И это цена справедливости? Абсурд!

      Драко сидел в гостиной и рассеянно смотрел на шепчущихся однокурсников. С боку от него устроилась Панси, листавшая новый выпуск «Ведьминого досуга». Иногда наталкиваясь на какую-нибудь статью про роман своих кумиров, она поднимала глаза и кидала на него смущённо-восхищённые взгляды.       Драко жалел, что ужин уже прошёл и нет возможности куда-нибудь сбежать от подруги, у которой вошло в привычку донимать его жалобами на то, как же её раздражает предатель Уизли и как же она ему, Драко, сочувствует, ведь ему-то приходится иметь дело и вовсе с мерзкой грязнокровкой. В принципе, это была основной темой разговоров Панси на протяжении всего обучения в Хогвартсе, но никогда это не раздражало так сильно, как сейчас.       Он не понимал. Что же изменилось? Но это изменение было. Почти неуловимое, призрачное. Хотелось встать и уйти из полной гостиной. Побродить пару часов в полном одиночестве, чего раньше Малфой никогда не делал.       — Драко, как думаешь, сколько нам ещё отрабатывать? — снова стала донимать Панси.       — Пока Снейпу не надоест, — вяло ответил он.       Драко пристальным взглядом обвёл присутствующих студентов и с раздражением отметил, что Блейза среди них не было. Вот с кем Драко пообщался бы. Но Блейз, как всегда, где-то гулял и скорее всего не один. Оставались ещё Крэбб с Гойлом. Но разговаривать о чём-либо с этими двумя почему-то не хотелось.       — Бесит уже, — снова жаловалась Панси. Она закинула ногу на ногу, подперев голову рукой, равнодушно просматривала колдографии с какой-то премьеры в журнале.       Драко устало закатил глаза и поднялся, намереваясь всё-таки побродить несколько часов в одиночестве.       — Драко, ты куда? — тут же спросила Панси, поднимая на него глаза. Она отчётливо чувствовала его немое раздражение, но быстро списывала это на усталость из-за дурацких заданий.       — Пойду к Снейпу и узнаю, сколько нам ещё мучиться, — буднично сказал Драко.       — Замечательно! — Глаза Панси просияли.       — Угу, — Драко передёрнуло.       Выбравшись, как можно скорее из помещения, он с наслаждением вздохнул вечерний воздух, который просачивался в замок, через множество открытых окон. Запахи увядшей листвы смешивались с лёгким, но уже заметным ароматом морозца скорой зимы. Хотелось скорее увидеть заснеженные шапки деревьев и замерзшее озеро, пройтись по Хогсмиду. Когда всё вокруг дышит скорым праздником, запахи сладостей, остролиста и елей наполняют замок, а свечи тысячи огней играют на волшебных сосульках.       Малфой, засунув руки в карманы, пошёл по погружённому в полумрак коридору. Огни фонарей слабо горели, бросая на стены зыбкие тени. Драко чувствовал, как осенняя тоска пропитывает его. Хотя и поздновато она пришла. Зима уже стучится в ворота, а тут напала хандра.        Он бы многое отдал за возможность перемотать серые будни и оказаться на праздничном ужине перед зимними каникулами. Может, Драко и кривил душой, говоря, что до истинного новогоднего торжества со всей его роскошью и непомерными масштабами школе далеко и их иллюминация с сосульками и в ряд поставленными елями всего лишь жалкая пародия, но Рождество в Хогвартсе он любил. За его тысячи огней, сверкающих на елочных шарах, за пудинги и апельсины, за хлопушки и веселье.       В фамильном поместье такого никогда не было. Чинный ужин, не лишённый роскоши и шарма, со всеми родственниками, скупой обмен подарков, в котором каждый стремится перещеголять другого, а не угодить самому адресату подарка. Как же скучны все эти фамильярные и чёрствые правила. Иногда Драко искренне завидовал Уизли, которых и не ждали богатые подарки, а убогие вязаные свитера, но он мог поспорить на весь шоколад мира, что праздник у них проходит куда веселее. С танцами и песнями.       В мыслях нарисовался образ зубрилки Гриффиндора. Почему-то она имела плотную связь с этим семейством. С самого первого дня, Драко не мог не подумать о ней, чтобы в голове не всплыла картинка рыжего семейства и наоборот. Даже Поттер всплывал не сразу, хотя неразрывно был с ними связан.       