— «Книга правителя области Шан».
Бойня. Раздор. Желания. Насилие. Восстание. Война. Вражда. Контроль. Терроризм. Хаос. Ложь. Диктатура. Революция. Всё это было устранено. Люди могут прожить свою жизнь без проблем. Я дал им настоящим мир и спокойствие. Мир был спасён. Как прекрасно!Рэй Куророги из «Mahou Shoujo of the End» — после того, как стал богом и стёр личностное начало каждого человека и свободу воли и превратил их всех в своих марионеток.
Среди тоталитарных идеологий обычно вспоминают коммунизм и нацизм, которые навели шороху в двадцатом веке, тем самым забывая куда более зубоскальскую и кровожадную идеологию — легизм. Это китайская древняя идеология, которая известна сейчас только историкам, но по уровню своей ненависти к индивидууму она готова запнуть за пояс нацизм и коммунизм. Если говорить кратко и по существу, то легизм — это сверхценная идеология, где в качестве главной ценности выступает стабильное общество, существующее не для блага индивидуума, а для самого себя (оно само по себе — цель), а в качестве главного зла (антиначала) выступают индивидуалистические желания и стремления как таковые. Можно привести много примеров того, где индивидуальное начало вступает в противоречие с общественным началом. Ну вот например, что вы будете делать, если ваш друг случайно собьёт пешехода и этого не видел никто, кроме вас? С одной стороны, если вы случайно кого-то сбили, то вроде бы как морального порицания это заслуживать не может, потому что всякое бывает. Вы этого честно не хотели. Всем известно, что человек не всесилен и всегда есть шанс роковой вероятности, что что-то пойдёт не так. Таким образом с точки зрения рационально-релятивистской морали можно обосновать такое поведение, в котором вы с другом просто унесёте труп куда подальше, сделайте вид, что ничего не было. Потому что если вашего друга накажут, то с точки зрения рациональной морали — это не будет иметь никакого позитивного эффекта: ваш друг и так знал, что сбивать людей плохо и старался делать всё, что есть в его силах, чтобы не сбить (просто не вышло); он объективно не опасен для общества (не больше, чем любой из нас, ибо злой рок в силах направить всякое наше действие на то, чтобы причинить смерть или травму по неосторожности); его заключение в тюрьме никак не исправит смерть человека. То есть ничего аморального не будет в том, чтобы выкинуть труп в кусты, пока никто не видит (при желании можно и ценности наличные забрать, они ему в вечном небытие не пригодятся). Но это точка зрения рационального релятивизма на такое противоречие между индивидуалистическим и общественным началами. Когда писал свой фанфик, то специально вывел следующую коллизию. Мерзкий малолетний садист по имени Такеши домогается до своей одноклассницы Хикари и гадко её терроризирует, Тодзи — парень, влюблённый в Хикари — за это на эмоциях избивает Такеши. Внезапно у Такеши случается приступ астмы. Хикари бежит за врачём, но, так как Такеши ей делал зло, она останавливается и какое-то время ожидает. Такеши умирает. Друг Хикари и Тодзи — Кенске — видел то, что Хикари допустила смерть Такеши в качестве мести. Хикари при этом действовала не по умыслу, а на эмоциях, так как она не могла заведомо знать, что Такеши умрёт, но просто на эмоциях хотела, чтобы ему стало хуже — если бы она знала, что Такеши отдаст душу Азатоту, то точно бы поспешила. Но по итогу получилось то, что получилось. Кенске открыто говорит потом Тодзи и Хикари о том, что он видел, как последняя не спешила, но он не будет выдавать Хикари — потому что они друзья, более того, Кенске подчёркивает, что именно в таком снисхождении к людским слабостям заключается настоящая дружба: — «…» Тодзи убил, ты помогла, я — не донёс, — с умным видом рассудил Кенске. — Всё о`кей. Тодзи и Хикари переглянулись — они не могли не согласиться с их другом. «…» — Только ты точно не стуканёшь на Хикари? — уточнил Тодзи. — А то смотри у меня… — Да не бойся! — Кенске протянул ему