Чёртовы проказы

      Зеркальный фантом, от макушки до пят идентичный с Семёном, которого он насильно заменил в реальном мире, отряхнул ладони, потоптался на месте и осмотрелся по сторонам, чтобы свыкнуться с окружением. Может, внешне он и не отличался от своего оригинала, однако был абсолютно противоположен ему внутри, почти каждой чертой его характера. Все самое светлое, что было в Сёме, негативом отразилось в двойнике. И, наверное, именно таким и хотел бы видеть чёрт своего человека. Но до прихода нечистого времени было навалом, так что близнец решил использовать свободные часы с пользой для себя. Да, он знал о чёрте, живущем в этом доме. Зеркало помнило те времена, прежде чем оказаться в сыром погребе. Близнец сомневался в том, что бес куда-то пропал, надеяться на это было нельзя. Его наличие могло испортить ему все планы, потому что чёрта так просто не провести. Собравшись с мыслями, близнец взялся уничтожать следы своей замены с оригиналом, полагаясь на авось и на то, что все обойдется, а чёрт подмены не заметит. Кто знает, какие в этом доме царили взаимоотношения.       В старом зеркале близнец не отражался, а судьба оригинала, оставшегося по ту сторону резной рамы, его не заботила. Стараясь не прикасаться к зеркалу, двойник кое-как завернул его в то же тряпье и уволок обратно в погреб, после чего замел все следы, ликвидировал каждую деталь, которая могла бы указать на происшествие. Убрал маленькое зеркало со стены, в котором тоже не отражался, а потом попробовал хоть что-то разузнать о своем прототипе. Похищать чужую жизнь — занятие не из легких. Пусть он знал склад характера оригинала — противоположный своему, — его имя и всякая информация о нем была ему неведома.       Перевернув все личные вещи оригинала, близнец вытряхнул из небольшой сумки ворох документов. Порылся, отшвыривая разные справки, для него не имеющие никакого значения, взял в руки паспорт, открыл, злобно прищурился и перечесал пальцами чуть отросшую челку на правую сторону, как было у оригинала на маленькой фотографии. — Российская Федерация… Ишь ты, — хмыкнул близнец, почесывая макушку. — Семён Васильевич Стрельченко, значит. Ну-ну.       Откинув паспорт, близнец безразлично рассмотрел военный билет, потом убрал все документы обратно и поставил сумку на место, наведя порядок.       Узнал близнец не так много, как хотел. Имя, военное прошлое. Ни профессии, ни увлечений. Двойник не знал, что делать дальше. Его тянуло прочь из дома, тянуло найти людей и строить им козни от чужого лица, но сойти с крыльца он не решился, опасаясь чего-то. Время, ему незнакомое, такое новое, сбивало его с толку. Один мобильный телефон чего стоил — он вертел его в руках полчаса, не в силах дотумкать, для чего сие предназначено. Чего уж говорить о прочем. Потискав книгу, которую оригинал только начал читать, двойник и ее отбросил прочь безо всякого интереса — любви к чтению в нем не наблюдалось.       Так и слонялся он весь день по дому, собирая каждую мелочь, каждую доступную крупицу сведений о своем прототипе, но мало в этом преуспел. Плюнул на это дело и задремал на диване в гостиной, когда за окном совсем стемнело. А с приходом полуночи явился чёрт в распрекрасном настроении. Помахивая вертлявым хвостом, он шмыгнул из кухни в гостиную и склонился над диваном. — Сёма, — позвал он своего человека, а после, недолго думая, забрался на него, спящего на спине, сел верхом и стал ждать, как тот медленно проснется, потянется и ворчливо забубнит, требуя дать ему поспать еще немного. А двойник церемониться не стал. Резко пробудившись, он злобно сверкнул глазами, дернул рукой вперед и схватил Федьку за горло. Стягивая чёрта вбок, он подмял его под себя, крепко стиснул пальцы на худенькой смуглой шее и свирепо оскалился. — Ох, елки-палки! Сёмушка, тебя что, злые волки искусали? — сипло выпалил Федька, вцепившись в его запястье и не понимая, то ли шутит Сёма так, то ли спросонок озверел.       