— murzei_in_chaos [1].
Разумеется, можно попытаться выйти из положения другим путем: пусть герой себе борется и бьет морду врагам, но вот нежно любимый им Свет останется при этом совершенно чистеньким и к этому (как и к любой боли, смерти и т.п.) непричастным: герой действует в его пользу, но не по его поручению. Эта схема нередко используется отечественными авторами, совершенно упускающими из вида, что тем самым они напрочь разрушают главную сюжетную функцию Света — санкционировать и оправдывать действия героя.— Немировский, «Свет, Тьма, Весы…»
Иногда человеку, пусть даже не самому плохому, надо замазать руки в невинной крови. Часто автор хочет, чтобы читатель сочувствовал некому персонажу. При этом персонаж оказывается вынужден заниматься какой-то деятельностью, которая является достаточно опасной не только для него одного, но и для второстепенных лиц, никак не замешанных в борьбе сильных мира сего. Как я уже говорил, героя можно уберечь от подобного, если свести его деятельность к чему-то белому и пушистому. Пусть герой вместо поддержки очередной Артасании и/или Дулебии занимается тем, что подстригает газоны, снимает котиков с деревьев и помогает бабушкам переходить через дороги. В таком случае герой не будет втянут ни в политические разборки, ни в междоусобицы, ни в ситуации, где от его действий могут пострадать невиновные, а точнее говоря, не просто «могут», они будут и должны страдать от такой деятельности. Но так как читать про котиков и розовые чулки никто не будет, то. Например. Мне вот было интересно, откуда Команда Аватара берёт провизию во время путешествия? Будь «Легенда об Аанге» более честной, сценарист наверняка бы вставил сцену, где оголодавшая команда кого-нибудь грабит со словами: «У нас тут Божественный Аватар голодает, нам надо его накормить». Во время чего возникает драка и какой-нибудь невинный ребёнок напарывается на что-нибудь острое в руках у того же Сокки. Упс, неприятно вышло. Ну что герой добра, замарал ты карму себе, а?! Или вот. «Убийца Акаме!» — казалось бы, куда более взрослое произведение. Так почему там нет, например, такой сцены: вот хотят доблестные борцы Ночного Рейда убить очередного злого прислужника злого Онеста, который ест детей. Идут в хоромы местной Элизабет Батори, а тут их встречает какая-то свидетельница не самого большого ума, которая при виде наших героических боевиков начинает кричать: «Ночной Рейд! Стража, Ночной Рейд! Стража, караул!» Сама то дура ничего плохого не сделала, она искренне считает, что Ночной Рейд — это такая организация нацистов-наркоманов, об этом она прочитала в газете «Правда» (где пишут, разумеется, то, что нужно Онесту). Ну и что же нашим борцам за всё хорошее против всего плохого делать-то в такой ситуации? Конечно им приходится укоротить эту беднягу на голову. А как иначе-то? Или вот — там ещё был эпизод, где герой Тацуми порешил злодея Огра. И весь в крови оказался посреди улицы. Автора манги не интересует, как Тацуми будет перебираться потом из пункта А в пункт Б. Но мы дорисуем себе в голове такую картину. Вот где-то во время этого пути парня, всего в крови, видит какая-нибудь бабулька, которая тоже начинает голосить: «Убийца! Убийца!» Бабушка мангу не читает и не знает, что это Тацуми убил злого злодея и что было бы хорошо этого Тацуми отпустить с миром. Будь автор манги честен — Тацуми пришлось бы, пусть даже очень нехотя, пронзить бабушку мечом следом же. А как ещё ему быть? Как быть герою добра со случайными свидетелями, которые могут их выдать? Разумеется, автор может просто не создавать таких ситуаций, но это будет просто бесчестно, как мы все понимаем. Пожалуй, наиболее наглый пример такой бесчестности — катастрофа на Эндоре, которую я много раз упоминал. Автор просто сделал так, что она не случилась. Ну потамушта обломки Звезды Смерти удачно так все исчезли. Вот честный автор понимает, что он может, чтобы избежать таких неудобных моментов, просто всякий раз раскладывать ситуацию так, ну чтобы герою удавалось выходить с чистыми руками — вот ни попалось Ночному Рейду ни одной бабушки и ни одной случайной свидетельницы — но автор-то знает, что это бесчестное подыгрывание. Если герою для продвижения по сюжету надо сделать что-то плохое, то это плохое может сделать злодей, на котором клейма негде ставить. Просто автор так выстроил сюжет, что вот взял злодей и появился вдруг, чтобы сделать злое дело во благо сюжета (например, героям «Обители Ангелов» надо убить злого Сандальфона, но это можно сделать только, если убить его брата Метатрона — невинного ребёнка — пока они думают, появляется Люцифер и насаживает Метатрона на свою заточку). Но честный автор понимает, что такое спасение героя от невинной крови, это бесчестно, это