руку. — Давай дружить, а то я одинок, тебя все стороной обходят, Тодзи… Вдвоём нам будет веселее. Вот если будем настоящими друзьями — будем доверять друг другу как самому себе. Ведь настоящий друг, это тот — кто не сдаст и поможет разрубить в ванной труп и закопать в лесу! Хикари как-то странно поглядела на улыбающегося очкарика — такой безобидный, он оказался совсем не прост… Да и она тоже, раз хоть косвенно, но погубила человека. — Друзья, — Тодзи принял руку Кенске. — Друзья, — положила свою руку Хикари. — Друзья навеки, — провозгласил Кенске. Да, я часто видел истории, где дружба восхваляется, и так как я очень люблю доводить идеи до полного пиздеца, то я начал восхвалять дружбу именно в таком ключе. Излишне будет говорить, что герои мои — рациональные релятивисты и что я их всецело одобряю в такой ситуации. Всё потому что в моих представлениях о прекрасном не стоит вредить человеку без необходимости, наказание существует не ради самоценного возмездия, а ради защиты невинных. Да, я ещё отмечу, что осуждаю и призываю карать распиздяев: если человек садится за руль пьяным, если на досмотре работнику таможни тупо лень разглядывать бомбу террориста и он пропускает его на борт самолёта — это всё отнюдь не то же самое, как два случая, описанных выше. Потому что есть разница между ситуацией, когда водитель ехал-ехал, вдруг на что-то отвлёкся, и в этот самый роковой момент сбил пешехода, и ситуацией, когда водитель вообще не смотрел всю дорогу, даже не пытался, а, скажем, бухал, принимал наркотики и т.д. Так как ситуация, когда всё решает роковой случай (водитель из моего примера) или нестабильное эмоциональное состояние (Хикари) — это не то же самое, чем когда кто-то садится за руль бухой или проверяет грузы спустя рукава — распиздяев карают для того, чтобы стимулировать остальных не допускать откровенного распиздяйства, тем самым защищая людей от его последствий. С точки зрения легизма разницы между распиздяйством и достойной понимания человеческой слабостью нет — всё оно расценивается как распиздяйство, происходящее от главного зла во вселенной — индивидуалистического начала. Логика тут такая — что есть общее во всех преступлениях? Убийство из личной неприязни, ограбление ради копейки, изнасилование во имя похоти и патологической жажды самоутверждения, отказ доносить на друга, который случайно кого-то сбил? Во всех случаях присутствует один преступник — индивидуалистическое начало в психике человека, которое вступает в противоречие с началом общественным, и так как оно осмысляется как первичное по отношению ко всем этим злодеяниям, с ним следует вести самоценную борьбу. В отношение него можно только закручивать гайки. В целом рассуждение тут напоминает рассуждение радикальных феминисток об объективизации женщин — мол, что есть общего между тем, чтобы дрочить на фотографию женщины, и тем, чтобы насиловать и держать в рабстве живую женщину? В обоих случаях женщина понимается не как личность, а как обезличенный инструмент, потому первое столь же плохо как второе, ибо по отношению к обоим случаям идейно первичен сам факт объективизации женщин. Я уже рассуждал об этом софизме ранее, потому не буду тратить на него время. Так как индивидуальное начало невозможно искоренить, его можно только постоянно держать в железных рукавицах, чего и добивается легист. Потому вот что характерно для общества легистов: • Жестокие законы — первое, что бросается в глаза: их главная цель не в том, чтобы защищать людей, а в том, чтобы подавлять само желание совершать преступления. Про Гитлера рассказывают такую байку: якобы в целях борьбы с безбилетниками господин фюрер как-то раз приказал поймать нескольких «зайцев» и расстрелять их, чтобы впредь другим неповадно было, мол, после этого все жители Рейха исправно платили за билеты. Это, конечно, байка, но с точки зрения легизма именно по такому принципу надо осуществлять карательную функцию, то есть индивид не важен, важен порядок. • Вообще