Но думать о Грейнджер не хотелось. Уж лучше осенняя тоска. Но подумать было о чём. С самой отработки он жил в страхе, что где-нибудь мелькнёт слушок о том, как он опозорился, не сумев даже нормально подклеить старые учебники. Но, идя по коридору, пальцем на него не показывали и за спиной не шептались. А стало быть, она своё слово сдержала.        Он и не думал о том, насколько тесно в мыслях людей срослись эти два понятия: Слизерин и предательство. От этого было почти горько. Драко возмущенно мотнул головой. Нет! Это совершенная глупость. Им тоже знакома и честь, и справедливость.       — Вот же чертовщина! — в сердцах воскликнул Драко, но тут же быстро осмотрелся по сторонам.       То-то слухов будет, встреть его кто-либо тут препирающегося с самим собой. Может, стоит реально пойти к Снейпу, а то недалёк тот день, когда он, задумавшись в раз о совести, пойдёт лично извиняться перед Поттером за все годы травли. Вот позор будет.       Блейз и вправду прогуливался по замку, только совсем не в компании, а в гордом одиночестве. Вот предавался только он совсем не мыслям о Рождестве и чести, а занимался делом совсем недостойным слизеринца.       — Ну и где же он? — в который раз спрашивал у самого себя Блейз, исследую полупустые коридоры. — Знаю же, не пошёл ты в гостиную.       Тут за одним из поворотов он заметил знакомую макушку с буйными, вечно торчащими чёрными прядями. Широко улыбнувшись, Блейз засунул руки в карманы мантии и лениво-прогулочной походкой пошёл по направлению к повороту, не забывая насвистывать незатейливый мотивчик.       — Какие люди! — воскликнул он, со смехом в глазах смотря на вздрогнувшего Гарри. — Чего прячемся?       — Привет, — кисло поздоровался Гарри, воровато поглядывая по сторонам.       — А что так безрадостно? — Блейз с наслаждением смотрел, как виновато Поттер опустил глаза. Как же приятно это их хвалёное, гриффиндорское благородие! — Неужто от Филча в засаде сидим?       — Не от Филча, — вяло ответил Потер. Гарри перестал вплотную жаться к стене и теперь стоял, явно не знаю, как отделаться от него.        — Я всё понял! — многозначно протянул Блейз, с хитринкой смотря на Гарри. — За ней следишь.       — Не слежу я за Джинни! Она всё равно с Дином гулять пошла, — Гарри резко замолчал, понимая что выдал себя. Он хмуро уставился в пол, а лицо пошло пятнами.       — Ну да, конечно. Я вот взял, и поверил тебе, — Блейз самодовольно скрестил руки. Подкалывать и подшучивать над Поттером доставляло огромное удовольствие. Это бодрило и поднимало настроение.       — А с чего это тебе вообще мне верить? Не забыл, мы учимся на разных факультетах, — резко ответил Гарри. Он раздражённо смотрел в сторону пустого коридора, пыльного гобелена с гербом школы, который тут же был растянут на пустой стене. Улыбки и ухмылки порядком надоели, было желание быстро уйти отсюда. Может, он даже ещё успеет перехватить Джинни.       — С тобой это не забудешь. Где ты видел слизеринца, который так пытается привлечь внимание девушки? Слизерин — это грация, такт и обаяние! - однако Блейз был совсем не задет его резким тоном и всем показным раздражением.       — Я прямо вижу Снейпаа, неотразмо-обаятельного и крючконосо-привлекательного, злостного обольстителя, который ухаживает за профессором Макгонагалл, — обиженно проворчал Поттер, уязвлённый таким замечанием.       Несколько минут в коридоре раздавались звуки безудержно смеха. Когда Блейз снова заговорил, смахнув выступившие слёзы, голос его всё ещё дрожал от смеха:       — Бывают в жизни огорчения. Ну да, профессор Снейп всегда выпадает из общих правил. Но тебе всё равно нужен мастер-класс по общению с девушкой.       — И ты мне его преподашь? — саркастически поинтересовался Поттер, так же скрещивая руки на груди и приподнимая одну бровь.       — Конечно! Есть ещё сомнения?       — Зачем это тебе? — Задал резонный вопрос Поттер. Он тяжёлым взглядом сверлил Блейза. — Поиздеваться захотелось?       — Совсем нет, — фыркнул тот. — Просто, не только Драко может веселиться. А мне кажется, всё это будет очень интересным. Так что по рукам?       — Верится с трудом, — честно ответил Поттер.       — Знаю, но это и хорошо.

