***
Но говоря о моих знакомствах, я хотел рассказать о другом человеке, которого знаю уже достаточно длительное время. И не менее интересном, чем мистер Коготь или Брюс Уэйн. Давайте, я расскажу вам о девушке по имени Селина Кайл.***
Готэм-сити живет по своим правилам. И это отнюдь не те правила, которые создают вокруг себя преступные группировки. Хотя они и думают по-другому. Преступники – лишь одна из составляющих Готэма. Другая составляющая – это копы. (Продажные ничтожества, как большинство из них называл Уайт). Есть еще такой слой, как современные аристократы или миллиардеры. Уличные банды, слишком обширные, но одновременно мелкие, чтобы попадать под категорию преступников. Просто гниющие изнутри отбросы, которых можно встретить в темных подворотнях темными ночами. И простые жители. Трусы и смельчаки, люди и животные в человеческих шкурах, матери, отцы, дети и человекоподобный мусор. И все они – лишь маленькая деталь города. Готэм будет собой и без них. В отличие от других городов, которые характеризуются и состоят из своих жителей, этот город создает своих жителей и прививает им характер. Готэм – это роковая женщина. Невероятно опасная и обворожительно прекрасная одновременно. Она не живет по чьим-то правилам. У нее свои правила. Не будешь на них оглядываться – ты мертв. Нарушишь правило – ты мертв. Попытаешься изменить хоть одно – ты мертв. Будешь следовать им полностью – рано или поздно… ты мертв. Готэм нельзя любить. Полюбишь – доверишься. Доверишься – умрешь. Но Готэм может быть твоим. Этот город «свой» для множества Людей. Нужно только понять, какое место ты в нем занимаешь. И доволен ли занимаемым местом?***
У нас давняя история знакомства, берущая свое начало со старого детского приюта имени Оливера, расположенного вблизи не менее старой Церкви и здания Суда. Для маленькой семилетней девочки по имени Селина Кайл это был не первый групповой дом ее детства. И не последний. Но именно в этом доме она встретила меня. Хотя я не очень хорошо помню нашу первую встречу, ведь меня подкинули к дверям приюта в шестимесячном возрасте. Но я точно знаю, что именно она в ту весеннюю ночь взяла меня на руки, когда мисс Оливер всучила ей мой сверток. Стандартная практика – это был не самый благополучный приют, и детям поручалось заботиться о себе самим: более старшие должны были смотреть за подрастающими младенцами. Директор Оливер сделала мне большое и невольное одолжение, поручив новоявленного ребенка девочке из крыла со свободной койкой. Кайл была не простым ребенком уже в том возрасте, и нравственно испорченная женщина, всю свою жизнь наблюдающая за детьми, разумеется, заметила это со временем. А после стала использовать ее таланты для проворачивания мелких и средних краж по всему городу. И по возвращению отбирала всю добычу на благо приюта, который так никогда и не увидел ни цента из собранных денег. Однако, даже не смотря на занятость и жестокое обращение со стороны персонала, Селина всегда находила хоть немного времени, чтобы посвятить мне. По мере возможностей старалась не упускать меня из виду, когда находилась в приюте. Играла со мной, чтобы я не начинал плакать от голода, как многие другие младенцы. И использовала те немногие средства, которые ей удавалось скрыть от рук надзирательницы, для того, чтобы найти мне пропитание, ведь еды в приюте катастрофически не хватало, рационы были строго ограничены и рассчитаны, особенно для грудных детей. Первое в моей жизни осмысленное воспоминание – это светлый день, лучи солнца, освещающие серую комнату сквозь высокие окна с открытыми шторами, и зеленоглазая девочка с черными волосами и бледной кожей, с которой мы сидим на выцветшем ковре, наклонившись ко мне, корчит мне рожицы, растягивая свои щеки и теребя пальчиками, а я машу руками и смеюсь. Мой возраст – полтора года. И первый человек в моей жизни – это Селина Кайл. Заменившая мне мать и сестру. Она была моей семьей. Ровно до того момента, пока нас не разлучили, отправив ее в другой приют. Обстоятельства мне были не известны, тогда я еще не умел, как следует смотреть по сторонам и сопоставлять факты. Но это событие было рушением моего привычного мира, в том смысле, в котором я понимал его в детстве. И началом моей осмысленной жизни.***
