается тем, чтобы насиловать каждую встречную селянку. Либертин вообще может совершить только одно злодеяние за весь сюжет или за всю жизнь, лишённое всякой масштабности, но качественное для его внутреннего развития. • Во многом смысл персонажа-либертина определяется его назначением в сюжете. Как я уже говорил, практически всегда он не значит ничего, кроме «порочный и развратный злодей» (Мелькор, Палпатин, Вьялд, Онест). Редко когда его смысл что-то большее, чем просто проходной злыдень. Обычно автор озабочен им только тогда, когда это один из центральных персонажей и его роль не ограничена генератором неприятностей. Злодеи де Сада — однообразны и призваны иллюстрировать идею «вот каким ты станешь, человек, если будешь идти по пути порока до конца». Консультовцы высмеивают идею загробного воздаяния в смысле «если ад есть — всё позволено». Свидригайлов и Гриффит являются более глубоким исследованием душевного строя таких людей и идеалов — ещё, как прекрасный злодей сюжетной арки, выделяется Граф из «Берсерка», как тот, кто стал либертином ради избавления от душевной боли и не смогший до конца стать бесчеловечным эгоистом. В моём фике только Аска удостоена чести душевного раскрытия, как иллюстрация доведения до абсолюта её канонического принципа «жить надо для себя» — ну ещё тамошний глав гад-либертин Ньярлатхотеп иллюстрирует гностическую идею «как был бы порочен батюшка Ялдабаоф, личностный бог-демиург нашего мира, если бы существовал» — остальные либертины просто проходные злодеи, рядовые мраккультисты в правом ряду или просто очень порочные односерийные злыдни. Словом, тру-либертин — не тот персонаж, который часто стоит в центре героем пьесы. Как либертин может раскаяться и изменить мировоззрение — так как по своему оно очень логично, то очень сложно от него отказаться. Проще всего это сделать, если либертин стал таким не от хорошей жизни, практически невозможно это сделать, если либертин с самого раннего возраста проявил наклонности к пороку. Возможные варианты: • 1.«Раскольников оказался тварью дрожащей» — либертин морально не вынес первого основательного злодеяния. Но это не интересно, это выходит, настоящим либертином он не был. • 2. Либертин может раскаяться, если он потерпит окончательный крах, но это, откровенно говоря, мало что стоит, ибо легко каяться на смертном одре или когда на тебе застегнули наручники. Это говорит скорее о духовной слабости человека, чем о тяге к добру: если мерилом идеологии служит частный случай, то такой человек мог бы и добродетель проклясть, потерпи он поражение на ниве добродетели. • 3. Если либертин стал либертином из-за насилия лично над ним, то по-настоящему хорошего отношения к нему, если он его увидит, может быть достаточно для перехода на сторону добра. Даже если либертин до того перешёл моральный горизонт событий. • 4. Либертин, до того, как стать либертином, имел сильную эмоциональную привязанность к кому-то очень добродетельному. Он встретил этого кого-то после того, как стал либертином и это произвело на него эффект. • 5. Либертин по-настоящему полюбил кого-то по-настоящему добродетельного и не обязательно романтически, всё же он — живой человек. • 6. Если либертин считал, что все люди злы, а добро — это слабость, то встреча с сильным и добрым человеком, который искренне сделал добро другому, вызвала эффект перехода на светлую сторону. • 7. Либертин, который ещё не стал полным чудовищем, встретил того, который им стал и с педалью в пол — зло вызвало у него ужас и он решил отказаться от зла сам. • 8. Либертин не выдерживает груза негатива, который он принёс в жизнь другим, впадает в депрессию и может раскаяться от этого. Что-то потенциально возможное могло быть у Свидригайлова «Преступлении и наказании». Но это не тру-либертин — тру-либертин не тяготится совершённым злом: если тяготится — то для него это повод для глубокой моральной работы над собой, чтобы перестать тяготиться. Люди в две секунды не меняют своего мировоззрения: для раскаяния должна накопиться критическая масса — вообще для смены мировоззрения всегда должна накопиться критическая масса. Повторюсь, что либертину, чтобы раскаяться, необходимо выкинуть всё его мировоззрение — так как в рамках самого мировоззрения раскаяние — недопустимая слабость! Следовательно, надо как-то снести на свалку всё мировоззрение сразу. После раскаяния, если либертин уже до того перешёл моральный горизонт событий, ему необходима хорошая моральная поддержка, иначе он рискует впасть в глубокую депрессию от осознания, что раньше он был злом, и покончить с собой. На самом деле это может иллюстрировать хорошую мораль, что никогда не поздно раскаяться и вернуться к добру. Честно говоря, полноценного именно раскаяния либертина я не встречал (кроме того, что описал лично я). Либертин может сохранять остатки добродетели, может испытывать терзания — яркий пример, это Граф из «Берсерка», который не нашёл в себе силы принести в жертву свою дочь — но вот именно полного раскаяния — с этим дефицит. Оно и понятно: сложно раскаяться, когда ты по доброй воле последовательно и осознанно исповедуешь злое мировоззрение. У де Сада нарочно введены либертины, которые терзаются, но это ни к чему не приводит в кадре: — Кто этот странный субъект? — с удивлением спросили мы у мадам Дюран. — Чрезвычайно богатый человек, — ответила она. — Но я не могу назвать вам его имя, ведь и вам бы не понравилось, если бы я направо и налево рассказывала о вас. — Его развлечения не идут дальше того, что мы увидели нынче? — Обычно он сам совершает убийство, однако сегодня, очевидно, был не в форме и попросил вашей помощи. Я вижу, вы удивлены его странным поведением? Ну что ж, вы не ошиблись: он действительно отличается стыдливостью и щепетильностью в подобных делах. Кроме того, он очень набожный человек и после таких жутких утех непременно бежит молиться Богу. — Бедняга, он воистину достоин жалости. Если человек не в состоянии сокрушить вульгарные предрассудки, ему лучше вообще не ступать на наш путь, ибо тот, кто, избрав его, не пойдет по этой дороге твердым, уверенным шагом, обречен на многие неприятности в жизни.— «Жюльетта».
