Как не писать идиотский сюжет и иные советы

      В общем и целом, что вы готовы делать? — Все, что в наших силах, — ответил Уинстон. О’Брайен слегка повернулся на стуле — лицом к Уинстону, Он почти не обращался к Джулии, полагая, видимо, что Уинстон говорит и за нее. Прикрыл на секунду глаза. Потом стал задавать вопросы — тихо, без выражения, как будто это было что-то заученное, катехизис, и ответы он знал заранее. — Вы готовы пожертвовать жизнью? — Да. — Вы готовы совершить убийство? — Да. — Совершить вредительство, которое будет стоить жизни сотням ни в чем не повинных людей? — Да. — Изменить родине и служить иностранным державам? — Да. — Вы готовы обманывать, совершать подлоги, шантажировать, растлевать детские умы, распространять наркотики, способствовать проституции, разносить венерические болезни — делать все, что могло бы деморализовать население и ослабить могущество партии? — Да. — Если, например, для наших целей потребуется плеснуть серной кислотой в лицо ребенку — вы готовы это сделать? — Да. — Вы готовы подвергнуться полному превращению и до конца дней быть официантом или портовым рабочим? — Да. — Вы готовы покончить с собой по нашему приказу? — Да. — Готовы ли вы — оба — расстаться и больше никогда не видеть друг друга? — Нет! — вмешалась Джулия. А Уинстону показалось, что, прежде чем он ответил, прошло очень много времени. Он как будто лишился дара речи. Язык шевелился беззвучно, прилаживаясь к началу то одного слова, то другого, опять и опять. И покуда Уинстон не произнес ответ, он сам не знал, что скажет. — Нет, — выдавил он наконец. — Хорошо, что вы сказали. Нам необходимо знать все. — О’Брайен повернулся к Джулии и спросил уже не так бесстрастно: — Вы понимаете, что, если даже он уцелеет, он может стать совсем другим человеком? Допустим, нам придется изменить его совершенно. Лицо, движения, форма рук, цвет волос… даже голос будет другой. И вы сама, возможно, подвергнетесь такому же превращению. Наши хирурги умеют изменить человека до неузнаваемости. Иногда это необходимо. Иногда мы даже ампутируем конечность. Уинстон не удержался и еще раз искоса взглянул на монголоидное лицо Мартина. Никаких шрамов он не разглядел. Джулия побледнела так, что выступили веснушки, но смотрела на О’Брайена дерзко. Она пробормотала что-то утвердительное. — Хорошо. Об этом мы условились.

— Оруэлл, «1984». Вербовка в троцкисты.

      Сейчас я лишь обозначу общую суть проблемы и далее буду элементами её раскрывать по ходу своего цикла, чем я, опять же, уже местами занимался. Я уже несколько раз жаловался ранее на отсутствие внятных позиций у положительных персонажей. Теперь хотел бы разобрать смежную проблему — это доктрина борьбы главных положительных персонажей. Поставим же основные вопросы: — Насколько персонаж осознаёт смысл и суть предстоящей задачи? — На что готов пойти персонаж, чтобы добиться своей цели? — Насколько персонаж может быть верен своей фракции, своим союзникам и какие у него основания верить в них?       Думаю, задавать больше вопросов не нужно, так как прочие вопросы, похоже что, будут исходить из них. Чтобы читатель лучше их осознал, я начну с классики. — В «Звёздных война» в 6 эпизоде Люк отказывается убить Вейдера, но почему-то выкидывает свой меч перед Палпатином. Какого хрена? Единственное обоснование: Люк предвидел будущее и спланировал дальнейшее возвращение своего отца на Светлую сторону Силы, но это уже моя реконструкция. Сутью и целью Люка было уничтожение Палпатина — почему он вдруг отказывается вести силовую борьбу с ним? Обращу внимание, что Люк настолько силён, что молнии Палпатина не наносят ему никакого фатального урона. — В «1984» два главных героя — Уинстон и Джулия — оказываются в сговоре с О’Брайаном, который обещает завербовать их в троцкистское