Чёртовы проказы

      Как только беспощадно затрезвонил назойливый будильник, Сёма разлепил глаза и широко зевнул. Надо ли говорить, что теперь идея мотаться по ночному лесу в поисках мифического цветка не казалась ему хорошей? Полночи он провертелся, а вторую половину — прочесался. Таких лютых и жадных до кровушки комаров отродясь встречать не приходилось, какой уж тут отдых. Да еще и сны развеселые, с чертями и сокровищами, будь они все трижды неладны.       Выйдя на крыльцо, вдохнул Сёма свежий утренний воздух, папироску выкурил, а потом умылся ледяной водой из колодца. Стало намного легче сбросить с себя дремоту. Кружка кофе окончательно поправила ситуацию, и вот уже вполне себе бодрый парень зашнуровывал кроссовки, сидя на крыльце, как вдруг к чему-то вспомнил о бесовых тапочках. Из интереса вернулся в дом и глянул туда, куда вчера сбросил их с ног. Никаких тапочек на том месте не обнаружилось, зато свернулись в уголочке две упитанные полевые мышки. Приткнулись друг к дружке и мирно спали, ни разу не шугнувшись от посторонних звуков. Вот вам, стало быть, и тапочки лесные. — Фокусник рогатый, — хмыкнул Сёма, покачав головой, запер дом и отправился на работу.       По дороге к кладбищу обдувал парня легкий ветер, который нет-нет — а повеет сильным порывом, обещая пригнать откуда-нибудь несколько сизых туч. А пока небо было чистым, ярким, даже глаза резало от его красоты.       Добравшись до кладбища, Сёма поболтал со сменщиком, распрощался, а потом хотел было уже зайти в сторожку, как мужик окликнул его, будто забыл о чем-то сообщить. — Там это… К обеду похороны намечаются, подсобишь с могилкой? Я тебе мальчишек на подмогу пришлю. В прошлый раз вон как шустро с ямой управились. — Без проблем. А кто умер? — насторожился Сёма. Так-то оно — на отшибе жить. В последнюю очередь все известия доходят. — А ты и не знаешь его, небось. Парень один, как школу окончил, так и уехал отсюда в город на заработки, теперь только мать навещать ездил. Вот вчера-то его у просеки и нашли. Сердечный приступ, сказали, тюкнул. Вроде бы… Это ж ему еще и сорока не стукнуло, во как, — вздохнул сторож, погладив густые усы. — Может, зверь какой напугал? — предположил Семён, да и сам же в своих словах усомнился. Зверь, как же. Он бы и подумал так, если бы не знал теперь о разгулах местной нечисти. — А может и зверь, кто его знает. Только какой же зверь может так напугать? Лицо, не поверишь, бледнее поганки, исказило так, что мать родная не сразу признала. А глаза — во! — жестикулировал мужик. — Как две плошки.       Так и оставил мужик Сёму на кладбище в глубоких раздумьях. А чего тут сомневаться? Не иначе что-то нечеловеческое увидел парень. Зверье из местного леса к просеке не суется. Изредка зайка какой-нибудь проскочит поперек тропы, да белки кругом снуют по соснам. А так… Сёма и сам бы точно так же закончил свою жизнь, будь он нервами и сердцем послабее. В тот же день и закончил бы, как начал хулиганить чёрт.       Дождавшись обеда, прихватил Семён лопату из сторожки и отправился в ту часть кладбища, где обустраивали свежие могилы. Ромка и Денис, два закадычных товарища, уже топтались на месте, споря о чем-то и показывая руками то на место будущей ямы, то в сторону села. — Ну, чего расшумелись? Мертвых поднимите, — дал о себе знать Сёма, и только тогда друзья его заметили, поздоровавшись с ним. Дениска поскреб чернявую взъерошенную макушку и вздохнул. — Бабка вслед за Мишкой помирать собралась. Ну, мать его. Говорит, могилку тут копай, а вот здесь для меня место оставь, — указал он, а Ромка сплюнул. — Я тебя умоляю, куда ей помирать! Ты видел, как она дрова у себя во дворе колола на той неделе? Поленья от топора отскакивали. Еще нас переживет, — поспорил он. — Тут будем копать, там соседняя могила обвалится, того гляди.       