Запоздалая справедливость Джимсвилля

Глава 4. Шугарсолт

      После окончания домашнего ареста, жизнь Джека Кингсли вернулась в привычное русло. Все снова было как обычно, за исключением того, что теперь он знал, как обстоят дела в общине и стал чувствовать себя намного умнее своих сверстников. До недавнего времени они с друзьями смеялись над козликом Вальтером Блондом, немым стариком, что временами бродил по улицам города, угрюмо глядя себе под ноги. Дети задирали его в отместку за то, что их в школе до изнеможения заставляли учить его сентиментальные стишки. Как-то раз Джек забрался в огород поэта, чтобы наворовать груш и винограда. Козлик застукал скунса и гнался за ним до самой калитки, насколько старику позволял его ревматизм. Потом еще потешались над Блондом, разыгрывая сценки, как этот немой пойдет жаловаться Мудрому Отцу в Большой Дом и будет жестами пытаться объяснить, что негодяи донимают его. Но в тот раз случилось то, чего детишки не смогли предугадать: жаловаться пошла жена Блонда, и уж она-то все объяснила Больвангару простым звериным языком. Детей наказали, запретив им покидать родную улицу в течение трех дней и заставив проказников прополоть огород Блонда.       Теперь-то Джек знал причину немоты несчастного поэта. Вальтер Блонд был единственным из группы ополченцев Арктуруса Глотта, кто сумел избежать страшной смерти. За попытку свергнуть Мудрого Отца, тиран Кон Кот обезглавил всех друзей козла и насадил их головы на пики, а самому поэту отрезал язык и с тех пор Вальтер Блонд лишился возможности говорить и жил в Джимсвилле на правах почетного пенсионера. Джек рассказал друзьям эту историю, и они тоже прониклись состраданием к несчастному козлику, который пострадал за их беззаботное будущее. Они с гордостью исполняли написанный Блондом марш глоттовццев (который был гимном Джимсвилля) во время всех городских праздников. Однако после тирании Кон Кота Вальтер Блонд впал в полное уныние. Они вместе с женой стали жить затворнической жизнью, почти не покидая своего участка, и козел оставил поэзию. За все-то время, что он жил без языка, козлик написал несколько грустных и депрессивных сюрреалистических песен. Эти песни почему-то стали популярными среди зверей лет 20-30, которые тихими вечерами исполняли их под гитару, гуляя по улицам многострадального поселения. Одно из таких произведений Джек часто слышал в исполнении Клауса и Жоржетты, когда они допоздна засиживались на кухне. Старший брат играл на гитаре грустную мелодию, а сестра выдавала своим сопрано депрессивный текст:       Бродит по дорогам Крепкий-Билл тут и там       Ищет он Отца кровавей, чем он сам.       Скоро выйдет Кон Кот под вечер во двор,       И будет Крепкий-Билл удовлетворен.       Идет гепард навстречу, несёт книги в лапе,       Даст прочесть при встрече их Мудрому Папе.       Прозвучит фейерверк, улетят рога вверх,       Побегут кровинки по паперти в бордюр.       Черный сахар с корицей закипели в котле,       В горячем котле над раскаленным огнем.       Зашипел змеевик, заснул сторож-старик,       Потекла меласса, пожрав детей в один миг.       Моя старая бабка меня в поле отвела,       Там поила молоком, угощала бураком.       Смертоносный пожар заселился в наш амбар,       Все запасы на три года в одночасье сожрал.       А недавно я для Глотта песню написал,       Пойдем Ко́та свергать мы с ним ночною порой.       Станем песни орать, станем бошки терять,       А под вечер вместе отдыхать в земле сырой.       Плясал свет Луны да на вершине горы,       Не бывает патриотов, разодетых в кандалы.       Вот сижу немой, я такой несчастный,       Такого вам не представить!       После изучения книги Лешифра Джек понял смысл этой песни. Вальтер Блонд описал в ней трагические исторические события, произошедшие в поселке при его жизни. После очередного домашнего концерта, когда Клаус и Жоржетта попросили оценить их пение, Джек молча вышел на темную улицу, поглядел на дома, уходящие вдаль до самого горизонта, скользнул взглядом на сень, посреди дороги, где погибли Крепкий-Билл и Котик Кринехицкий и, вздохнув, подумал про себя: «Сколько же зла повидала эта деревня за сто лет».

***

      После ночного приключения в роще, Джек с Дейзи стали героями местных легенд, среди детей восточной улицы. Информация о том, что они столкнулись лицом к лицу с живым Кроули, быстро разлетелась по округе. Никто бы не поверил скунсу и белочке, если бы не тот факт, что после их экспедиции к Хижине Отшельника, сам Мудрый Отец послал туда целый вооруженный отряд Полицмейстеров. Чем закончился тот поход, никто не знал. На следующее утро, после приключения кенгуру из Большого Дома явился в дом Кингсли и сказал Джеку и его младшей сестре Джулии, что они обязаны сохранять молчание относительно всего того, что произошло ночью.       «Запомните, дети» – сказал кенгуру, – «Вы не должны никому рассказывать про то, что вы видели в том доме и про то, что Отец послал туда Старших Братьев. Не говорите об этом ни детям, ни взрослым, ни кому-либо из жителей Поселка. Если спросят, так и скажите, что это тайна Мудрого Отца. Ясно?»       Естественно Джек раскрыл эту тайну всем своим друзьям, взяв с них обещание молчать. Они долго обсуждали, что же это могло значить: кто бывал ночью в Хижине Отшельника и почему это так взволновало всех обитателей Большого Дома? Чем занималась экспедиция Полицмейстеров непонятно, известно лишь, что все они вернулись из рощи в ту же ночь живыми. Джек предложил вполне рациональную гипотезу, что когда Старшие Братья дошли до Хижины, та уже была пуста, незваный гость успел улизнуть. Джон Хэмиш, который был явным сторонником существования Кроули, сказал, что демон подменил души Старших Братьев и из рощи они вернулись уже другими зверьми.       – Теперь все они – марионетки Кроули. – твердил бегемот. – Вот увидите: мы еще хлебнем горя из-за них…       Первое время после этого жители поселка ходили встревоженными и о чем-то перешептывались друг с другом, но вскоре история забылась и Джимсвилль вернулся к своей повседневной жизни. Отто Лешифр пообещал заделать дыру в Ограде Найстли и, когда ребята решили сходить туда и посмотреть, как Обер-Прокурор справился с этой задачей, то увидели, что прутья все также погнуты как и раньше, только сплошь перемотаны проволокой (не колючей, как при Кон Коте, а вполне обычной), хоть прямо сейчас перегрызай её и пролезай спокойно. Однако дети решили больше не рисковать, и стали, как и все нормальные звери, пользоваться для выхода из поселка Западными Воротами.       Теперь белка Дейзи Смит была официально принята в коллектив детей из Восточной улицы, однако парни, похоже, сделали это условно по просьбе Джека, кроме него с ней общались только её подружки девчонки. Джек про себя думал, что не так уж и плоха оказалась Дейзи, как он думал на первый взгляд, в ее ангельской наивности скрывается некая приятная душевная теплота.

***

      Наверное, никто из детей Джимсвилля не оказал такого важного влияния на дальнейшую жизнь Джека Кингли, как кугуар Розбат Кейн. Этот малой жил со своими родителями на пересечении Северной и Восточной улиц, окна их жилища выходили прямо на Большой Дом. Розбат Кейн был чуть старше Джека и его приятелей, он был толстый высокий и пушистый пума, с мощными передними лапами и хмурым взглядом. У Розбата было косоглазие из-за чего, с близкого расстояния, он напоминал умственно отсталого. И этот кугуар причинял много хлопот детям города.       Казалось, смыслом всей жизни Розбата Кейна было задирать и обижать тех, кто младше его. Проходя мимо какой-нибудь девчонки, он обязательно хватал её за хвост и дергал его с такой силой, что та вскрикивала от неожиданности на весь квартал. А проходя мимо мальчишки, непременно старался толкнуть того плечом в грязную лужу, после чего громко хохотал, мол «какой ты неуклюжий». Его ненавидели все, кто только мог, ведь Розбат не гнушался и такими пороками, как воровство и вымогательство. Однажды он буквально вырвал из лап Джека и Клайда батончики с нугой, ударив каждого из них в нос кулаком. Поравнявшись с идущей ему на встречу Штокрозой, незаметно вытащил из ее заднего кармана два леденца на палочке. А один раз, внезапно выскочив из-за угла, он схватил Дейзи за шею и оторвал с её рубашки несколько пуговиц. Несчастной белке естественно пришлось рассказать родителям о том, что случилось с её одеждой. Её папа и мама сперва поговорили с родителями хулигана, потом со школьным учителем и наконец, с Обер-Прокурором. На Розбата Кейна постоянно сыпались жалобы от детишек и их родителей, однако никакие наказания и дисциплинарные лекции не помогали, пума так и оставался задирой. Среди детей с Восточной улицы, которых он донимал, хулиган получил позорное прозвище Вонючка. В разговорах друзья говоря о пуме звали его именно так и никак иначе. Со временем стали также обращаться к нему самому, когда встречали обидчика на улице. Само собой Розбата бесило, когда его так называли, он начинал закипать от злости и бросаться на детей. Тут важно было успеть убежать. Вообще друзья старались не сталкиваться с этим наглым типом, и едва заметив его грузное тело вдалеке, разворачивались и поспешно шли в обратную сторону. Хотя избегать негодяя получалось не всегда: ведь поскольку он жил на пересечении двух дорог, Джек часто сталкивался с ним в начале своей родной Восточной улицы, когда шел в школу или домой. Приходилось обходить его через огороды со стороны юга или севера. Вонючка не учился в школе, поскольку его отец по какой-то причине не желал, чтобы сын получал образование, и пума день ото дня слонялся туда-сюда по дорогам Поселка, иногда уходя куда-то в поле. Его часто наказывали общественными работами, иногда даже по указке Лешифра, однако Розбат и не думал исправляться. Штокроза как-то раз сказала друзьям, что слышала как её дядя, в очередной раз отчитывая Кейна за его хулиганства, угрожал отправить его в Приют Симпсона, при живых родителях, но, по словам подруги, Кейн ответил ему так:       – Можете отправлять меня в приют, Ваша Честь! Меня это не пугает. Лучше уж там жить, чем дома. Вы бы на моем месте давно уже туда сбежали. Да и среди тех детей у меня хотя бы есть друзья.       – Какие у него могут быть друзья? – рассмеялся Том Скайскреппер. – Даже симпсоновцы не станут водиться с таким идиотом.       Понятно, что при подобном отношении к окружающим, Вонючка Кейн за все эти годы так и не обзавелся друзьями. Кто захочет дружить с таким отбросом общества? Но, в скором времени его стали замечать в компании одного из симпсоновцев, высокого олененка по имени Багси Нудлз. Этот Багси как и все симпсоновцы обязан был носить специальную форму приюта: фиолетовый костюм, фиолетовые штаны и клетчатый берет, сквозь который прорастали его длинные рога. Джеку было любопытно, как он умудряется надевать этот берет на свою голову так, чтобы не порвать его рогами. Однако спрашивать он оленя не решался, так как Багси был абсолютно ненормальный (даже Вонючка на его фоне выглядел благородным добряком). Этот олень по прозвищу Лапша постоянно ходил с таким видом, словно каждый его день был во сто крат хуже предыдущего, и если кугуар ударяя своих жертв кулаком по голове или в живот старался как-то контролировать силу, то Нудлз мог запросто покалечить тебя и довольно нехило. Один раз он так сильно избил маленького кролика с Южной улицы, за то что тот отказался делиться с ним пастилой, что оленя приговорили к трем дням заключения в тюрьме Джимсвиллля (той самой, что Залонус Крепкий-Билл построил для жертв своего режима). Естественно такое поведение обратило на себя внимания Розбата и они с Лапшой сдружились.       Видимо сладкая парочка со временем решила, что просто задирать слабых уже не круто и стали промышлять более высокими вредительствами: вандализмом и воровством. Один раз они попались на ограблении участка Вальтера Блонда, вследствие чего уже Вонючка был приговорен к трем дням заключения в тюрьме. Том, Клайд, Рене и Саманта естественно злорадствовали по этому поводу, однако, каким-то невероятным образом пума сумел выйти на свободу, проведя в камере всего одну ночь.       – Неужели у этого гада есть связи в тюрьме? – покачала головой Саманта.       Как-то раз Лапша разозлился на четырнадцатилетнего бурого медведя, когда тот грубо отпихнул его с дороги, после чего ударил парня рогами в живот, нанеся тяжелую рану. Медведь отправился в больницу Джорджвилля, а Нудлз получил самый максимальный тюремный срок, какой когда-либо получали несовершеннолетние в Джимсвилле: два месяца заключения плюс исправительные работы еще на месяц. Кроме того, когда Багси вернулся в приют, там его ждало еще одно дополнительное наказание: могучий бизон, директор интерната, по указу Обер-Прокурора лично выдал оленю двадцать ударов розгами по оголенной спине публично. Видимо наказание сделало свое дело и Лапша с Вонючкой больше никогда не занимались ни вандализмом, ни воровством, ни задиранием слабых, а просто сновали туда-сюда по дорогам и по полям, будто бы что-то замышляя.       – Видимо планируют, как в будущем будут расчленять хомяков и крыс. – предположил Ричи.       Когда со временем дети с Восточной улицы уже стали подростками, Вонючка перестал доставать их, окончательно превратившись в скучного косоглазого трудного подростка, который временами сидел тут и там, с ненавистью поглядывая на своих бывших жертв, проходящих мимо.       Друзья успокоились: одной заботой стало меньше, теперь можно без проблем гулять где вздумается, не боясь ни Лапшу, ни Вонючку. Воспоминания о страхе перед этой парочкой отныне казались старыми проблемами давно ушедшего детства.       Но, как уже было сказано, именно Вонючка Кейн однажды коренным образом изменил жизнь Джека, ровно как и жизнь всего Поселка в целом.