Настоящее время. Жилой комплекс «Белое сердце». Готэм-сити. 01:08 На такси не было времени, поэтому Теодор добрался до крыши двадцатиэтажного здания своим ходом. Приземлившись на ровную поверхность, завершая длинный прыжок через оживленный проспект между двумя домами, тут же плавно отпружинив и не потеряв скорости движения, перевел его в рывок к западной стороне комплекса, обращенной к широкой каменной площади с четырьмя фонтанами и возвышающейся между ними в центре огромной, сверкающей огнями праздничной елью. У самого края обзорной площадки, легко оттолкнувшись ступнями, подпрыгнул, в прыжке разворачиваясь лицом к зданию, и ухнув вниз, зацепился руками за железные перила лестничных балконов. Перебросил себя через них и оказался перед широким окном, раскрытым и с качающимися под ветром занавесками. Холли Робинсон, сидевшая под подоконником, на котором лежала большая персидская кошка, в накинутой на плечи куртке и с шапкой, покрывающей распущенные волосы, меланхолично обняв прижатые к груди колени, чуть не подпрыгнула, едва не пробив затылком батарею, когда прямо перед ней, лицом к лицу, появился желтоглазый подросток. - Господи Иисусе!!! - Можешь меня так не называть? - … Теодор! Холли, как и он, выросла на улице. Поэтому, когда вместо того, чтобы закричать на него или даже попытаться оттолкнуть, девочка вдруг порывисто его обняла, он понял, что дело совсем плохо. Ее голос никогда еще не звучал таким отчаянным. - Где она?***
Девушка сидела в другой комнате. В темноте, едва освещенной падающим через небольшое окно лунным светом, прислонившись спиной к серебряной дверце массивного холодильника. И в окружении многочисленной кошачьей компании. Если бы юный детектив не знал лучше, то решил бы, что она решила покончить с собой. Отчаянье Холли было только отражением того, что чувствовала в этот момент Селина. Ее поза была уставшей, безвольной (как у эмоционально-истощенного человека, который осел на пол после приступа сильнейшего гнева), голова опущена, наклонена в сторону, покоится щекой на правом плече. Она глубоко и шумно дышала. Глаза, (родные) насыщенно-зеленые глаза смотрят в пустоту невидящим, опустошенным взглядом. Нет злости (ее пик прошел), просто размышления. Долгие, хорошо знакомые размышления. Теодор медленно, не оборачиваясь, так и не отпущенной дверной ручкой закрыл за собой дверь, не позволяя Холли, обеспокоенно стоявшей за его спиной даже заглянуть внутрь. Хотя она уже видела Селину… такой. И приняла на себя куда большее испытание, в момент ее злости. Дверь захлопнулась с тихим скрипом, на миг выводя взрослую девушку из невменяемого состояния и заставляя обратить внимание на появившегося в комнате подростка. Этот взгляд, пронзивший его в тот момент, был неправильным. Он был не ее. - Теодор,- ее приятый, мелодичный (родной) тихий голос последовал за слабой улыбкой, когда она узнала его.- … Не слышала, как ты вошел. Бывали редкие моменты, когда Уайт искренне считал свое уникальное восприятие проклятьем. Анализируя все, что видит, он не мог выбирать. А начав анализ, не мог остановиться, пока не сделает вывод. Ему хотелось просто подойти и обнять самого дорогого на свете человека. Желание сделать это простое действие было невыносимым (как порыв оторвать руку от горящей сковороды). Но он этого не сделает. Ведь понимает, что это действие не даст ничего. Ни одному из них. - Воспользовался окном,- легкая улыбка получилась естественно, как и плавные движения, в которых не было скованности, которую он ощущал, пройдя внутрь и опустившись рядом с ней. Холодильник был достаточно широким, чтобы он мог прислониться к нему спиной, даже не задев ее плечом.