Снова начали парни громко спорить, а Сёма поморщился и покачал головой. Не то от громких разговоров в висках болью толкнуло, не то по другой причине, но так дало, что в глазах потемнело. — Вон там оградку поставят? Опору под ней вкопать на полметра — не обвалится, — кивнул Сёма, потирая виски и так некстати заприметив могилку дедушки-упыря. От пока еще свежих воспоминаний холодок по спине пробежал. — Так я предлагал, — развел руками Денис, а Ромка с сомнением сощурился. — Когда? Что-то я не слышал. — Так ты меня слушаешь, — огрызнулся друг. — Сцепились языками, как бабки-скандалистки, — проворчал Семён и по левой руке постучал, будто по наручным часам. — Время. Не успеем — придут и будут подгонять. — И то верно, — согласился Рома и всучил лопату Дэну. Принялись парни копать, резво и быстро уходила вглубь продолговатая яма, а за ее пределами росла земляная куча. Управились быстро, передохнули-перекурили, а Сёма на крайний случай оглядел кладбище вокруг. Мало ли, вдруг явится чёрт с намерением снова через гроб прыгнуть. Второго упыря никому не надо. Но, к счастью, никаких черных котов поблизости не было. Спокойно все было. Привезли прямиком из церкви гроб, схоронили парня, наплакалась его родня. Стояла среди них его молодая вдова, а лица на ней не было. Взгляд пустой, кожа едва не прозрачна, сама на вид не лучше своего мужа, лежащего в гробу. Утомляла, тяжести на душу добавляла такая картина. Чего ж тут хорошего? Закапывая гроб под рыдания матери-старушки, думал Сёма, что лучше б лесником каким-нибудь пошел работать. Или по мелочи бы калымил. Но потом, как все разошлись, тяжелая тоска его отпустила. Спокойно стало на кладбище, так что выдалась возможность немного вздремнуть в тени маленького крылечка. К вечеру начал пиликать в кармане телефон — забросало Сёму сообщениями о неудачных попытках матери до него дозвониться. Пришлось выходить из сторожки и бродить по кладбищу с протянутой вверх рукой, чтобы выловить хоть какую-то связь. Только на каком-то небольшом пригорке, с которого старые могилы сползались вниз, клонясь крестами, удалось перезвонить и выслушать шквал претензий и упреков. Не совершая ни единой попытки вставить хоть слово, Сёма слушал мамино ворчание о том, что не дозвонишься, не допишешься, да и весточки никакой не дождешься. А потом вспомнила мама, зачем звонила, поздравила с днем рождения, да так тепло и заботливо, что понял Семён, как велика тоска по ней и по дому. Вот только нельзя было ей предаваться.       Там же, на пригорке, после разговора с мамой Сёма ответил на пару смс-поздравлений от друзей, убрал телефон в карман и легко вздохнул, пригладив взъерошенные ветерком волосы. От Соньки ни словечка. Не очень-то и хотелось, на самом деле. Не расстроился Сёма, да и голову забивать не стал. В прошлом — так в прошлом. Ни к чему его ворошить. Смена, к тому же, к концу подходила. Постоял парень еще немного, посмотрел, как медленно и грузно плывут за далеким лесом тяжелые тучи, а после вернулся в сторожку. Забрал свою ветровку, встретил сменщика, перекинулся парой слов и пошел домой. А дома ждал сюрприз, и приятным его можно было назвать с очень большой натяжкой. — Вот только тебя здесь и не хватало, — сердито заворчал Сёма, рассматривая большого черного кота, сидевшего прямо на кухонном столе. Тот повернул морду, дернул ухом и свесил со стола длинный хвост с кисточкой, начав ею дергать. Чёрт собственной персоной. Именно его, как оказалось теперь, видел Сёма в первый же день своего приезда. Нечистый всегда был рядом.       Сёма повесил куртку на крючок, вымыл руки, включил плитку и поставил чайник, а сам открыл холодильник и завис, разглядывая полки. Вроде и не пусто, а поесть нечего. — Я думал, у нас разделение по времени. День мой, а ночь твоя, — задумчиво произнес парень, достал из холодильника остатки колбасы и нарезал себе для бутерброда, согнав кота со стола. Тот встал на задние лапы и стал нагло шарить передними когтистыми по краю стола, за что и получил шлепок кухонным полотенцем. — Не борзей! Там мыши вон, в спальне. Иди и жри. Раз уж ты кошак.       