абсолютизация норм права. Стремление вогнать в рамки вышестоящих инстанций разрешение всех общественных конфликтов и противоречий — в свою очередь это предполагает не только жёсткий бюрократический аппарат, но и постоянную его загруженность. На практике это может вылиться в сухой и абсурдный формализм. В передававшемся из века в век «списке десяти тягчайших злодеяний» (один из основных элементов уголовного права Китая) читателя поражает почти полное отсутствие корреляции между тяжестью преступления и реальным ущербом, которое от него понесли жертвы, а также связанной с ним злой волей или агрессией. Веселье до окончания срока траура по близким родственникам (в частности, ношение праздничного платья до окончания срока траура, 7-й разряд злодеяний) осуждается больше, чем покушение на убийство более дальних родственников (8-й разряд), а неоплакивание мужа считается не менее тяжким грехом, чем убийство губернатора (оба — в 9-м разряде). Обычные и наиболее опасные уголовные преступления — убийство, изнасилование, разбой, воровство, взятые вообще — в перечень вообще не попали. Иными словами, убить первого встречного считалось менее тяжким преступлением, чем нарушить долг почтительности по отношению к близкому родичу. В целом из перечня видно, что тягчайшими преступлениями китайцы считали те проступки, что были направлены против субъектов, по отношению к которым человек нес наиболее ответственные и тесные обязательства «долга». Такими субъектами, как следует из перечня, являлись (в порядке убывания статуса их самих и значимости долга по отношению к ним): (1) наиболее сакрализованные институты, в том числе сакральная составляющая государственности и правителя; (2) государство как политический институт; правитель как физическое лицо; (3) родственники; (4) непосредственные начальники (как квази-родители/наставники); (5) все прочие соподданные (независимо от ранга). Соответственно, даже мелкое (по нанесенному ущербу) деяние, совершенное в адрес категории (3) считалось куда более тяжким преступлением, чем убийство человека из категории (5). При этом концепция долга перед другими, лежащая в основе перечня — концепция сугубо иерархическая: подавляющее большинство «злодеяний» направлено строго снизу вверх, обратные акции такого возмущения не вызывают. Обиды, чинимые не только младшим, но даже и равным, воспринимаются гораздо спокойнее, чем те, где физический и политический ущерб оказывается сопряжен с неповиновением.— Немировский.
• Система контроля не только сверху, но и снизу — поощрение коллективной ответственности и практики доносительства. Сами люди должны следить друг за другом, даже тени мысли о моих рассуждениях про то, надо ли доносить на друга в такой ситуации — и быть не должно: только доносы, только жестокий контроль, только доминирование закона. • Возвышение института государства и утверждение вертикального управления обществом — так как именно Левиафан Гоббса рассматривается в качестве главного инструмента насаждения порядка и борьбы с личностным началом, ну просто потому, что ничего, корме насилия, нет, как главного и наиболее эффективного средства достижения каких-либо целей, а так как государство — это система, имеющая право на насилие и возможность осуществлять его организованно — то что ещё остаётся избрать в качестве главного орудия? Если в этом мире есть магия, то легист схватится за магию, но там, где магии нету или она не столь эффективна, легист будет ярым государственником. Это роднит его с гиперэтатистом, но у последнего верховная ценность — это государство как таковое, а не общественная стабильность. • «Культурный марксизм»… Тьфу! То есть культурный легизм — уничтожение и реформация всей культуры в целях цензуры, пропаганды и утверждения идеологии тотального осуждения личностного начала как такового, постоянные запреты всего, что способствует развитию личностного начала — ограничение развлечений, кроме как подконтрольных и санкционированных сверху, реформация общественных институтов в новом ключе, например, разрушение традиционной семьи с целью переложить размножение на фабрики по производству детей, и т.