Дорога из жёлтого кирпича

      У Баки получилось зажить по-человечески: он стал работать грузчиком на складе, иногда даже сдавал металл на переработку (рука не в счёт), научился готовить в небольшой квартире, научился говорить и видеть мир как обычный человек. Никаких миражей ему не виделось, смутно знакомые имена больше не беспокоили, а окружающие научились не обращать на него внимания. Или он сумел держать себя в руках. Один день сменялся другим, и мужчина успел привыкнуть к яркому и оживлённому Бухаресту. Здесь много детей, постоянно раздражала его эта мысль, но со временем они стали приносить лишь бодрость, озабоченные только жизнью люди не вызывали подозрений, и Джеймс наконец понимал, что это такое — жизнь. Потому что раньше жизнь была дерьмом. Даже Солдат это признал.       Его день состоял из румынского акцента, духоты и мыслей. Поначалу думать было трудно, но сейчас он рад, что может подмечать повседневные детали, вроде появления щетины на себе и соседе, определять, каким взглядом на него смотрят люди, думать о том, какое же солнце тупое изобретение. Будь у Барнса возможность — исколотил бы до смерти, ведь холод намного лучше, чем в очередной раз испечённые мозги. Да, знакомое ощущение. От него бросало в дрожь, разум сжимало до крохотной амёбы. В такие моменты мужчина мельком погружался в воспоминания о тех днях, но отпускало, благо, быстро.       Джеймс шёл на работу, когда увидел девочку, искрящуюся счастьем. Разносчица еды, подумал он, присмотревшись к одежде. Она неслась на всех парах, уже явно изнурённая, физически хорошо подготовленная, всё ещё улыбающаяся. Где-то он слышал, что такими типами восхищаются: они выносят проблемы с улыбкой на лице, не показывают слабостей. Ему казалось, что закрывать глаза на проблемы — вовсе не то, чем стоило бы гордиться. Лично Баки все проблемы решал с чёткой целью и ясным планом. Слабостей он себе не позволял, так что их не было. По-прежнему смотря вслед ушедшей девочке, мужчина понял, что ведёт себя, как маньяк, и устремился дальше. У ограждения его встретил молодой парень с на удивление крепкими мускулами — даже у Джеймса не такие. Парня звали Штефан Робу, и с лица его никогда не сходила кислая мина. По его словам, всему виной семья.       — Трёх часов хватит, думаю, — задумчиво сказал Баки, принимая рукопожатие, а затем удалился за перчатками.       Помимо него на работу сегодня пришли два юнца, постоянно болтавших о нашумевших супергероях, и это несказанно бесило Барнса. Он рефлекторно проверял каждую коробку, прежде чем отправить в руки других сотрудников. В коробках содержались одни только CD-диски. Мужчина искренне не понимал, почему он носится с этими дисками, и искренне верил, что не удивится, если через пару дней весь Бухарест будет слушать фифти сентов. Не то чтобы он не любил рэп, нет, ему нравится музыка Эминема и Джей-Зи, но было непривычно таскать диски. Разве что на них содержится засекреченная информация ФБР.       Ещё Джеймс общался с психологом. Он считал, что лучше понемногу изучать себя, чем ходить к психотерапевтам на вынос мозга. Да и не хотелось — сдали бы полиции со всеми потрохами. Госслужащих и уголовников он избегал осознанно и неосознанно, но в этом городе никогда не заметал следы. Напротив, посещал музыкальные концерты, выставки современного и старого искусства, театральные и оперные постановки… Ему чертовски нравилось тратить время впустую, как это бы назвал Солдат. Только телефоны и различные технологии раздражали — ему, как-никак, сотка лет стукнула, с таких штук он кроме звонков ничего делать не умеет. Ну, если не считать изучение хакерских систем и их взламывания, конечно, в прошлом. С криминалом он покончил.       Как прежде Баки выразился, трёх часов хватило. Он окинул взглядом уже пустующее помещение, вышел на улицу, к грузовикам, и оттуда пошёл на стоянку. Его японская Субару стоит здесь со вчерашнего дня, и мужчина должен признать, что соскучился. Ему определённо нравились современные машины, особенно компактные. Конечно, антиквариаты-бьюики, американские хаммеры и кадиллаки, немецкие бэхи и европейские бентли ему нравились тоже. По старым альфа ромео и линкольнам он сильно ностальгировал, а Металлика и Лимп Бизкит лишь способствуют этому.       Мужчина неплохо изучил современную культуру и её субкультуры, большинство из которых казались чем-то абсурдным. Зато очень нравились кинематографические франшизы, вроде звёздных войн, индианы джонс, голодных игр, форсажа, бондианы… Качество фильмов превысило все джеймсовские ожидания.       