Двойник осадил себя. С чёртом ему не тягаться, ежели тот всерьез драться начнет, а в потусторонний мир возвращаться не хотелось, ой как не хотелось. Он ослабил хватку, разжимая пальцы. — Ты. Чего ты хочешь?       Федька прищурился. Уж очень странно вел себя Семён. Даже хмурился — и то иначе. Не беззлобно, как раньше, скорее агрессивно. — Что случилось, душа моя? — поинтересовался чёрт, протягивая руки к его плечам, а ноги на поясницу закинул. Двойник замешкался, никак не ожидая такого поворота. Дернулся назад от неожиданности, брови еще сильней схмурил и покачал головой. Ох и сложно было беса обманывать, не зная, что тут меж ним и прототипом делалось. — Ничего не случилось. Спросил я тебя, чего ты хочешь?       Федька, удивленный слегка, хмыкнул. — В карты, допустим, поиграть. — Ну, в карты — так в карты.       Двойник встал, подтянул сползающие без ремня штаны, футболку поправил и ушел на кухню. Федька, поднявшись с дивана, пришел следом, все на Сёму косясь. Что-то было не так, а что — он и понять не мог. Сел за стол, колоду в руки взял, а сам следил за тем, как Семён себе чай наливает, как сахарок на дне кружки размешивает, как карточную раздачу в руку берет. Проследил и в смятение впал. — Ты чего, Сёмушка, амбидекстр?       Двойник окинул беса тяжелым взглядом из-под бровей. — От амбидекстра слышу. За языком-то бы проследил, — буркнул он, а Федька не сдержал фырканья. — Очень смешно. Это не ругательство, балда. Я-то думал, что ты пообразованнее будешь.       Двойник смутился, но смущение свое скрыл агрессией: — Насмехаешься надо мной? Словечки дивные молвишь, умный нашелся, ишь.       Федька почесал репу, забыв, какой картой крыть хотел. — Что у тебя с речью? Это ты кончай шутки шутить, — фыркнул бес. — Я имел в виду, ты на обе руки мастер? Как это ты так ладно правой управляешься? Ты же леворукий!       Двойник, поняв, что сглупил, от досады карты на стол выронил и зубами заскрипел. Вот оно как, плохи дела. Коли бы висело зеркало на стене хоть какое-то время — понабрался бы зеркальный дух опыта, подглядел бы привычки и манеры своего оригинала, не оплошал бы. Поторопился, стало быть, меняться с ним местами, не зная о нем ничего. С другой стороны… Не поторопился бы — чёрт бы настоящего Сёму надоумил зеркало более не трогать. Нет, раз уж выбрался на белый свет, то надо выкручиваться. — Амбидекстр, значит, — хмуро ответил близнец, теперь уже левой рукой карты сгреб со стола, на чёрта выжидающе глянул и кивнул. — Давай, играй.       Завязалась игра, молчаливая поначалу. Украдкой смотрел чёрт за Семёном, губу кусал и не мог избавиться от назойливого чувства, что что-то тут не так. Прям задницей, прям всем своим хвостом чуял это, а понять не мог, в чем конкретно подвох. Сидел Сёма напротив, как есть он: заспанный, хмурый, взъерошенный, с колючим небритым подбородком. Глаза зеленые, губы тонкие, нос с горбинкой едва заметной… А будто бы подменили. Стал чёрт думать на попа. Никак вбил старый святоша его человеку какую-никакую блаженную мысль, а тот теперь от нечистой силы нос и воротит? — Что тебя беспокоит? — спросил еще раз бес, а двойник крепко призадумался, прежде чем ответить. Что бы сказал в ответ оригинал, ежели они с бесом, похоже, в связи любовной состоят? Хотя, какая там у беса любовь… — Ничего. Настроение не шибко хорошее. Внимания не обращай, — нейтрально отмахнулся близнец, делая вид, что увлечен игрой. В этой игре он все равно проиграл. Ощутимо его это задело. Он злобно поглядел на чёрта, постукивая пальцами по столу. — Никак смухлевал, мошенник рогатый? — спросил он, нутром не желая мириться с поражением. А Федька аж задохнулся от возмущения. — Чего?! Ты же сам мне загадал, чтобы я честно играл! Я правил таких не нарушаю, — заявил бес. — А. И впрямь, — кивнул двойник поспешно, засчитав себе еще один промах, а сам все мысленно молил, чтобы петух скорей пропел.       