***

      Джек отлично помнил то первое сентября, когда дни были еще длинные, а вечера – еще теплые.       – Что-то давненько мы в крикет не играли. – внезапно вспомнил Том Скайскреппер. – Было бы неплохо повторить… А то скоро опять школа, времени на развлечения совсем не будет.       Джек вызвался сходить проверить, как там поживает их площадка для игры, которую они не посещали с тех самых пор, как играли там в перудо, решая, кому идти к Хижине Отшельника. Поскольку пролезать через брешь в ограде отныне было невозможно, Джек воспользовался обычными воротами, вследствие чего ему пришлось сделать довольно длинный крюк, прежде чем он добрался до нужного места.       Соль, которую они рассыпали на площадке сделала свое дело, и поле по прежнему не зарастало травой. Однако могучее одинокое дерево, что росло поблизости, почему-то решило сбросить свой покров раньше времени и в итоге, площадка была усыпана опавшими листьями. Джек провел здесь какое-то время, вычищая площадку от листвы и поправляя кирпичи, что служили границей игрового поля, а когда он решил возвращаться обратно в Поселок, начало смеркаться.       Джек ступал по засохшей траве и мысли его витали где-то в облаках. Внезапно, когда он оказался в северо-западном секторе, недалеко от кукурузных полей, парень заметил, что ему навстречу идет какой-то зверь, примерно его же возраста. Зверь был одет в теплую синюю кофту, на голову накинут капюшон. Казалось у него за спиной некое подобие рюкзака, а на шее висел бинокль. Кому-то из детей приспичило пройтись по полям в такой час?       Скунс решил пройти мимо незнакомца, при случае поздоровавшись с ним, но когда путники почти поравнялись, у Джека внезапно екнуло сердце. Что-то в его организме с силой сжалось, стоило парню разглядеть под капюшоном глядящие в разную сторону косые глаза Розбата Кейна. Это был Вонючка, чуть повзрослевший, но от этого не менее противный. Черт, вот же угораздило! Сейчас этот идиот полезет в драку, а одолеть его он явно не сможет – у пумы весовое преимущество. Джек решил просто пройти мимо, сделав вид, что он не узнал путника и стал смотреть вперед в поле, не наводя взгляд на кугуара. Они поравнялись, Джек продолжил идти прямо не сталкиваясь взглядом с Вонючкой, но боковым зрением заметил, что тот остановился. Скунс решил ускорить шаг, дабы не получить удар в спину и внезапно услышал, как его окликнули:       – Эй, Полоска!       Скунс замер, не веря своим ушам. Вонючка только что назвал его прозвищем, которым скунса наградили друзья? Откуда он его знает? Пума еще ни разу к нему так не обращался. От неожиданности Джек, не отдавая себе отчета, обернулся. Розбат стоял, глядя на него.       – Куда идешь? – спросил Кейн. В его голосе не было вызова, гнева или чего-то подобного, интонация напоминала скорее дружескую.       – Э-э-э… – осторожно произнес Джек, недоверчиво глядя на Кейна. – Домой… А ты куда?       Розбат как-то лукаво ухмыльнулся и указал на бинокль, висящий у него на груди.       – Сегодня будет Ночь Кроули. – сказал Розбат. – Вот буду наблюдать издалека. Взял тут припасов, – он похлопал лапой по своему рюкзаку.       – Чего? – не понял Джек.       – Как только сядет солнце на том берегу реки Потомак начнется Ночь Кроули. Сегодня в ней участвуют мелкие и средние хищники, – объяснил Розбат.       Джек по-прежнему ничего не понимал из того, что говорит Вонючка. Очевидно, речь идет про какое-то мракобесие, раз это связано с Кроули.       – Кроули не существует в природе! – бросил Джек, после чего развернулся и двинулся в путь, оставив инфантильного Вонючку играть в свои игры.       – Может и не существует, но поклоняться то ему будут по настоящему, – сказал пума. – Я знаю, что твой старший брат тоже там будет. Клаус, верно?       Джек вновь замер и с удивлением обернулся на кугуара.       – Что ты сказал? – переспросил он.       – Твой брат впервые будет участвовать в поклонении Кроули. – сказал Вонючка. – В прошлом году его не было. А тут он кажется, созрел…       – Что за бред ты несешь?! – рассердился Джек. Похоже Вонючка пытается его достать.       Пума рассмеялся. – Если хочешь, пошли со мной, тоже посмотришь шоу! – с этими словами косоглазый развернулся и побрел куда-то в сторону реки. Джек какое-то время стоял на месте. Впоследствии он не мог вспомнить, что побудило его сделать это, но вместо того, чтобы идти домой, скунс побежал догонять пуму. – Что ты сейчас сказал? – грозно спросил Джек. Кейн продолжал идти, довольно улыбаясь.       – Ты что хочешь сказать, – продолжил скунс. – Что мой брат Клаус принимает участие в какой-то секте?       – Я бы это не так назвал, – покачал головой Розбат. – Но я сегодня подслушал случайно разговор твоего брата с енотом Грассом, которому в этом году тоже исполнилось восемнадцать. Они собираются идти на шабаш и поклоняться Кроули. Енот говорил, что волнуется и боится идти, но вроде как Клаус его уговорил.       – Это бред! – не согласился Джек. – Мой брат – разумный зверь. Он не верит в эти бредни про призрака иди демона в виде злобного зайца с рогами и крыльями.       – Ты ничего не понимаешь! – вздохнул Розбат. – Ну не страшно, сам все увидишь скоро. Вы со своими дружками рысью, ламой и норкой только бегаете и резвитесь, играете в бейсбол и занимаетесь всякой детской ерундой.       Путники прошли мимо Прокурорских Прудов. До реки оставалось несколько сотен шагов.       – А ты чем занимаешься? – парировал Джек. – Дергаешь пятилетних девчонок за хвост и самоутверждаешься тем, что таскаешь яблоки из сада немого старика?       Розбат издевательски затянул песню Вальтера Блонда, перевирая текст как только можно:       Моя старая бабка меня в поле отвела,       Там знакомила с быком, угощала молоком.       Смертоносный пожар заселился в наш амбар,       Поперхнулся хлебом из моего мешка.       – Со своим другом Лапшой ломаете заборы старику Пробоскису? – продолжал скунс.       – Лапша мне уже не друг, – сказал Вонючка. – В приюте Симпсона есть жители, которые могут быть мне более полезны, чем психованный олень, ненавидящий себя за то, что родился не хищником?       – Что? – удивился Джек.       – Мы пришли!       Розбат остановился на берегу реки. Черные воды Потомака неслись на восток, вдалеке можно было увидеть островок с находящейся в его центре белой гробницей, в которой некогда покоились тела семерых Мудрых Отцов, а сейчас покоятся лишь пятеро, так как трупы тиранов Залонуса и Кон Кота были эксгумированы и выброшены в болото во времена Фергюссона.       Пума указал лапой на небольшую сопку, покрытую густой поблекшей от солнца травой.       – Что это? – недоуменно спросил Джек.       – Засада, – усмехнулся Розбат. – Тут я сижу в засаде и наблюдаю. Здесь нас не спалят.       Под сопкой было довольно просторное углубление, скрытое длинными корнями. Раздвинув эти корни, пума пролез внутрь, Джек осторожно шагнул за ним следом. Они оказались в некоем подобии маленькой пещеры, где могло бы уместиться до пяти детей.       Розбат сбросил со спины рюкзак на землю и, присев на корточки, принялся распаковывать вещи.       – Что ты собираешься делать? – поинтересовался скунс, следя за работой кугуара.       – С того берега не видно, что здесь кто-то прячется, – объяснил косоглазый, извлекая из рюкзака консервы и пакетики с чипсами. – Поэтому отсюда лучше всего следить за тем, что происходит вдалеке. Я уже третий год наблюдаю отсюда. Ни разу не пропускаю…       – Типа на том берегу будет происходить сектантский обряд, а ты за ним следишь? – догадался Джек.       – Ага! Зачем по твоему мне бинокль? У меня в портфеле еще один есть, можешь его взять.       Пума разложил на земле кучу банок: консервированный плов, консервированные голубцы, консервированный фаршированный перец. Потом он достал из рюкзака переносной походный примус, прикрутил к нему газовый баллончик и, разведя огонь, поставил на горелку банку с пловом.       – Где ты это достал? – поинтересовался скунс.       – Купил в Джорджвилле, когда был там с родителями. На свои деньги.       – Врешь! – усмехнулся Джек. – Откуда у тебя могут быть деньги?       – Я их заработал. В отличие от вас дурачков, которые еще ходят в школу, я уже работаю и зарабатываю деньги сам.       – И где же ты работаешь? – Джек не верил ни единому слову. Вонючка тот еще брехун.       – В Большом Доме, – сказал кугуар, помешивая ложкой плов в банке. – Я работаю на Министра обороны Кристиана Шугарсолта.       Это имя показалось Джеку очень знакомым.       – Это серый волк, который по указу Отца руководил экспедицией в Хижину Отшельника?       – Ага, он самый.       – И чем вы с ним занимаетесь? – спросил Джек.       – Секретная информация.       – Да неужели? Ха-ха!       – Вот именно, – сказал Розбат. – Садись. Надо подкрепиться, возможно, нам придется часа два ждать, пока все не начнется.       Джеку показалось странным поведение Кейна: чего это он вдруг стал вести себя так, как будто они со скунсом друзья с пеленок. Как будто все детство Вонючка не вел себя с ним и его друзьями как полный подонок.       Джек отказался от консервированного плова Розбата, однако угостился чипсами. К своему удивлению, он заметил в его рюкзаке целую кучу шоколадных батончиков «Кэнди-Миллерс». На такое количество нужно было угрохать немало денег.       – А это ты тоже сам купил? – поинтересовался Джек.       – А как же, – не без гордости сказал Розбат, распечатывая голубцы. – Только это не для нас. Это мне на будущее пригодится.       – Слышь, а ты ведь слышал историю, как я с сестрой и подругой ходил ночью в рощу и что мы там увидели? Как ты думаешь, мы вправду видели Кроули?       – Я не верю ни в Кроули, ни в Шмоули. – ответил Розат, ставя на огонь банку с голубцами. – Я здесь для того, чтобы подглядывать за тем, чем сегодня в тайне будут заниматься парни из нашего поселка.       – А почему ты раньше, на протяжении всего детства вел себя как какой-то тупой быдлан?       – Тихо! – внезапно шикнул Вонючка, перекрывая газ на горелке. – Они идут! Тушим огонь! Приготовься. Бери гляделку.       Пока Джек извлекал из рюкзака пумы бинокль, Розбат постелил на землю покрывало, после чего лег на него животом.       – Ложись рядом! – велел он скунсу. – Шоу начинается!       Джек по-прежнему не до конца понимал, что происходит и что задумал кугуар, но послушался совета и пристроился рядышком с ним на земле. Теперь они как шпионы-разведчики из засады наблюдали в бинокли за противоположным берегом реки Потомак. Было уже довольно темно, но скунсу удалось разглядеть на противоположном берегу группу юношей, вышедших из тьмы. Среди них было несколько горностаев, рыжий лис, большеухий лис, двое соболей, оцелот и скунс.       – А вот и твой брат, верно? – спросил Кейн.       Джек не мог поверить своим глазам, он принялся вертеть настроечное кольцо на оптике, чтобы рассмотреть получше. Сомнений быть не могло: это действительно был Николас Кингсли, собственной персоной. Что он там делает? Неужели братец и в самом деле замешан в каких-то тайных грязных делах?       В течении последующего получаса толпа разложила на берегу внушительных размеров большой костер из толстых веток. Еще минута и костер загорелся. Пламя от гигантского кострища начало освещать округу. Вскоре звери достали откуда-то музыкальные инструменты, типа тамбурина, кларнета и ксилофона и, рассевшись вокруг костра, принялись играть какую-то мелодию. Это длилось еще около десяти минут, после чего собравшиеся начали выплясывать вокруг костра весьма странный танец, кружась туда-сюда вокруг кострища.       – Действительно, похоже на шабаш, – заметил Джек. – Чем они занимаются?       – А ты как думал? – хихикнул пума. – Призывают Кроули.       – И как у них, получится? – саркастически ухмыльнувшись, спросил Джек.       – Не так, как ты думаешь, Полоска, – ответил Розбат. – Я все жду, когда же оргия начнется.       – Чего начнется? – не понял скунс.       – Самый гвоздь программы. То, ради чего они там все собрались. Это у них типа ролевой игры. Совершеннолетние извращенцы собираются там, в начале каждого сентября и устраивают это мракобесие втайне от всех. Ну как втайне… Уже третий год подряд наблюдаю за ними. Мне только лет через шесть можно будет поучаствовать. О, а вот и она!       Внезапно парни у костра замерли, словно в оцепенении и музыка смолкла. Из темноты вышла самка енота, примерно того же возраста, что и остальные участники действа. Она резко взмахнула лапами и парни, как по команде, сели на землю. Незнакомка была одета весьма странно: на ней были надеты топик и шорты, будто бы сплетенные из какой-то коры или сухой травы. На голове у нее было два украшения: ободок в виде заячьих ушей и ободок в виде оленьих рогов. К спине были прикреплены два гигантских крыла.       – Это она Кроули типа изображает? – догадался Джек.       – Ага, – подтвердил кугуар. – Ща будут поклоняться ей.       – Че за бред? – поморщился скунс. В глоттовцев и штазиритате играть куда интереснее. Там хотя бы некий экшон есть.       – Игра такая! Я же говорил.       – Наши игры лучше гораздо. – заметил скунс. – Я могу понять крикет там, перудо… даже шахматы. Но это ребячество какое-то.       Енотиха поднялась на цыпочки и развела лапы в разные стороны так, словно собиралась взлететь в небо на своих картонных крыльях. Все собравшиеся, за исключением двух лисов, встали перед ней на колени и отвесили земной поклон. А рыжий и большеухий обошли самку со спины и бесцеремонно сорвали с нее шорты и топик.       – ОХ, ЧЕРТ! – у Джека отвалилась челюсть. Он закрыл глаза от смущения.       Розбат громко посмеялся над ним.       – Смотри, смотри! Сейчас будет самый сок.       Когда Джек решился снова открыть глаза и приложить к морде бинокль, он увидел, что енотиха стоит в той же позе, абсолютно нагая (уже без всякой одежды, но все еще с крыльями и рогами). Енотиху похоже нисколько не смутило, что ее раздели перед парнями, а плетеную одежду бросили в костер. Она открыла рот и что-то произнесла, а ей ответили хором. С другого берега не было слышно голосов.       – О чем они говорят, Вонючка? – спросил Джек и тут же из глаз полетели искры, поскольку он получил удар по голове. – АЙ!!!       – Еще раз так меня назовешь… – злобно прошипел кугуар.       – Извини, Розбат… – Джек впервые в жизни назвал пуму настоящим именем.       – Не знаю я, о чем они говорят, – ответил сосед, снова примкнув к биноклю. – Не все ли равно? Разыгрывают какую-то магическую сценку.       Звери на том берегу продолжали театрально играть. Внезапно Клаус Кингсли, старший брат Джека, подполз на коленях к енотихе, что исполняла роль Кроули. Та выставила вперед левую ногу и старший брат Джека, наклонив голову, поцеловал ее голень.       – ФЕ! – поморщился Джек.       Дальше хуже: Кроули поставила другую ногу на затылок Клауса и усилием приказала ему опустить свое лицо еще ниже. Как только рот скунса оказался на уровне голеностопа енотихи, парень высунул язык и принялся лизать ее вторую ступню.       Бинокль Джека упал на землю. Он с трудом поборол внезапно напавший на него рвотный позыв. Розбат вновь заржал как лошадь.       – Что, зеленый еще? – издевательски спросил он. – Не видел такого раньше?       – Какого черта они творят? – Джек был шокирован до глубины души.       – Их это заводит, – облизнувшись сказал Кейн. – И меня тоже, если честно, потому-то я и здесь.       В Джеке боролись два взаимоисключающих чувства: желание уйти поскорей домой и, необъяснимое желание продолжить подглядывать за зверьми, чтобы узнать, чем кончится дело. С большим трудом он снова поднял бинокль на уровень глаз.       Клаус Кингсли облизал ступни обеих ног енотихи, после чего лис и оцелот, что стояли за его спиной взяли парня под руки и поставили на ноги. У Джека от ужаса участился пульс, при мысли, что же они собираются сделать дальше.       