д. Хороший пример такого подхода — цензурная правка Сталиным фильма «Большая жизнь» — вождь народов потребовал убрать из фильма эпизод, где герои-шахтёры обсуждают свою частную жизнь и всячески демонстрируют разные её стороны [1] — ибо не должно быть, надо думать, у строителя коммунизма никакого личностного начала, он должен быть всецело марионеткой Великой Ыдеи. • Легизм — это светская идеология, все её постулаты доказываются только путём как бы «логических и рациональных рассуждений», апелляции к богам и религии тут должно быть по минимуму, а лучше их вообще не иметь. По существу ответить на них можно только одно: почему общественная стабильность должна быть главной ценностью? Почему не права ЛГБТ? Вон геи-негры из открытого космоса из одноимённого трэш-фильма в качестве главной сверхценности исповедуют утверждение мужского начала над женским, потому убивают всех земных женщин, как злостных угнетательниц, и принуждают всех мужчин Земли к гомосексуализму. Если стабильное общество или борьба за права рабочего класса могут быть сверхценностью, то почему утверждение мужского начала и права ЛГБТ не могут быть сверхценностью? Соответственно ничего не мешает абсолютизировать любую ценность, чтобы потом на этой основе выводить всю систему этических правил, идеологических норм, нормативно-правовых основ общественного строя и т.д. Именно постановлением такого риторического вопроса можно уничтожить легизм на логическом уровне, ровно как и любую тому подобную квазирациональную сверхценную идеологию. В качестве ответа на такую критику, легист достанет главное пугало (у всех сверхценников оно есть) — и это порочная природа человека. • Мизантропия — легист исходит из того, что все его действия оправданы тем, что люди порочны по самой своей природе. Легизм похож на коммунизм в том плане, что обе идеологии считают злом те или иные аспекты человеческой психики: личностно-индивидуалистическое начало в легизме и частно-капиталистические интересы в коммунизме. Но если коммунист легко может представить себе человека, у которого нет частно-капиталистических интересов, то вот легист представить себе человека без индивидуалистических желаний, стремлений и побуждений не может — ему остаётся констатировать, что они есть у всех. А раз вселенское зло постоянно пребывает в людях, то легисту остаётся только стать мизантропом и проповедовать идею: «люди — сволочи, потому если мы не будем расстреливать их за ходьбу по газонам, то — им только дай! — они тотчас станут убивать ради одной копейки и насиловать гусей! Им только дай спуск!» Потому если в сеттинге есть трансгуманизм, то легист будет его использовать, чтобы изменить людскую природу в угодном ему ключе. Здесь можно ответить то, что если человек порочен, то построенная его усилиями утопия также непременно будет ужасной, можно даже доказать, что она будет хуже, чем привычный рационал-релятивистский строй. • Подробнее о последнем: если у нас есть магия или фантастическая наука, то легист с большой радостью будет с её помощью реализовать идею «свобода воли — это зло», использовать гипноз, промывку мозгов с помощью чар контроля, телепатического внушения идей, чипирования и т.д., если легист сможет уничтожить саму свободу воли, то он с большим удовольствием пойдёт на это. Могущественное государство закрывает частные пути осуществления желаний, оставляя лишь одну лазейку для осуществления желаний (через службу государству); тогда люди, ради достижения собственных целей, прежде всего будут делать даже то, что им ненавистно, и у государства будет много силы… Если желания людей осуществляются, то появляется корысть, а раз появляется корысть, появляется и слабость… О государстве, добившемся господства, говорят: «Оно не накапливает силы (людей, а полностью тратит их), а семьи