Чёрт, не будь он дурнем полным, задумался-таки о странном. Тасуя карты, с хитрым прищуром склонил он голову вбок, разглядывая Сёму. — Как чувствуешь-то себя?       Двойник пожал плечами и покачал головой. — В полном здравии. А что спрашиваешь? — Ну как же? Воды-то ты будь здоров нахлебался вчера, с русалками плававши. Как еще жив остался — ума не приложу. Потрепали они тебе нервы, а? — ухмыльнулся Федька, беззаботно раскидывая карты на раздачи. Двойник бездумно кивнул, бросив взгляд куда-то в сторону. — Потрепали, не то слово. Стервозницы нечесаные.       Чёрт перестал тасовать карты. Внимательно посмотрел на Семёна, бросил колоду на стол, встал и потянулся сладко. — Не хочу играть, — заявил он, попутно голову ломая, что у Сёмы за помутнение рассудка такое приключилось. — А что хочешь? — нервно спросил двойник. К бесу он уже испытывал достаточно сильное раздражение, потому что чувствовал, что близок к провалу. — Тебя хочу, — плутовато улыбнулся Федька, а потом заметил, как Семён смутился, чего не делал раньше никогда. Даже когда бес его совращал, Сёма подшучивал, раздражался, насмехался, подыгрывал, но чтобы смущаться — никогда. — В каком смысле? — буркнул двойник, нервно сглотнув. — Во всех, — сказал чёрт, подошел близко, уселся верхом к нему на колени и ткнулся носом в шею, будто бы ласкаясь, а сам проверял запах. Запаха не было. Ничем ни его кожа, ни его волосы не пахли. Бес прокрался пальцами под футболку оцепеневшего Семёна, а потом схватился за ее края и снял, отбросив прочь. Отклонился назад, скользнул похабным взглядом вниз по телу и взялся мять ладонями его крепкие плечи. — Что так тормозишь? Не проснулся еще? — усмехнулся бес, ладошкой вниз скользнул, погладил, полапал почти у самого паха, а там мельком нащупал старый шрам после удаления аппендицита — Сёма ему сам его показывал. И все бы хорошо, да только шрам переполз на другую сторону. Сложив два и два, чёрт перестал мысленно клясть церковного попа, не обвиняя его больше в изменении сёминого характера. Ситуация была куда похуже.       Растерянный двойник не знал, как себя вести. Ему больше хотелось сбросить чёрта с колен, а не отвечать ему взаимностью. А бес, уже понимавший, что сидит на коленях вовсе не у своего человека, еще раз прильнул губами к его шее, чтобы проверить маленький шрам на левом плече. Там его не было, зато он отчетливо ощущался под пальцами на другом плече. Напоследок заметив отсутствие у Сёмы тени, Федька больше медлить не стал. Отклонившись вновь, он схватил со стола кухонный нож и приставил к груди самозванца острием, ладонью другой руки готовый надавить на рукоять, чтобы вбить его, подобно колышку. — Ты не Семён. Я жду объяснений.       Чёрт помрачнел лицом, сделался сердитым и нервным, понимая, что именно ему было не так — манящей, сладкой, эфемерной души человеческой он в этом теле не ощущал. От его нежной ласкучести, с какой он ерзал на чужих коленях, и следа не осталось. — Не Семён, — подтвердил двойник и нехорошо хмыкнул, сверкнув глазами. Чёрт обозлился еще сильнее, вдавливая лезвие в грудь. Еще чуть-чуть — и проколет кожу бездушного самозванца. — Отвечай, где он? — Убьешь меня — и он сгинет. Тебе ли не знать, — оскалился двойник, и, уже не боясь, что его грудь пробьет кухонный нож, грубо столкнул с себя чёрта. Тот отскочил, ощерился злобно, так и пылая нехорошей аурой. А потом, озаренный догадкой, бросил взгляд в сторону кладовки. — Зеркало. Как же я о нем забыл, — прошипел он, а двойник обеспокоенно нахмурился. Он преградил дорогу бесу, не дав подойти к кладовке. — А на кой он, настоящий, тебе сдался? Взгляни на меня.       