- Меня встретила Холли. - Вот как,- тихо повторила девушка, подняв голову и уперев затылок в вертикальную поверхность за спиной. Она явно сожалела о том, что могла сказать своей юной соседке еще несколько минут назад. Но это было нормальным. Моменты слабостей бывают у любого человека, неважно, каким бы стойким или сильным характером он не был. Друзья понимают это. Холли Робинсон – девочка, которую Селина в тринадцать лет вытащила из «Западного конца» – квартала красных улиц, когда она уже вставала на путь проституции. Попутно у всех на глазах избив вставшего было ей наперекор сутенера. Это была не случайная акция. Селина была не из тех, кто действует случайно. Просто у нее были не самые лучшие воспоминания, связанные с этими местами, в которых она однажды укрывалась, сбежав из группового дома имени Святого Пьютера. Девушки, работающие в «Западном конце», приняли ее и спрятали от лишних глаз. Пока она не нашла себе новое место. - Почему это происходит?- не став ни о чем говорить, ни задавать никаких вопросов, они просто сидели в тишине, пока, наконец, взрослая девушка не нашла в себе силы раскрыть иссушенные губы.- Почему это со мной происходит, Теодор? Кто может дать ответ на этот вопрос?***
То, что происходило с Селиной, имело простое название, которое, я уверен, известно очень большому количеству безутешных родительских пар и молодых семей, у которых уже появились дети. Эта болезнь называется – мышечная дистрофия. Целая группа генетически обусловленных заболеваний, объединенных под одним именем, для которых характерно нарастающая мышечная слабость, прогрессивно переходящая в их дегенерацию, распад, в некоторых случаях даже некроз. И замена мышц на жировую и соединительную ткань. То есть человек начинает быстрее уставать, старается лишний раз не двигаться, со временем уже становиться не способным к простым движениям, к которым привык за свою жизнь. А потом не встает. И с течением болезни, в конце концов, перестает дышать. Дыхание – процесс, возможный только благодаря дыхательной мускулатуре. В случае Селины это был вариант миотонической мышечной дистрофии. Так же известной, как болезнь Штейнерта. «Взрослый» вариант дистрофии, который проявляется не в раннем детском возрасте, а уже в периоде после полового созревания: от двадцати до сорока лет. Он называется миотоническим, потому что его характерная особенность – замедленное расслабление мышц, после их сокращения. То есть человек сгибает руку, а разгибает с трудом. И главная особенность этого варианта болезни – поражение мускулатуры внутренних органов, нарушение их функций. В том числе и сердца.***
Селина уже с большим трудом ходила. Всю свою жизнь ведущая очень активный образ жизни, хорошо тренированная девушка пока еще не так сильно потеряла ни в форме, ни в фигуре, ни в тонусе, ни в мышечной силе. Но любое ее движение, будучи на ногах, даже когда она просто поднималась с кровати, отдавалось в груди, точно за грудиной жгучей, сжимающей болью, невыносимо горячей, накатывающими волнами бьющей в горло, в живот и в руки. Ее сердечная мышца – миокард, состоящая из исчерченной поперечнополосатой мускулатуры, была сравнима с таковой у людей, страдающих от сердечной недостаточности третьего класса. Это был редкий случай, нетипичный для любых известных форм течения. Слишком быстрое и целенаправленное прогрессирование. Холли вся была на нервах, когда слышала ее шумное, частое дыхание. То есть, постоянно. Еще больше ее выводили из равновесия моменты, когда нервное напряжение Селины достигало пика, и она пыталась то выйти из квартиры, то начать тренироваться, то била кулаками стены. Разумеется, дальше нескольких порывистых шагов или одного мощного с сотрясанием стены удара рукой девушка не продвигалась, падая на пол в болевых конвульсиях сильнейшего приступа, синея буквально на глазах и с трудом выкашливая кровяную мокроту. И Холли приходилось вновь в скором темпе давать ей лекарство, которое он специально для нее приготовил в таблетированой форме, так как она не умела делать инъекции, а спустя минуту, когда вещество всасывалось через язык и подъязычную слизистую мембрану и примерно «нормализуется» состояние, умывать ее и осторожно оттаскивать на кровать. И за все это время она еще ни разу ему не звонила. Тем более так.***