там не накапливают дома зерна (так как у них попросту не остается излишков: те целиком отходят государству, а людям остается лишь самое необходимое). Слова «государство не накапливает силы» означают: силы подданных используются правильно (то есть всегда на полную катушку — не остается неиспользованных «сил» для «накапливания»); слова «семьи не накапливают зерна» означают, что правитель хранит все зерно в государственных житницах… Когда люди горюют, они задумываются, а когда они задумываются, они становятся законопослушными. Когда люди наслаждаются, они развращаются, а когда люди развращаются, рождается лень»— Немировский комментирует легиста Шан Яна.
Человек мог подниматься по лестнице рангов, донося на соседей и сослуживцев. Неправедных доносов власть не боялась, так как было заявлено, что лучше казнить десять невиновных, чем оставить без наказания одного виноватого. Также на один ранг поднимался воин за каждые пять отрубленных в бою голов противника. Был запрещен алкоголь. Всех известных пьяниц и торговцев вином в один знаменательный день арестовали, стащили на площадь и показательно сварили в больших котлах с вином. Жизнь граждан превратилась в паутину из запретов и постановлений. Регламентировалось все: количество блюд, которые можно подавать к семейному столу, цвет платьев, форма причесок, толщина циновок и высота скамеек, форма деревьев во дворе, частота проветривания жилых помещений и число поклонов, которые надлежит совершить перед началом посева. Все сельскохозяйственные работы проводились под надзором чиновников, которые распоряжались сроками и видами посадок, скупали большую часть выращенного зерна по фиксированной смехотворной ставке и налагали на пятки, десятки и сотни наказания, если урожай оказывался неудовлетворительным. Основным видом наказания служила смертная казнь. Правда, в затейливых вариациях, включающих, например, «разрывание человека четырьмя повозками», «засекание до смерти палками тонкими и средними», «вырывание кишок с последующим на этих кишках повешением» и т.д. За серьезные преступления типа большой кражи, хулы на государя или убийство казнили не только виновного и его пяток, но и всю родню преступника в трех поколениях «вверх и вниз», то есть от его дедов до его внуков. Правда, только по отцовской линии, зато вместе с их детьми и женами. За сомнение в верности и уместности принимаемых законов также полагалась смертная казнь.— реализация озвученных идеалов на практике (см. статью в самом начале).
Теперь примеры персонажей-легистов: • «Мы» — роман-антиутопия Евгения Замятина, вероятно, наиболее известный пример. Описывает общество, где тенденции тоталитарных стран двадцатого века доведены до апогея: жители лишены даже индивидуальных имён и вся их жизнь подчинена Великим проектам, в частности построению космического корабля, призванного доставить к другим мирам светочей этого рая. • Авангард Ми-Го из моего фанфика — технократы, коллективисты, легисты, стоики и коммунисты, по сути адепты идеалов из примера выше, сумевшие прийти к успеху: — Как я уже говорил, наше общество добилось процветания благодаря полной прерогативе интересов коллектива над эгоистичными интересами индивида. Мы — цивилизация абсолютных альтруистов. Разве не к этому стремилось человечество? Ты не будешь спорить со мной, что интересы одного человека несоизмеримо меньше значат для общества в целом, чем интересы всего этого общества? Мир стоит несоизмеримо больше слезы ребёнка. Это характерно даже для социальных земных животных: интересы стаи выше для всех участников, нежели интересы одного члена стаи. На протяжении истории человечества различные социальные институты поддерживали господство интересов коллектива над интересами отдельно взятых членов вашего общества. Для этого они должны были сделать так, чтобы люди думали, что интересы каждого из них отдельно взятого стоят ниже интересов большинства. К этому сводилась ваша философия и ваша мораль. Однако вашему