Чёрт остановился, намеренный выслушать самозванца. — Гляжу, и что? — Чувствую такую злобу к людям, что прямо распирает изнутри, — продолжал двойник, словно в доказательство положив руку себе на грудь. — Не дрогну, если велишь человеку зло сотворить. А этот что? — махнул он рукой в сторону погреба. — Истину молвишь, — хитро улыбнулся Федька. — Чую, какой ты. Злобный, мстительный, нелюдимый. — Завистливый, — добавил двойник, кивая. — Характером скверный. — Вот-вот, — подтвердил бес, а потом нахмурился. — В этом доме только у меня может быть такой набор качеств, понятно тебе? — Подожди, подожди, да как же? — развел руками двойник. — Так же! — огрызнулся Федька, а потом устало вздохнул. — Знаешь, что еще тебя значительно от Сёмы отличает? — спросил он. — Нет, — честно признался самозванец, не заметив, как чёрт цепко схватил его за руку и перенес под пол. — А я тебе скажу. У него душа есть, а у тебя ее нет! — рявкнул чёрт, удерживая при себе буйного озлобившегося самозванца. Удерживал с такой силой, какую в его худеньком теле и не угадаешь. Тщетно было с чёртом бороться, злой близнец это знал, но все ж не оставлял попыток вырваться, а сам жалел, что не разбил зеркало.       Поборов самозванца в такой тесноте и темноте, чёрт придавил его к земле лицом вниз, а сам развернул тряпье на зеркале. Трижды постучал в центр стекла, а потом ткнул туда пальцем. От него, словно по воде, побежали круги. Сунув туда руку брыкающегося самозванца, чёрт нащупал ладонь настоящего Семёна, крепко обхватил и потянул на себя, заодно с этим толкая туда его двойника. Тот еще пытался цепляться, брыкаться, злобно рычал что-то, но все-таки провалился, сгинув по ту сторону резной рамы.       Федька, вытянув Сёму полностью, дождался, когда рябь уймется, став гладким стеклом, а потом разбил зеркало, оглушив себя и своего человека звоном. Семён стоял и слепо моргал, не понимая, откуда и куда он попал. — Мать твою за все подробности, что за хуйня, блядь, творится? — последовал от него вполне закономерный вопрос, а чёрт улыбнулся, узнав знакомую трёхэтажную матерную конструкцию. А двойник-то, зараза, еще и за языком просил следить.       Схватив Семёна за руку, чёрт перенес его наверх, где тот еще долго моргал, ослепленный светом лампы. Потирая глаза, он сел за кухонный стол и бестолково посмотрел сначала на свою кружку, полную чая, а потом — в окно. Там, по другую сторону зеркального стекла, время для него будто остановилось, потому он удивился ночи за окном. Вокруг разбросанные карты, футболка на полу… нож?       Чёрт присел за стол, прямо напротив. — Ну? Объяснишь мне, зачем зеркало трогал?       Сёма хмуро уставился на него и развел руками. — А откуда я знал, что нельзя? Ты мне говорил об этом? Нет, не говорил. Вот и избавь меня от своих претензий. Я вообще, если хочешь знать, нихрена не понял… — Так я тебе объясню, — кивнул бес. — Тебя на время заменил зеркальный двойник. Конечно, против меня у него шансов не было. А так он вполне мог бы присвоить себе твою жизнь. Твое счастье, что зеркало не одно десятилетие пролежало в погребе и смены времен не видело. Потому твой близнец и был обречен на провал, даже если б вышел к людям.       