подполье. Потом это оказывается подставой, но что мне понравилось: О’Брайан прямо спрашивает главных героев, на что они готовы пойти, чтобы свергнуть ангсоц. Герои дают утвердительные ответы почти на весь список. При этом О’Брайан прямо подчеркнул, что не существует никаких способов свергнуть ангсоц в обозримом будущем и что очень вероятно, их борьба вообще ни на что не будет влиять. Я видел как противники различных политических режимов в нашей реальной жизни героизируют этих двух персонажей — мол, они не стали терпилами и решили оказать отчаянное сопротивление тирании. Не то, что какой-нибудь Массадов, который придерживается позиции сидеть и ничего не делать. Насколько Уинстон и Джулия положительные персонажи, раз они готовы убивать невинных людей по приказу неизвестно кого ради совершенно невнятной и недостижимой цели? Не работает ли такое сопротивление на самом деле на скрепу режима? И верно, как потом оказывается, это один из главных сюжетных поворотов романа, такой бесцельный бунт, который совершенно не наносит режиму вреда в целом, на деле работает как одна из его главных духовных скреп (ровно как и перманентная война с внешним врагом). Навальный, конечно, тогда ещё не родился, потому мне остаётся полагать, что Оруэлл писал сатиру на антисталинские заговоры — мол, они одна из главных скреп сталинского же режима. Диалектика. — Проблема доверия. Возьмём «Властелин Колец» — может ли Братство доверять Гэндальфу? Да — Кольцо способно совратить любого, чьи намерения нечисты, следовательно — Гэндальф чист душой. Но это уникальная ситуация — в других случаях те, кто позиционируются в качестве положительной фракции, должны доказать, что они те, за кого себя выдают. Не говоря уже о том, что их цели действительно могут рассматриваться как положительные и в итоге будут такими, что на одну копейку пользы не придётся рубля вреда.       Рассмотрю ещё раз все эти три пункта, но уже с другой точки зрения.       Смысл и суть борьбы должны включать в себя: — Понимание ситуации — объективный фактор. То, что видит персонаж, учитывая уровень осведомлённости. Например, те же Уинстон и Джулия после вступления в ряды троцкистов получают от куратора экземпляр «Преданной революции» самого Лёвы Бронштейна, которую они читают, чтобы понять суть сложившегося порядка вещей — диктатуры дьявольского интернационала террористической паразитической номенклатуры. — Мировоззрение персонажа — субъективный фактор. Его модальная, проще говоря этическая, ценностная система. Например, тот же Уинстон до того постоянно мучается от осознания неправильности всего уклада ангцоса, в то время как Джулия: Жизнь в ее представлении была штука простая. Ты хочешь жить весело; «они», то есть партия, хотят тебе помещать; ты нарушаешь правила как можешь. То, что «они» хотят отнять у тебя удовольствия, казалось ей таким же естественным, как то, что ты не хочешь попасться. Она ненавидела партию и выражала это самыми грубыми словами, но в целом ее не критиковала. Партийным учением Джулия интересовалась лишь в той степени, в какой оно затрагивало ее личную жизнь. … Умный тот, кто нарушает правила и все-таки остается жив.       От себя добавлю, что при написания моего фанфика «Революционерка во Франксе» я полностью перенял суть этих гендерных ролей: Хиро ненавидит режимы Логриса, APE и Саурона за то, что они отрицают идеалы Третьего Могущества по Немировскому, Зеро Ту кого-то ненавидит только тогда, когда у этого кого-то есть претензии лично к ней, и особенно, если этот кто-то мешает ей удовлетворять свою похоть. Умный и стратегический мужчина и хитрая и тактическая женщина. — Цель, которую персонаж ставит себе в своей борьбе. Каким критерием будет определяться успех? Как оно у Оруэлла: До вас, безусловно, доходили слухи о Братстве. И у