Заведя машину и открыв все окна, Баки поехал. Он гнал. Скорость всегда помогала ему расслабиться, прочувствовать крохотного себя в этом большущем мире, для полноты картины закрытых глаз и сигары во рту не хватает. Но курить ему определённо нравилось, особенно в самые паскудные минуты самых гадких дней. Мужчина глубоко затягивался, курил до фильтра, а затем пил до дна. Наутро просыпался с тупой болью в голове, съедал всю китайскую кухню, брал отгул и спал. После очередной такой субботы он пошёл на рынок. Жить китайкой уже порядком надоело, хотелось французского мяса, армянского шашлыка, американского стейка и вообще мяса. Вернулся домой Барнс с огромными пакетами, набитыми продуктами. Живая рука чуть ныла, а жрать всё хотелось, думал он, включая плиту. Готовка тоже в какой-то степени приносила спокойствие, ощущение беззаботности. «Song 2» от Blur играла во всю, и Баки готовил, сильно стуча ногой о пол, пока руки перчили свинину, помещали в духовку. Сорок минут ожидания прошли без дела, как и весь оставшийся день.       Настроения не было. Рабочий день затянулся до самого вечера, на машине осталась царапина, в голове стоял скрежет неизвестного происхождения. Он приехал домой в прескверном расположении духа, готовый убивать, с таким же скверным предчувствием. Мужчина сел за рабочий стол, открыл черновик, начал писать, когда скрежет в голове стал громче. Наряду с этим за входной дверью началась возня, отчего Джеймс насторожился, припрятав свой полуавтоматический пистолет в карман. Он аккуратно прошёл в коридор, уже слыша, как женский голос бормочет что-то неразборчиво. Напряжение не спало, потому что через глазок виднелась рыжая макушка, и если Наташа пришла сюда, то мужчина готов уходить. Затем девушка обернулась, стихла и постучала. Баки ждал. А затем рывком схватил за шею, приложил к стене и захлопнул дверь. Та даже не вскрикнула, сопротивления прекратила почти сразу же, а затем уставилась своими тёплыми летними глазами в его — зимние.       Встретившись, наконец, взглядами, Мия чувствовала счастье с неким с оттенком отчаяния. Сонная артерия болела тупой болью, удушения не чувствовалось, — просто боль. Та же боль ощущалась в голове, правда, от заново полученных воспоминаний и чувств. Баки уже второй день живёт, словно с похмелья, точно сама Мия. Неприятная тяжесть сковала мозги, когда девушка поняла, что должна сказать.       — Николь Бёрнс, первая и единственная… — ни один мускул на его лице не дрогнул. — По кому ты… вы, чёрт, питали чувства, и вообще, с кем по-настоящему, — а на её лице мускулы, кажется, лопались. — А ведь Стив хотел, чтобы Баки больше никогда не убивал… гражданских.       Сработало. А, нет… Внезапно она ощутила, как боль усилилась, и никакой адреналин не спасал. Несколько секунд мужчина сдавливал шею сильнее, будто в приступе гнева, а когда девичье тело уж совсем обмякло, резко оторвал руку, потому что у неё был стивовский взгляд. Красноречивый: «Если ты меня сейчас убьёшь, то я действительно буду с тобой до конца». И никаких криков, сопротивлений. Барнс злился.       — До того, как я пришла, — Мия подала голос спустя минуту. — Вы думали о том, что хотели бы познакомиться с Клинтом Иствудом, — и поражалась тому, насколько ровным звучит её голос на фоне гудения в ушах. Сейчас было намного легче, потому что, наверное, адреналин всё-таки заиграл. У неё всегда была тормознутая реакция.       Пока незнакомка, твердящая ненормальные вещи о Джеймсе, сидела неподвижно, лишь касаясь шеи, мужчина не терял бдительности: теперь она сидит там же, у входа, с тем же непроницаемым лицом, со связанными руками и ногами.       — ЩИТ? Гидра? Государство? — вкрадчиво начал он.       — Поуис, — уголки её губ приподнялись вместе со взглядом. — Мия Поуис, очень приятно. Работаю учителем в школе, люблю вино и читать память людей. Каюсь.       Солдат слов не понял, шутки не оценил.       — Я не охотник, — пришло время объяснений. — На вас мне откровенно плевать, наверное, я сама не знаю уже, зачем пришла. Но пару дней назад мы пересеклись на рынке, у вас были пакеты с продуктами, тёмная кепка, синяя рубашка и вы думали о том, как бы поскорее оттуда свалить. Я думала о том же.       Солдат неодобрительно косился на неё, пряча свой Сиг-Сауэр 220 под слоем джинс. Тогда, на рынке, он действительно думал о самом коротком пути с длинной аллеи до дома, но из её профиля вспомнились лишь яркие волосы.       — Я тебе не верю.       — Я знаю. — Твёрдо сказала девушка. — Знаю и то, что в вашем пистолете осталось всего три пули, которыми вы запросто прикончите меня. А ещё на кухне вы храните свой личный оружейный склад, больше всего вы дорожите винтовкой М82, даже несмотря на то, что она была выдана Гидрой, — слова давались с небольшим усилием, зато должного эффекта она почти добилась. — Бак, как можно держать оружие в собственном доме, а потом ещё и хвастаться всей школе?..       