Кот протяжно заорал, противно и громко, аж зубы чуть не свело от его мява. Сёма положил нож, взял кота и унес в спальню. Хотел было ткнуть носом в двух мышей, но от тех осталась пара длинных хвостиков. Уже управился кот со своей задачей. — Тапки съел, выходит, — хмыкнул Сёма, а кот зафыркал, забрыкался. Казалось, хотел вырваться, ан нет — поудобнее устроился и замурчал. Сёма нахмурился. — Есть у меня время нянькаться с тобой, — проворчал он, отпустил чёрта на пол и ушел на кухню, где уже пыхтел и пофыркивал кипятком чайник. Бросил парень пакетик в кружку, напился чаю, перекусил, а после решил истопить баню, чтобы смыть осевшую пыль да грязь после похорон. Наворошился в земле, а теперь нет-нет — а скрипнет песчинка на зубах, а уж под ногти и смотреть страшно.       Увязался чёрт за Сёмой. На край колодца уселся, хвостом лапы обвил и неотрывно наблюдал, как таскает парень воду ведрами, как несет к бане охапку подсохших кленовых поленьев, как сминает газету, чтобы подпалить сухие щепки и раскочегарить печь. А как разгорелся бодрый огонек, облизывая толстое полено красными язычками, то уселся Сёма рядом и прикурил, посматривая в темнеющее небо. Западную сторону заволокло тучами, отчего заката видно не было. Солнце по ту их сторону только немного красило в розовый цвет курчавые края туч, и участки чистого неба, редкие и маленькие, бросались в глаза нежно-лиловыми клочками. Засмотрелся парень, замурлыкал рядом теплый кот, подмяв под себя свои лапы, клубился из банной трубы сизый дым, а в траве огородной застрекотали кузнечики. Вдруг позвал кто-то Сёму, и он легко вздрогнул, обернувшись. Кот рядом неприветливо вскинулся, ощетинил спинку, дугой выгнулся, прекратив мурчать. За калиткой стояла невысокая девушка с длинной светленькой косичкой. Она единожды махнула ладонью и закуталась в мешковатую кофту, а Семён затоптал окурок и подошел к калитке, чтобы тут же узнать в незнакомке дочь ближайшего к дому соседа — Степаныча. — Привет, Сём, — улыбнулась она. — Папка тут кусачки тебе велел передать. Тебе же надо было? — протянула девушка руку и передала инструмент. Сёма взял, попутно вспоминая, когда это он у Степаныча кусачи просил. Помнится, только строительный домкрат брал, да и тот уже назад вернул. Ну что ж, допустим, и кусачки просил. Не отказываться же теперь, и не спрашивать, почему надо было приносить их так поздно. Не каждая девушка осмелится подойти первой, а веский предлог часто бывает в помощь. Сёма откланиваться не спешил. Видно же, что соседка надеется на разговор. — Спасибо. Эм… Оля? — вспомнил он имя соседской дочки, и девчонка закивала головой. — И когда вернуть? — Не знаю. Когда ты ими сделаешь все, что нужно. — Ну, думаю, до завтра управлюсь. Забегай утром, в крайнем случае в обед, — пожал плечами Сёма, сунув кусачки в карман, а потом поморщился и ойкнул. Сзади, воткнув когти в ноги, а потом в поясницу и спину, вскарабкался на плечо кот, посчитавший нужным присутствовать при разговоре. Сёму это слегка рассердило. — Ух ты, какой здоровяк, — засмотрелась Оля на кота, машинально протянув руку, чтобы погладить. Чёрт, смотревший на нее с неприязнью, предупреждающе прошипел, растопырив усы. Сёма щелкнул его по носу. — Не любит чужих. Осторожней, — отвел он руку девушки, чтобы взбалмошный чёрт не додумался поцарапать. — Какой у него хвост чудной. А зовут его как? — полюбопытствовала Оля, а Сёма подзавис. Федькой кота не назовешь, чёртом тоже. Мало, что ли, сплетней ходило о бесовщине? Не хватало еще молвы, что у него тут чёрт живет. Хоть так оно и было, в общем-то. Пусть даже для остальных это и был бы обычный кот. — Кочерыжка, — сгенерировала небогатая фантазия Сёмы первое попавшееся имя. Оленька хихикнула, а бес выпустил со всех лап когти, втыкая в плечо, на котором сидел. Не приглянулась кличка. — Смешной, — сказала соседка, а кот спрыгнул с плеча Сёмы и скрылся в траве. — Не в духе, — объяснил парень его поведение и снова уделил все свое внимание юной соседской дочке. Хорошенькая, ничего не скажешь. С интересом взаимным разглядывала Сёму в ответ и накручивала на палец гибкую травинку. — Чем занят? — Баню топил. Наверное, нагрелась уже, — махнул он за спину. — Пыль бы с себя надо смыть. — Ночью не моются, — заявила Оля. Для Сёмы это была новость. То есть, в смысле? Конкретно в этой деревне ночью мыться не принято, или по каким-то иным причинам? И, видимо, вопрос так и читался у него на лице. — Ну, это суеверие такое. Черти в бане моются ночью. Особенно после двенадцати. Могут запарить до смерти, — объяснила девушка, и все тише звучал ее голос к концу объяснения, а в больших глазах читалось сомнение. Видимо, подумала, что поднимет ее на смех Сёма, который, поскольку здесь не родился, верить в деревенские байки не обязан. — Да ладно, как-нибудь договоримся, — подыграл Семён, хмыкнув, а Оля расслабилась и задорно улыбнулась, отбросив косичку за спину. — Тебя-то они послушают.       