вас сложилось о нем свое представление. Вы, наверное, воображали широкое подполье, заговорщиков, которые собираются в подвалах, оставляют на стенах надписи, узнают друг друга по условным фразам и особым жестам. Ничего подобного. Члены Братства не имеют возможности узнать друг друга, каждый знает лишь нескольких человек. Сам Голдстейн [местный Троцкий], попади он в руки полиции мыслей, не смог бы выдать список Братства или такие сведения, которые вывели бы ее к этому списку. Списка нет. Братство нельзя истребить потому, что оно не организация в обычном смысле [оно «международное движение», если вы поняли, о чём я]. Оно не скреплено ничем, кроме идеи, идея же неистребима. Вам не на что будет опереться, кроме идеи. Не будет товарищей, не будет ободрения. В конце, когда вас схватят, помощи не ждите. Мы никогда не помогаем нашим. Самое большее — если необходимо обеспечить чье-то молчание — нам иногда удается переправить в камеру бритву. Вы должны привыкнуть к жизни без результатов и без надежды. Какое-то время вы будете работать, вас схватят, вы сознаетесь, после чего умрете. Других результатов вам не увидеть. О том, что при нашей жизни наступят заметные перемены, думать не приходится. Мы покойники. Подлинная наша жизнь — в будущем. В нее мы войдем горсткой праха, обломками костей. Когда наступит это будущее, неведомо никому. Быть может, через тысячу лет. Сейчас же ничто невозможно — только понемногу расширять владения здравого ума. Мы не можем действовать сообща. Можем лишь передавать наше знание — от человека к человеку, из поколения в поколение. Против нас — полиция мыслей, иного пути у нас нет.       По поводу вопроса цели и средства, я думаю, и так всё понятно. Так или иначе я много раз затрагивал эту тему местами в разных ситуациях. Умный персонаж сразу обдумывает этот вопрос — очень часто при этом авторы попсы халтурят и персонаж у них начинает думать над дилеммами тогда, когда они прямо в нос клюнут. А не предвидя те загодя.       Даже самая простая для понимания цель может обрасти множеством интересных подробностей. Например, «Моя героическая академия» — главные герои фактически выполняют функции силовиков, при этом они частники. Полагается, что они должны бороться с суперзлодеями. Но как именно можно с ними бороться? Брать в заложники членов их семей? Убивать на месте? С помощью пыток ломать им личность? Едва ли канон будет давать интересный ответ. Чему я благодарен, потому как могу оторваться на написании фанфиков: В этот раз отряд отправился на дело без комбинезонов. Нельзя было привлекать внимание. У антифашистской партии, которая стояла за терактом, были сторонники, родственники, семьи — надо было позаботиться о них. Отряд прибыл в дом, где жили важные участники оппозиции. Всё сделали по-быстрому и без лишнего шума — соседи даже не проснулись. Спящих людей методично отправляли в вечность. — Они — злодеи, если восстают против наиболее эффективного — в нашем случае — режима, — кратко пояснил Шото перед своим отрядом, — это страница нашей истории, которая не будет написана. Мы должны защитить светлые идеалы рационального фашизма. Разумеется, я не мог не поглумиться над тем обстоятельством, что в каноне весь этот супергеройский порядок посыпался прямо по ходу сюжета так легко, что сразу возник вопрос, а чего он не разрушился раньше? И к чему бы в итоге пришли положительные персонажи? И могли бы после этого они называться положительными?       Что касается фракции и доверия, то этот фактор страдает больше всего.       