***

      Гермиона с удовольствием выгнула спину после долгого сиденья в одной позе. Она рассеянным взглядом обвела ровные ряды шкафов с многочисленными книгами и потерла глаза. На столе перед ней лежала увесистая книга с перечнем всех чистокровных семейств волшебников с подробным описанием их браков, разводов и детей.       Это могло бы показаться странным, если бы за подобным чтивом её застали друзья. Объяснить свой интерес к чистокровным семьям волшебников было бы довольно трудно. А учитывая, что представители данных семей у всех на слуху и некто из Слизерина особенно, то и вовсе было бы странно. Гарри вполне мог бы напомнить, чем закончилась их война, и наверняка заподозрил бы, что Гермиона опять плетёт свои интриги и даже непонятно во имя чего. А Рон и более, был бы до чёртиков зол и оскорблён. Поэтому она книгу не выносила за пределы библиотеки, кроме того случая, когда в гостиной к ней подошёл Рон с просьбой вернуть ему эссе по трансфигурации. В тот момент у девушки внутри всё похолодело. Она видела, что он заметил её смятения, но друг был слишком задумчивым, чтобы пытаться разобраться в её поведении.       Но прочитать столь заманчивое пособие было просто необходимо! Она не могла делать следующие ходы, не зная в точности порядков жизни выдающихся волшебников, свято чтущих чистоту крови. В какой-то момент Гермиона втянулась в описание многочисленных правил этикета, поведения, манеры речи и была просто поражена, если даже не возмущена.       Сплошные ограничения. Вот чем была их хвалёная, аристократическая жизнь. Она даже испытала жалость по отношению к заносчивому Малфою, которому всё равно придётся слушаться воли родителей касательно всех вопросов, забывая о собственном мнении и желании, и даже после, став главой семьи, всё равно придерживаться неуклонных заветов. Беря всё это во внимание, можно было найти объяснение его вечным придиркам, оскорблениям и травле. Кажется, Хогвартс — это его единственная возможность повеселится и попытаться пожить полной, насколько это возможно. Жизнью до того момента, когда ему придётся холодно-равнодушным ходить по Министерству и довольствоваться редкими радостями.       — Несправедливо, — не удержалась Гермиона.       Как же всё-таки было хорошо с одной стороны, что она не чистокровная волшебница. Строгость и наигранное жеманство не стоило всех тех лишений ради лживой, искаженной, идеальной жизни.       «Но ведь не у всех так!» — раздался в голове голос разума. Конечно, рыжее семейство Уизли всегда было исключением. Их сплющенный круг, в котором царит доброта и любовь, был единственный ярко пылающим фонарём среди скупых угольков. Но за свою истинную любовь на них злобно повесили ярлык предателей. Гермиона готова была взорваться от негодования. Кто же кроме неё, протянет руку Малфою?       Но сидеть дальше и свирепеть от вопиющей несправедливости времени не было, на носу очередная отработка от самого отвратительного профессора за всю историю Хогвартса.

***

      Когда Гермиона прибежала в кабинет зельеварения, её друзья и слизеринцы уже были там. Виновато опустив голову, она тихо извинилась:       — Простите, профессор.       — Какое пренебрежительное отношение к делу, —  не мог пропустить подобное Северус Снейп. — Заставлять всех ждать вас, зная, что каждая минута на счету, — потом он расплылся в ядовитой улыбке и добавил. — Но, конечно же, если вам охота лишний час просидеть за, бесспорно, муторной работой и остаться без ужина, то не смею вам мешать.        Гермиона не сводила глаз с носков своих туфель, чувствуя, что горят уже не только щёки, но и уши. Она слышала, как кто-то фыркнул, но проверить, кто именно не могла. Снейп, довольный видом студентки, окинул остальных надменным взглядом и не спеша заговорил:       — Как видите, уже выпал снег, — Гермиона с радостью вспомнила белую крышу домика лесника, который укрыл тонкий слой снега и квиддичное поле так же в хрупком, белоснежном мерцании.       — Вам нужно привести в надлежащий порядок елочные украшения и всей той ерунды, которую используют для украшения замка. В этот раз можете пользоваться магией, — закончил профессор.       Гермиона поджала губы. Праздничную суету она любила, и выслушать такое небрежное слово «ерунда» в адрес гирлянд и елочных шаров не могла, но поймав предупреждающий взгляд Гарри, всё-таки смолчала, закусив губу.       — Всё ясно? — Студенты хмуро кивнули. Снейп ухмыльнулся. — Тогда приступайте.