обществу не удалось добиться такого порядка. Вы — предразумная форма жизни, ваши тела не только слабы, относительно наших, ваш мысленный процесс постоянно засоряется когнитивными искажениями и эмоциональными порывами. Вы слишком иррациональны, поэтому вы так малоразумны. Хикари сколь могла, внимательно слушала существо. Она решила его перебить вопросом: — По-вашему, отсутствие эмоций, это всегда хорошо? Ваш идеал — бездушный робот? — Да, эмоции — это производное от животных инстинктов, присущих неразумным формам жизни. Наличие их у вас однозначно свидетельствует в пользу того заключения, что вы предразумная форма жизни, как я говорил ранее. Вы не властны над самими собой. «Бездушный робот» — как ты выразилась, это идеальная социальная единица. Эмоции — то, что не позволяет индивиду сосредоточиться на общественном благе, — продолжало рассуждать существо самым бездушным голосом, какой Хикари только слышала. — Ваше общество пыталось направить эмоции на службу общему благу. Поэтому оно создавало культ жертвенности, долга и чести, чтобы вызвать положительную эмоциональную привязку к этим ярлыкам — понятиям в сущности пустым. Почему самураи делали себе харакири? Почему камикадзе шли на смерть? Всё это следствие… — Следствие промывки мозгов, — договорила Хикари, понимая, что в чём-то гость из космоса точно прав. — Точнее будет сказать — следствие социальной интеграции, — поправил собеседник. — Ведь вы не будете отрицать, что это нормально и правильно, когда в вашем обществе человеку по мере его развития прививают правила поведения в общества — учат его тому, что есть добро и зло, что можно, что нельзя, он начинает думать, что это всё истинно — иначе говоря, ему промывают мозги воспитанием и моралью. Мы же довели этот процесс до совершенства — достаточно лишь загрузить нужную информацию в мозг выращенной на заводе новой особи — и всё. Таким образом, — заключило это мудрое существо, — мы — ваш идеал, мы то, к чему человечество всегда стремилось, мы — рациональные альтруисты-коллективисты. — То есть вы полностью подавили эмоции и индивидуальность в своём обществе, — сказала Хикари. — Да. Точнее у изначальной расы нашей системы не существовало эмоций в вашем понимании. Но были отклонения в поведении. Как бывает среди вас. Для полной стабилизации социума потребовалось, чтобы все мыслили одинаково, точнее так как нужно для стабильного функционирования. Эта стабилизация стала важнейшим шагом на тяжелейшем пути социального прогресса нашего общества, мировой революцией, как бы назвали этот слом люди, он повлёк за собой неизбежное и оправданное уничтожение многих миллиардов особей нашего вида. Сперва нам требовалось вытеснить всю иррациональность и весь мистицизм. Не стоит думать, что эти явления присущи только людям. Иррациональность и мистичность до сих пор встречаются среди жителей отсталых колоний. Впрочем, как ты понимаешь, в меньшем масштабе, это справедливо и для людей. Наше мировоззрение построено на материализме и атеизме. Те, кого принимают за богов — лишь представители более развитых цивилизаций, чью организацию мы пока не можем понять. На том существо сделало паузу. Хикари воспользовалась этим, чтобы обдумать сказанное и задать ещё один вопрос с очевидным ответом: — То есть среди вас не может быть мнения, отдельного от общественного? — Именно так. Это цель любого социума — в сведении мировоззрения всех индивидов ради единых устремлений поддержания самих себя в целом. — Нет мечты, нет творчества, нет ничего, чтобы отличало одного от другого… — говорила Хикари. — Мечты — это удел тех, кто желает большего, чем имеет, а имеет он столько, сколько должен иметь. Творчество — если ты имеешь в виду искусство — это иррациональная трата ресурсов, следовательно — любое развитое общество должно устранить его. Насчёт отличий, то они у нас есть в соответствии с родом деятельности. Инженер — как пример — выполняет функцию инженера. И так далее. — Полагаю, ваших детей производят