Приведу такой пример, который, похоже, планировался как деконструкция, но выглядит не очень убедительно. Это «Мадока». Я не буду рассказывать в чём там суть — «это классика, это знать надо» — главные героини, которым Кюбэй обещает исполнить желание в обмен на становление волшебницами, которые будут вести борьбу с ведьмами, являются идиотками: им не приходит в голову задать вопрос — «а откуда берутся эти ведьмы, можно ли их истребить окончательно?» Это те вопросы, которые, вероятно, должна задать каждая из них. Кюбэй — по условиям задачи — врать не может, он может только умалчивать. Разумеется, если бы все карты открылись сразу, то не было бы никакой интриги и сама история утратила бы большую часть художественной силы. Но общая суть схвачена верно: если некая НЁХ предлагает вам стать волшебницей, чтобы бороться с другой НЁХ, то вы уверены, что вообще стоит в это дело влезать? Как говорит давний мем: «Опасайся неведомой ёбаной хуйни!» Чтобы таких вопросов не возникало, надо дать на них хотя бы правдоподобный и содержательный ответ. Я неоднократно и с большим кайфом пинал авраамическую апологетику и пропаганду, которая совершенно не может ответить (если озвучить хотя бы половину неудобных вопросов), почему Яхве или его копиркин должен считаться положительным персонажем и правой стороной (от «Хроник Нарнии» до какого-нибудь ЛаХейя с Вознесенской и Тихомировым).       Возьму типичный дурной пример — «Излом времени» [1]. Я про книгу, не про фильм — его я не видел. У меня есть на неё отдельный обзор, потому я не буду вдаваться в подробности. Суть в том, что один учёный с помощью математической магии попал на другую планету и там его взял в плен Демон-мозг. К группе детей, которые должны его спасти, на помощь приходят какие-то ангелы-феи — сами они не могут спасти этого человека, но могут телепортировать детей на планету Демона-мозга, чтобы те силой любви вытащили этого человека. Демон-мозг построил там прогрессивный сталинизм, контролируя всех телепатией и убивая по любому поводу — мол, в идеальном обществе не бывает простуды, потому убивают всякого, кто подхватил простуду. Короче, злодей абсолютно карикатурный. Там вот — на такую планету ангелы-феи отправляют, нет, не отряд космического десанта, закованного в доспехи, а всего лишь троих детей, не без талантов, но абсолютно беспомощных против физического урона (злодей при этом почему-то не пытается его юзать). Изъясняются эти благодетельницы предельно невнятно. Когда одна из героинь прямо интересуется, кто они такие, то автор нагло заламывает тему: — Тетушка Зверь, а что вы знаете о миссис Что-такое? — с неожиданной вспышкой надежды спросила Мэг. — Миссис Что-такое? — тетушка Зверь была шокирована. — Ах, дитя, твой язык столь неуклюж и ограничен, что сам по себе становится затруднением! — все ее четыре руки заодно с оживившимися щупальцами выражали растерянность. — Ты не против, если я отведу тебя к папе и Кельвину? — Ох, конечно, скорее! Короче говоря, единственный момент, благодаря которому положительным персонажам можно симпатизировать без вопросов (при вдумчивом чтении), основан только на том, что главный антагонист представляет собой чистейшего карикатурного злодея, который расстреливает буквально за насморк (но при этом он не применяет физическое насилие конкретно против главных героев, почему-то).       После этого мне смешно читать тех, кому не нравится «нравственный реализм» — мол, как смеют чернушники ниспровергать образ доброго Дамблдора? Кто ж виноват, что многие авторы постоянно грешат по части ответа на вопрос «а почему главный герой (и читатель/зритель/игрок) должен доверять положительной фракции?» В реальной жизни нам следовало бы хорошо подумать перед тем, как пойти с незнакомцем, который обещает нам роль героя в рядах троцкистского подполья — против чего нас предостерегает Оруэлл: О’Брайен мерил комнату шагами, одну руку засунув в карман черного комбинезона, в другой держа сигарету. — Вы понимаете, — сказал он, — что будете сражаться во тьме? Все время во тьме. Будете получать приказы