***

       — Ну, сколько ещё это будет продолжаться? — Панси громко заголосила, стоило всем выйти из подземелий и отправится к Филчу за ключами, чтобы открыть комнату, верно стерегущие главные элементы Рождества.       — Смирись, детка. Это будет продолжаться ровно столько, сколько захочет Снейп. Ни днём меньше или больше, — жизнерадостно заявил Блейз, засовывая руки в карманы брюк и принимаясь насвистывать непонятный, весёлый мотив.       — Не называй меня деткой! — Панси зло зыркнула на него и дёрнула за рукав Драко, пытаясь привлечь его внимание.       — Драко! Ты же говорил, что разберёшься с этим, — она жалобно смотрела на него, не переставая крепко сжимать в руках рукав его рубашки.       — Я такого не говорил, — Драко оторвал от нежной ткани цепкие руки и разгладил получившиеся складки, стараясь не встречаться с ней глазами.       — Говорил! — не отставала Панси.       — Женщина прекращай нас позорить перед гриффиндорцами, — со смехом сказал Блейз. Он быстро поравнялся с ними и оттеснил плечом Панси от Драко.       Следующие несколько минут тройка друзей наблюдала, как разъяренная Панси носиться за сгибающемся от смеха Забини, а рядом стоит Драко Малфой, и скрестив руки, удручённо за ними наблюдает.       — Этот человек что-то говорил мне о такте и шарме? — покачал головой Гарри.       — Когда это он тебе говорил? — удивлённо посмотрел на него Рон. — Я думал, вы вообще не разговариваете.       — Так оно и есть. Просто, однажды он говорил о чести и … — но договорить Гарри не успел.       — Честь? А тебе не послышалось? — Рон отказывался верить в такую небылицу.       — Долгая история, — вяло ответил Гарри. Отвернувшись от него, он столкнулся с понимающей улыбкой Гермиона. — Что такое?       — Ничего, — та пожала плечами.        Гермиона чувствовала лёгкость и беспричинную радость. Если на миг закрыть глаза, то можно представить, что все они друзья и даже различия факультетов не может их разлучиться, но это только кажется.        Когда ключи были получены и пыльные многочисленный коробки были извлечены на свет и представлены суду, все яро заспорили. Копаться в коробках, в которых могли поселиться мелкие грызуны, а паутина представляла собой странную пиктограмму, никто не хотел. Мало того, все беспокойно косились на дверь, ведущую наружу, где наверняка многие студенты уже собирались на ужин и не спеша выходили из своих спален.       Понимая, что пререкания ни к чему не приведут, Гарри мужественно взял самую пыльную, шаткую и почерневшую от времени коробку и тяжело вздыхая, принялся за работу.       — Вот она, хвалёная храбрость Гриффиндора! А так же его благородство, — тут же радостно провозгласил Блейз, с улыбкой наблюдая за покрасневшим парнем.       — Заткнись уже, — пробурчал Гарри. Поставив ношу на небольшой столик он, морщась, стал вытаскивать игрушки, держа их двумя пальцами.       — Конечно. Всё только ради вас.       — Забини, пыли надышался? Что это за чушь о благородстве? — Пэнси угрюмо сверлила однокурсника взглядом, скрестив руки на груди.       — Наверное, — Блейз заулыбался. — А может, просто озвучиваю факты.        — Никем не подтверждённые, — Малфой, игнорируя всех, так же пододвинул к себе коробку и, закатав рукава рубашки, стал молча перебирать поломанные сосульки и затянувшиеся паутиной перламутровые шары, строя возле себя две башни.       — Драко, что ты там бурчишь себе под нос, — Блейз, несомненно, хотел всех перессорить, и, причём получал от этого огромное наслаждение. Об этом говорила чересчур широкая улыбка и хулиганский блеск в глазах.       — Я говорю, что благородство и храбрость могут быть не только в Гриффиндоре. И там, по-моему, его почти нет, — злость ртутью полыхнула в глазах Малфоя, щёки постепенно наливались краской. Подняв свою коробку, он грубо спросил у Гермионы. — И куда нужно убрать эту гадость?       Гермиона с удивлением наблюдала за перепалкой слизеринцев. Происходящее не поддавалось объяснению. Честь, храбрость, благородство — всегда считалось основной чертой всех учащихся львиного факультета. Даже цветовая гамма, золотой и красный цвет, несли в себе это. Золото, подобно награде стойкости, отваге и способности смело смотреть смерти в глаза, с доблестью побеждать все каверзы судьбы; благородный алый, как одеяния королей, олицетворяющее их великодушие. И нет ничего общего с этими яркими, как и души студентов этого факультета с зелёным, на память которому только и приходили не самые льстивые сравнения, как «тоска зелёная» или «жизнь — одно болото», и серебряным, который всегда шёл вторым за золотым.       Даже сколько бы ни напрягала память Гермиона, она не могла вспомнить ничего, что хотя бы намекнуло о том, что факультет Слизерина знаком с истинными человеческими ценностями. «Зато у них длинный шлейф всяких тёмных магов и отвратительных, алчных волшебников» — тут же заявил внутренний голос. Но и зная об этом, Гермиона никогда не представляла, что самим студентам змеиного факультета такая репутация не по душе. Более того, они стремятся к благородным чертам Гриффиндора. Она сжала кулаки и, стараясь ни чем не выдать своих чувств, бесстрастно уточнила:       — А разве ты уже все игрушки проверил?       — Если бы не проверил, то не спрашивал бы, что делать дальше, — от злости в чужих глазах становилась не по себе. Гермиона вздрогнула и слабо улыбнулась.       — Нет, конечно. Это надо отнести профессору Флитвику. Думаю, он в учительской, — торопливо заговорила она. Свои игрушки она уже проверила, обрадовавшись, что поломанных среди них почти не оказалось, а те, к которым время было суровым, удалось легко привести в надлежащий вид парочкой простых заклинаний.       — Ясно, — подхватив коробку, Малфой направился к двери.       — Постой, я тоже закончила, — Гермиона быстро подняла свою и пошла следом. Уходя, она бросила ободряющий взгляд друзьям, которые снова наблюдали за перепалкой Панси и Блейза.