на заводах и у вас нет семей и друзей, — рассудила Хикари. — А как вы хоть отдыхаете? — Принимаем состояние покоя при необходимости. — То есть… спите? — Нет, мы не нуждаемся во сне, — сказал собеседник. — Наш организм регулируется в достаточной степени для поддержания необходимого гомеостаза. Мы полностью принадлежим себе. Практически все представители нашей цивилизации, составляющие её элиту — способны осуществлять множество видов работ. Например, инженер, в случае если для него нет работы как для инженера, будет подвергнут процедуре вживления в тело орудий труда для выполнения какой-нибудь иной работы. — Выходит, вся ваша жизнь — бесконечная рабочая смена, — заключила Хикари. — Именно так, а как бы, по-твоему, мы освоили множество галактик? — спросил инопланетянин. Если у рациональных релятивистов доводят коррекцию личностных желаний (социализацию) до того уровня, чтобы индивид мог сосуществовать с обществом и быть частью общества — то у большевиков с Юггота этой грани нет, у них в бесконечность направлена эта политика корректировки личности — вплоть до превращения в марионетку, что, с их точки зрения, самое то. Я, конечно, придумал этих персонажей в качестве глумления над мирами братьев Стругацких и Ефремова — мол, поглядите, как бы вели себя космические коммунисты-технократы на самом деле, вот какова жестокая правда жизни! • ВИРМ из «Милого во Франксе» — как раз тот случай, когда легисты сочетаются с трансгуманистами. • Когда писал свой фанфик, то особенно подчеркнул мизантропию ВИРМ — его желание поглотить всех индивидуумов во вселенной основано в том числе на том соображении, чтобы избавить себя от их злых намерений, имманентно присущих природе всякого личного начала: Альфа пустился прохаживаться по камере: — Как могут жить те, кто в любой момент могут нарушить любые обещания друг перед другом ради сиюминутной выгоды? Да, ты мог говорить про эгоизм, который объединяет, но он объединяет до тех пор, пока выгодно каждому. Во время изложения своих мыслей, Альфа периодически посматривал на того, с кем говорил. — ВИРМ, ты же помнишь Князей-дьяволов? Им чужд всякий альтруизм, потому что они демоны в самом прямом смысле. Они знали о том, что каждый сам за себя. И тем не менее они создали коллектив. Коллектив, где каждый уравновешивается другим. Где Минос мог править адом только потому, что держал руку смерти на кнопке спуска Нхимбалот. Этот коллектив эгоистов пал, когда Минос был убит со стороны и сработал механизм освобождения Нхимбалот — механизм не имеющий никакого смысла, кроме как объединять… Альфа остановился и пристально поглядел в лицо ВИРМ: — Каждый из демонов видел угрозу в другом. ВИРМ, ты же слышал про базовое доверие к миру? Всякий индивид должен доверять другому, иначе он просто сойдёт с ума от мысли подозревать всех в том, что они злоумышленники. Ты, ВИРМ, сам думаешь, как бы тебе использовать и кинуть всех остальных, для тебя — это «самое разумное», что есть. И потому, ты знаешь, что пока есть кто-то, кроме тебя, он для тебя — угроза. Альфа подкреплял свои слова тем, что активно тыкал пальцем в того, с кем говорил: — И потому, потому ты хочешь сожрать всех, чтобы все стали тобой. Потому что лишь когда ты будешь один, тогда ничего не будет тебя угрожать. Так что, у меня такое подозрение, что параноидальное подозрение всех вокруг себя, заставляет тебя пожирать других. • Огдру Джахад из «Хеллбоя» — хотят превратить человечество и все разумные расы по вселенной в монстров, запрограммированных быть коллективистами, у которых нет свободы воли, только заранее указанные программы — по мнению Огдру они так улучшают органическую жизнь как таковую. Судя по тому, что монстры без колебаний жертвуют собой ради планов Огдру и практически ничего не остаётся от их прежней личности, у них, возможно, как раз то самое личностное начало практически полностью подавлено. • Общественный строй «From the New World» — как раз пример классического легизма: в этом обществе