А дальше началось совсем странное: пока лис и оцелот держали Клауса за руки, остальные парни полностью раздели его догола, после чего завязали скунсу глаза красной тряпкой. Джек был в ужасе: неужели его старшего брата прямо сейчас собираются принести в жертву? Может Клауса одурманили каким-то наркотиком и он не понимает, что с ним собираются сделать? Джек был готов закричать, выскочить из укрытия, переплыть холодную бушующую реку, ворваться в толпу, чтобы остановить эту вакханалию.       Но его переживания оказались напрасными. Клаус, чьей единственной одеждой на теле теперь была только повязка на глазах, аккуратно лег на спину и остальные парни стали крепко прижимать к земле его руки и ноги. Рогатая девица какой-то странной, но элегантной походкой подошла к ним, медленно бормоча под нос какое-то стихотворение, после чего аккуратно опустилась и села на Клауса в районе его паховой области.       Далее она обняла ладонями щеки молодого скунса и принялась в буквальном смысле скакать на нем в такой позе, выполняя ритмичные движения. Все это Джек с Розбатом наблюдали со спины.       – Сношения начались, – облизнувшись произнес пума. – Обожаю такие моменты.       У Джека отвисла челюсть и выкатился язык. Он потерял дар речи и не мог произнести не слова. Он молча наблюдал, как на протяжении нескольких минут енотиха скачет на несчастном Клаусе, держа его за щеки, а остальные парни не дают ему пошевелиться, удерживая конечности скунса руками.       Через какое-то время Кроули прекратила ерзать и поднялась на ноги. Тогда Клауса перестали удерживать, он сел на землю и снял с глаз повязку, передавая ее рыжему лису. Теперь этот лис упал на колени перед девушкой-Кроули и проделал тот же номер с целованием голеней и вылизыванием ступней. Далее этого лиса, как и Клауса, полностью раздели, завязали глаза и уложили на спину, около костра. Теперь его с одной стороны удерживал хорек, а с другой – Клаус. Девчонка также села ему на живот и провела те же самые манипуляции, что и с братом Джека.       Джек понял закономерность: все парни на том берегу должны были по очереди пройти этот ритуал. Пока один юноша с завязанными глазами лежит на спине, двое других справа и слева – удерживают его за руки и за ноги. Когда все заканчивается, приходит очередь парня, что сидел слева от «жертвы Кроули» и сдерживал его, а сама «жертва» потом будет держать лапы этого парня, сидя уже справа от него, и так далее по очереди и по часовой стрелке.       Шпионы в полном молчании наблюдали этот довольно долгий процесс, изредка шурша пакетиками и хрустя чипами. Джек не мог сказать, что он одобряет подобные действия молодых зверей Джимсвилля, но это шоу чем-то заинтересовало его.       Со временем одетых парней становилось все меньше, а раздетых все больше. Последней пришла очередь большеухого лиса. Когда енотиха закончила мучить и его, все парни расселись вокруг костра, словно принявшись слушать, что скажет виновница торжества.       Она действительно театрально произнесла какой-то монолог, судя по всему какое-то стихотворение и заклинание, после чего удалилась во тьму и спустя какое-то время, вернулась обратно, держа в руках некое подобие черного ошейника с поводком. Клаус Кингсли медленно поднялся на ноги и подошел к енотихе. Та медленно надела на его шею этот ошейник, туго затянув пряжку, после чего повернулась к Клаусу спиной и, опустившись на колени, оперлась локтями на землю, выпрямив спину параллельно земле. Клаус также опустился на колени и, пристроившись к виновнице торжества сзади, поднял её большой хвост и аккуратно положил его на свое плечо. Остальные участники шабаша подползли поближе. Скунс аккуратно обхватил ладонями бедра девушки, после чего она взяла поводок, что свисал с шеи Клауса, и потянула его к земле так, что старший Кингсли был вынужден согнуть спину и, опустив торс, лечь животом на спину енотихе, аккурат между картонными крыльями.             Толпа заголосила и заулюлюкала, когда скунс начал совершать быстрые и ритмичные толчки тазом взад-вперед.             – Ого! – присвистнул Розбат. – Мощно они…       – Что происходит? – чуть не плача произнес Джек. – Почему она его мучает?       – Мучает? Ты что, дурак, Полоска? Да он же кайфует. Я бы с удовольствием оказался бы сейчас на его месте.       Джеку было крайне паршиво на душе. Он хорошо видел выражение лица своего брата и в нем читались муки и страдания: Клаус зажмурил глаза, словно от боли, язык вывалился из открытой пасти, а проклятая енотиха дергала за поводок все сильнее и сильнее, вынуждая несчастную жертву нагибаться все ниже и ниже. Остальные участники являлись зрителями и внимательно наблюдали за действием, время от времени подбрасывая хворост в костер.       Находясь в явно безвыходном положении, старший брат Джека был вынужден дрыгаться на енотихе все быстрее и быстрее с каждой секундой. Вскоре его пышный черный хвост задергался из стороны в сторону. Клаус что-то громко прокричал, девушка енот отпустила поводок и ее пленник, отскочив назад, сел на землю и, задрав голову высоко в небо, совершил какую-то быструю манипуляцию собственной лапой в районе паховой области, после чего резко повалился на спину, словно парализованный, раскинув лапы в разные стороны. Толпа снова заголосила и заулюлюкала, словно издеваясь над ним.       – Молодец, – прошептал Вонючка. – Вовремя успел.       Клаус снова медленно уселся на землю, утер нос лапой, после чего снял ошейник со своей шеи и выручил его оцелоту. Тот надел кольцо с поводком на свою собственную шею и, также как до этого делал Клаус, пристроился сзади к девушке-Кроули, которая все это время продолжала стоять на четвереньках в той же позе. Вскоре все парни до единого по очереди провели с Кроули тот же ритуал, что и Клаус. Кому-то потребовалось для этого чуть больше времени, кому-то совсем мало, но когда они, наконец, закончили, было уже далеко за полночь.       – Ну, похоже всё! – объявил наконец Розбат, откладывая бинокль. – Дальше можно не смотреть. Они сейчас все лягут спать, так что нам тут больше делать нечего. Ну как тебе, Полоска?       Джек не ответил. Он с грустью смотрел на землю и мыслями ушел в себя. Он не ожидал такого от своего старшего брата, всю жизнь он думал, что Клаус – веселый и хороший зверь и никак не мог подумать, что брат может быть связан с какими-то грязными делами. Светлый образ старшего братика в одночасье разрушился в его сознании, и в этом был виноват Вонючка, встретившийся Джеку на пути.       – Закругляемся. Пора и по домам, – объявил Розбат, вешая рюкзак на плечо.       На обратном пути Джек по большей части был молчалив, а вот Кейна было не заткнуть. Он хвастался, что это уже третий раз, когда он наблюдает подобное «шоу» и рассказывал, что было в предыдущие годы.       – Если в следующем году захочешь еще посмотреть, – сказал Кейн. – Ищи себе другое место. Эта засада, где мы сидели – мое личное укрытие, и никто не имеет права там находиться без моего ведома. Вокруг полно еще мест, где можно спрятаться, но если они тебя запалят – сам будешь виноват.       – А что они будут делать потом? – с тоскою спросил Джек.       – Спасть до утра. А когда взойдет солнце, искупаются голыми в реке, оденутся и пойдут по домам. Неписаное правило предписывает молчать. В Джимсвилле нельзя в открытую упоминать, что ты участвовал в Ночи Кроули и особенно называть имя той телки, которая исполняла роль демона. Сам понимаешь, какое клеймо может светить ей, если кто прознает об этом. Так что, по сути, мы сейчас наблюдали сверхсекретную операцию. Только узкий круг посвященных знает о ней, Старшие Братья и прочие не быть в курсе.       – Поверить не могу, – вздыхал Джек с тоской глядя на высокие кукурузные початки, что окружали их. – Никогда бы не подумал, что член моей семьи будет поклоняться какой-то потусторонней твари…       Розбат остановился и повернулся лицом к спутнику.       – Ты не понимаешь, – объяснил он. – Из тех, кого мы сегодня видели, никто не верит в этого рогатого зайца. Их основной целью было устроить оргию. Это называется «ролевая игра».       – Но что это такое? И для чего?       Пума посмотрел на скунса так, как на него обычно смотрел школьный учитель, когда тот не мог ответить на легкий вопрос.       – И чему вас только учат в вашей этой Школе имени Джона Джимса? – покачав головой, сказал он. – Самцы и самки сношаются друг с другом и кайфуют от этого. Но иногда им надоедает сношаться просто так и они… устраивают ролевые игры. Типа разводят костер и прикидываются, что вызывают дух рогатого зайца, а какая-нибудь самка наряжается в Кроули и давай заливать: «Зачем вызывали меня, смертные? Зачем нарушили мой покой?». Ну а дальше начинается театральное представление. Пацаны начинают ползать перед ней на коленях, просить позволить им служить ей, облизывать ноги. Потом она типа высасывает из них жизненную энергию, ну ты видел, когда садится на них и взбивает масло. А в конце все подряд по очереди надевают ошейник и пускают её по кругу. Потом в обнимку засыпают до утра и купаются на рассвете. В прошлом году, кстати роль Кроули исполняла рысь Алиса Барроуз с Северной улицы, а по ней и не скажешь, что ей нравится подобное – такая скромная девочка вроде бы… та-а-ак, а в позапрошлом году была какая-то лисица, не знаю кто такая, видимо из Полска или из Франкофа. Джек по-прежнему не понимал, что в этом такого приятного. Махать битой в крикете и отбивать шары явно же куда веселее, чем дрыгаться на какой-то ряженой самке. И Вонючка еще выражается какими-то странными словами.       – До ворот идти долго, – зевая произнес кугуар. – Давай пролезем через лаз в заборе?       – Лешифр замотал его, – посетовал скунс. – Мы там не протиснемся.       – Он замотал только один лаз.       – А что, есть и другой? – Джек удивленно вытаращил глаза.       – О-о, Полоска, ты даже себе не представляешь!       Кугуар повел Джека какими-то странными зигзагами через грядки к Ограде Найстли в районе Западной улицы, где Джек никогда не был. Этот маршрут был абсолютно незнаком скунсу, и когда путники приблизились к ограде, Джек увидел, что одного прута не хватает. Надо же! Теперь он знает еще про один секретный лаз, лаз что ускользнул от бдительного взгляда везде снующего Лешифра.       Путники по одному протиснулись сквозь прутья.       – Всегда захватывает дух, когда я это делаю, – поежившись сказал Джек. – Мы с тобой только что нелегально пересекли границу Джимсвилля. Подумать только, каких-то тридцать лет назад за то, что мы с тобой только что сделали, полагалась незамедлительная смертная казнь. Во времена папаши Кон Кота мы были бы самыми страшными преступниками только лишь за то, что только что совершили, представляешь? Штазиритате бы открыло по нам огонь. Я всегда представляю, что сейчас времена Кон Кота, когда пролезаю через забор – всегда мурашки по коже. Розбат, похоже не разделял увлечений скунса.       – Чушью какой-то занимаешься, – сказал он. – Я вот плевать хотел на какого-то жирного манула, для которого самым страшным преступлением было сбежать отсюда. Он сдох и хрен с ним. Сейчас уходить из города не преступление и я доволен этим. У меня дух захватывает, когда я сношаюсь с самками.       – Ты… сношаешься?       – Ага! Не веришь?       – С кем?       – С Джинни Дулиттл.       – Это кто такая? – Джеку не было знакомо это имя.       – Симпсоновка из приюта. Она кстати травоядная. Видел наверное двух сестер ланей: Эмму и Джинни? Постоянно парой под руку ходят в своих беретах. Лапша меня с ними познакомил. Хочешь увидеть, как мы с ней того?       – Любопытно было бы посмотреть? – зачем-то ляпнул скунс, хотя ему было абсолютно фиолетово.       – Тогда встретимся завтра в восьмом часу вечера у памятника Джимсу и я тебе все покажу! Хотя нет, завтра же экспедиция. Тогда послезавтра…       В данный момент они как раз проходили мимо Большого Дома. В окнах спальни Мудрого Отца на третьем этаже еще горел свет. Пройдя еще несколько шагов, они оказались в начале Восточной улицы, где и стоял дом семейства Кейнов.       – Ну вот, тут и расстанемся! – сказал Розбат, отворяя калитку.       И они расстались.       Джеку дома влетело как следует от родителей из-за того, что он пришел домой так поздно. Мать сказала, что долго не могла найти Джулию и Томми и грешным делом решила, что Джек снова повел их в дремучую рощу к Хижине, где еще во времена Джимса проживал, впоследствии убитый свин. Однако оказалось, что дети играли в саду у бабушки. Парень пытался оправдываться, что он проверял поле для крикета, но ему все равно закатили скандал.       «Знали бы вы, чем занимается ваш старший сын» – подумал про себя Джек, когда спустя десять минут лежал в своей комнате и глядел в потолок, положив руки за голову.       В его сознании раз за разом проносилась та странная картина, свидетелем которой он стал сегодня вечером. Может у подростков просто такой ритуал посвящения в совершеннолетие? Почему в нем участвует целая куча самцов и только одна самка? Странно все это.       И это необъяснимое поведение Вонючки. Он сегодня общался с Джеком так, как будто бы они были не то, что лучшими друзьями, но добрыми приятелями. До этого дня они только перекидывались оскорблениями, а тут вдруг за один вечер пообщались больше, чем за все предыдущие годы вместе взятые. Вонючка даже поделился своими запасами и биноклем. С чего это вдруг он стал таким щедрым и добропорядочным? Может правильно говорят: «со временем и у придурков мозги встают на место». Или дело все в том, что наказания Лешифра положительно сказались на Вонючке и Лапше? А может просто Кейн хотел унизить парня, показав тому, чем занимается его старший брат? «Смотри, мол, какое у вас семейство. Твой Клаус вон ноги грязные енотам облизывает и какой-то вакханалией увлекается». Позвал бы Кейн Джека с собой, если бы не знал, что Клаус будет участвовать в Ночи Кроули? Неизвестно. Пошел бы Джек с пумой, если бы тот не назвал имя Николаса? Вряд ли. Что вообще Вонючке понадобилось от него? Может не стоит с ним связываться? Перед сном, лежа в постели, Джек все думал о старшем брате, который сейчас спит на открытом воздухе у тлеющего костра на подстилке из листьев, абсолютно голый в компании таких же голых сверстников. Скунс пытался понять, что же все-таки побуждает зверей делать такие странные вещи.       Кейн сказал, что согласился бы оказаться на месте тех парней. Джек закрыл глаза и представил себе своих подруг: Дейзи, Рене и Саманту. Так, предположим: представим Саманту Хайскул с рогами и крыльями, вот он стоит обнаженный перед ней на коленях и целует ее ступни. Гадость какая! А вот он лежит на спине с завязанными глазами и Рене сидит на нем верхом. Да он бы никогда не позволил бы ей так с собой поступить – Гипноз, Рентген и приклад до конца жизни же будут его потом высмеивать за такое! А Дейзи? Представим ее, стоящей также на четвереньках, Джек сзади с ошейником, затянутым на шее с такой силой, что дышать невозможно, Дейзи дергает поводок, предлагая лечь ей на спину. Какие там действия совершал Клаус?       Джек перевернулся на живот, накрылся одеялом, попытался повторить те движения по памяти, и внезапно… Он почувствовал что-то новое. Скунс не был в этом уверен на сто процентов, но похоже это то самое чувство, которое испытывали те, кто «поклонялся Кроули» сегодня на том берегу у костра. Да, в принципе это имеет смысл - ради такого можно и потерпеть немного унижений, но лишь теоретически, в фантазиях, а не на практике. Мысли то никто не сможет прочитать, а вот в реальности все будут знать, какой ты. Играть в бобслей и крикет, однозначно, веселее.       С тех пор жизнь сильно изменилась, и прежней стать она уже не смогла бы никогда…