- Не трогай меня,- тихо пробормотала Селина. Не слушая, Теодор одной рукой «обнял» ее за плечи, а вторую просунул под колени, подхватив ноги. Медленно выпрямил спину, осторожно подняв ее на руках. Она попыталась оттолкнуть его, упираясь ему в грудь раскрытой ладонью. - Отпусти меня. Ее голова покоилась между его плечом и грудью. Она даже не могла ее поднять. Силы в тонких пальцах почти не было. Острое обоняние отчетливо уловило аромат ее волос, запах хвойного крема, слабый оттенок свежего пота. - … Отпусти меня, Теодор. Конечно, это ее убивало. Ее нынешнее состояние. Неизлечимое заболевание, которое все это время скрывалось от глаз, пряталось в ее собственной крови. Факт того, что ее предало ее собственное тело, которому она доверяла больше всего на свете. И бессилие. Удушающее бессилие. Бездонная яма беспомощности. Две серебристые, сверкающие в лунном свете дорожки прочертили бархатную кожу ее щек. - Почему?.. Селина всегда была сильным человеком. Жизнь испытывала ее с самого раннего детства. Она всегда встречала трудности лицом к лицу. Она превратила свои детские кошмары в мотивацию, воспринимала жизненные трудности, как приобретенный ценнейший опыт. Она никогда не пряталась, не унывала и не жаловалась. До этого события. Но он, кажется, уже замечал: сильный человек – не тот, кто лишен слабостей. Сильный человек – это тот, кто может позволить себе показать свою слабость только самому родному человеку. Селина прижалась к нему, сжавшись всем телом. Она повернула голову и спрятала лицо в его груди, пока он нес ее на руках через не освященное пространство большой квартиры, провожаемый взглядами десятка домашних кошек. - Тео, почему это происходит?- она была единственным человеком, которая называла его «Тео». И делала это только, когда они оставались наедине.- Скажи мне… Теперь он понял, почему Холли, сейчас при его появлении на пороге спальни вскочившая с тумбочки и быстро начавшая расстилать постель, так отчаянно просила его приехать, почему она вообще вдруг позвонила ему, хотя не очень его любила, и призналась, что не знает, что делать. Сегодня Селина эмоционально сломалась. Для девочки-подростка, что уважала ее, и у которой никогда не было повода в ней сомневаться, уже привыкшей к тому, что она всегда наставляет ее, всегда готова помочь и всегда имеет ответ на любой вопрос, это было настоящим шоком. Переворачиванием картины привычного мира. - Спи,- бережно уложив ее на кровать, накрыв одеялом, он наклонился и нежно поцеловал истощенную девушку в лоб. Посмотрел прямо в слезящиеся, наполненные болью, зеленые глаза. Ее веки медленно опустились, лицо постепенно разгладилось, голова прильнула к подушке, повернувшись набок.- Я вылечу тебя, Сел. Выходили они с Холли из спальни очень осторожно.***
Первым делом он закрыл окно в гостиной – на улице была не весна, чтобы открывать его ночью. Шокированная девочка уже достаточно надышалась свежим воздухом, успокоилась… насколько это возможно в данное время. После чего включил в комнате свет. Наконец, снял с себя пальто, сложил и закинул его на высокую спинку сверхсовременного, электронного инвалидного кресла-коляски. Селина, кстати, ненавидела это кресло, и даже смотреть на него отказывалась, но Холли заставляла ее пользоваться им с тех пор, как у нее начались проблемы с ходьбой. В этот раз оно осталось стоять по центру гостиной, и ее мягкое сиденье уже оккупировала американская кошка. Кухня. Робинсон последовала за ним по пятам и уселась с ногами прямо на кухонный столик, когда он остановился перед шкафчиком с кофейным аппаратом и начал готовить двойную порцию свежего кофе. - Уайт, что будет дальше?