и выполнять их, не зная для чего. Позже я пошлю вам книгу, из которой вы уясните истинную природу нашего общества и ту стратегию, при помощи которой мы должны его разрушить. Когда прочтете книгу, станете полноправными членами Братства. Но все, кроме общих целей нашей борьбы и конкретных рабочих заданий, будет от вас скрыто. Я говорю вам, что Братство существует, но не могу сказать, насчитывает оно сто членов или десять миллионов. По вашим личным связям вы не определите даже, наберется ли в нем десяток человек. В контакте с вами будут находиться трое или четверо; если кто-то из них исчезнет, на смену появятся новые. Поскольку здесь — ваша первая связь, она сохранится. Если вы получили приказ, знайте, что он исходит от меня. Если вы нам понадобитесь, найдем вас через Мартина. Когда вас схватят, вы сознаетесь. Это неизбежно. Но помимо собственных акций, сознаваться вам будет почти не в чем. Выдать вы сможете лишь горстку незначительных людей. Вероятно, даже меня не сможете выдать. К тому времени я погибну или стану другим человеком, с другой внешностью.       Здесь я, пожалуй, поговорю о том, как я сам решил эти проблемы. Тема большая и я уже касался элементов данной проблемы и коснусь их в будущем, но сейчас, как целое, я могу поделиться лишь своим опытом. Когда я писал РСБЕ, то у меня возникла ситуация, где мотивация Рэндольфа Картера и Рей Аянами провисает. С одной стороны они как бы сражаются за всё хорошее против всего плохого (то есть против затеи Ньярлатхотепа и Ктулху осуществить то, что они обычно там хотят осуществить), но с другой стороны — это не совсем в духе данных персонажей (они аутсайдеры, склонные к эстетическому буддийскому созерцанию). Потому я решил при редакции ввести этот эпизод, где я также раскрыл Виктора Северова: — Я родился в 1874 году в Америке. Я был слишком отрешённым и мечтательным человеком для родного мира. Я участвовал в Первой Мировой, я искал себя в религии и в материализме, я пробовал стать циником и скептиком, чтобы смеяться над собственными фантазиями… В конце концов, когда началась Вторая Мировая война, я окончательно исчез из царства яви. Я сбегал в этот мир, чтобы видеть красивые сны и чудеса, которых не было там. … — Как ты понимаешь, Зелёный скаут [он так называет Виктора, потому что «наш там» гуляет по Миру Снов в униформе «зелёного человечка»], — продолжал Рэндольф, — мне дороги мои чудесные грёзы, и я готов сражаться ради них. А за что готов сражаться ты? Виктор подумал. Взглянул на Рей: — Аянами, за что готова сражаться ты? — За то, чтобы больше не быть куклой, — встала она возле Рэндольфа. — Ползучий Хаос Ньярлатхотеп с самого начала управлял всей известной историей и жизнью всех важных мне людей, чтобы цинично добиться своих целей, видя в нас не более, чем кукол. Такова Его точка зрения. Я не хочу быть куклой. Рей чуть хмуро сузила веки. Красные глаза блеснули чем-то нехорошим. Виктор подумал и ответил, перед этим выдохнув: — Я сражаюсь потому, что это мой долг. Мой дар и моё проклятие. Крест, принятый вместе с новым миром и жизнью… — Долг? Кому? — спросила Рей, моргнув. — Всем, — лаконично ответил Виктор. Рей и Рэндольфа обменялись взглядами. — Просто это — настоящая жизнь. Это выбор, — сказал Виктор. — Когда ты готов отдать жизнь за другого, значит, ты — настоящий человек и живёшь не зря. — Мне нет дела до людей, — вдруг сказала Рей, — особенно до «всех». С самого своего детства меня учили, что убить всех людей — значит, сделать им хорошо. Убить, правда, по-особенному… — Превратить в океан LCL! — понял Виктор. — Именно, — подтвердила Рей. — Растворение в нём своего «я» — это фактически убийство каждого человека. Единственное, чем оно оправдано, это тем, чем Океан LCL станет единым целым с Богом. Он будет формой жизни, которой надлежит