***

      Утром Джек пребывал не в лучшем настроении духа. Он, как и все, сидел за столом и ковырял вилкой яичницу на тарелке.       – В чем дело, дорогой, плохое настроение? – спросила мать.       «Вчера скандал закатили, а сегодня я значит дорогой» – подумал про себя сын.       – Какое тут может быть настроение, когда сегодня первый школьный день? – ответила за Джека Жоржетта.       – А когда я пойду в школу? – поинтересовалась Джулия.       – В следующем году, милая, – мать ласково потрепала дочь по макушке.       – Джек, а куда вы вчера ходили с пумой? – спросил маленький Томми.       Джек зажмурил глаза и зашипел от негодования. Вот жеж мелкий негодник, вечно поставит его в неловкое положение. Вопрос брата вызвал предсказуемую реакцию со стороны родителей.       – Джек, ты что, общаешься с сыном Кейнов? – сурово спросила мать.       – Нет, не общаюсь! – ответил сын. – Вчера встретились в поле, когда я шел с крикетной площадки, и он за мной увязался. Начал так себя вести, как будто мы с ним старые приятели и никаких обид не было.       – Если так, то ничего страшного, – серьезно сказал отец. – Но водиться с ним я тебе не рекомендую. Сын Кейнов не учится в школе, слоняется туда-сюда без дела, занимается какими-то спорными делами…       – Посмотри, с кем он водится, – добавила мать. – Багси Нудлз из приюта. Этот больной олень, что покалечил нескольких детей. Два сапога пара.       – А чего этого аутиста с синдромом дауна так спокойно отпускают из приюта и позволяют разгуливать по улицам? – справедливо заметила Жоржетта. – Ему место в психушке.       – После инцидента его уже не выпускают, – сказал отец.       – Эти Кейны – такое жуткое семейство! – покачала головой мама. – Стенли Кейн постоянно напивается и бьет свою жену, заставляет её «жевать стол». У Розбата от всего этого косоглазие случилось. Вот он и ходит туда-сюда по улице, чтобы дома не сидеть. Он злится на своего отца-тирана и вымещает свою злость и обиду на тех, кто слабее его.       – Как можно «жевать стол»? – хихикнула Джулия.       Томми продемонстрировал это, опустив голову и укусив кусок скатерти.       – А чем Клаус занимается? – внезапно, даже для самого себя, спросил Джек.       – Как обычно: шпаклюет и красит стены домов, – ответил папа. – Скоро он навестит нас.       – А сегодня ночью он дома ночевал? – издевательски поинтересовался Джек, лукаво улыбаясь в пол.       – Наверное, а где ему еще ночевать? – пожала плечами мама.       Джек скользнул взглядом с матери на отца и, внезапно, в поле его зрения попало лицо Жоржетты. Джек внезапно уловил в глазах старшей сестры какое-то странное выражение; ложка с мюслями, которую Жоржетта собиралась отправить в свой рот, внезапно резко замерла на полпути. Какое-то мгновение, буквально полсекунды, сестра удивленно глядела на Джека, после чего отвернулась и продолжила есть мюсли как ни в чем не бывало. Джек испугался и тоже отвел взгляд: кажется, старшая сестра уловила в его глупом вопросе какой-то смысл, который не смогли уловить остальные.       – Ну да, просто интересно, – поспешил сказать Джек. – Он же отдельно проживает. Вот интересно… э-э-э… что у него там и как…       – Скоро он к нам придет, вот и спросишь у него, – сказала младшая сестра.       – Ладно, мне пора в школу! – буркнул Джек, откладывая вилку.       Он встал из-за стола и, стараясь не встречаться взглядом с Жоржеттой, пошел в свою комнату за сумкой. Выйдя на улицу, он встретил Дейзи и они пошли в школу вместе. Всю дорогу белочка увлеченно о чем-то ему рассказывала, однако скунс почти не слушал ее, ибо его мысли были заняты другим. «Жоржетта знает» – думал он, – «Когда я сдуру спросил, где ночевал Клаус сегодня ночью, она так на меня посмотрела, словно все знала. Неужели он посвятил ее в свои планы?»