подыгрывание — потому он обязательно создаст ситуацию, где герой вымажет руки в крови либо своим действием, либо бездействием. Например, откровенно так делает Миура. Когда один из политических противников Гриффита организует попытку его убийства, сам Гриффит в ответ посылает Гатса насадить на заточенную рельсу своего врага. Казалось бы, всё ничего. Но вот Гатсу под руку попадается невинный мальчик — родственник того, кого надо убить — оказался ни в то время, ни в том месте. И Гатс его убивает, пусть хоть он не желает этого. Это единственный смысл данного эпизода. Конечно, положительный персонаж, или, во всяком случае тот, кому можно сопереживать, не будет желать зла, вреда и страданий, но, так или иначе, ему придётся послужить их причиной. А любая деятельность, которая включает в себя борьбу, перестрелки и драки не может не повлечь за собой подобных деяний. Именно поэтому Миура вымазывает Гатса в крови чисто ради честности. Часто автор вымазывает в крови тех, кто ему идейно противоположен, но при этом сам по себе не является откровенным злодеем. Например, именно так Толкин мажет в крови Феанора и его сподвижников. Мол, не фиг было бунтовать против воли эруизбранного монарха. Феанору, значит, нужны корабли других эльфов, но те их не отдают. Тогда Феанор решает придумать план: «Мы сделаем вид, что на них нападаем, тогда они разбегутся, никого убивать не придётся». К сожалению, никто разбегаться не пожелал. Толкин продолжает дальше действовать в том же духе, вплоть до того, что вынуждает Феанора (случайно) сжечь собственного сына. Иногда, конечно автор желает сделать так, чтобы герой всё сделал не совсем во вменяемом состоянии, что, надо сказать, ослабляет драму. Например, в визуальной новелле «Dies Irae» был такой момент. Главному герою Рену Фуджи надо сражаться с нацистами-наркоманами. Но чтобы сражаться с ними, ему нужна адская гильотина, которая становится сильнее от поедания душ. Другого эффективного оружия у него нет. Глав гад-кукловод Меркурий хочет качнуть гильотину. Для этого он делает следующее. У Рена есть подруга Касуми, которая его любит и хочет ему помочь. Меркурий использует это желание, чтобы помутить рассудок Касуми, которая, не до конца себя контролируя, хватает гильотину и идёт набивать левел любимому путём заруба случайных прохожих. Когда Рен находит её и отнимает девайс, Касуми делает вид, что ничего не помнит. Чтобы успокоить Рена. Но сама она-то всё помнит. И пребывает в диком ужасе от мысли, что теперь она попадёт за это в ад. Ну так как она верующая (по крайней мере в ад). Конечно, будь Касуми более рациональна, она бы оправдала себя тем, что находилась под влиянием магии. Потому, на мой взгляд, автор «Dies Irae», при всём моём к нему уважении, до конца драму не дотянул. Надо было, чтобы Касуми в совершенно трезвом уме пошла на то, что она делала. Чтобы потом разыграть из себя жертву одержимости, когда Рен её застал на месте преступления. Тогда у Касуми не было бы никого оправдания. Ей осталось бы сполна переживать чудовищные душевные муки от полного осознания, что она теперь сделала ради своего возлюбленного. Вот заставить героя испытать чувство душевной агонии — вот это я обожаю! Обратить стоит внимание на невозможность раскаяния для персонажа. Так как раскаяние предполагает, что «вот если бы я вернулся во времени, я бы так не поступил». Но герой встал на путь борьбы по своей воле — в его случае покаяние будет означать сожаление о том, на что он подписался. Так как если бы герой не принимал вызов противника, ему бы не пришлось убивать случайных свидетельниц. Нет, само по себе это стоило бы предотвращения, но это всего лишь частные случаи общей травмоопасной деятельности — не их бы, но хоть кого-то герой бы прибил. В час, когда герой решил встать на пути борьбы он должен был осознавать, что от его действий будут погибать невинные и он за это отвечает. Если бы Касуми не приняла решение дельно помочь Рену, действуй она в полном сознании, ей не пришлось бы рубить невинных прохожих адской заточкой. Она не может раскаяться в этом, не сказав: «Уж лучше пусть моего Рена убили нацисты-наркоманы». Стало быть герой не может просто взять и раскаяться, не отрекаясь от всего своего дела. Потому никакого раскаяния, нельзя просто так взять и снять с души такой груз. На этом моменте я особенно сделал акцент, когда писал РВФ — Хиро делал всякое ради блага своей жены, он сам указывает, что вынужден постоянно нести на душе груз ответственности за сделанное ради её спасения, он не может взять и понести покаяние, так как покаяние требует признать: «Уж лучше бы я позволил ей быть убитой, чем ради её спасения я бы запачкал руки». Именно поэтому ГГ вынужден жить с грузом на душе постоянно и помнить об этом.