Наверное, это было что-то вроде комплимента. Сёма пожал плечами. Действительно, что ему черти? Одним больше, одним меньше. Правда, Федька ясно дал понять, что никакой иной конкуренции не терпит, посему можно быть уверенным, что рядом с Семёном будет виться только он один, а иных охочих до души и близко не подпустит. Такой вот своеобразный плюс. — Не боязно тебе тут? Темно, дом вон, — кивнул за спину Сёма, — ведьмин, как вы говорите. — Ты же тут живешь. Значит, обычный дом, — ответила соседская дочка, но с сомнением глянула на темные окна, за которыми не был зажжен свет. — Да ведь? — Да ведь, — подтвердил парень с легкой усмешкой, наклонился, чтобы почесать щиколотку, в которую опять кто-то впился, а заодно сорвал крупный желтый одуванчик на высокой, гибкой ножке. Рассмотрел, сдул с него какую-то сонную мошку, а после протянул Оле. — Поздно уже, и темно. Беги домой, пока тебя комары не доели. Проводить, может? — Ой, нет. Я сама, — замотала головой соседка, улыбнулась, одуванчиком махнула и убежала. Шебутная.       Вспомнив про баню, Сёма подложил еще дров, снова уселся на бортик колодца и огляделся. — Кочерыжка, ты где? — с нескрываемой издевкой в голосе позвал он, а из запущенного куста малины послышалось сердитое шипение. Кажется, выскажет ему чёрт все претензии после полуночи по полной программе.       Как баня истопилась, схватил Сёма полотенце, чистые вещи и ушел мыться. С каменки веяло хорошим, легким жаром, вода в бачке была настолько горячей, что уже почти начала закипать. Подкладывать в печь еще дров смысла не было — Сёма раздеться не успел, а уже запарился. Крестик и цепочка на груди мгновенно нагрелись и стали слегка жечься. Снял он крест и на крючок в предбаннике повесил, а потом стал мыться неспешно, не беспокоясь о времени. Лишь тогда понял, что сутки сменились, когда зашуршало что-то за дверью, заскреблось. — Тебя кто сюда приглашал? — громко спросил Сёма, оттирая куском мыла грязь с рук. — Дочурка соседская, — отозвался Федька и открыл дверь в баню, уперев руки в бока. — До того момента я даже не догадывался, что мне положено в бане обитать после полуночи. Но раз положено, то почему бы и нет, — развел он руками, усмехнувшись. — Не положено, — успокоил его Сёма. — Можешь идти. — Не хочу, — заявил бес. — Давай я тебе спинку потру? — Давай я сам себе спинку потру? Улепетывай отсюда, пока кипятком не ошпарил, — посоветовал Семён, да только все бесполезно. — Что мне с твоего кипятка? — удивился чёрт и шагнул в баню, а после сунул руку в бак с горячей водой. — Это вот — кипяток?! Да уж, Сёмушка, несладко тебе в аду придется.       Вытащил он руку, мокрую, но невредимую. Ни ожога, ни пятен красных, ни волдырей на ней не было. Стряхнул воду, вытер ладонь о футболку и снова вышел в предбанник, с неприязнью покосившись на каменку. А Сёма чёрту на слова про ад ничего не ответил, потому как не услышал — уши отмывал. Потом умыл лицо, сплюнул пену и вздохнул. — Ты мне хоть помыться нормально дай, а. Пойди домой пока, чайник поставь. Приду — в карты поиграем, — пообещал он, не зная, какую еще управу на беса можно найти. Сработало. — На желание? — загорелись интересом черные глаза. — На сахар. Давай, шуруй.       И вроде бы ушел нечистый, а Сёма спокойно продолжил отмывать ноги, так нет же — тихий шорох снова послышался где-то у входа в баню. — Я кому сказал?!       Только негромкий смешок послужил ответом, а после все затихло. Домылся Семён, прикрыл емкости с водой, тазы перевернул, чтобы сохли, а сам в предбанник вышел. Но не обошлось без Федькиных проказ и в этот раз, и матом помянул его парень: ни полотенца, ни чистого белья на лавке не было. — Собакин ты сын, а. Одежду вернул мне, и поживей, — начал было ругаться Сёма, а бес за спиной возник, злорадствуя. — Это тебе за Кочерыжку, — фыркнул он, но был пойман за грудки. — Одежду. И хватит хулиганить. — Темпераментный ты какой, — упрямо продолжал бесить Федька, а потом прополз цепким взглядом по Сёме. — Так бы и шел, на кой-тебе одежда? Такую красоту прятать.       