Сага Зла

Гилберт любил смотреть ночью на звёздное небо. Как эти далёкие точки мерцают, угасают, пролетают между другими такими же блестящими звёздами. Такое красивое. Иногда его затягивали тучи, когда-то оно было ясным или же тучи лишь немного закрывали обзор, прогоняемые прочь ветром. А когда была видна величественная луна... Как от неё оторвать взгляд? Большая, красивая, освещает землю прозрачным мягким светом, позволяя едва ли видеть росу на траве. Гилберт верил, что если загадать желание, пока падает звезда, оно обязательно исполнится. Нужно просто немного подождать, звезда услышит его. Юльхен же в подобные глупости не верила. Она считала это наивным, но никогда не пыталась переубедить Гилберта — не было смысла пытаться исправлять в нём подобные мелочи, ведь они делали его личностью, тем, кого Юльхен так любит. Она не верила в звёзды. Она верила в Гилберта. Он бы выполнил любой её каприз, начиная от какой-то мелочи и заканчивая целой войной с соседним королевством. Она ведь его сестра. Его любимая сестра. Ради неё он был способен на всё. Или же он только прикрывался тем, что она его сестра, а настоящая причина была другая?

***

Юльхен больше не вмешивалась в политику, в дела государства, ни с кем не контактировала. Ей было всё равно. Она не попадалась на глаза людям, выходила из полуразрушенного домишки в город только в случае крайней необходимости, например, когда заканчивались продукты. Денег не было, приходилось воровать, с чем она мастерски справлялась. Она закрывала свои волосы и лицо, хотя какая разница — подумали бы, что прислуга. Хотя за его голову объявили неплохую награду. Если и доставят живым, то упекут в узницу в самом сердце подземелья величественного замка. Да и пусть. Его рядом нет, теперь всё было неважно. Как только Юльхен просыпалась, первым делом выходила на причал, то же самое она делала перед сном. Он был ветхий, грозил разрушиться во время ближайшего урагана, поэтому он больше не использовался для остановки рыбацких лодок. Для этих целей построили другой, он находился чуть западнее этого. Этим больше никто не пользовался, боялись, что он рассыплется под весом тела, стоит на него ступить. Юльхен делала это без опаски. Она лёгкая, причал её выдержит. Скорее, её унесёт малейшим дуновением ветра. Рядом не было Гилберта, чтобы поддержать её. Но она была не против утонуть или замёрзнуть. Точнее, ей было всё равно на это. У неё была причина на то, чтобы выходить на причал. Каждый раз она останавливалась на самом краю, дощечки предательски скрипели, но держались. Она складывала руки на груди в безмолвной молитве, глядя на рябь морской воды. Она никогда не поднимала глаза на ослепительное яркое солнце, которое всходило прямо напротив причала. Она смотрела только на воду, боясь поднять пустые глаза к небу. Она узнала, что, возможно, есть способ вернуть Гилберта. Она подошла к этому со всей серьёзностью: несколько ночей она писала на мятом листке бумаги, стараясь как можно более точно описать всё, выводя каждую букву. На закате очередного дня, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, Юльхен вышла на причал вместе с письмом и бутылью. Между пальцев была зажата пробка, чтобы после вложить письмо внутрь и закупорить. Она вновь встала на самый край, окинув взглядом море, доходя до самого горизонта, откуда уже шла темнота. Она развернула бумагу, поставив бутылку и пробку позади себя, чтобы не мешали. Она читала громко, отчётливо, выделяя каждое слово. Вложила все эмоции, всю свою душу, лишь бы её услышали. После она приложила лист к груди, и не выдержав, подняла глаза к небу. Пожалуйста, услышьте. Она сложила лист трубочкой и засунула его в бутыль, надёжно закупорив пробкой. Она закинула её в море, как можно дальше, вложив все силы. — Пожалуйста, Гилберт... Вернись... Она упала на колени. Волосы рассыпались на плечах и груди, капюшон опустился на спину. Ей его не хватало. Не хватало его мягкой и нежной улыбки, его поддержки. Не хватало его невинных и страстных поцелуев, что очень отличались друг от друга. Его прикосновений к бледной коже, что обжигали и отдавались приятной истомой во всём теле. То, как по ночам он захватывал власть над ней, становился тем, кто управляет ей, а не наоборот. Опалял горячим дыханием губы и шею, девичью грудь. Не хватало его и сердцу. Родного голоса, взгляда кровавых глаз, его помощи. Она ничего не могла без него. — Пожалуйста... По щекам струились слёзы, губы тряслись. Она сжала подол платья, что у неё осталось. Одно единственное, порванное и потрёпанное. Остатки былого величия и славы. Она раскаивалась за всё. Не перед народом, не перед душами, что погубила, а перед собственным близнецом. Он потакал всем её бездумным желаниям. Слушал каждое её слово. Не давал причинить ей боль, не делал этого сам. Он мечтал только о том, чтобы она не грустила. За всю жизнь она плакала только один раз, перед коронацией. А когда его не стало... Вся радость ушла, счастье сменилось горем. Она забыла, каково это — улыбаться и просто жить, радуясь всему. Но она сдерживала слёзы, потому что знала — он будет расстроен. Теперь же она не могла. Они сами катились, обжигая глаза. Всему есть предел. Она не перестала выходить на причал. Она пела мягким голосом колыбельные, тихо-тихо, почти себе под нос. Руки были сложены на груди, голова и глаза опущены вниз. Но она больше не выходила, когда на небе ещё было солнце. Выходила только ночью, когда на небе царили звёзды и луна. Даже в дождь, он её не останавливал. Она промокала насквозь, но пела, не перекрикивая шум дождя. С той же интонацией, одно и то же. Ночь за ночь. Если б родиться могли мы опять...