Put me in the dark

      — Хей, ребёнок.       Конора трогают за плечо, и он оборачивается, с удивлением и радостью обнаруживая перед собой Фила. Парня не было в университете две недели, а Конор находится с ним не в тех отношениях, чтобы спрашивать на Фейсбуке, в порядке ли он. Но теперь Фил здесь, трогает Конора за плечо и зовёт ребёнком. «Хоть сучка, дорогой», — говорит что-то смелое внутри юноши, который млеет и не знает, как контролировать себя теперь, когда впервые за столько дней он видит главный светоч своей студенческой жизни.       — Привет.       — Скучал?       «Скучал», — Конору кажется, что он говорит это, но в реальности он боится раскрыть рот, чтобы признаться.       — Вижу, что да, — как обычно, справляется за него Фил. — Я много пропустил, так что теперь клянчу у всех лекции и лабораторки. Вот и до тебя добрался.       Конор оглядывает пустой коридор университета, чтобы убедиться, что это не пранк разбитым сердцем. Но ведь это Фил, какие пранки.       — Зачем до меня?       — Как зачем? — Парень улыбается ему с хитрым прищуром, словно играет с Конором. Он, наверное, чувствует слабость юноши перед ним и позволяет себе вольности в поведении. Конор отстоять их прежние стандарты поведения не может — пускай новые пугают, — и Фил едва заметно нависает над ним. — Взять у тебя лекции.       — У тебя есть одногруппники.       — Да, но тебе я доверяю больше.       Конор сглатывает и кивает деловито, как будто всё до этого было проверкой Фила и он её прошёл. Со стороны это, конечно же, больше похоже на проверку Конора, особенно когда он сжимает пальцы на лямке своей сумки, а его взгляд изредка сползает на губы Фила или его широкую грудь.       — Хорошо.       — Круто, где ты живёшь?       — В тридцать первой.       — Тогда я зайду вечером.       — Ладно.       Конор не дышит, пока Фил не скрывается за поворотом, зато после этого дышит так загнанно, как будто выполнил задание ЦРУ. Фил общается с ним, как с другом — это плохо или хорошо? «Он общается со мной», — решает радоваться Конор. В конце концов, долгое время он видел его только на заставке своего смартфона, а теперь мало того, что парень вернулся, так ещё и хочет зайти к нему вечером…       «Будет слишком глупо, если у меня встанет от нахождения Фила в моей комнате?»       Очевидно, это будет перигеем самооценки Конора.       Он не знает зачем — стереотипы ли, навязанные кинематографом, рациональное ли зерно внутри его сумасшедшей головы, — но он убирает всю комнату, даже часть Доминика, которого по возвращении будет ждать огромный сюрприз. Возможно, он даже решит, что это белочка. Конору самому кажется, что это белочка, ведь какая Филу разница, чисто или грязно у него в комнате? Просто юноше хочется довести до идеала то, что в его силах, и если его тело вышло из-под контроля, то с возвращением приставки в коробку и тараканов в их убежища он ещё способен справиться.       Его мама действительно гордилась бы им, увидев такую комнату «хорошего мальчика», а желания Конора лежат примерно в диапазоне «Фил увидит, какой я хороший»-«Фил сделает меня плохим».       Может, Конор смог бы убираться так каждый день, если бы Фил сделал.       Нет, лучше они будут рок-звёздами.       Он как раз убирает ворох нотных листов со своими песенками, когда в дверь стучат. Конечно же, Конора передёргивает от неожиданности. Конечно же, он разбрасывает листы по полу. Конечно же, он как бешеный орёт «войдите», так глупо боясь, что человек за дверью не дождётся.       — Привет? — Спрашивает, заглянув, Фил.       — Да-да, привет, — кивает ему Конор, нещадно пихая листы в тумбу, — заходи, тетрадь на столе.       «Какого чёрта ты несёшь, — злится юноша на себя, отворачиваясь и сосредотачиваясь на запихивании нот, — ты ведь хотел предложить ему кофе, чтобы он остался».       — Ты даже не представляешь, — говорят за спиной и шуршат страницами, — как я рад, что твоя тетрадка просто розовая. За всё переписывание я уже насмотрелся на тетрадки с мемами две тысячи десятого.       — Обязательно напиши об этом Анджелине, — пыхтит Конор.       Несмотря на хамство, а точнее, в ответ на него Фил коротко смеётся и тянет дурацким голосом:       — У тебя же такое было? И не говори, что нет.*       — Ладно, — тяжело дыша соглашается Конор и пытается закрыть ящик, — это отвратительно, ты прав.       — Сколько время?       — Мой телефон на столе… — выдыхает юноша, уже близкий к порядку. «А хотелось бы так тяжело дышать будучи близким к беспорядку».       — У меня репетиция в девять, но я надеюсь успеть пообсуждать старые мемы и…       Стук! Ящик наконец закрыт, и Конор поднимается. «Неужели он только что сказал, что хочет провести со мной время?» — счастливо думает он, хотя этот же факт делает Фила фриком в его глазах. Неужели этому идеальному парню не с кем поговорить?       — И что? — Конор оборачивается и смотрит на Фила. — Ты не договорил.       Да, Фил не закончил фразу. Но Конор не додумал простую мысль, когда сказал «мой телефон на столе».       Внутри холодеет, ладони не чувствуют ткань джинс от напряжения, и кажется, что от испуга его сердце сейчас остановится. Но что действительно страшно — оглушающий стыд за то, что Фил увидел на экране его мобильника. Может, не увидел?       «Нет, — признаётся себе Конор, — он смотрит в экран прямо сейчас, и если у него нет астигматизма…»       Судя по взгляду, который Фил поднимает на него, астигматизма нет. Он прочищает горло.       — Я полагаю, ты можешь мне всё объяснить.       «На самом деле, я ничерта не могу объяснить». Конор кивает.       — Объясни, пожалуйста.       И Конор молчит. Он всегда теряет способность разговаривать связно рядом с Филом, да, но теперь это другое — что он может сказать парню теперь, когда вся грязь его существа, вся мерзость и вся дрянь из его головы лежит у Фила в руках? Прости, я хочу тебя? Это просто для дрочева? Может, накажешь меня?       — Это что… те лейкопластыри, что я дал тебе?       Фил делает шаг и берёт маленькую капсулу, в которой, чёрт, действительно лежат лейкопластыри, что он дал Конору несколько недель назад. Шаг такой маленький, и между ними всё ещё целая комната, но юношу коробит, словно Фил может подойти и ударить его. Сейчас его коробит от каждого вдоха, ведь достаточно ли он знает парня напротив? И Конор, в конце концов, никогда не был в такой ситуации, чтобы быть готовым к чему-то, ожидать чего-то. Единственное, чему научила его жизнь, — в ситуациях, как эта, ожидать худшее. Возможно, Фил выкинет его в окно?       — Да. — Отвечает Конор без глупых попыток оттереть свою покрытую дерьмом честь.       Потому что да, он действительно снял их и засунул в капсулу для берушей, чтобы частичка невозможного парня всегда была с ним.       — Ты сохранил их. — Говорит Фил сам для себя и даже не смотрит на Конора, словно всё решится без него. — И поставил на заставку мою фотографию, которую сделал тайком.       Он поворачивается, чтобы снова взглянуть на юношу этим тяжёлым, суровым взглядом, и теперь Конору не обидно за то, что он не участвует в решении своей судьбы, теперь он просто напуган, ведь он горазд сделать всё ещё хуже, чем если бы Фил додумал всё сам. Хотя бы потому, что Филу не хватит извращённости предположить реальное положение дел в голове Конора.       Фил делает аккуратный шаг к юноше, а тот, опустив голову, выдавливает из себя жалкое подобие оправданий:       — Я не знаю, как это объяснить… всё это недоразумение, наверное…       Конор постепенно отходит назад, по привычке забиваясь в угол, но вместо тёмного угла его копчик встречает угол стола. Филу приходится идти за Конором, постепенно сокращая расстояние, чтобы если не заглянуть в его лицо, то хотя бы расслышать его слова.       — Фото вообще не я сделал…       Конор так усиленно пытается врать, чтобы выкрутиться, что не анализирует элементарную информацию: например, ботинки Фила стоят около его ног или тот факт, что сейчас он может различить его дыхание. Нет, Конор в такой панике, что никак не заткнётся.       — То есть, я, но меня попросили, одна девушка…       — Какая? — Звучит прямо над головой.       — Эм, не очень красивая, в общем, забудь…       Это происходит в считанные секунды: пальцы хватают подбородок Конора и поднимают лицо, а губы прижимаются к его губам. Страшно подумать — он и не думает, — но это поцелуй, и губы Фила грубые, но его движения — наоборот, мягкие, лёгкие, уважительные. Это лучше любой фантазии Конора, потому что реально, но одновременно хуже, потому что через пару мгновений это заканчивается.       — Конор, — Фил берёт в ладони его лицо, чтобы упрямый юноша не спрятался от него снова, — я не дурак.       — Жаль, — одними губами произносит Конор.       Фил улыбается ему и спрашивает:       — Можно поцеловать тебя?       Можно ли невероятному Филипу Блейку поцеловать непутёвого Конора Мейсона? Нет, конечно, нет, это грозит катаклизмами, исчезновением магнитного поля Земли, остыванием ядра, улётом Луны… В конце концов, Конор делает своей головой что-то непонятное, что расценивается, к сожалению, умным Филом как согласие, и он раскрывает языком рот юноши, обласкивая его, застывшего в недоумении. Поверит ли парень, если Конор скажет ему, что это его первый поцелуй? Нужно ли ему об этом знать? Конор не знает, и ему бы постараться, начать повторять за Филом, чтобы у того не было ощущения древесины под языком, но юноша только и может, что млеть, особенно когда ладони парня спускаются по телу к его талии.       Особенно, когда сильные руки прижимают его к сильному телу.       Конор чудом обращает внимание на свои руки, когда Фил ведёт кончиком языка по его языку, и понимает, что вцепился ими в грудки парня. Это, кажется, неудобно и глупо, но у Конора по-другому никогда и не получалось, а ещё Фил не жалуется, что делает идеального его ещё идеальней. Возможно, он просто занят вылизыванием рта Конора.       Господи, ты что, существуешь? Иначе как всё пришло к тому, что Филип Блейк целует его так страстно и прижимает к себе так жадно?       «Что-то здесь не так», — подсказывает почти отключившийся мозг Конору и использует его рот против него самого, когда Фил даёт передышку им обоим.       — Почему ты это делаешь? — Шепчет Конор в попытке найти рациональное зерно этой ситуации. — Если ты жалеешь меня…       — Конор, — прерывают его, — это похоже на жалость?       Фил берёт ладонь со своей груди и перекладывает её на свой пах, туда, где горячо и, Господи, не помещается в маленькую ладошку Конора.       Конор делает судорожный вдох: он большой. Очень большой. В ответ юноша мотает головой. Фил же в ответ подхватывает крохотного для него Конора и сажает на стол позади, после чего сам кладёт ладонь на его пах:       — Можно?       То, как Фил уважает его желания, заводит Конора даже больше, чем все те мечты о том, как парень просто нагнёт его и выебет. «Да, конечно, можно, тебе можно всё, глупый». И Конор кивает.