- девочка-подросток не смогла долго терпеть затянувшуюся тишину, разбавляемую лишь гудением кофейного аппарата. Теперь уже опять «Уайт». Теодором она его назвала единственный раз и видимо только в состоянии аффекта. Она не любила его, потому что ревновала к нему свою наставницу, он прекрасно это понимал. Ведь их истории были очень похожи. Правда, Селина познакомилась с ней гораздо позже и в другом приюте, и только спустя несколько лет вновь нашла ее уже на красных улицах. Он никогда не любил разговоры «ни о чем», никогда не любил глупые вопросы. Но еще меньше ему нравилась отвечать на них. - Кофе. Пока Холли в смятении рассматривала на автомате принятую широкую чашку с горячим напитком, держа ее обеими руками, Теодор, прислонившись спиной к шкафчику, неспешно сделал из своей чашки короткий глоток. Все это время не отводя отсутствующего взгляда от циферблата своих часов. «Проект L: статус – 86,5%» Кофе на вкус был не очень. Уже давно успевший привыкнуть к хорошему, насыщенному, терпкому вкусу настоящих колумбийских сортов, Теодор едва не скривил лицо от ощущения во рту дешевой бурды. Явно дело рук Робинсон – Селина всегда любила хороший кофе и не стала бы пить ерунду. Надо будет занести ей мешочек. - Я же серьезно, Уайт!- очнулась Холли, едва не запустив чашкой в его спокойное лицо. - Ты должна быть серьезней, Холли. - А? Он посмотрел на нее, и девочка-подросток в очередной раз подавила порыв вздрогнуть. И в который раз ей пришлось напомнить себе, что ей просто до жути не нравится пронизывающий взгляд этих желтых, как золото, глаз (о которых так любит иногда вспоминать Селина). - Зачем ты мне звонила? - Что? Недоумение быстро сменилось гневом. - Как это зачем?! Что, неужели не видел?! - Видел. Тогда скажи, ты здесь вообще зачем? - … В каком смысле? - Чем ты занимаешься целый день? Девочка ответила не сразу. И не, потому что не могла найти ответа, а потому что задохнулась от возмущения. - Да…! Да если бы… Да я каждый…! - Каждый день о ней заботишься. Потому что ей нужен ежедневный уход. Человек, который будет находиться рядом. - Но если ты понимаешь… - Ты одолжение ей делаешь? Долг пытаешься вернуть? Отвязаться, чтобы дальнейшую жизнь себе не портить? - Какого хрена несешь?!- чашка все же полетела. Но на пол. Со звоном по всей комнате разлетелись белые осколки разных размеров, и по кафельной поверхности растеклась широкая, коричневая, прозрачная лужа. «Дерьмовый сорт»- отложил в сторону свою незаконченную чашку. - Стало быть, выкладываешься по полной? Делаешь все, что в состоянии делать? Поддерживаешь Селину всеми своими силами? - Да ты ########!!! У тебя вообще нет права такое говорить!!! Тебя с ней рядом вообще нет!!! Гений чертовый!!! Детектив, м#ть твою!!! А рядом с Селиной всегда я хожу, потому что я всем ей обязана!!! Понял меня?! ВСЕМ!!! И я помню это!!! В отличие от м#дака, который спрыгнул, как только все началось!!! В воздухе повисла звенящая тишина. Кошки, как только раздался первый крик, юркнули всем составом в гостиную. Тяжело дышащая девочка, сорвавшая в порыве со своей головы шапку, пилила взглядом спокойного подростка, стоящего, сложив на груди руки, и, не изменившись в лице, выслушавшим всю ее тираду. - Ну, раз все так, тогда почему сегодня успокаивал ее я, а не ты? На это она ничего вразумительного не смогла ответить. Только пробормотала что-то себе под нос, под конец отведя взгляд в сторону. Еще некоторое время подождав, он заговорил, веско печатая каждое слово: - Мы договаривались, кажется, что я даю тебе телефон, и ты звонишь только в случае того, что произойдет что-то чрезвычайное. Происходить не должно - собственноручно готовил лекарство, поэтому знаю, о чем говорю. И тебе объяснял. Но когда дело касается Селины, рисковать не