Сёма поскреб затылок, вздохнул и выпил весь чай из своей кружки. — Значит, это с тем зеркалом что-то не так. — С ним, — подтвердил чёрт. — Это было зеркало твоей прабабки. Она на нем гадала, ворожила, порчи через него наводила. Оно до краев ворожбою темной пропитано, вот и завелся в нем такой скверный дух. Но суть-то совсем не в том. Ты знаешь, что бывает, когда умирает ведьма? — Нет, — покачал головой Семён. Чёрт, впрочем, иного ответа и не ждал. — Ведьма любая, если своей смертью умирает, дар свой кому-то другому передать должна. Ежели не передаст, то мучиться в аду в разы сильнее будет. Гореслава обременять никого не хотела. Взяла и передала свою силу этому зеркалу, — рассказал чёрт и тяжко вздохнул, будто сам был не рад такому раскладу, что случился в далеком прошлом. — И что? — И то! Любой ведьме, любому колдуну кто силу дает? Мы, черти, даем! Не за просто так, а за душу человеческую тайны земные открываем и ворожбе учим. Передавая силу преемнику, ведьма и чёрта ему вдобавок передает, обрекая на продажу души заблаговременную. Сделай Гореслава так, как положено, связан бы я был с иною ведьмой. А я так остался к зеркалу привязан, вот потому та ведьма, что тебя волком обратила, и бесилась, что не связаны мы с ней были, как надо.       Чёрт помолчал немного, почему-то надулся. Не то на прабабку сёмину, не то на него самого за что-то. — Ни сломать, ни разбить я зеркало не мог, сил на то не имел. Вот и спрятал его в погребе, а дом с той поры навсегда покинуть не мог, — вздохнул нечистый. Тут Сёма его немного не понял. Еще бы, своими же ушами слышал, как чёрт расколошматил зеркало вдребезги. — Ты же его разбил. — Теперь разбил! Силы-то в нем больше нет, — буркнул бес. — А где она? — А кто дотронется до зеркала первым, тот ее всю и перенимает!       Чёрт нервно мотнул хвостом и озлобленно сощурился, а Сёма похолодел. Вот те раз, еще только этого и не хватало для полного счастья. Никакие потусторонние силы ему и даром не нужны были. — А ты чего бесишься? — спросил Семён, наблюдая за молчаливой истерией Федьки. — А того! Нечестно так! Ты и силу ведьмовскую получил, и душа твоя при тебе еще! — Я же все равно ничего не умею, — поспорил Сёма, а бес заметно успокоился. — И то верно. Не умеешь. Сила есть, а опыта нет. Ну, что ж, ежели захочешь научиться, то плати душой — научу, — предложил чёрт. — Вот уж не надо. Человеком родился — человеком и помру. Фокусы твои мне мало интересны, — наотрез отказался Семён, чем Федьку опять расстроил. — Ну же, продай душу! Сёмушка, продай, не пожалеешь, — начал канючить нечистый, а Сёма лишь вздохнул устало, рукой махнул и ушел на крылечко, чтобы покурить. Чёрт следом увязался. — И что, какой он, двойник-то этот? Злой? — поинтересовался Сёма, когда бес рядышком уселся. — Вылитый ты лицом и телом, только шрамы да родинки с другой стороны, да и правша он. А натурой и характером — все наоборот, — рассказал чёрт. — И не пахнет ничем. А мне твой запах нравится, — вздохнул он и уронил голову Сёме на плечо, утыкаясь носом в его шею. — А что за холмик там, под полом? — вспомнил вдруг Семён, выдыхая густой дым. — Это могила Гореславы.       У Сёмы аж мурашки по спине побежали, и отнюдь не оттого, что Федька в шею горячо сопел. Могилы, впрочем, его тоже не пугали, но вот захоронение родной прабабки не совсем в положенном месте находится, пожалуй. Потому-то жуть и брала. Прям под полом ее кости, это ж надо было додуматься. — Почему не за двором? — Захотелось мне так, — пожал плечами чёрт.       Посидели они на крылечке недолго. Закапал меленький дождичек, взвыл холодный ветер. Зашел Сёма домой и спать улегся, а чёрт у него под боком приткнулся, ругая шепотом приближавшуюся грозу.       С той поры прошла пара недель. Осень наступила, сразу мокрая, промозглая, легкими ночными заморозками ударила, и теперь оставалась одна надежда на бабье лето. Погреться-то напоследок еще хотелось, жалко было с летом расставаться, а зимы здесь, как слышал Сёма от деревенских, уж больно лютые.       