Солдату показалось, что она в него выстрелила. У кого там склад оружия на кухне?       — Ты читаешь мысли? Эксперимент Гидры?       Мия невольно усмехнулась.       — Если бы… просто мутант. Наверное. Из нас двоих скорее вы эксперимент, — она взглянула на него снизу вверх и опешила: тот крючился. Это система ломалась. Вот так слова Стива влияют на сержанта Барнса.       Прошло четыре часа. Они познакомились по-человечески лишь после того, как девушка продемонстрировала свою способность на знакомых Джеймса, который убедился в том, что у Штефана действительно проблемы с семьёй, а способность реальна, и мужчина уже видел подобное пару десятков лет назад. Он сам не понял, зачем и почему потратил столько времени на какую-то незнакомку, пародирующую Роджерса. Баки узнал, какого чёрта он Баки, когда впервые поцеловался с девушкой, какую боль испытывал, прижигая рану на войне, как однажды отругал сопляка Стива за поддельные документы, и даже то, что ему снилось вчера, и почему он этот сон решил забыть…       Мужчина был всё так же немногословен, просто слушая, как Мия на нервах рассказывает об его любви к машинам, боевикам и оружию.       — Я бы хотела уметь пользоваться винтовкой, — не без энтузиазма говорила она, — быть снайпером, как вы. Или хотя бы повысить гемоглобин, потому что малокровие так надоело! Раньше я была атакующим защитником в своей команде, и тренер меня даже уважал, ведь я забивала чаще остальных, даже если бросала трёшки, — успокоилась.       — Я тоже играл в баскетбол, да? — Баки говорил приятным низким голосом. Девушке это чертовски нравилось, морду ему набить уже не хотелось.       — Аж с младшей школы, — Поуис чуть нахмурилась. — В казармах тоже был мяч, ну, думаю, это вам известно. В музее писали тоже.       Говорилось почему-то легко, не было страшно бросить лишнее слово, как в квартире Барнса. Там стояло напряжение. А здесь, в парке, ночью, на скамейке, было очень даже комфортно. Люди изредка проходили по тропинкам, даже не смотря по сторонам, словно было совсем безопасно. А мужчина, в свою очередь, смотрел на что угодно, но только не на неё, только иногда кидая долгие взгляды. Один раз он даже сказал, что девушка слишком маленькая для человека.       — Ваши шутки слишком глупы для человека, — Баки смотрел вдаль, лицо его было серьёзно, и у неё тоже. — Несмотря на то, что я короткая, себя я люблю. И остальные тоже любят, — задорно лгала девушка. Любили её только те, кто видел не больше трёх раз, и Мия подозревала, что с Фрэнки, школьниками и Барнсом будет то же самое. Этого не хотелось, но было неизбежно. — Кстати, в 2007 я тоже размазывала подводку вокруг глаз. Это было модно. Не знала, что Солдат тоже следует моде, но это классно. — Тут она не лгала, даже напротив. — В Румынии особо не думаешь о таком: тут скорее делаешь, чем говоришь. Слово я не всегда держу, так что это даже в плюс. Говорю мало, просто с вами другая ситуация, а так, когда я подавала голос, меня слушали. Сейчас ничего не поменялось. Не привыкайте к моей многословности, — она улыбнулась, смотря точно на него. Мужчина сидел на другом конце скамьи, и всем свои видом говорил, что ему нейтрально всё происходящее здесь. — Вам нужно только проследить, чтоб я ничего не сделала?       — Да.       — Могу пообещать, что просто пойду домой и лягу спать…       — Сама недавно сказала, что обещания не выполняешь, — Барнс ухмыльнулся.       — Мои же слова против меня, — она тоже хмыкнула. — Умно. Но я точно пойду домой, потому что вы видите мои мешки под глазами? Они, наверное, уже стали чёрными, я ведь пару дней назад в край напилась, и спала мало для своего состояния, вы поверьте, сами же недавно пили… Ну и, нам, в принципе, терять нечего, — налегло спокойствие. — В школе я ещё не успела даже двух дней побывать, друзей нет, семья дурная. Только от еды бы не отказалась. Еды от Католины, если в идеале. Мне так понравилось её имя и улыбка!       — О чём ты?       — А, ну, вы тоже её видели. По пути на работу. Такая миловидная брюнетка пробежала недалеко от вас, вам ещё показалось, что та не снимет улыбку с лица никогда.       — Точно, — догадливо бросил Барнс, прежде чем прикрыть глаза.       Мия тоже замолчала, будто мужчина заснёт здесь, в компании какой-то незнакомки. Она ещё долго изучала свою и чужую обувь, чужую чёрную рубашку, тёмные джинсовые брюки, грубую обувь, камуфляжную кепку; свою кожаную куртку и кожаные перчатки, которые она сильно полюбила, точно Баки свою японскую Субару, свои джинсы, шарф, наушники… Спустя полчаса Джеймс поднялся, огляделся и выдохнул. Уснула. Он убедился, что запомнил её адрес, а затем ушёл, оставив на прощание лишь невесомое прикосновение.