Из тех произведений де Сада, которые я читал, раскаяние случилось у Жюльетты в первой редакции, когда её сестра, всю жизнь страдавшая из-за добродетели, нашла у неё на глазах трагическую смерть — но там это выглядит ужасно нарочито, а сама Жюльетта только вскользь раскрыта как либертина. Разумеется, первую редакцию не стоит путать с последующей. Это у нас 4 пункт. Раскаяние постигло злодея-протагониста новеллы «Эжени де Франваль» — но там это случилось только тогда, когда либертин полностью всё проиграл — это 2 — и де Сад обрисовал это раскаяние максимально стёбно: Франваль, таясь от Клервиля, хватает шпагу и наносит себе два страшных удара. Тело его пронзено насквозь, его нечистая кровь стекает на жертву, как кажется, в знак осквернения, а не возмездия… — О мой друг! — обращается он к Клервилю. — Я умираю, но умираю в раскаянии… Поведайте тем, кто остается, и о моем плачевном конце, и о моих злодействах. Скажите им, что именно так должен уходить из жизни жалкий раб своих страстей, презренный негодяй, заглушивший в своем сердце голос долга и природы. Не откажите в последней просьбе — положить меня в гроб вместе с моей бедной супругой; не раскаявшись, я бы не заслужил этого, но угрызения совести сделали меня достойным того, и потому я прошу. Прощайте. Ага, сказал он всё это со смертельными ранами — у де Сада что победа порока, что победа добродетели — одинаково ужасно наиграны стёба ради. Эжене — напарница этого либертина, его дочь и любовница, отравительница родной матери по воли развратного отца — кончила ещё более нелепо: Ваш ужасный заговор был приведен в исполнение, и я застал госпожу де Франваль умирающей. О сударь! Какое злодейство!.. Но я тронут вашим душевным смятением и уже не упрекаю за преступления. Узнайте же обо всем: Эжени не вынесла этого зрелища. Когда я приехал, она уже раскаивалась, горько рыдая и оплакивая содеянное… О сударь, как передать ужасные впечатления от этих событий?.. Ваша умирающая жена, обезображенная мучительными конвульсиями… Эжени, обретшая себя, испускающая жуткие вопли, признающая себя отравительницей, взывающая к смерти, желающая наложить на себя руки, то поочередно кидающаяся с мольбами в ноги присутствующим, то припадающая к груди матери, пытаясь воскресить ее своим дыханием, согреть своими слезами, утешить своим раскаянием, — такова, сударь, зловещая картина, поразившая мои взоры в вашем доме. Госпожа де Франваль узнала меня, сжала мои пальцы, оросила их слезами и произнесла несколько слов, которые я с трудом расслышал: они едва исходили из ее груди, сдавленной бешеным сердцебиением, что было вызвано ядом. Она прощала вас, молила за вас Небеса, особенно просила их сжалиться над ее дочерью… Вы видите, жестокий человек, последние помыслы и пожелания той, кого вы так терзали, были о вашем благе! Я позаботился об уходе за ней, отдал ее на попечение слуг, нанял самых именитых и искусных лекарей, говорил слова утешения вашей Эжени. Растроганный ее ужасным состоянием, я не счел себя вправе отказать ей в них. Ничто не помогло: ваша несчастная жена испустила дух в страшных судорогах, в неописуемых муках… В сей роковой час, сударь, я стал свидетелем невиданных мной доселе скоропостижных последствий угрызений совести: Эжени стремительно бросается на мать и умирает одновременно с ней. Сначала мы подумали, что она в обмороке. Но нет, жизненные силы ее угасли, все органы ее, сраженные ударом, отказали разом, и она действительно скончалась от бурного потрясения раскаянием, скорбью и отчаянием. Да, сударь, обе погибли из-за вас. Мало того, что Эжени не выдержала перехода через моральный горизонт событий, то есть оказалась не тру-либертином, так ещё и буквально умерла от стыда прямо после раскаяния — это 1 пункт и он подан как стёб. Впрочем, коснусь собственного опыта на ниве описания раскаяния либертина: Аска из РСБЕ/РВФ-верса имеет 3, 4, 5, 6, 7 + моральная поддержка от очень хорошего человека — у меня нет особенного желания в это углубляться, чтобы не спойлерить мой фик, так что достаточно.