***

      В тот день в школе было четыре урока: математика, которую преподавал верблюд; письменность, которую вела степная кошка; природоведение, где старая овца рассказывала про всякие растения и грибы и урок истории. Лекции по истории читал старый верблюд в очках (диоптрии в этих очках были настолько крупные, что он был похож на какое-то гигантское насекомое). Верблюд рассказывал детям про Мудрых Отцов, начиная с Джона Джимса и заканчивая Джошеми Клыксом.       – Да, Дейзи? – сказал он, увидев, как соседка Джека по парте подняла лапу.       – А бывают ли Мудрые Матери? – спросила белка.       Весь класс дружно захохотал.       – Нет, не бывает, – ответил учитель, когда смех умолк. – Так исторически сложилось, что только самцы становятся правителями Джимсвилля. Однако вопрос задан не зря, ибо существует легенда, что один из правителей нашего Поселка был самкой, только притворяющейся самцом.       – ОГО! – охнул Скайскреппер. – Такое возможно?       – Говорят, что якобы один из первых правителей оказался женского пола и его тут же отстранили от власти, а имя вычеркнули из списка глав общин и предали вечному забвению. Эта «Мудрая Мать» будто бы стояла между шакалом Алонзо Алонси и хомяком Стюартом Симпсоном Батом. Но это нереально, так как хищники и травоядные чередуются на этом посту и если «Мать» существовала, то она должна была бы быть травоядной, так как Алонзо был хищником. В таком случае после нее должен был снова быть хищник. Однако в каком месте хомяк является плотоядным зверем, я представить не могу! Ха-ха-ха! По другой легенде скрывающейся женщиной могли быть сами Алонзо или Бат. Сохранилось упоминание, что хомяка как-то обозвали «Мудрой Отцовкой». Да, Ричи?       – А в каком месте Алонзо Алонси мог быть самкой? – поинтересовался МакКапс, опуская лапу.       Очередная волна хохота прокатилась по классу.       – Все это лишь мифы, придуманные на пустом месте, – сказал верблюд. – Ни «Матерей», ни «Отцовок» в природе никогда не существовало. Вот вам задание на дом: описать своими словами эпохи Джимса, Найстли и Алонси.       Когда уроки закончились, компания Восточной улицы собралась идти играть в крикет, как и планировала вчера. Однако Джек, к удивлению Приклада, Гипноза и Рентгена, сказал, что не пойдет сегодня кидать шары и валить калитки, так как собирается провести вечер в школьной библиотеке. Друзья посмотрели на него как на больного, но скунс настоял на своем.       – Джек, я тоже собиралась пойти в библиотеку, – сказала белка.       – Отлично, Дейзи, поможешь мне! – ответил скунс.       Старая коза, смотрительница библиотеки, долго сверлила парочку недоверчивым взглядом. Впервые на ее веку дети по собственной воле пришли в это заведение.       – А почему вы не идете играть с другими детьми? – спросила она, с подозрением глядя на скунса.       – Нам хочется почитать, – сказала вместо него Дейзи, – Пустите нас, пожалуйста, мы будем тихо себя вести.       В конечном итоге коза позволила им войти и оставила детей наедине.       – Что мы ищем? – с интересом спросила белка.       – Мне нужно узнать как можно больше информации о Кроули. – сказал Джек, доставая с полки тяжелый увесистый том. – Вся информация по нему, все праздники и обряды, связанные с ним.       Они принялись листать разные книги по истории Джимсвилля и словари, содержащие в себе информацию относительно Поселка. Все книги, как оказалось, написал Отто Лешифр.       – Зачем тебе Кроули? – поинтересовалась Дейзи. – Ты думаешь узнать, его ли мы видели тогда ночью в Хижине?       – Нет, я уверен, что в Хижине мы видели простого зверя. Может лося или оленя. Почему все в Главном Дворце так переполошились, когда мы им рассказали, непонятно. Видимо это какая-то тайна, касающаяся напрямую Больвангара. Но сейчас мне это не интересно, я просто хочу понять, откуда пошел этот образ. Дейзи листала словарь.       – Вот, – сказала она. – На букву «К». «Кроули – фольклорный персонаж Джимсвилля. Первые упоминания относятся к первой половине Режима Вишни. Представляется в образе зайца или кролика с характерными особенностями в виде оленьих рогов, львиных клыков, волчьих когтей и крыльев. Из одежды только плетеные брюки. Обувь отсутствует. Является предвестником смерти. Точное происхождение определить не удается, возможно – это несколько фольклорных образов, объединенных воедино. В настоящий момент используется родителями для воспитания детей. Образ Кроули мотивирует детей доедать до конца свой ужин, рано ложиться спать и не уходить далеко за пределы Поселка.»       – Это я все знаю, – сказал Джек. – Мне бы информацию про «Ночь Кроули».       – На букву «Н» такой статьи нет, – пожала плечами Дейзи. – Есть только «Ночь несчастных» и «Ночь восстания».       – Что там написано?       – «Ночь несчастных – 29 августа 47 года от основания города. Ночь, после обнаружения тел Джошеми Клыкса и скаутов, запомнившаяся всеобщим трауром и последующим за ним…»       – Ясно! Это не то!       – «Ночь глоттовцев – ночь с 10 на 11 мая 67 года от основания Поселка, запомнившаяся неудачной попыткой государственного переворота под командованием…»       – Это тоже не то! – вздохнул Джек. – Ночь Кроули – это что-то типа… праздника что ли …       – Вот тут про праздники Джимсвилля. – нашла Дейзи. – «День рождения Джона Джимса», «День сбора урожая», «День весеннего солнцестояния», «Годовщина основания общины», «День рыбной кости» (праздник, отмечаемый в годовщину смерти Кон Кота, который умер, поперхнувшись скелетом от окуня), «Годовщина восстания Глотта»…       – Все не то. Эх, что там у нас по развлечениям подростков в Джимсвилле. Друзья провели в библиотеке целый день и весь вечер. Вскоре Дейзи усталым голосом сообщила, что ей пора домой.       – Ты иди, а я еще посижу, – сказал скунс. – Не могла бы ты по дороге зайти ко мне домой, и сказать родителям, что я задержусь в школе. Спасибо большое, Дейзи, я твой должник! С меня шоколадка «Кэнди-Миллерс».       Сколько еще времени он провел за поиском информации, Джек точно не знал, но когда вернулась коза и велела ему закругляться, скунс внезапно заметил, что за окном уже смеркается. Около пяти минут он потратил на то, чтобы расставить все книги по местам.       Когда же парень вышел из школы и побрел по Северной улице в сторону дома, он осознал, что потратил весь день впустую. Никакой информации об оргии в честь демонического зайца он не нашел.       Когда он проходил мимо шоколадной фабрики, его внезапно окликнул знакомый голос.       – Эй, Полоска!       Это был Розбат. Он как раз выходил из ворот, ведущих во двор фабрики. В лапах у него было несколько пакетов со сладостями.       – Что, оставили после уроков? – съехидничал косоглазый.       – Пошел ты! – бросил в ответ скунс, оглядываясь по сторонам и проверяя, нет ли в округе друзей (Не дай бог кто-то из них увидит, то он беседует с Вонючкой) – Лучше скажи, куда тебе столько шоколада? Сахарный диабет решил подхватить? Небось, всю родительскую зарплату потратил.       Пума сердито сдвинул брови.       – Я тебе уже сказал, что я трачу только собственно заработанные деньги. И сегодня я еще больше заработаю.       – Да неужели? – прыснул скунс. – Под «заработать» ты подразумеваешь залезть к кому-то в карман и вытащить кошелек.       – Если не веришь, я могу доказать хоть прямо сейчас. Кстати, нам нужен еще один ребенок для работы. Ты тоже мог бы поучаствовать.       – С кем ты работаешь? – спросил Джек. – С Лапшой? Ну уж нет, увольте!       – Дурак что-ли? С каким Лапшой? Я работаю на Совет министров Мудрого Отца.       Это было довольно громкое заявление. Джек только посмеялся над Вонючкой. Ишь заливает: с чего это Старшим Братьям, самой высокопоставленной элите города возиться с каким-то сопляком, отрывающим головы куклам?       Однако скептицизм Джека куда-то улетучился, когда они дошли Большого Дома. Кейн попросил его подержать сумки со сладостями и постучал в дверь черного хода с обратной стороны фасада. Кто-то отворил эту дверь и юноша вошел внутрь. Джек до последнего был уверен, что охрана дворца сейчас вышвырнет кугуара оттуда пинком, однако, когда дверь отворилась во второй раз, оттуда вышел взрослый красный волк.       – Заходи! – сурово сказал он, помахав Джеку лапой.       Парень не на шутку перепугался. Зачем его зовут внутрь?       – Ну, давай быстрее! – нетерпеливо рыкнул волк.       Джек осторожно приблизился и молча вошел внутрь. Красный волк взял у него пакеты Розбата и пложил их на столик. Незнакомец закрыл дверь и повел скунса по коридору, затем по лестнице на второй этаж. Вот уже второй раз за всю жизнь, Джек внутри Большого Дома и все в один год.       Высокие лакированные дубовые двери распахнулись и Джек оказался в просторном и хорошо освещенном зале. В центре зала стоял круглый стол из кленового дерева, с кучей стульев разных размеров, недалеко от него бильярдный стол. Вдоль стен располагался ряд кресел, а под окнами, за которыми скрывался живописный вид на площадь, гигантские горшки с какими-то растениями.       В зале было пятеро зверей: у стола стоял высокий и статный серый волк в зеленом френче с золотыми пуговицами, за бильярдным столом играли в пул як и гривистый волк; на одном из кресел, раскуривая сигару восседал кенгуру (тот самый, который учил Джека выполнять реверанс перед Больвангаром), а рядом с ним, словно у себя дома сидел Вонючка, попивая лимонад из фужера через соломинку. Рядом с ним на столике стояло ведро со льдом, в котором плавали бутылки с разными сортами газировки.       Джек сразу понял, что это за место: зал заседания Совета Министров Джимсвилля. Он читал про эту комнату в книге дяди Штокрозы, там говорилось, что зал располагается на втором этаже, а прямо над ним должна быть спальня Мудрого Отца. Кто же эти звери? Очевидно Министры, Старшие Братья. Джек иногда видел их среди толпы на улицах поселка. Как странно среди них выглядел Розбат Кейн: словно бродяга, пришедший на королевский бал.       Стоило только скунсу переступить порог, как взгляды всех собравшихся в зале моментально были обращены на него. Красный волк, заходя следом, запер за ним двери. Мальчик чувствовал себя крайне неуютно. Опять Вонючка во что-то его впутал.       – Ну, здравствуй! – громко поприветствовал гостя кенгуру, поднимаясь с кресла и подходя поближе. – Ты друг Розбата, верно?       Скунс судорожно сглотнул.       – Ты не бойся, – усмехнулся кенгуру. – Здесь все свои. Друзья Розбата – наши друзья. Джон Хоп-Фрог к твоим услугам.       Кенгуру протянул лапу. Скунс осторожно пожал её.       – Я Джек Кингсли. – представился он, оглядываясь по сторонам.       Як и гривистый волк смотрели на парня с улыбками, а серый волк как-то свысока, как будто оценивая его.       – Джек? Отлично! – радостно сказал кенгуру. – Мы почти тезки. Джек – это сокращение от «Джон».       – Я… я не знал…       – Ну, вот и отлично. Будем знакомы. Ты знаешь, кто мы?       – Вы, – Джек сделал неловкую паузу. – Вы министры Алекса Больвангара?       – В самую точку! – похвалил Джон. – Я Министр по делам травоядных. Реджинальд Скофилд – наш Министр сельского хозяйства. Он отвечает за работу нашей общины на полях. Разрабатывает планы, думает как их лучше реализовать и как подороже продать продукцию с полей.       Тучный бычара поднял копыто в знак приветствия.       – А тот парень, что играет с ним – это Юджин Ван Тассел, Министр финансов. Он отвечает за казну города. Очень ответственное дело. Наш Мудрый Отец – его родной дядя. Гривистый волк также помахал лапой.       – Это у нас, – сказал Джон, указывая лапой на красного волка, – Сесил Фон Гарретт, Министр промышленности. Поскольку промышленность у нас в городе только одна – фабрика, то особенно напрягаться ему не приходится.       – Не слушай его, малой, – покачал головой красный волк, закуривая сигару. – Если бы ты знал, как трудно управлять фабрикой и следить, чтобы не повторилась мелассовая трагедия! А эти работнички так и норовят стащить готовую продукцию.       «Ну и имена у этих Старших Братьев» – подумал Джек. – «Как будто специально навыдумывали себе пафосных фамилий, дабы благородно выглядеть».       – А это, – торжественно сказал кенгуру, с боголепным обожанием глядя на хмурого серого волка, – Это тот зверь, благодаря которому мы все в городе обязаны нашим спокойствием. Благодаря ему мы спокойно спим по ночам, не опасаясь, что на нас нападут. Прошу любить и жаловать, наш великий…       – Меня зовут Кристиан Шугарсолт. – произнес волк, прерывая цепочку лизоблюдских излияний Джона. Он приблизился к Джеку и протянул лапу. – Я – Министр обороны, командую подразделениями полицмейстеров.       – А я Джек Кингсли, – повторил скунс, пожимая его лапу. Он долго думал, чего бы еще сказать, но в итоге не придумав ничего хорошего, ляпнул – Спасибо вам, за наши спокойные сны.       Все министры тут же засмеялись во весь голос. Сам Шугарсолт тоже умильно улыбнулся Джеку.       – Так ты лучший друг Розбата? – спросил он.       – Ну-у-у… – промямлил Джек, глядя на Вонючку, что непринужденно попивал напитки, сидя в кресле. – Не то, чтобы лучший…       – Эй, Реджи, – крикнул кугуар, обращаясь видимо к быку, – Че у тебя тут так мало разнообразия в напитках?       Шугарсолт еще раз скользнул взглядом по гостю, оценивая его телосложение.       – Скажи мне, Джек, какое самое важное дело все жизни у каждого без исключения Брата нашей общины?       Мальчик знал ответ на этот вопрос, так как всех детей заставляли зубрить его в школе наизусть.       – Долгом каждого брата общины, как Старшего так и Младшего – является служить во благо общины, работать бок о бок со своими собратьями, доверять и подчиняться Мудрому Отцу, помогать Совету Министров в построении и поддержании лучше жизни в Джимсвилле, начиная со времен великого Джимса и до скончания веков. И правда на нашей стороне! – протараторил Джек.       – Молодец, малой, похвально! – кивнул серый волк, довольно улыбаясь – Ты, как я смотрю, хорошо учишься в школе. Ты согласен с этим высказыванием?       – Ну-у-у… – неуверенно промямлил скунс. – Да-а, наверное…       – Ты готов помочь Совету Министров сделать Джимсвилль процветающей общиной?       – Э-э-э…       – Иными словами, хочешь ли ты работать на нас и зарабатывать деньги, как твой лучший друг?       Розбат в этот момент смачно рыгнул, открывая очередную бутылку лимонада.       – А что надо делать? – спросил Джек.       – Ездить с нами на грузовике в соседние города, – сказал гривистый волк. – Загружать товары, выполнять всякие мелкие поручения. У нас есть бизнес, который приносит дополнительный доход в общую казну общины. Розбат хорошо справляется.       – Работа плевая, Полоска, – усмехнувшись сказал вонючка. – Мы вон с пацанами особенно не напрягаемся. Будешь стараться – тоже сможешь купаться в шоколаде как и я. Можешь хоть всю фабрику скупить, да, Юджин?       – Верно, подмечено! – сказал гривистый волк.       «Какая-то фантасмагория» – подумал про себя Джек. Вонючка так вульгарно разговаривает с самыми уважаемыми зверьми в общине, а они даже не возмущаются по этому поводу, а только поддакивают ему. Видимо они не такие уж душные звери, какими их представляют. Это придало Джеку немного уверенности. Если Розбат способен покупать сладости с фабрики целыми сумками, то почему бы и ему самому не попробовать? Сладости среди детей являются чем-то вроде валюты.       – Да вообще было бы неплохо, – сказал парень. – Я бы и поработал чуть-чуть… если это принесет пользу общине.       – Вот это - наш зверь! – радостно сказал Джон. – Сразу видно, сознательный Младший Брат общины! Ты станешь достойным членом нашей шай… ой! То есть я хотел сказать «нашей команды». Приступаем через полчаса.       – ЧТО? – ужаснулся скунс. – Прямо так сразу?       – А чего тянуть-то? – спросил красный волк. – Наш грузовик уже готов.       – Ступай домой, – велел Шугарсолт. – Скажи родителям, что Совет Министров взял тебя на работу грузчиком. Предупреди, что вернешься поздно и возвращайся к нам. Наша машина будет стоять у входа.       Покинув Большой Дом, Джек шел по улице, пребывая в состоянии полной растерянности. Что это было? Старшие Братья, элита Джимсвилля, приняли его на работу, стоило ему перешагнуть порог зала. Как это так? Что Вонючка им про него рассказал? Когда скунс зашел домой, мать снова собралась сделать ему выговор, относительно позднего возвращения, однако, стоило ему сказать, что ему предписано поехать куда-то с Советом министров, как обстановка тут же поменялась.       – Что? Как же так? – растерялась мать. – Работать на Министров? Что это значит? Артур, ты это слышал?       – Так это же хорошо, Барби! – сказал отец, откладывая книгу. – Работать на Министров – высшая честь. Может быть хоть раз в жизни заплатят хорошие деньги, а не эти крохи, что мы получаем с коллективного труда на полях.       – Но, так же нельзя! – протестовала мать. – Он же еще маленький!       – Я не маленький! – рассердился Джек. – Вон Томми маленький, с ним и нянчись!       – Сын прав, дорогая. – согласился отец. – Пусть идет работать. Глядишь, благодаря ему, мы сможем сблизиться с Большим Домом и поправить наши материальные дела. Нельзя упускать такой шанс!       – Можно мне с тобой, брат? – спросил Томми.       – Подрасти сначала! – усмехнулся Джек.       Скунс покинул дом, оставив родителей спорить друг с другом. Когда он вернулся к Главному Дворцу, около памятника основателю города уже стоял грузовик. Юджин Ван Тассел и Сесил Фон Гарретт, стояли рядом и беседовали с Вонючкой. Министр финансов велел Джеку лезть в фуру. Скунс был сильно взволнован: ему, похоже, предстояло впервые в жизни прокатиться на машине.       С большим трудом он забрался в кузов фуры. Пространство там было абсолютно пустым, если не считать нескольких автомобильных кресел по краям. На одном из кресел восседал кенгуру в темной кофте.       – Привет! – сказал он, указывая на сидение напротив, – Присаживайся! Как поживаешь? – спросил он, протягивая лапу, когда Джек плюхнулся в кресло.       – Так виделись же уже! – сказал парень.       Кенгуру удивленно посмотрел на Джека, после чего радостно улыбнулся.       – Нет, не виделись! – он помотал головой. – Обознался ты малость, паренек. Ты, очевидно, разговаривал с Джоном. А я - Джим Хоп-Фрог. Мы братья! Джек смущенно уставился на собеседника. И тут он действительно уловил в чертах его лица некоторые отличия от морды кенгуру, с которым беседовал в зале Дворца. И голос тоже немного отличался.       – Ох, – вздохнул Джек. – Вы близнецы?       – Нет! – помотал головой Джим. – Я его младший брат. Разница в два года, но все говорят, что мы похожи, словно двойняшки. Тут в кузов запрыгнул Розбат. Двери закрылись, заревел двигатель. Автомобиль дернулся и двинулся в путь.        – Куда мы едем? – поинтересовался Джек.       – Сегодня во Франкоф. – ответил кенгуру. – Один мажор свалил на юг.       – А вас с братом назвали в честь основателя общины? – поинтересовался Джек.       – Верно! – кивнул кенгуру.       – Вы это о чем? – не понял Розбат.       – В Джимсвилле была такая традиция, – объяснил скунс. – Если в семье рождаются двое близнецов, или просто двое сыновей подряд, то одного называют Джоном, а второго Джимом. В честь первого Мудрого Отца.       