Семён молча щеку изнутри покусал, чтобы уж совсем крепко не сматериться и не приложить чёрта дурной головой о стену. А то ж мало ли, рассердится, вовсе будет не унять. А чёрт вздохнул, посмеиваясь, да и сдался — вернул одно только полотенце. — Пришибу, доведешь ведь, — пообещал парень, вытерся, крестик обратно нацепил, ноги в тапки сунул, а полотенце обвернул вокруг бедер. — Не пришибешь, — поддразнил бес и был таков. Сёма закрыл баню, выключил свет и вышел на улицу. Распаренное тело мгновенно обдало ночной прохладой, и стало так легко дышать, что захотелось еще немного вот так постоять. Но после стало и холодно, так что зашел парень в дом и дверь на засов запер.       Чёрт-проказник сидел за столом и тасовал карты, уже поделив на две ровные кучки кубики сахара. Сладкоежка нечистый. — Десять раз чайник поставил, — проворчал Сёма, поднял свою одежду, валявшуюся посреди кухни, а потом отвесил Федьке подзатыльник. — Ай. Не дерись, я забыл, — пожаловался тот, щелчком пальцев зажег плитку, а вода мгновенно вскипела. Семён оделся, сел напротив чёрта и вздохнул, взъерошивая мокрые короткие волосы. — Скучно же на сахар играть, — начал канючить Фёдор, а кучка сладостей его почему-то стала заметно меньше. — Давай на желание, а? — Нет, — отрезал Сёма, посидев немного, встал и налил себе чай, едва не ошпарившись — у чайника даже ручка накалилась после того, как его подогрел чёрт. — Ну не буду я душу с тебя требовать. Она и так со временем ко мне отойдет, — продолжал бес, пальцами перебирая карты. — Тем более нет, — вздохнул Сёма. Не нравились ему подобные заявления. Хотя, в чем-то и прав был бес, и бессмысленно было сейчас заботиться о том, что будет после смерти, да вот только смерть — госпожа ну очень непредсказуемая. — Ну Сёма, ну еб твою мать, — заныл чёрт, сунув за щеку кубик сахара, из-за чего приобрел крайне потешный вид и немного шепелявил. — Мать мою поминать не надо. Какой же ты дотошный, а. В облике кота ты мне куда больше нравишься. — Ммм. А так просто нравлюсь, да? — криво усмехнулся Федька, с громким хрустом раскусил сладость и начал жевать. И как у него еще зубы не повыпали все? — За ухо тебя оттаскать, что ли? — задумчиво произнес Семён и подул на горячий до невозможности чай. — Так, я попросил бы! Ухи мои не для твоих лап загребущих, — возмущенно буркнул бес, раздал карты и сложил руки на столе, словно примерный ученик на парте. — Ну, так что? В последний раз спрашиваю, Сёмушка, на желание будешь? — Не, — качнул Сёма головой, взяв свои карты, а бес проказливо прищурился. — И это — хваленая солдатская отвага? Не больно ты отважен, как я погляжу.       Ну, тут уж чёрт либо знал, на что давить надо, либо методом тыка действовал. Но сработало, так как очень не любил Сёма, когда его «на слабо» берут, или что-то подобное. Задевало. Мигом решение поменял. — Хорошо. Давай. Смотри ж, душу попросишь — шиш с маслом получишь. — Не попрошу, — махнул рукой бес, а после игра началась. С блеском разгромил Федька соперника. Мухлевал так и сяк, карты одним взглядом подменивал, подмешивал что нужно. Знал Сёма, что неспроста у него дела не идут, но поймать беса за жульничеством попросту не мог. Проиграл, глубоко вздохнул, допил чай и приготовился внимательно слушать какое-нибудь поручение чёрта. А бес так сильно старался человека обыграть, что даже желание не придумал. Думал-думал, чего бы ему загадать, да так ничего путного и не сочинил. — Ладно, на первый раз обойдемся легким желанием. Ты это… угрозу свою никогда не осуществляй, понял? Уши мои не тронь, — пожелал чёрт, а Сёма едва не выдохнул от того, что так легко отделался. — Не буду. Сдались мне твои уши, — хмыкнул он, а бес уж по новой карты раздал, да только играл теперь вдумчивее, размышлял, чего бы такого пожелать, пока внезапно не заимел интерес узнать, что может потребовать от него Семён. Любопытно стало, и поддался бес, проиграл, ладони в замок сложил, голову ими подпер, а локтями в стол уперся. И смотрит, улыбается — загадывай, мол, да поскорее. — Не мухлюй, — сказал Сёма, а чёртовы брови вверх дернулись. — Чего? — Хочу, чтобы ты не мухлевал. Не жульничал, не шулерствовал, не ворожил, не фокусничал, карты не заговаривал, — подробно перечислил парень, чтобы чёрту лазейки никакой не осталось. — Когда б мы ни сели с тобой за игру, хочу, чтобы ты играл честно. Понял?       