***

      Идти, сохраняя дистанцию и тишину стало уже привычным. Гермиона не решалась что либо сказать Малфою, находящемся в таком удручённом состоянии, поэтому только молча наблюдала за извилистыми коридорами и представляла, как эти самые шары повесят на пышные ели и Большой зал наполнится ароматом хвои.        Вскоре они остановились перед дверями учительской. Беря во внимание занятость рук, Малфой не нашёл ничего лучше чем пинком открыть её. Гермиона смотрела на него, широко раскрыв глаза. Если тот и заметил это, то не придал этому значения. Он прошёл в просторный кабинет, щуря глаза от яркого освещения, и поставил свою ношу на ближайший стол. Гермиона также водрузила свою коробку рядом и огляделась.        В учительской никого не было. Похоже, не только их запрягли работать, но и преподавателей заставили помочь. Отряхнув руки, она ещё раз с нежностью посмотрела на сверкающие бока игрушек и пожалела, что не может сама нарядить елку. Дома Гермиона всегда сама занималась украшением, и родители, зная её любовь к празднику, всегда ждали того момента, когда она приедет из магической школы и сможет повесить разноцветные шары на ветвистую ёлку. И какие бы ни были времена, чтобы ни ждало впереди, ничто не могло испортить это томительное ожидание.       — Ты тоже так считаешь? — раздался вдруг неуверенный голос Малфоя.       Гермиона вздрогнула, выплывая их своих мыслей. Малфой стоял боком к ней и тоже задумчиво смотрел на шары.             — Ты о чём? — взволновано спросила она.       — О благородстве и храбрости, и то, что это только в Гриффиндоре, — с заминкой ответил Малфой, будто слова давались ему с большим трудом. Произнесёшь и тут же неизбежно страшный ответ.       — Разумеется, нет, — быстро ответила Гермиона, чувствуя, как странное тепло разливается в груди.       — Врёшь? — Малфой резко развернулся и посмотрел прямо в глаза.       Холодок пробежал по позвоночнику. Гермиона не могла ничего выговорить, не смея отвести глаза. Наконец, она собралась с мыслями и возмущённо ответила, чувствуя, что ее щёки краснеют:       — Глупо судить о людях, по факультету на котором они учатся. Все мы разные, кто храбрый, кто трусливый, кто честный, а кто лгун. Но это совсем не зависит от того на Гриффиндор ты поступил или на Слизерин. Только сам человек. Так что всё это о доблести, чести, сплошные пересуды, — её голос затих, и снова повисло напряжённое молчание.       — И ты в это веришь? — Малфой изогнул одну бровь, всё так же продолжая смотреть в упор.       — Да, — Гермиона смотрела твёрдо и уверенно.       — Наивная, — Малфой первый отвёл глаза и, посмотрев на пыльные руки, повернулся к двери.       — Ничего не наивная! Я в это верю и знаю, что это правда, — руки сжались в кулаки.       Малфой громко вздохнул, останавливаясь.       — Хорошо пусть будет так, только не ори.       — Я и тебя заставлю в это поверить, — неожиданно грозно заявила Гермиона. Уже всё лицо было охвачено огнём.       — Чего? — опешил Малфой.       — Что слышал. И я не сдамся.