Вонючка нахмурил брови. Было очевидно, что он не вдупляет.       – Ну Джон Джимс! – вздохнул скунс. – Джон и Джим, понимаешь? Джон Джимс…       – ДА ПОНЯЛ Я! – злобно рявкнул Кейн, хотя по нему было видно, что его слова - ложь.       Машину начало трясти. Чтобы не упасть на пол, всем троим пассажирам пришлось вжаться в кресла.       – Проехали мост, – заметил Джим.       – Какой мост? – спросил Джек. – С которого упал и утонул, будучи пьяным, первый Обер-Прокурор?       – АГА! – прыснул кенгуру. – И на котором произошло покушение на Залонуса Крепкого-Билла. Перестрелка в машинах была та еще…       Ого! Оказывается кенгуру, так же как и Джек, разбирается в истории общины. Это похвально!       – Слушай, Джим, а сколько тебе лет? – поинтересовался скунс.       – Тридцать два.       – Вау! – присвистнул Джек. – Значит, ты застал Кон Кота?       – Мне было три года, когда манул подавился рыбной костью и умер, – ответил собеседник. – Я почти ничего не помню из того периода. А вот Джону было пять лет и он помнит. Рассказывал, как ели все подряд… все, что найдут на земле, любой мусор, любую травинку… Я до сих пор удивляюсь, почему я сейчас жив? Как наши родители спасли нас от голода в то страшное время.       Джим принялся рассказывать разные истории, которые Джек с удовольствием слушал, ему было интересно все. Всю дорогу он засыпал нового знакомого вопросами и тот развернуто отвечал на них. Кенгуру признался, что их с Джоном отец во время Режима Вишни тоже готовил собственное покушение на оленя Залонуса, однако гепард Кринехицкий опередил его. Он поведал, как однажды Кон Коту приспичило на целый месяц заковать в кандалы половину жителей Западной улицы, за то, что те собрали недостаточно зерна с гектара. Розбат Кейн, который в истории вообще ничего не смыслил, все дорогу молча пялился в стену, очевидно стыдясь своей безграмотности.       Сколько времени они были в пути, Джек не мог сказать, однако за беседой время пролетело незаметно. Вскоре фургон остановился и двигатель затих.       – Приехали! – объявил Джим. – Надевайте шапочки, пацаны!       Кенгуру достал из кармана три каких-то свертка из черной ткани и два из них вручил ребятам.       – Что это такое? – спросил Джек, с интересом разглядывая странную штуку.       Ответа не последовало. Скунс осторожно развернул сверток. Это оказалось некое подобие грубо вышитой балаклавы.       – Ты что их из носка сшил? – недовольно проворчал Розбат, натягивая свою балаклаву на морду.       – Нет, из свитера жирафа! – сказал Джим. – Одевай!       Джек тоже медленно надел этот головной убор. Он не понимал, для чего это нужно, но у него были нехорошие предчувствия. Парень сильно разволновался.       Двери открылись. Пассажиры, один за другим вылезли из кузова и к ним присоединились Скофилд и Ван Тассел. Бык и гривистый волк тоже были облачены в черные балаклавы.       Джек огляделся вокруг: какое странное место. Вроде бы чистое поле, но через него проходит дорога. Зачем строить дорогу, если на обочинах нет домов? На самом деле дома в округе были, но они стояли как-то странно вдалеке друг от друга. Местность освещалась рядом электрических фонарей. Это и есть Франкоф? Как же он не похож на Джимсвилль. Джек думал, что все города выглядят примерно так же, как и Джимсвилль.       – Вот нужное нам поместье! – тихо сказал як, указывая на строение, расположенное в тридцати шагах от места остановки фургона.       Дом выглядел потрясающе: он был построен из красного камня, в нем было три этажа как и Главном Дворце, но по красоте своей он даже обгонял жилище Мудрого Отца. Стены дома украшали балконы с цветочными горшками, а на мансарде сидели два огромных каменных дракона.       Однако Джек не успел вдоволь насладиться великолепием поместья. Его коллеги по делу отворили калитку палисадника и подтолкнули парня внутрь. Они осторожно прошли по саду, между рядами виноградных деревьев и, обойдя дом с заднего фасада. Джек почувствовал себя персонажем шпионских комиксов, с каждой секундой укреплялась его уверенность в том, что Старшие Братья затевают что-то противозаконное. Он-то собирался таскать ящики со склада, а тут…       – Вот оно! – сказал министр финансов, указывая на какой-то маленький квадратный люк в стене, около самой земли. – Вентиляционная шахта. Мы уже отвинтили шурупы, вы двое туда с легкостью протиснитесь.       Присев на корточки, як отодвинул решетку люка и Розбат с Джеком без особого труда залезли внутрь, оказавшись в доме. Похоже хозяев не было на месте, вокруг было абсолютно тихо.       – Ш-ш-ш! – прошипел Розбат, приложив палец к губам. – Ступай за мной.       – Слушай, Розбат, – шепотом произнес Джек, – Только не говори мне, пожалуйста, что мы пришли сюда, чтобы кого-то ограбить.       – Нет! – сказал Розбат. – Мы пришли покрасить стены этого дома, а шапочки нам нужны, чтобы шерсть не запачкать. Не будь дураком! Нас с тобой и берут на эти дела, потому что мы маленькие и может протиснуться в любую щель. Так им не придется выламывать двери. Мы просто будем выносить дорогие вещи, через вентиляцию, а они будут принимать у нас.       Джека словно парализовало. Он замер на месте и, буквально не мог пошевелить ни одним мускулом. Парень оказался прав – это ограбление. Его втянули в сомнительное дело. Он стал преступником, соучастником кражи. Надо было послушать родителей и не водиться с Кейном. Мало того, что Джек узнал, что его родной брат занимается какими-то непотребствами, типа облизывания чужих грязных лап, так еще и это! Мерзкий Вонючка – в детстве от него были проблемы, и сейчас сплошные неприятности! С самого детства Джека учили, что красть это плохо, а теперь он запятнает себя кражей. Что скажут родители, если узнают? Джек не сдержал чувств и начал всхлипывать.       – ЭЙ! – Розбат схватил сунса за плечи. – Успокойся, Полоска! Я уже раз сто так делал! Все будет окей! Мы уже кучу домов обчистили и в Полске, и в Джорджвилле, и здесь. Никто не узнает, здешняя полиция тупая. А в наш город они не имеют права сунуться, поскольку религиозные общины неприкасаемы. Давай, сосредоточься! Вместе отпразднуем потом, выпьем лимонада, закупимся на фабрике, чипсов можно немереное количество приобрести! А с помощью шоколадок можно с девками путаться. В приюте Симпсона есть несколько шлюх, которые согласятся за пару вишневых батончиков с воздушным рисом. Я знаю, о чем говорю, я покажу тебе как…       – ЧЕГО ВЫ ТАМ КОПАЕТЕСЬ ТАК ДОЛГО? – с нетерпением прокричал в вентиляцию Министр финансов.       – Ну давай, погнали! – мотнул головой Розбат. – Держись рядом со мной и делай, что я тебе говорю!       Дальнейшие события плохо отложились в памяти Джека. Парень пребывал в состоянии некого транса. Его всего трясло от волнения, сердце колотилось как бешенное, голова шла кругом.       Джек запомнил лишь пару сцен в доме: как они с Вонючкой поднимались по лестнице на второй этаж (на это ушло много усилий, так как высота ступеней доходила им до пояса); как они по очереди обходили комнаты; открывали один за другим всякие ящики и шкатулки, вытаскивая оттуда все ценные вещи (деньги, драгоценности, бижутерию); как они обшарили спальню, раскидав по комнате постельное белье, наволочки и простыни; как нашли в кабинете сейф, но не смогли его открыть; запомнил радостные ликования пособников, каждый раз, когда они передавали им в лапы через вентиляцию очередную порцию добычи.       Обратную дорогу до Джимсвилля Джек тоже не запомнил. Джим Хоп-Фрог о чем-то болтал с Вонючкой, но он не слушал их, продолжая пребывать в прострации.       Очнулся он уже в зале совещания в Большом Доме. Министры праздновали победу, громко смеясь, улюлюкая, напиваясь шампанским и вином. Они притащили из погреба Дворца несколько бутылок бламандского, и як Реджинальд Скофилд своими могучими зубами буквально отгрызал горлышки у бутылок. Розбату и Джеку достался только лимонад и хотя Джеку нечасто доставалось удовольствие пить этот напиток (папа привозил пару бутылок из Джорджвилля только когда удавалось накопить много денег, а это бывало редко), он не был особо рад тому, что сейчас ему досталось аж десять штук. Предводитель операции Кристиан Шугарсолт, который все это время провел в Джимсвилле, хвалил своих друзей за отлично проделанную работу.       – Прекрасно, парни! – говорил он, – Отличный улов. Следующую экспедицию можно готовить аж в следующем месяце. Эти детки – просто чудо!       Гривистый волк инфантильно нацепил на себя всю бижутерию, которую стащили Розбат с Джеком: с бриллиантовым колье на шее, кольцами на каждом пальце и блестящими сережками в ушах он теперь сильно напоминал самку.       – Выпьем за наших дорогих добытчиков! – сказал он. – Ура Джеку и Розбату!       – УРА!!!       Серый волк подошел к скунсу, который не разделял общего ликования и все время сидел на стуле с бутылкой в руке и молча глядел в пол с тоской.       – А ты почему такой несчастный, как жертва Режима Вишни? – поинтересовался он у Джека.       Парень не нашелся что ответить. Вместо него слово взял Вонючка.       – Совесть замучила! – пояснил он.       Красный и гривистый волки умиленно вздохнули, как будто увидели что-то очень милое и трогательное.       – А-а, понимаю! – кивнул Шугарсолт. – «Воровать нехорошо». Так тебя учили в школе и в семье, верно? Это правильный принцип, сынок. Красть – это очень плохо… у своих! Мы все – дети Джимсвилля, братья друг другу. Мы должны держаться вместе и помогать себе и близким. Мы работаем на нашу общину, а община работает на нас. Естественно внутри Ограды Найстли никто не потерпит воровства. Но то, что ЗА пределами Ограды, это совсем другое. Звери во Внешнем мире злые и порочные. Они мелочные, корыстные, ненадежные эгоисты. Украсть у таких не является каким-то проступком. Тот лев, которого вы обчистили сегодня, был бизнесменом, отмывающим бабло. Он получил по заслугам. Все, что вы у него отобрали пойдет на пользу общины, я гарантирую это. Как у нас там с финансами, мадам Министр финансов?       – О-о-о, – высоким голосом пропел Юджин Ван Тассел, звеня своими сережками в ушах. – С финансами у нас полный порядок, после сегодняшней экспедиции.       – Так что ты сегодня сделал два полезных дела. – подытожил волк. – Ты наказал преступника-олигарха и добавил много денег в бюджет общины. Все жители Джимсвилля обязаны тебе, хоть никогда и не узнают этого. Но мы помним и не забываем!       – Мистер Шугарсолт, – промямлил Джек. – Я рад, что сумел услужить вам. Помочь Совету министров для меня великая честь. Но, можно я больше не буду так работать? Мама сказала, что мне надо думать об учебе, а не о работе.       Розбат подавился лимонадом. После того, как он откашлялся настала немая сцена. Все замерли, словно восковые фигуры. Ни один мускул не дрогнул на морде Шугарсолта. Он медленно поднял лапу и красный волк положил ему на ладонь тонкую книжку в черном переплете, которую, видимо, заранее подготовил.       – Так, посмотрим, – промычал волк, листая страницы. – Ага, вот… «Семейство Кингсли»… угу! «Кевин и Энни»… «…их сын Артур»… очень хорошо! «…его жена Барбара», «…их дети Николас, Жоржетта, Джек, Джулия и Томас»… «место проживания: Восточная улица, дом 12». Замечательно. Скажи, Джек, ты любишь свою семью?       Вопрос показался скунсу очень странным. Он решительно не понимал, к чему клонит Министр обороны.       – Конечно люблю! – ответил парень.       – Ты хочешь, чтобы у них была долгая и счастливая жизнь?       – Да…       – Вот видишь! А чтобы членам твоей семьи было хорошо, ты должен хорошо постараться! Если в казну города не будет поступать достаточно дохода… Ты же знаешь, что произошло, когда сгорели сараи с зерном во времена Кон Кота?       – Начался голод, – ответил Джек.       – Вот именно, – кивнул волк. – Кон Кот не разрешал никому покидать Джимсвилль и в условиях, когда доходов не было и еды не хватало, начался голод и многие умерли. Наш нынешний правитель Алекс Больвангар естественно не допустит этого, он не станет никого удерживать тут насильно, если настанет голод, как это делал манул. Но… ты же можешь не допустить голода, верно? Ты помогаешь нам предотвратить его! Помогаешь тем, что вносишь вклад в казну, при помощи денег, что ты сегодня принес нам, при помощи бижутерии, при помощи подвесок и сережек в том числе… Господи, Юджин, сними уже их с себя! Как дурак выглядишь, ей богу!       Гривистый волк продолжал весело трясти головой, брякая серьгами.       – Так что, Джек, ты теперь - наша семья! Не подведи нас! Помощь Большому Дому – важнее всего на свете для Младшего Брата, понимаешь? Наши экспедиции, как мы их называем, для тебя теперь важнее семейных забот и школьных будней. Если кто-то из нас сообщит тебе, что готовится экспедиция, ничего не планируй на будущие три дня, так как тебе по любому придется ехать со всеми. Теперь ты скреплен клятвой!       У Джека было паршиво на душе. Он очень хотел домой.       – Вот, держи, ты заслужил! – волк положил ему на колени пачку банкнот.       У парня дыхание сперло от неожиданности. Он никогда еще не держал в лапах столько денег.       – Это… мне? – не веря своим глазам произнес он.       – Ага, и вот еще подарок! – волк дал ему какую-то коробочку с разноцветными кнопками.       – Это что такое? – удивился Джек.       – Ну тебе должно быть виднее, – усмехнулся Министр обороны. – Видеоигра. Я играть не умею, но у детей во Внешнем мире это сейчас модно.       – Можно мне вина? – попросил Вонючка.       – Размечтался! – рявкнул Фон Гарретт.       Подельники продолжили веселиться. Джек по-прежнему хотел покинуть вечеринку, но так не решился уйти без разрешения.       – Предлагаю всем по очереди поделиться своими самыми сокровенными мечтами, – сказал Шугарсолт. – В чем смысл твоей жизни, Реджи?       Бык гордо выпрямился по стойке смирно и произнес:       – Хочу открыть собственный ресторан!       – Ну-у, это как-то мелко. – покачал головой красный волк. – Вот я хочу иметь особняк с джакузи и спортивным залом. А ты, Юджин?       – А я, – сказал Ван Тассел, снимая с себя украшения. – Я больше всего хочу узнать, кем же был Багровый Сюртук, убийца из Зверополиса.       – Опять ты за своё! – рассердился серый волк. – Дался тебе этот Сюртук… Наверно уже все книги в мире прочитал на эту тему. Ты больной что ли?       – Ну интересно же, – пожал плечами гривистый волк. – По мне, так это самая захватывающая и интригующая история в мире.       – А я хочу, – мечтательно произнес Вонючка. – Чтобы все женщины в мире упали к моим ногам.       – Хотелка не выросла! – хмыкнул як.       – Ну а я, – произнес Шугарсолт, театрально выходя в центр зала. – Я больше всего желаю стать Мудрым Отцом Джимсвилля.       – И ты станешь им, – сказал бык. – Ты больше всех достоин этого поста.       – Ага, – рассмеялся гривистый волк. – Разве что в старости. После того, как скончается мой дядя Больвангар, новым Папашей должен стать травоядный. Ты, Крис, конечно, можешь нарядиться в овечью шкуру, но я сомневаюсь, что это сработает. По любому Папашей станет Отто Лешифр. А уж этот окапи далеко не старик. Лет тридцать он проправит точно. Даже, если ты станешь при нем Прокурором (а учитывая, что Лешифр тебе не доверяет, это вряд ли случится), то ждать придется порядочно.       – Ты забываешь, мадам любительница бирюлек, что законы не неизменны, – сказал Шугарсолт. – Алонзо Алонси умер через три месяца, после того, как стал Отцом. Какая-то простуда перечеркнула все планы. Мало ли, что может случиться.       – Да здравствует будущий Мудрый Отец, Кристиан Шугарсолт! Ура! – проорал Скофилд.       Все, кроме скунса, зааплодировали волку. Внезапно открылась дверь и в зал заглянул Джим Хоп-Фрог.       – Они уже тут! – сказал он.       – Ух ты, классно! – обрадовался волк. – Мальчики, Розбат, Джек, вам пора закругляться! Мы тут заказали девочек, вам нельзя! Так что давайте топайте по домам и спать, Джим вас проводит!       Кенгуру провел ребят вниз по лестнице и вывел на улицу через парадный вход. Им навстречу двинулась толпа женщин в пестрых одеждах: волчица, лиса, гиена, лошадь и большая крупная бурая медведица. Некоторые из дам курили сигареты через мундштук.       – Ого, – сказал Розбат, когда они втроем с Джимом и Джеком шли по улице. – Вы видели эту великаншу медведицу? Кого она собралась обслуживать, интересно. Допустим волчица для Шугарсолта, гиена для Юджина, лиса для Сесила, лошадь понятное дело для Скофилда, а для кого медведица-то?       – Для меня! – сказал Джим.       У Вонючки отвисла челюсть.       – Серьезно? Ну ты даешь! А она тебя не сожрет? Не боишься быть раздавленным?       – Я шучу! – сказал Джим. – У меня девушка есть.       – Какой ты душный, – поморщился кугуар. – Ну вот и мой дом. Полоска, приходи завтра вечером ко мне, поговорим о том «деле», о котором я тебе говорил.       – Что вы задумали? – поинтересовался Джим.       – Не твое дело!       – Розбат, – сказал Джек. – Без обид, но я не хотел бы, чтобы мои приятели видели, что я общаюсь с тобой. Мне дружба с ними ценнее.       – Понимаю, босс, – усмехнулся пума, отворяя калитку. – Встретимся завтра в половине десятого во дворе фабрики у магазина. Твои приятели все равно туда не заходят, так как они нищеброды. Что, интересно, у нас на ужин? Наверно батя маман опять столом накормил?       И Розбат ушел, а Джим проводил скунса до дома. Услышав последние слова Розбата, Джек вспомнил, как утром его папа говорил, что отец Кейна заставляет его мать «жевать стол». Молодой скунс поинтересовался у Джима, знает ли он, что это значит.       – Его папаша бьет свою жену, когда напивается, – со вздохом сказал кенгуру, – Он хватает ее за голову, ставит в такую позу, что угол стола оказывается зажат между её зубами и бьет по затылку несколько раз, что челюсть впивается в дерево. Это и называется «жевать стол». В детстве Розбат сбегал из дома, чтобы не видеть этого, часто ночевал на улице. Он вымещал свою боль на других детях. Его детская психика получила травму. Как-то он сказал Лешифру, что готов переселиться в Приют Симпсона, лишь бы не жить дома.       Они остановились у калитки.       – Джек, разреши дать тебе последний совет, – произнес кенгуру на прощание. – Не переходи дорогу никому из них. Если ты дорожишь своей семьей и не хочешь, чтобы они пострадали, старайся никому из них не перечить. Особенно Шугарсолту.       – Я могу просто отказаться от их работы и порвать все связи? – спросил Джек с надеждой.       – Увы, нет! – покачал головой Джим. – Теперь ты работаешь на них. Делай все, что они тебе велят и все будет хорошо. Иначе, я не ручаюсь за последствия. Тебе будут платить больше, чем любому взрослому из Младших Братьев. Поверь: лучше уж золото, чем сталь. Иди выспись. Наутро скажешь родителям, что помогал нам грузить ящики с конфетами в Джорджвилле. Никто не должен знать, чем мы занимались на самом деле. Никто, особенно Мудрый Отец с Обер-Прокурором.       Войдя в дом, Джек попил воды, спрятал деньги и подаренную ему видеоигру, после чего, тихо пробрался в свою комнату, плюхнулся на кровать и сразу же уснул.