Чёрт так и поник, как лютик в осеннюю стужу. Ишь ты, а человек-то и не хуже играет, а то, может, и лучше даже. Чего стоит только та ничья, когда на кону стоял дом. Вот так засада, вот так беда. Но делать было нечего, а спорить было нельзя. Карточный долг, каким бы он ни был — непреложный закон. — Не буду, клянусь-обязуюсь, — вздохнул бес, постукивая пиковым тузом по столу.       Началась третья игра. Тут-то бес и понял, как несладко без своих фокусов. Однако ж, была и другая сторона — непредсказуемость. Неизвестно, на чью сторону встанет удача. И в третий раз улыбнулась она Семёну. Одержав победу, он сгреб карты и подвинул их чёрту. — Мое желание — поспать, — сказал он, встал из-за стола и потянулся, похрустывая позвонками. — Эй! А игра? — возмутился бес, взмахнув руками. — Мы же доиграли. Я выиграл. Завтра поиграем еще, — успокоил его Сёма, но бес не унимался. Вздорно запыхтел, съел последний сахарок и надулся. — Ненавижу тебя за такое. — Взаимно, — хмыкнул парень и похлопал беса по черной макушке, проходя мимо него в сторону спальни. Нечистый же решил так просто не сдаваться. В конце концов, бес он, или где? И как только улегся Семён, выключив свет, тот шмыгнул к нему в спальню и начал шуршать, как полуночная мышь в кладовой. Скрипнув половицей, прокрался к выключателю, и начал щелкать, то гася, то зажигая лампочку под потолком. — Перестань, — буркнул сквозь дремоту Сёма, а бес проигнорировал просьбу. Так и щелкал, пока не надоело. Тогда начал он плутать по спальне в темноте, шлепая босыми ногами. Хорошо, что хоть копыт не имел — топот бы стоял неимоверный. Но звуков хватало и без того, и не было Семёну никакого покоя. Лёжа на боку, он медленно раздражался и вспоминал слова хоть какой-нибудь молитвы, самой простой. Перекрестить беса все равно невозможно — удирает, зараза, стоит только руку занести вверх. — Сём, а ты знаешь, почему поют петухи? — раздался вдруг бесов голос совсем рядом, из-за спины. Федька, оказалось, уместился на краю постели. — Мне все равно, почему, главное, что поют. Иначе от тебя спасу бы не было, — проворчал парень, натянул одеяло повыше и вздохнул. — Дай поспать. — Петушок ты, петушок, оторвать бы гребешок, перья общипать, да хребет сломать, — мелодично пропел Федька, а Сёма привстал и повернулся к нему, всматриваясь в темный рогатый силуэт. — Классно рифмуешь. Я тоже одно стихотворение знаю. Правда, с рифмой там напряг. Рассказать? — Давай, — заинтересовался чёрт, усевшись поудобнее. — Отче наш, иже еси на небесех, да святится им… — начал он монотонно, а чёрт с воплем с кровати упал, хвостом мотнув. — Ой-ой-ой, замолчи. На хуй такие стишки, — заскулил он и исчез. — То-то же, — удовлетворенно хмыкнул Сёма и голову обратно на подушку уронил. — Что ж ты не дослушал-то? Паразит черномазый. — Сам паразит, — огрызнулся Федька откуда-то из кухни. — Я припомню тебе, так и знай. Молиться он мне тут вздумал. Я говорил тебе, чтобы ничего такого не было? Чтобы баб ты мне тут не водил, я тебя предупреждал? — Уймись, а, — сонно вздохнул Семён, но униматься бес не хотел, хоть и говорил теперь издалека. — Ты эту пигалицу соседскую не приваживай сюда, понял? Видел я, как глазами она на тебя зыркает, — ворчал чёрт, но медленно подкравшийся сон заглушал и лишал смысла его слова. Уснул парень, а Федька так и не посмел к нему подойти больше. Искромсал ножом в отместку скатерть на кухонном столе, а с петухами исчез.       