Не грозила Сёме зима голодная, хоть и пуст был его огород, и кроме лука да укропа там ничего не росло. Наняла его копать картошку бабушка, что в первый день в селе встретилась, да мешком картошки же и отплатила, когда Сёма за один вечер управился. Урожай вышел хороший, и куда ей, говорит, столько? В одиночку-то и за зиму не съесть. Так что вдобавок к мешку картошки кочан капусты дала и морковки пакет. Волоком дотащив все это до дома и сложив в углу в сенях, Сёма подумал, что стоит оборудовать часть погреба под схрон для овощей. А пока оделся потеплее и зашагал к магазину, потому как хлеб кончился. И уж то ли казалось ли ему, то ли нет, а стали его люди в селе побаиваться. Исключая, конечно, молодых ребят его возраста, не шибко верящих в россказни стариков. А старшие — все, как один, приветливы были, да не так, как раньше. Будто бы слова лишнего сказать боялись. Та же Зойка, продавщица в местном сельпо — вот уж знатная хабалка, не стесняющаяся лишний раз нагрубить кому угодно — и та кротко ворковала, да булку хлеба с полки брала ту, что посвежей, а сдачей не обсчитывала, как раньше бывало. Странности такие Сёму не задевали, но любопытно было. Не иначе поп разбазарил новость, кто у приезжего городского в родне числился.       Вечерело уже, темнело рано. Вышел Сёма из магазинчика, капюшон ветровки на голову накинул и закурил. Хотел было домой отправиться, но окликнул знакомый голос. — Привет, Сёмыч, — помахал Денис, подошел, руку пожал и кепу на голове поправил, козырек ниже на глаза надвинув. — Здорово. — Дай сигаретку, а. Свои дома оставил.       Сёма вытащил пачку из кармана и угостил друга, а потом кивнул на магазин. — За хлебушком? — За водочкой, — невесело хмыкнул товарищ и очень крепко затянулся. — Что случилось?       Дениска помолчал немного, делая сразу несколько нервных затяжек, выдохнул сноп дыма, кашлянул и шмыгнул носом. — Да… С Ромкой повздорили малость. Куролесит он что-то не на шутку.       Сёма помолчал, ожидая, когда Денис, отвлекшийся на сигарету, выкурит ее до конца и начнет рассказывать дальше. Тот кашлянул еще раз, притоптал окурок и сунул руки в карманы. — Нинку поколотил, представляешь. — Чего? — не поверил Сёма, а друг закивал. Конечно, Рому Семён знал не так хорошо, как Денис, а его жену видел только раз, но и того раза ему хватило, чтобы понять, как трепетно и заботливо парень относится к своей молодой супруге, и какой взаимностью отвечает ему она. В то, что сказал Дэн, верилось с трудом. — Запил он, что ли? — нахмурился Семён. — Не-ет. Он вообще не пьет. Но злой стал, как собака. Не знаю, что на него нашло. Еще вчера забегал к нему, все нормально было. Ворковали меж собой, веселые, как всегда. А сегодня захожу — орут друг на друга. Вопят, аж стекла звякают. А Нинка-то! Ты б ее видел! Ни разу не видел, чтоб робкая девка в такую мегеру превращалась за один день, — пожаловался Денис. По нему было видно, что состояние лучшего друга и его семьи для него не на последнем месте. Денис искренне переживал за друга, и, кажется, собирался залить свое переживание чем-то покрепче, чтобы приглушить отчаяние. — А ты-то здесь при чем? Ты чего с ним повздорил? — Так они ором не ограничились. Он ее за космы схватил и давай таскать да лупить по лицу. Я разнимать бросился, самому неслабо влетело. А он мне и говорит, мол, что ты въешься тут, такой-сякой, только и ждешь, чтобы с моей женой наедине остаться. Я ему говорю, мол, ебанулся что ли, милый друг? А он припомнил тот раз, когда я пошутил, что он потонет, а я на Нинке женюсь. Сём, да это когда было то! — махнул рукой Денис, кашлянул еще раз и сплюнул на землю. — В шутку я тогда сказал. А он… Не знаю, что на них нашло. Я такого еще не видел. Неспроста это все.       