***

      На следующее утро за завтраком он показал деньги родителям, наврав им, что весь вечер разгружал ящики в Джорджвилле. Сказать, что родители были поражены до глубины души – ничего не сказать. Такой суммы Артур и Барбара Кингсли не видели давно.       – Вот это я понимаю, сын! – похвалил папа. – Продолжай в том же духе!       Даже мать сменила свое скептическое отношение на более лояльное.       – В принципе, – сказала она, – Если в Главном Дворце так хорошо платят, то в принципе, я не против, чтобы мой сын там подрабатывал.       – Ну и как тебе Джорджвилль? – поинтересовался папа.       «Блин» – подумал Джек. – «Я же не знаю, как этот город выглядит. Если начнут сыпать подобными вопросами, то точно спалюсь!».       – Симпатичный городишко. – сказал он вслух. – Правда не совсем хорошо рассмотрел. Темно было. У нас все равно лучше.       В школе на занятиях Джек не слушал, что говорят учителя. Он пропустил мимо ушей и лекцию про растения Отрадной долины и важную историческую тему «Реформы Фергюссона». Парень размышлял о моральных аспектах знакомства и сотрудничества с Шугарсолтом и его коллегами.       «В принципе, – решил он, – не так уж это и плохо. Я ведь действительно часть общины Джимсвилля. И то, что происходит во Внешнем мире нас не касается. Может тот лев, которого они вчера ограбили, действительно был плохим зверем и заслужил это. А моя семья теперь при деньгах. Что в этом плохого?»       К вечеру его совесть полностью очистилась, и он сказал себе, что готов для дальнейших «экспедиций» Министра обороны. Учителя твердят, что помогать Мудрому Отцу и Совету министров – великая честь. Ну что ж, будем помогать…       После занятий Джек с Дейзи пошли на поле для крикета и скунс учил свою подругу играть в эту игру. Как оказалось, она довольно быстро все схватывала и через несколько часов отбивала большую часть всех его пасов.       – У тебя отлично получается! – похвалил белочку скунс.       – Спасибо, Джек, – ответила она. – Ты отличный учитель! Теперь я тоже смогу играть с вами, а не просто сидеть на этом камне и наблюдать.       Парень посмотрел на гигантский валун под деревом и вспомнил неприятный инцидент, за который ему сейчас было стыдно.       – Больно наверно было мячом по лбу получить? – покачал он головой.       – Да уж, знаешь, мало приятного! – посетовала подруга. – Если хочешь, сядь на камень, а я тебе запущу по башке.       Они посмеялись и побрели домой через поле. По пути встретили группу своих друзей, которые разыгрывали сценку из истории Поселка. Рене, Саманта, Ричи, Джон Хэмиш и Том стояли на коленях с завязанными за спиной лапами и испачканной в грязи одеждой, а Клайд расхаживал перед ними, обвешанный какими-то мешками, чтобы казаться толще. Рядом с ними находилась воткнутая в землю палка, на которой висел кусок бумаги с намалеванным на скорую лапу гербом Арктуруса Глотта.       – Да как вы посмели? – театрально гремел Гипноз. – Как вы посмели поднять лапу на меня, великого Мудрого Отца Кон Кота, который дал вам кров, еду и работу? Я дал вам все! Я дал вам более-менее сносную жизнь. Даже отбирал у вас не всё зерно, а оставлял часть, чтобы вы могли немного поесть. А вы… решили убить меня и сжечь мой дом! Вальтер Блонд, уж от тебя-то я этого никак не ожидал! Я прощал тебе пасквили на меня, но… заговор…       – Ты не остановишь нас! – закричала Штокроза, гордо подняв голову. – Рано или поздно смерть настигнет тебя, вонючий тиран, будь ты проклят! Я счастлив, что мне довелось воевать против тебя под знаменем Арктуруса, пусть и недолго.       – Твой поганый скверный язык надо вырезать, Вальтер, – сказал Клайд. – Он тебе все равно не пригодится, чтобы писать стихи. Так, кто из вас штазиритатовец?       Рентген поднялся на ноги и сбросил веревки со своих запястий.       – Я теперь типа штазиритатовец! – пояснил он, доставая из кармана игрушечный нож с деревянным лезвием.       Он засунул пальцы прямо в пасть Рене и вытащил наружу её длинный двадцатисантиметровый язык, после чего принялся пилить его ножичком.       – А-А-А-А! – зарычала окапи, падая на спину и дергаясь из стороны в сторону. – Кровь! Кровь! Кровища! Брызги крови!       – А остальным, – объявил Гипноз, проводя пальцем по собственной шее. – Головы с плеч!       Тут бегемот заметил скунса и белку.       – О, привет! – сказал он, – А вы уже опоздали. Битва с Котом закончилась. Вы как раз к казни глоттовцев.       – Не очень у вас исторично получилось, – покачал головой Джек, – Реальный Кон Кот, когда отчитывал восставших, говорил так, как будто они предали весь Джимсвилль, а не его одного.       – Тебе-то откуда знать? – сердито спросил Клайд. – Ты там был что ли?       – В учебнике так написано, – ответил скунс. – Да и все тираны используют эту демагогию, что те, кто совершал на них покушения, на самом деле пытался разрушить устройство общины.       – Умник! – прыснул рысь. – Мы почти закончили. Потом пойдем на пруд. Вы с нами?       Джек поинтересовался у Дейзи, хочет ли она купаться. Белка сказала, что занята сегодня вечером и скунс тоже отказался, так как у него на сегодня была назначена тайная встреча с Вонючкой. Под предлогом того, что он хочет проводить белку до дома, Джек отделался от толпы, оставив друзей продолжать устраивать исторические реконструкции.       Скунс и белочка вошли в город сквозь Западные ворота, прошлись по оживленным улицам деревни до самого конца Восточной улицы, где находился дом Смитов.       – Ну, Дейзи, до завтра что ли? – пожал плечами парень. – Увидимся в школе.       – Давай, – улыбнулась подруга. – У тебя, кстати, листик под ухом.       Она потянулась лапой к его лицу, чтобы достать сухой листок из его шерсти. Ее пальцы коснулись его щеки. Внезапно, Джек испытал странное чувство, он резко выдохнул, как будто произошло что-то ужасное и застыл на месте. Он смотрел белочке прямо в глаза. Она удивленно уставилась на него, не понимая из-за чего у друга такой испуганный вид. Он и сам этого не мог объяснить. Какое-то мгновение они молча глядели друг на друга.       Внезапно Дейзи улыбнулась и, встав на цыпочки, поцеловала Джека в нос. После этого она весело пожелала ему доброй ночи и скрылась за воротами своего палисадника.       Вернувшись к себе, Джек обнаружил, что дома вообще никого нет. Он зашел в свою спальню, прикрыл дверь и забаррикадировал ее тумбой, чтобы никто не смог внезапно вломится. Парень снял футболку и брюки, вытащил из брюк ремень и туго затянул его на своей шее по типу ошейника. После этого лег животом на кровать и еще раз воспроизвел сцену, которую наблюдал позавчера из засады на берегу реки.       Спустя пять минут, он сидел на полу в углу своей комнаты, обливаясь потом и тяжело дыша.       «Что Вонючка со мной сделал?» – вздохнул он про себя, стягивая с шеи ремень. – «Я стал каким-то наркоманом. Это реально как наркотик… Все было хорошо, до того момента, как я встретил этого хулигана. Не надо было ходить в тот день на поле. Если бы я ушел чуть раньше или чуть позже, я бы не встретился с ним, и ничего плохого не произошло бы. Все осталось бы по-старому. А теперь я какой-то грязный извращенец и вор-домушник».

