Рождественский челлендж (сборник текстов)

«…а сегодня Тилли ходила на распродажу и принесла печенье — помнишь, мы тогда с тобой ели в кондитерской? Ёлочки в помадке, человечки в колпачках… Угощала всех, и меня тоже. Но мне что-то… не полезло. Вот такие у меня дела, Ларри, Хранитель Бруклина». Минуты через две я понял, что сижу с планшетом на коленях, тупо уставившись в стену. Как будто на ней большими буквами написано, какой я непроходимый кретин. Нет, вначале все было как обычно: решил с утра в выходной проверить почту, увидел письмо из Лондона, улыбнулся, как дурак, сразу начал читать: «Вторую неделю дождь, по слухам — тут на Рождество всегда так, если будет снег — значит, повезло. Папа ворчит, что у него от лондонской погоды суставы ломит. Мама всё время говорит: „Не переживай, сынок, мы тебе девушку хорошую найдём“. Ланс вчера перебрал имбирного эля и гонялся за Трикси, еле удалось его угомонить…» А потом про печенье. И последняя строчка. Он никогда так не писал. И я… понял. Четвёртый фараон четвёртой династии не может, чёрт его дери, написать, что ему хреново. Что он скучает. Что у него это печенье, которое много лет назад мы с ним трескали в кондитерской у Центрального парка, сейчас колом встало в горле, потому что горло перехватило, и пришлось хорошо так взять себя в руки, чтобы не выдать своих эмоций. Статус не позволяет, так его и разэтак. Но вот эти слова, что он мне тогда сказал, при прощании, когда на слове «Хранитель» у него недвусмысленно сорвался голос, — это пароль. «Я больше не могу. Мне плохо. Я удавлюсь от тоски». А отзыв… какой отзыв? Я беру планшет и иду на знакомую закладку. Если будет эконом — мне повезло, ещё останутся деньги. Если не будет… Чёрт. Одно место. В бизнес-классе. Денег не останется совсем. Но хватает. Под завязку. Оплатить. Вылет через три часа. И вот теперь — можно отвечать. «Привет, Ак! В Лондоне и вправду всегда такая погода, почему все и шутят, что англичане такие мрачные. Вот и папе твоему достаётся: суставы по такой погоде правда ноют, надо будет ему купить согревающую мазь. Мама — ну она мама, у меня такая же была: у мамы должны быть мечты, особенно когда её сын такой грустный. Кстати, вылетаю через три часа, прибываю в двадцать три по вашему, к полуночи буду». Отправить. Обратного билета нет: не на что купить. Там разберёмся. В кармане наличка на такси и ещё резервный полтинник. Один из приятелей недавно вернул долг. Говорю таксисту: — Первое: спешу в аэропорт. Второе — нужно завернуть в кондитерскую у Центрального парка, подождите, я быстро. Пакет летит со мной в салоне, никаких претензий: ручная кладь. Таможенник в Лондоне только усмехается: — Праздновать едете? И то дело, Рождество на носу. А когда я, запыхавшись, вбегаю в египетский зал, только и успеваю сказать: — Тише, тише! Помнёшь! Ак с явной неохотой отпускает меня и хмурится: — Что это? Я раскрываю многострадальный пакет. Ак засовывает туда нос и улыбается: в пакете ёлочки в помадке и бусинах, человечки в колпачках, шоколадные шары в ярких обёртках и мандарины. — А горячий шоколад и кофе я привёз в пакетиках. Кипяток есть? Кипяток у Тилли в сторожке, и пока кипит чайник, Тилли пялится на меня: — Ларри? Как? Откуда? Зачем? Я улыбаюсь в ответ: — На самолёте. Из Нью-Йорка. Печенье вот Аку привёз. — Да вы чокнулись оба, я вчера здесь точно такое же купила! Мы с Аком переглядываемся: ну нет, не такое же. Мне ещё предстоит разбираться с обратным билетом, с пропущенными занятиями, с финансами вообще, но сейчас три дня до Рождества, я в Лондоне, Ак смотрит на меня такими глазами, что у меня дрожь бежит по позвоночнику, и я рассчитываю проторчать здесь минимум неделю. Не будь я Ларри, Хранитель Бруклина.