Сёма спал долго. Зарю проспал, полдень проспал, только к двум часам дня пробудился, чувствуя, что выспался. Заочно чёрта поругал, выбрасывая клочья ткани со стола, позавтракал и вышел на улицу. Покурил на крылечке, а после взялся чистить свои армейские ботинки. Вынув шнурки, увлеченно натирал один ботинок, звонко насвистывая какую-то мелодию, пока не услышал, как кто-то его зовет. То вчерашняя знакомая скромно топталась за заборчиком, а потом махнула рукой и улыбнулась. За кусачками пришла, стало быть, такая нарядная: волосы убраны в две косы, а сарафанчик зеленый из настолько легкой ткани, что всякий порыв ветерка его колыхал, развевая волнами. Невольно шевельнулось в памяти негодование чёрта. Как же быть, если вздумает вздорный бес этой девушке навредить? Ему-то ума хватит. — Привет, — поздоровался Сёма, вытер руки о полотенце, взял кусачки и подошел к забору. — Вот, держи. Очень пригодились, спасибо. — Да не за что. Обращайся. У папы целый склад этих инструментов, — махнула рукой девушка, а потом хотела что-то сказать, но перевела взгляд вниз и улыбнулась. — О, Кочерыжка.       Сёма снова вздрогнул, когда бес вскарабкался на плечо. Ох, не к добру это все, не к добру. Вон, сидит, ощерился, а кисточка хвоста неприязненно задрожала. Неспроста. — Бесцеремонный кот, — проворчал Сёма и хотел уже снять его с плеча, но бес воткнул когти и слезать не желал. — Кажется, он не хочет уходить. Наверное, ревнует, — выдвинула Оля предположение, облокотившись на забор. — Все кошки — страшные собственники. У нас два кота, и каждый из них сердится, если я уделяю внимание другому. — Пожалуй, этот товарищ просто давно тапком по морде не получал, — хмыкнул Сёма, а бес вдруг ткнулся своей кошачьей мордой ему в щеку, будто ластился. Потыкался, вызвав у Оли улыбку, полную умиления, а потом фыркнул что-то в ухо Семёну, обвив гибким хвостом его шею. Тут-то парень и перестал понимать, что происходит. Моргнул пару раз, отчетливо ощущая, как его сознание, будто куколка на веревочках, подвергается манипуляциям со стороны. Хотел сказать одно — а на язык лезло совершенно иное. Да ладно бы, если б только лезло. Но ведь оно, иное-то, еще и сходило с языка. — Иди домой, глупая девочка. Нечего тебе здесь ловить, — сказал парень вместо того, чтобы спросить у юной соседки, как ее дела. Оля наклонила голову вбок, думая, что над ней подшучивают. — Что? Сёма, ты чего?       А Сёма был страшно зол. Внутри себя он рвал и метал, но поделать ничего не мог. Наглый чёрт, все так же в облике кота восседавший на левом плече, говорил за него его же губами, ими же насмешливо ухмылялся. — Тебе парней в деревне мало? Найди себе кого попроще. Не по нраву ты мне, глупышка деревенская, — продолжал говорить пакости бес, а девушка, не ожидавшая такой грубой прямолинейности от парня, который еще вчера с ней был предельно мил, почувствовала себя неуютно, а курносый нос сам собой плаксиво сморщился. Предательски выступили на веснушчатых щеках алые пятнышки, а в глазах встали слезы. — Ну и дурак ты, с чего вообще взял? — бросила она, подол платья гневно в кулаке так сжимая, как сжималось сердце и у Сёмы — жалко ему было Олю, вот только бес ее не жалел. И сквозь чужие глаза зеленые смотрел с холодным безразличием и надменностью. — Бывшая моя — и та мне быстро надоела, а ты ей и в подметки не годишься, — злословил Федька чужими устами, а Ольга унижения не выдержала, развернувшись и убегая прочь, к своей далекой избе. — Скажи спасибо, что не попользовался, дуреха! — со смешком крикнул чёрт вслед, а когда девушка скрылась из виду, отпустил он разум и волю Сёмы. Тот, разъяренный донельзя отвратительной выходкой беса, сразу руку протянул и содрал кота с плеча, стиснув за шкирку. — Паразит, ну берегись. Ты чего творишь, собачий сын? — встряхнул он кота, а тот, болтая лапами, злобно что-то мяучил в ответ, а потом растворился в воздухе, оставив Сёму наедине со своим гневом. И не знал он, не то пойти и извиниться перед Ольгой, не то остаться, потому что... Ну как ей это все объяснишь? Да никак. Разве что раздвоением личности. Но это не смешно. А ну как пожалуется девушка своему отцу? Портить отношения со Степанычем очень не хотелось, обретать славу еще более дурную, чем была у дома — тоже.       