блаженствовать, унаследовать мир, самой стать миром, самой стать новыми небесами и новой землёй. Без греха, боли и смерти. — Боже, какой бред! Кто вообще мог придумать такую идеологию?! — возмутился Виктор. — Люди, которые узнали правду, — ответила Рей. — Правду?! О чём «правду»?! — Виктор вскинул руки. — О том, что жизнь не имеет смысла? О том, что всё плохо?.. О том, что не все люди на самом деле добрые? О том, что политики продажны, армия и флот разворованы?! Голоса куплены?! О том, что все усилия напрасны?! «Правду», — Северов изобразил кавычки, — что все бабы шлюхи, а Солнце — ëбаный фонарь!.. Слушайте, — указал он на Рей и Рэндольфа, — гоните в шею и в гриву такую «правду»! Даже если она верна, с ней лучше не знаться. Принять такую «правду», значит — уже поиграть, если ты всё-таки хочешь победить! — Совершенно верно, — кивнул Рэндольф. — Мои прекрасные мечты — это, в том числе, преграда на пути такой «правды». — Однако с самого детства Ньярлатхотеп сделал так, чтобы у меня не было другой правды, — в голосе Рей сейчас дало о себе знать сдавленное чувство ненависти, возбуждения и сожаления. — С самого детства, Он сделал так, чтобы меня окружали люди, которые приняли такую правду до моего рождения. Переполненное печалью, ненавистью, страданиями — вот каким он, Ньярлатхотеп, хотел видеть моё сердце!.. Рей подняла руку, стиснула пальцы. — Я хочу убить его — если это невозможно, то по крайней мере разрушить его планы — если это невозможно, то по крайней мере я хочу умереть, пытаясь сделать это. Если он победит, я по крайней мере могу утешить себя тем, что я пыталась ему противостоять. Когда Он снимет маску, — она даже испугано взглянула на Картера, — и будет смеяться мне в лицо: «Дура! Именно этого я от тебя добивался. Ты сделала всё, как я хотел — живи или умри теперь с этим!» Виктор решил перебить Рей, так как увидел, что с каждым словом она погружается в пучины пессимизма и паранойи, совершенно здесь губительной: — Рей, я тебя прекрасно понимаю и поддерживаю — ненависть к врагу, это самая лучшая мотивация! — Что ты готов сделан, что победить Ньярлатхотепа? — дальше Рей вдруг раскрыла книгу — книга просто появилась у неё в руках. Что это была за книга? «1984» Оруэлла. Рей открыла книгу там, где она сделала закладку, потом пошла по списку вариантов: — Ты готов пожертвовать жизнью? — Да! — Ты готов совершить убийство? — Да. Во многих случаях это вообще не вопрос, — Виктор, конечно понимал, что тут имеется в виду убийство тех, кто не сделал сам по себе ничего такого, за что следовало бы. — Совершить вредительство, которое будет стоить жизни сотням ни в чём не повинных людей? — Рей спросила конкретнее. — Если совсем уж в крайнем случае — да, — Виктор был вынужден ответить так. — Ты готов изменить Родине и служить иностранным державам? Виктор моргнул: — Да, — после доли промедления ответил Северов очень серьёзным голосом. — Готов. Что будет с Родиной, если SEELE победят или Ктулху выберут в президенты? Это ради Родины же, в том числе. — Если раса Ктулху победит, — на всякий случай уточнил Рэндольф, — то они сделают так, чтобы весь известный человеку мир сделался давно забытым сном; чтобы вместо мира людей раскинулся мир чудовищных богов и демонов; чтобы от прежней голубой планеты даже не осталось воспоминаний и чтобы вместо неё светило над нами двойное зелëное солнце Ксофа — в небе над бесчисленными пятимерными зиккуратами неевклидовой геометрии; где везде хозяйничают инопланетяне со щупальцами и кое-кто похуже — и радуются жизни, строят своё будущее дальше и рожают детей. Империя Косфа древней расы Ктулху будет возрождена. — В таком случае планы SEELE и Ктулху ничем не отличаются друг от друга — в любом случае заместо человечества будет радоваться жизни какая-то НËХ! Нет! Я умру, но