собираюсь. Даже с самым малым шансом. Предпочитаю быть готовым ко всему, даже к тому, что не все мог учесть. Оттолкнулся, встал ровно и приблизился к Холли, которая невольно сделала шаг назад, упорно продолжая корчить лицо. - Поэтому ты здесь. Рядом с ней. Поэтому ты должна следить за ее состоянием и сообщать о любых изменениях. И поддерживать ее. Не если ей будет плохо (ей сейчас, черт тебя дери, постоянно плохо!), а постоянно! Эмоционально поддерживать! Не жалеть, олигофренка блондинистая! И если видишь, что она начинает уходить в себя, грустить или перестает реагировать, именно ТЫ должна ей помочь! Для чего ты здесь?! Не понимаешь?! Любая сиделка сможет кормить таблетками или держать за локоток. Холли молчала. - И если что-то подобное сегодняшнему произошло, ты должна не убегать, не паниковать, не мне звонить, не заявлять, что не знаешь что делать, а проглотить свой страх и помочь ей, как помог бы родной человек,- уже спокойным голосом продолжил Теодор.- Поймешь ты, наконец, что это – реальность? Не сон, не кошмар. Осознаешь, что сейчас Селина не сможет тебя выручить или помочь справиться с нагрузкой. Это ей нужна помощь. Ей плохо. Не пытайся делать вид, что все хорошо. Особенно при ней. Не жалей ее, она ненавидит это... И, черт возьми, не паникуй! Если вдруг ее физическое состояние ухудшиться, а это будет выглядеть гораздо хуже, тоже запаникуешь? Может быть, и номер мой забудешь от паники? Или не позвонишь, потому что я тебе не нравлюсь? Всхлип… Девочка опустила голову. Теодор тут же отвернулся, отошел и, присев на колени, принялся собирать лежащие по полу осколки белой чашки. Жестоко, но они не в сказке. А Холли – не аленький цветочек. Если девочка, уже успевшая привыкнуть к тому, что находиться на постоянной ответственности своей наставницы, и после этого не поймет, что роли поменялись, и тяжелая ответственность в этот раз легла на ее плечи, то лучше будет закрыть все свои дела (и речь не о детективном увлечении) и самому присмотреть за Селиной. Конечно, сама девушка будет от этого не в восторге. Она не любит, когда кто-то видит ее такой. И еще меньше ей понравиться, если Теодор будет наблюдать ее такой целый день. Но сегодняшний случай изменил правила. Взгляд на циферблат часов: «Проект L: статус – 87%» - Теодор,- тихий голос (ну надо же, во второй раз!). Холли медленно присела напротив с тряпкой в одной руке и начала промокать коричневое пятно, добравшееся до края небольшого коврика.- Слушай, ты… ты же – гений? «Забавно» Он поднял глаза. Робинсон пальцами поправила локон своих светлых волос, убрав его с лица за ухо. Ее глаза покраснели, но в целом держалась она хорошо. - Ты же поможешь ей. Да же? Ты же вылечишь ее? Ты же сможешь найти лекарство? Он опять опустил взгляд. На его ладони уже собралась горстка промокших осколков. Он не стал говорить ей, что уже через две минуты и четырнадцать секунд после того, как он, сидя в тот момент за столом в своем любимом кафе, только услышал о том, что Селине выставлен диагноз «мышечная дистрофия», он уже создал в уме формулу лекарства. Он не сказал, что формулу, урезанную в сравнении с завершенной, ту, которую он собрал еще на сорок пятой секунде, он сейчас и использует для поддержания стабильного состояния ее организма. Он не говорил, что Холли дает Селине лекарство, то самое в красной упаковке, аналога которого в мире нет. И он уж точно не собирался говорить, что единственная причина, по которой Селина Кайл все еще не здорова, заключается в том, что с нынешними технологиями процесс синтеза такого сложного активного вещества требует достаточно длительного времени. Даже в подводной лаборатории. Взгляд на часы: «Проект L: статус – 87,1%» К счастью, сегодня (примерно к 14:32 плюс-минус тридцать секунд) процесс будет завершен. - Да, Холли,- встретился он с ней глазами.- Можешь на меня положиться. Это немного, совсем немного, но девочка напротив него чуть-чуть улыбнулась.