Сёма помолчал. Сигарета в застывших на вечернем холоде пальцах давно истлела до фильтра. Выбросив ее, он достал две новые, одну сунул в рот, вторую протянул товарищу, который все еще был весь на нервах. Тот прикурил, зябко поежился, внимательно зачем-то изучил Сёма с ног до головы, даже открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал и отвел взгляд. — Что-то еще? — поинтересовался Семён, которого вся эта ситуация озадачила не меньше. — Да нет, — махнул головой Денис, стряхивая пепел на землю, а сам продолжал изводиться рядом, пока не сдался, в конце концов. — Ну, вообще-то да. Сёмыч, ты только не смейся. Тут про тебя молва ходит, что ты той ведьмы внук, — начал Дениска боязливо, повесив на лицо маску безразличия, мол, сам не верю, и не поверю, и обсмеять готов всю эту чушь. Сёма вздохнул. — Правнук, — поправил он, а у друга глаза стали значительно шире. — Нихуя себе, — прикрыл он рот ладонью, а потом кашлянул. — Бабки правду говорят, что ли? И что, ты тоже фокусы вытворяешь? — Да с чего бы это? — спросил Сёма, выпуская струйку сизого дыма изо рта. Денис пожал плечами. — Что еще бабки говорят? — Ну, что… Мол, раз ты в проклятом доме живешь без проблем, значит сам во всем этом шаришь, — рассказал друг. — Дэн, тебе реально заняться нечем? Ты что, во все это веришь? — спросил со смешком Сёма, и друг мгновенно словил конфуз. Нахмурился, надулся и фыркнул, мол, больно надо. Семёну было немного неловко пристыжать товарища, учитывая то, что тот, в общем-то, прав, и ему приходится все отрицать. Но не признавать же, в конце-то концов. — Нет. Вот еще. У меня просто мать суеверная. Порой так на мозг накапает, что неволей начинаешь загоняться. Она вот думает, к примеру, что на Ромку с Нинкой порчу навели. Не могут люди так резко ссориться ни с чего, на ровном месте. Вот. — И что, ты думаешь, что это я?       Денис удивился, хмыкнул и покачал головой. — Да нет! Нет, ты что. То, что ты ведьмин правнук, не значит же, что ты тоже… того, — неопределенно махнул рукой Денис, и непонятно, что имел в виду. Того — в смысле поехавший, или что-то более безобидное? Переспрашивать Семён не стал. — Не значит, — согласился он, докурил свою сигарету и затоптал подошвой. — Значит, это кто-то другой. Потому что… Блядь, ну нет, не могли они так поссориться без вмешательства со стороны, — раздосадовано выпалил Дэн и пнул лежащий под носком ботинка камешек. — Может, недоброжелатели есть? — зачем-то спросил Семён. Ему тоже было крайне жаль молодую семью, которой грозит болезненный разрыв отношений, если он уже не наступил.       Денис оживился, закивал. — А то! Ходить далеко не надо! Теща Ромкина, Нинки мать, чтоб ее. Они еще как подростками познакомились да сдружились, она все ядом харкалась. Ромка-то, он же сирота. Родители у него того… К бутылке больно часто прикладывались, вот и спились раз до смерти. Мать Нинки и думала, что он от предков своих, как то яблочко, недалеко упадет. А Ромка этого всего в детстве натерпелся, так на водку и смотреть не может. А все равно его теща люто невзлюбила. На свадьбе не была, благословения не давала. А сейчас-то счастлива, небось, на седьмом небе, — ругался Денис с искренним негодованием, снова плюнул себе под ноги в сердцах, а потом на часы на руке глянул и охнул. — Магазин-то уж закроется сейчас. Заболтался я с тобой, — вздохнул он и руку протянул. — Да-а, дела, — протянул Сёма, руку товарища пожал и кивнул в сторону сельпо. — Ты тоже не налегай на крепкое. Не дрейфь давай, образуется все. — Да я так… Тоска гложет, — пожаловался Денис, а потом махнул рукой, отвернулся и зашел в магазин, откуда тут же послышался недовольный громкий говор Зойки, которая уже собиралась закрываться.       Разговор пусть и не отнял много времени, но уже успело прилично стемнеть. Всю дорогу домой Сёма размышлял о том, что рассказал ему Денис, и тоже не оставляла его в покое мысль, что не бывает таких причин, по каким крепко любящие друг друга люди крыли бы друг друга последними словами и затевали драку. Хотя, и люди разные бывают, но в данном случае все было странно. Очень странно. И Сёма, отпирая замок на двери дома, решил, что разъяснить ситуацию сможет только Федька, который явится не раньше, чем после полуночи.