остановлю их наполеоновские планы! Когда Виктор сказал так, Рей бодро продолжила: — Ты готов обманывать, совершать подлоги, шантажировать, растлевать детские умы, распространять наркотики, способствовать проституции, разносить венерические болезни — делать всё, что могло бы деморализовать население и ослабить могущество… Рей поняла, что слово «партия» тут ни к места. — Вражеского командования, — подсказал Рэндольф, сам, впрочем, едва сдерживая смех. — Едва ли в Р`льехе или во Дворе Азатота в ходу партийная система. Виктор тоже нашёл всё это забавным — но Рей, похоже, не видела тут ничего смешного: — Да — если уж я согласился на первое, то на это я тоже согласен, — кивнул русский. — Если, например, для наших целей потребуется плеснуть серной кислотой в лицо ребенку — ты готов это сделать? — дальше спросила Рей. — Эээ… ну, если совсем будет надо — то придётся, — Виктор ответил так. — Можно? — после чего заглянул сам в книгу. — Вы готовы подвергнуться полному превращению, — далее начал читать Виктор… — Превращению в нечто, что уже не будет вообще человеком и до конца дней будет подобием отвратительного шоггота или кома адской плоти — если этот «конец дней» вообще будет возможен? — скорректировал вопрос Рэндольф. У Оруэлла — прочитал Виктор — было «полному превращению», в смысле потере прежнего статуса, «и до конца дней быть официантом или портовым рабочим». — Не такое уж плохое предложение по сравнению с тем, что было до этого. Я уже читал один фанфик про это. Так что — да, — дал ответ Виктор. — Дальше. — Ты готов покончить с собой по нашему приказу? — дальше спросил Рэндольф по памяти, без подглядывания в книгу. — Подумаю… подумаю — вот что я пока честно вам скажу. — Готов ли ты расстаться и больше никогда не видеть важного и близкого для тебя человека? — спросила Рей. Виктор на это только с улыбкой развёл руками: — У меня нет такого человека. А если появится — да, наверно; ведь всё это я делаю для того, чтобы спасти весь мир. Если я буду держать этого человека рядом с собой, то какой нам прок, если нас обоих будет ждать ёбаный трэндец света? — Хорошо, ты по крайней мере составил представление, на что нам возможно потребуется пойти, чтобы пошатнуть власть Ползучего Хаоса и Тёмных Богов, — подвёл итог Рэндольф. — А также SEELE, NOD и иже с ними, — кивнул Северов. — Да, я понял… — Тогда — напоследок, — монстр [один из ранее не фигурировавших участников повествования] жестом пригласил вернуться в коридор с дверями. Виктор решил, что сейчас лучше дождаться, пока они дойдут до него, чем спрашивать и требовать объяснений сейчас. Он без лишних слов заработал ногами и почувствовал нечто напряжённое — раз они это предпочли оставить напоследок… — «Так и есть!» Фу-у-бляяя!.. Что он увидел, когда одна из дверей открылась?! Трупы — тьма покрывает пол, это масса разной степени изуродованности «манекенов». Нет, это были именно настоящие трупы, но почему-то они производили впечатление манекенов. — Они обгорели что ли? Виктор не сразу мог понять, что с ними случилось. Не было похоже, что они буквально обгорели, но казались, на первый взгляд, именно жертвами пожара. Их то ли чёрной смолой полили? В первую очередь в глаза бросался труп в дальнем углу — он сидел, был прикован цепями и в целом выглядел так, как все остальные. Да, как только дверь открыли, запах стал совершенно отвратительным. — Что это такое? — Виктор взглянул на своих новых знакомых. — Наши неудачливые союзники. Если что — это не буквально их трупы, это визуализация нашей памяти о тех, кто сложил голову, — пояснил Рэндольф. — Их участь внушает мне ужас. И этот ужас воплотился именно в таком виде, чтобы ты, глядя на такую картину, мог его оценить. Вот почему память о них выглядят так — а не как ряд красивых могилок. Виктор подумал, кивнул.