царит тотальный контроль с помощью псионических способностей (рядовым членам общества гэбня внушает программу, которая вызовет смерть, если они совершат убийство человека), сами желания корректируются (например, кровавая гэбня превращает в геев и лесбиянок всех на некотором этапе, и того, кого считают недостойным продлить род, так и оставляют ебаться исключительно со своим полом), всех тех, кто обществу не подходит, убивают + жестокие наказания (лидера восстания гэбня превратила в кусок вечно агонизирующей плоти). Что характерно автор хорошо пояснил, почему появилось именно такое общество: действия происходят после глобальной катастрофы, которая началась из-за того, что у людей повсеместно появились суперсилы, потому, чтобы суперы не использовали их во зло, пришлось закрутить гайку по части индивидуалистических желаний до предела. • Идеология сверхразума с планеты Камасоц из «A Wrinkle in Time» Мадлен Л’Энгл. Лучше сразу приведу цитату: Поселок у подножия разбит на аккуратные ровные квадраты. Все дома в точности похожи друг на друга: тесные серые коробки. Перед каждым из них — прямоугольная подстриженная лужайка с ровной, по ниточке, линией цветов вдоль дорожки, ведущей к дому. Мэг подумала, что если бы сосчитала число цветов на клумбах, то оказалось бы, что перед всеми домами их поровну. И перед всеми домами играли дети. Одни крутили веревочку, другие стучали по мячу. Мэг эти игры сразу же показались какими-то неправильными. Хотя эти дети внешне ничем не отличались от обычных земных детей, каких можно увидеть перед любым домом в их городке, все же что-то здесь было не так. Она покосилась на Кельвина и увидела, что он тоже ошарашен. — Смотрите! — вдруг воскликнул Чарльз Уоллес. — Они же крутят веревку и бьют по мячу в одном ритме! Все двигаются в унисон! И он не ошибся. В тот миг, когда веревка ударялась об асфальт, о него ударялся и мяч. А когда веревка пролетала над головой прыгающего ребенка, тот, что с мячом, его ловил. Веревки — вниз. И мячи — вниз. Вниз и вверх. Вниз. Вверх. Все в унисон. Все одинаково. Как их дома. Как дорожки и лужайки. Как ряды цветов. И тут двери во всех домах одновременно распахнулись, и из них показались женщины — все на одно лицо, как бумажные куклы. Это впечатление не могла развеять даже разница в узорах на их платьях. Все женщины задержались на крылечках своих домов. Каждая женщина хлопнула в ладоши. Каждый ребенок поймал мяч. Каждый ребенок с веревкой сложил ее. Каждый ребенок повернулся и вошел в дом. Двери закрылись, щелкнув задвижками. Сверхразум, управляющий планетой, делает так. • Строгги из «Quake 2-4». Об этом напрямую не сказано, но обосновать их действия, как кажется, можно только такой идеологией — они гибрид легистов и Адептус Механикус — всех живых существ, каких только они могут, превращают в киборгов, чья свобода воли порабощена с помощью чипирования мозга, свобода воли есть только у узкого круга предводителей. Судя по всему, они пришли к такой идеологии в результате катастрофы на своей родной планете, после которой власть захватили агрессивные милитаристы, разделяющие легистско-этатические взгляды. Отмечу, что те самые Адептус Механикус не считают личностное начало злом и не стремятся его подавлять как самоцель, так как у них главное зло — плоть. • Рэй Куророги из «Mahou Shoujo of the End» — пожалуй, легист, который смог дойти до логического конца. Он стал богом, переписал историю вселенной так, чтобы ни у кого из людей не осталось личностного начала (и я так понимаю, сознания) вообще — он существует в мире, где лишь сознание самого Куророги пребывает внутри каждого человека. Сам он находит такое общество прекрасной утопией и оправдывает себя тем, что он создал идеальный мир без зла [2]. • Тёмный Яхве из серии комиксов «Lucifer» [3]. • Нерос Сатанаил из «Kami Sama Series» — ещё один бог, который решил стереть из Вселенной свободу воли, правда, в отличие от двух предыдущих, он решил сделать это постепенно.