Так и измаялся до вечера Сёма, сходил к дому Степаныча, но никого ни во дворе, ни в огороде не увидел. Вернулся и стал полуночи ждать. А там и чёрт явился, как по расписанию. Довольный собой, улыбался и насвистывал что-то. Сёма церемониться не стал — схватил за хвост и потянул на себя, помня, что уши обещался не трогать. Потянул, другой рукой за плечо схватил и к себе развернул для серьезного разговора. Взвизгнул бес и хвостом дернул пару раз, но крепко сжимал его кулак. — Если ты, мразота такая, еще раз что-то подобное натворишь, я не знаю, что с тобой сделаю, — сердито пообещал Сёма. — Так вот придумай сначала, что сделаешь, а уж потом угрожай, — хныкнул чёрт, пытаясь вырваться, а потом просто исчез, появившись аж на печи. Свесил оттуда ноги и хмыкнул. — А чего думать? Стишки, может, почитать тебе? — пригрозил Семён, имея в виду молитву, а бес в лице поменялся. — Рот тебе ночью зашью грубыми нитками, со мной такие шутки плохи. — Я тебя предупредил, сученыш. У тебя свое тело есть, моим не надо распоряжаться. Не надо портить мои отношения с односельчанами. Не надо с моей помощью оскорблять других, ясно тебе? — Ах, несчастная Оленька, ранимая душа, — нараспев вздохнул бес. — Погрустит денек — и забудет. Так и знай. — Почему ты всегда все портишь? — задал вопрос Сёма, присев за кухонный стол. — То есть, ты не отрицал возможности с ней шуры-муры закрутить? — уточнил чёрт, спрыгнув с печи, отряхнул шорты в районе задницы и хмыкнул. — Через мой труп. Это ты бы начал ее с ночевкой водить, и все такое… А я никого более, кроме тебя, терпеть не намерен. Мое право по итогам ничьей, — напомнил Федька, присел напротив и показал колоду с вопросом в глазах. — Да пошел бы ты со своими картами, — угрюмо вздохнул Сёма, встал из-за стола и ушел в спальню, чтобы расстелить постель. — Ну Сём. Ну чего ты, — начал упрашивать бес, увязавшись следом. — Ну что тебе эта Оля? Что ты так осерчал? — Нехорошо вышло, что ты ее оскорбил, а обиду она на меня держит, — проворчал в ответ парень, улегся под одеяло и книжку с пола поднял, чтобы дочитать. — Хорошая девочка, к чему ее было так унижать? — Чтоб отвадить наверняка. Велика потеря, — фыркнул пренебрежительно бес, забрался в ноги на кровать и сел по-турецки. — Или тебе невтерпеж кого найти, чтобы ночки без сна коротать? Так и я тебя приласкать могу, ежели захочешь.       Сёма аж сел на кровати, книгу отложив. Посмотрел на чёрта, сомневаясь в его психическом здоровье, а потом хмыкнул. — А, ну да, ты же совращаешь меня, я и забыл. И что, девкой можешь стать?       Плюнул чёрт в сердцах, будто до глубины души оскорбленный. — Да сдались тебе эти девки, ну что ж это такое?! Чего ты там не видел, у девок этих? — Так можешь? Или нет, — допытывался Сёма, а бес вздохнул. — Могу. Во что угодно могу обратиться. Но в девку не буду, — упрямо отчеканил нечистый. — Ну хоть покажи. Так, чисто праздный интерес, — попросил Сёма, а бес замаялся. Сам, похоже, не рад был, что сказал. Сидел-сидел, вдруг раз — и изменился в мгновение ока. Лицом помягче стал, щечками покруглее. Хорошенькая смуглая девушка глазами черными пару раз хлопнула и губами пухлыми улыбнулась. — Ишь, засмотрелся, — прозвучал сладкий голосок. Только хвост и рога никуда не девались. Волосы, правда, длиннее стали, густые — чернее ночи, и брови им под цвет дугой. Все, что пониже было, тоже в прелести не уступало. — Хороша, — оценил Сёма, опустился обратно на подушку и книжку на закладке открыл. — Чертовка? — игриво прозвучал уже мужской голос — вернул чёрт свое первоначальное обличье. — Нет среди нас девчат. Одни только мужи. Вот так-то. — Безусловно, полезная информация, — отозвался Семён, от книжки не отвлекаясь. — Так это… Что насчет моего предложения? — начал приставать Федька, щипая парня за большой палец ноги. — Отстань. Не интересует. Давай в другой раз поговорим, — отмахнулся он, а чёрт заворчал. Припоминая, что досаждать Сёме не надо, чтобы не услышать молитву, ушел он на кухню и там шуршал. А с петушиной песней, когда уже и уснул Семён с раскрытой книгой на груди, не ушел бес, чтобы снова вернуться следующей полуночью. Вместо этого обернулся черным котом, забрался на постель и уютно свернулся, замурлыкав, в ногах у своего человека.