***

      Тем не менее, несмотря на свою неприязнь к косоглазой пуме, Джек в назначенный час подошел к фабрике «Кэнди-Миллерс». Он вошел в дверь для посетителей и, оказался в маленьком внутреннем дворике. Вонючка уже ждал его, стоя у маленького одноэтажного строения с розовой крышей и розовой дверью. Хулиган был одет в свою любимую кофту с капюшоном, а за плечами опять был рюкзак, только бинокля на его шее не было.       – Ты пунктуален, Полоска, – усмехнулся кугуар.       Скунс ответил ему презрительным взглядом, полным брезгливости.       – Зачем звал? – спросил он.       – Сейчас будем отоваривать зарплату, – сказал Вонючка. – А потом научу тебя веселиться.       – Я умею веселиться! – прыснул Джек.       – Нет, не умеешь! – покачал головой Розбат, открывая розовую дверь.       В помещении располагался магазинчик для жителей Поселка, где вся продукция «Кэнди-Миллерс» продавалась по оптовым ценам. За прилавком стоял взрослый енот в розовом фартуке и розовом колпаке.       – Привет, Фео! – поздоровался Вонючка, подходя к прилавку. – Вот и я, твой лучший клиент.       – Ага, как же! – усмехнулся продавец. – Что сегодня берешь, малой?       – Воздушный рис, нугу, шоколадные яйца, – начал перечислять пацан. – Пастилу обязательно. Марципан не надо, он ей не понравился.       Он протянул продавцу рюкзак, и енот доверху наполнил его сладостями.       – Вот, с пылу с жару, – хохоча сказал продавец. – Двадцать два с четвертью доллара. Смотри диабет не подхвати.       – Фео Кранк – отличный зверь, – объяснял Розбат, когда они вышли из магазина. – Всегда подгоняет самую свежую продукцию. Советую тебе покупать только у него. Остальные могут позавчерашнее подкинуть.       Кейн сказал, что они должны выйти через Западные ворота. Джек согласился только если они пойдут поодиночке, соблюдая дистанцию в несколько десятков метров, чтобы никто не заподозрил, что они знакомы.       – Ладно, – вздохнул Розбат. – Я пойду первым. Встретимся на той стороне.       Однако, когда Джек дошел до Ворот, Розбат все еще стоял в пределах города и спорил с Полицмейстером-охранником.       – Ты представляешь, – сказал пума Джеку, – Этот амбал не верит, что мы идем купаться на пруд и не хочет нас выпускать.       – Странное время вы выбрали для купания, – сказал тигр, с подозрением глядя на ребят.       – Вечером вода теплая, – объяснил пума.       – А в сумке что?       – Полотенца и плавки.       – Ясно, – сказал тигр, – Ну-ка быстро развернулись и пошли обратно!       – С какой это стати нас не выпускают из города? – спросил Джек. –У нас что, опять Режим Вишни? Надо письменное разрешение у Мудрого Отца брать, чтобы выйти за ворота? Позови-ка сюда Крепкого-Билла, я брошу ему связку книг с тротилом под ноги.       – Я СКАЗАЛ ПРОЧЬ ОТСЮДА! – рявкнул тигр.       В итоге ребята развернулись и пошли в обратную сторону. «Придется пробираться незаконным путем» – объяснил Вонючка. Они снова незаметно прошмыгнули в дыру в ограде, которую нашел кугуар и, обогнув Западную улицу пробрались трусцой по высокой траве в низину, что находилась в конце Южной улицы.       Розбат велел Джеку пригнуться, когда они стали приближаться к Ограде Найстли. Он схватился лапами за решетчатые прутья и заглянул вовнутрь. Джек сделал тоже самое.       – Это что, Приют Симпсона? – удивленно спросил Джек, разглядывая происходящее за решеткой.       – Он самый!       Джек увидел довольно большую территорию. Вдалеке стояло здание интерната, оно было двухэтажное и довольно длинное. Ближе к ним располагалось, очевидно, пространство для прогулок сирот, Джек увидел баскетбольное поле, площадку с качелями, какие-то разноцветные горки, лесенки и тому подобное. Симпсоновцы в своих фиолетовых костюмах сновали туда-сюда по площадке, каждый занимался своим делом: кто качался на качелях, кто прыгал через скакалку, кто играл в хопскотч. Между детьми туда-сюда, словно монашки, семенили овцы-милосердия.       – И что мы здесь делаем? – спросил Джек.       – Тихо! – зашипел Розбат. – Вон видишь ту длинноухую девчонку?       Он указал на зайчиху, играющую в классики со своими подругами зеброй и лисицей.       – И кто она? – спросил скунс.       – Если дашь ей три шоколадных батончика, она будет ласкать тебя ртом, – объяснил Кейн.       – ЧТО? – охнул Джек. – Какой ужас!       – Да, но только ртом, – подтвердил пума. – Их там плохо кормят в этом приюте. Десертов не дают совсем. Для них шоколад – почти как амброзия, пища богов. Многие симпсоновки готовы отдаться за несколько шоколадных плиток.       Джек прибывал в полном смятении. Казалось Розбат уже ничем не может удивить его, и тут на тебе! Каких еще сюрпризов он преподнесет?       – Страшно предположить, откуда ты узнал, чем они занимаются, – сказал скунс.       – Багси рассказал, когда я водился с этим придурком, – ответил кугуар. – А вот, кстати и он!       Пума указал лапой на оленя, который подошел к толпе мальчишек и начал что-то грубо у них выпытывать.       – А вот мои любимые, – радостно вздохнул Кейн. – Близняшки Эмма и Джинни Дулиттл.       Мимо площадки для игры в хопскотч прошли, держа друг дружку под руку, две идентичные лани. Они были абсолютно неотличимы, особенно в этих одинаковых фиолетовых пиджаках и клетчатых беретах.       – И ты пользуешься их… услугами? – ужаснулся Джек.       – Только Джинни. Она душка!       – Это… – скунс опешил. – Это омерзительно!       – ЧЕГО? – Вонючка скорчил недовольную мину.       – Ты пользуешься тем, что они сироты, привязанные к этому приюту. Ты пользуешься тем, что они никогда не ели сладкого и заставляешь их… путаться с тобой ради шоколадных батончиков.       – С чего это в тебе вдруг проснулась жалость к симпсоновцам? Не вы ли со своими дружками наградили их этим обидным прозвищем и постоянно устраиваете на них облавы, закидывая грязью?       – Это… – скунс замялся. – Это другое! Я же их не эксплуатирую.       – Ага, конечно! Ты всего лишь пачкаешь их одежду, которую они потом сами вынуждены стирать весь вечер в холодных подвалах. За тебя небось мама все стирает, да? А я поддерживаю их материально, от меня они получают хоть что-то положительное, какую-то выгоду.       Джек не нашелся, что ответить. Вонючка отвел его подальше от Ограды и они засели в низине, в зарослях кустов, где их не было бы видно, но откуда открывался хороший вид на приют. Они просидели так довольно долго, уже смеркалось, и было холодно. Скунс несколько раз спрашивал, чего они ждут, но тот лишь интригующе ухмылялся.       Вскоре Джек увидел, как кто-то подошел к ограде с той стороны и аккуратно перелез между прутьями. Судя по цвету одежды это был симпсоновец. Незнакомец оглянулся по сторонам и двинулся вниз по холму в ту сторону, где находились кусты, в которых сидели скунс с кугуаром.       – Он идет к нам? – тихо прошептал Джек.       – Он? – переспросил Вонючка. – Она!       Это действительно была девчонка. Лань. Одна из тех двух близняшек, которые гуляли под руку. Теперь Джек смог получше разглядеть ее: у лани был оливковый цвет глаз, на голове клетчатый берет, одета она в фолетовый пиджак, синие шорты, на ногах сандалии с носками-чулками, натянутыми до колен. Она осторожно развела руками ветки кустов и проникла в убежище, где притаились парни.       – Джинни, мы тут заждались тебя! – радостно приветствовал ее Вонючка. – Долго же тебя не было. Мы даже начали есть твои батончики, – он указал на груду оберток, валяющихся на земле.       – Розбат, ты тут не один? – лань с удивлением уставилась на соседа пумы. – Кого ты привел?       – Да это мой друг, Полоска, – представил Кейн.       – Я не хочу со скунсом, – поморщилась лань, прикрывая носик тыльной стороной руки       – У них когти такие длинные и острые и… мало ли чего можно ожидать от них.       – Ему от тебя ничего не надо, да я и не позволили бы ему, сама знаешь… Просто хочет увидеть, что тут к чему. Так чего ты так долго, дорогая?       – После отбоя господин Далтон обходит спальни и проверяет все ли дети на месте, – сказала лань. – А по ночам овцы-милосердия стоят на вахте. Знаешь, как трудно убежать, чтобы тебя не заметили? Я попросила сестру прикрыть меня. Через пятнадцать минут будет обход и я должна быть на месте.       – Ну, тогда начнем, – Розбат потер ладони друг об друга. Он открыл свой рюкзак и начал доставать сладости. – Вот, четыре батончика, две пастилы, шоколадные яйца, мармелад и лакричные палочки. Марципан я на этот раз брать не стал, раз он тебе не по вкусу. А это две шоколадки и воздушный рис для твоей сестры. И скажи ей, что она обнаглела, заламывать такую цену практически ни за что.       – Она меня прикрывает, – сказала Джинни, пересчитывая сладости.       – И за это две шоколадки с рисом? – возмутился Вонючка, – Скажи, что это в последний раз. Если хочет конфетки кушать, пусть тоже работает телом. Кстати, что насчет этого урода Лапши? Он больше не достает тебя?       – Нет, Розбат, – замотала головой Джинни, – Все в порядке.       – Ну вот и хорошо! Ну давай, – лукаво улыбнулся Кейн, – Давай снимем с тебя эту дурацкую форму. Без нее ты гораздо красивее.       Джека словно сковородкой по башке огрели, он ошалел от происходящего. Парень до последнего надеялся, что это все розыгрыш, что Вонючка блефует. Однако, когда лань скинула с головы берет и принялась расстегивать пуговицы на пиджачке, у парня в буквальном смысле отвалилась челюсть. Он закрыл глаза лапой.       – Почему этот мажор так странно себя ведет? – поинтересовалась Джинни.       – Впервые видит, как раздевается девчонка, – пояснил Розбат.       – Как ты меня назвала? – удивился скунс. – С чего это я мажор?       – Все те, кто живут в приюте, называют остальных детей города мажорами. – объяснил Розбат, снимая с себя штаны. – Вы их обзываете симпсонавцами, а они вас – мажорами, все справедливо. Мажоры против симпсоновцев – война, которой не будет конца.       Джек просидел с закрытыми глазами какое-то время, а когда решился открыть их, с ужасом увидел, что лань и кугуар сидят друг напротив друга уже без всякой одежды. Они сжали друг друга в крепких объятиях и их рты слились в крепком поцелуе. Джек вдруг заметил странную особенность: обнаженный Вонючка ничем не отличался от одетого Вонючки, но эта Джинни – совсем другое дело. Без фиолетовой униформы, без этой уродливой синей юбки, без этого клетчатого берета, похожего на головной убор заключенного, без старомодных носков-чулков лань больше не выглядела такой отталкивающей. Наоборот, она казалась… привлекательной. Будто бы и не была симпсоновкой. Она смогла бы органично смотреться в их компании мажоров (если сироты в самом деле их так называют). Так ли велика разница между симпсонавцами и мажорами?       Спустя около получаса Джек и Розбат шли в обратный путь.       – Эх, хорошо! – сладострастно вытягивая лапы пропел Вонючка, –Ну что, завидуешь мне, Полоска?       – Чему завидовать то?       – Тому, что я путаюсь с девчонками, а ты – нет!       Джек громко хохотнул.       – Путаешься? – усмехнулся он. – Я бы это так не назвал…       – Но мы…       – Вы же ничего не делаете, – сказал скунс. – Вы только обнимаетесь голыми и третесь друг об друга телами. Это ерунда какая-то. Ну поцеловались еще два раза. И за это ты отваливаешь столько конфет?       – Это только начало, – начал оправдываться растерянный Вонючка, – Скоро начнем спариваться по-настоящему.       – Ага, конечно! – подмигнул ему Джек. – Ты проговорился, что ходил к ней раз десять. И все эти десять раз вы только обнимались и терлись друг об друга?       – Пошел ты! – рассердился пума. – У тебя вообще ни разу не было даже так!       – Я бы за такое количество шоколада из этой твоей Джинни выжал бы все, что только можно…       Внезапно Джек почувствовал, как могучая кошачья лапа мертвой хваткой вжалась в его куртку. Розбат дернул его с такой силой, что Джек с большим трудом устоял на ногах.       – ЭЙ, ТЫ ЧЕГО? – испуганно спросил скунс.       – Только попробуй! – прошипел Кейн. Морда кугуара изменилась до неузнаваемости: появились скулы, косые глаза, казалось, горели от гнева. – Она только моя! Запомни это! Если ты хоть пальцем ее коснешься…       – Я и не собирался… – сказал скунс. – Я просто…       – Можешь брать зайчиху или белку, или сестру Джинни Эмму, но о ней самой даже мечтать не смей. Эта девчонка моя!       – Ты что, влюбился что ли? – поинтересовался Джек.       После этих слов Розбат с такой силой ударил его кулаком в грудь, что скунс согнулся пополам и начал кашлять. Вонючка оставил его в таком положении и дальше пошел один. Видимо Джек оказался прав.       Когда парень перелез сквозь лаз в заборе и оказался на территории Джимсвилля, он внезапно опять наткнулся на Кейна, который ждал его там. Сперва скунс подумал, что тот снова собирается ударить его, но видимо кугуар смягчил пыл.       – Багси Нудлз как-то раз тоже раздобыл батончиков с фабрики, – суровым тоном сказал он, – Этот олень протащил их в приют и сказал Джинни, что хочет купить ее услуги. Она согласилась и знаешь, что он потребовал?       Джек молча смотрел в горящие яростью глаза Кейна.       – Он сказал, что хочет ударить ее в живот со всей силы три раза и она при этом не должна сопротивляться, – продолжил Розбат. – Джинни удивилась, но согласилась. Она смогла выдержать только два удара. Стала умолять его прекратить, но он настоял на своем. От третьего удара Джинни потеряла сознание. А он ничего ей не дал, сказал, что она нарушила условия договоренности, так как не должна была сопротивляться.       – Розбат… – начал было Джек, но Кейн остановил его.       – Как только я узнал об этом, то тут же сообщил Обер-Прокурору, но он мне не поверил. Сказал, что такому как я нет доверия. Это же сказал и начальник приюта. Тогда я вызвал Лапшу на бой. У меня до сих пор на плече шрам от его рогов, но я его проучил. Теперь я уверен, что он и близко к ней не притронется. Жаль, что мой папаша не такой же слабак как Лапша. Уж я бы заставил его «жевать стол» также как он заставляет маму. За все эти годы, за все время… – при этих словах у него по щеке пробежала слеза. – Я – плохой зверь, я не спорю с этим. Я признаю, что раньше вымещал злость на слабых. Но теперь я сдерживаюсь, потому что у меня есть цель. Я бы мог просто так давать Джинни конфеты, но… – он осекся. – Именно поэтому я даю ей так много. Чтобы она не связывалась больше ни с кем, кроме меня. Джинни и я… Может быть объективно ее и можно назвать шлюхой, но лично я про себя так не считаю. Им с сестрой просто не повезло…       Дальше они шли в полном молчании. Когда парни проходили мимо Большого Дома, то заметили Джона Хоп-Фрога, курящего на крыльце.       – Парни, – окликнул он их. – Готовьтесь к новой экспедиции!       – Хорошо, Джон! – злобно ответил Вонючка.       Они расстались у дома Кейнов, и остаток дороги Джек преодолел в одиночестве.

***

      Со временем Джек начал замечать, что все его друзья стали заболевать той же самой болезнью, что и он сам заболел в день знакомства с Вонючкой.       Они продолжали тусить всей компанией и как обычно играли в глотттовцев и штазиритате, гоняли в крикет, ходили купаться, играли в перудо на какой-нибудь спор, зимой катались на коньках на Прокурорших Прудах, даже возобновили бобслей на Угольных холмах, хотя и понимали, что это очень рискованно, учитывая историю с Клыксом и его скаутами.       Но как только девчонки покидали их компанию, начиналось самое ужасное. Вместо обсуждения комиксов, игр и всяких других обычных забав, Приклад, Гипноз и Рентген, как какие-то фанатики начинали обсуждать одно и тоже:       – Гипноз, ты видал какой язык у Штокрозы? – спрашивал Том Скайскреппер.       – Ага, – отвечал Клайд Греймейн, – Тридцать сантиметров в длину, прям как у жирафа.       – Вчера всю ночь думал о нем, – мечтательно произнес Рентген. – Представь, что она могла бы мне делать этим языком!       – Хе-хе! – усмехнулся Ричи, – А если бы её дядя Обер-Прокурор запалил вас, от тебя бы мокрого места не осталось. Мораторий на смертную казнь впервые был бы отменен за последние тридцать лет.       – Пацаны, – маниакально говорил рыcенок, – Знаете, что произошло сегодня, когда Саманта повалила меня в грязь? Я специально не сопротивлялся, позволяя ей сидеть на мне. Мне понравилось так кувыркаться, а она даже ничего не поняла. Я мечтаю привязать ее за лапы к дереву и поиметь сзади как следует.       – А я бы и с Желудем не прочь… – заявил Приклад.       – Парни, – устало вздыхал Джек. – Может сменим тему уже?       – А о чем еще говорить? – спрашивал Джон Хэмиш.       – Ну не знаю… – скунс раздраженно размахивал лапами. – О чем угодно!       Столько было тем для разговора, Джек бы даже согласился поговорить о Кроули, хотя всю жизнь ненавидел эту тему, так как был скептиком, но друзья все равно возвращались к тому, кого из подруг они бы поимели и в какой позе. Особенно ему было неприятно, когда начинали обсуждать Дейзи. Белка меньше всех заслуживала подобного, после всех тех обид, что она натерпелась от них в детстве, когда парни дразнили её, не желали с ней водиться и смеялись над инцидентом с крикетным шаром, когда ей было больно.       Вонючка что ли их всех покусал? Или сам Джек передал им эту заразу от Вонючки? Может Кроули и вправду существует и он принял внешность Розбата Кейна, чтобы сеять смуту и несчастья?

***

      Как-то раз случилось событие исторического масштаба. Всем жителям было объявлено, что в город приезжает погостить Джошеми Фергюссон, Мудрый Отец на покое. К его встрече Поселок готовились целую неделю, звери наряжали свои дома пестрыми украшениями, развешивали повсюду гирлянды из разноцветных флажков, репетировали приветствия. Детей ужасно бесили все эти приготовления, однако Джек не разделял их чувств. Скунс, как большой любитель истории родного Джимсвилля, изнывал от нетерпения увидеть еще одного живого Мудрого Отца, кроме Алекса Больвангара. Да еще и какого, самого Фергюссона!       В назначенный день звери выстроились в шеренгу на обочине Западной улицы. В город въехал автомобиль. Граждане начали рукоплескать и горланить приветствия, как только экипаж остановился у памятника Джимсу и из него вышел осел в ярко-розовом костюме с симпатичной бабочкой. Детям было велено при появлении гостя размахивать разноцветными флажками. Они махали флагами, громко крича «Ура!», но, похоже только Джек делал это с искренними эмоциями. Джошеми выглядел статным и благородным зверем, несмотря на то, что уже был не молод. Выйдя из машины, он деликатно поправил пиджак и с отеческой улыбкой помахал лапой своим бывшим подданным.       Был устроен банкет в честь приезда Отца. На центральной площади были расставлены столы, принесены угощения. Сотрудники кондитерской фабрики, среди которых был тот енот-продавец, что имел знакомство с Розбатом, разносили угощения. Самого Вонючки, как и его родителей при этом не было ни на встрече, ни на банкете. Фергюссон поднимал бокал за свободных Младших Братьев и не без удовольствия вспоминал, как во время такого же банкета четверть века назад умер, подавившись рыбной костью, злодей Кон Кот. Джошеми расспрашивал жителей, как им тут живется без него и горожане делились с ним своими достижениями в сборе урожая, хорошем доходе фабрики и рекордно малым количеством заключенных в тюрьме. Джек, вместе с еще десятком детей в назначенное время вышел к памятнику Джимса, и они хором, как и репетировали в школе, исполнили гимн Джимсвилля «Марш Глоттовцев», последнее произведение Вальтера Блонда, написанное им при наличии языка во рту. Когда дети закончили, Фергюссон аплодировал им стоя на протяжении трех минут, к нему присоединились остальные звери. Хор поклонился толпе, и Джек попытался разглядеть среди празднующих Вальтера Блонда, однако не смог. Ни самого козла, ни его жены, по какой-то причине не было среди гостей.       Вечером Джошеми Фергюссон был приглашен на чаепитие в Большой Дом. Никто не знал, о чем он там говорил со своим лучшим другом, нынешним Мудрым Отцом, но все были уверены, что старые приятели болтали, вспоминая о былых временах.       В спальне Мудрого Отца горел электрический свет. Осел, гривистый волк, окапи и старик газель сидели за столом и пили чай со сладостями.       – Ну как тебе у нас, Джошеми, после стольких лет? – весело поинтересовался Больвангар.       – Отлично, Алекс, – похвалил осел. – Судя по тому, что я тут увидел, все счастливы и никто не жалуется. Гляжу, ты продолжаешь мою политику демократических перемен.       – Ну конечно, я же обещал тебе! – сказал гривистый волк. – Я так настрадался от этих двух ублюдков оленя и манула, что никогда бы не позволил никому из молодых зверей пережить это еще раз.       – Значит, я оставил общину в правильных лапах. Могу вздохнуть с облегчением. – улыбнулся осел.       – Многие дети в городе не ценят того, что ты сделал, Джошеми, – сказал Обер-Прокурор, – Сорванцы играют в Штазиритате как будто это что-то забавное. Я пытался им вдолбить в головы, что с таким шутить нельзя, но похоже до них никак не дойдет.       – Я думаю, что глумиться над тиранами и высмеивать их можно и нужно, – сказал старик газель. Это был Министр образования и Хранитель традиций, по имени Оскар Свальбард. Газель был настолько стар, что многие были уверены, что он застал самого Джимса, – Страх перед мертвыми диктаторами может заставить зверей восторгаться ими и, чего доброго, начать уважать их…       – Я согласен с Оскаром, – сказал Фергюссон, – Ты, Отто, придаешь слишком большое значение пустякам.       – Но ведь звери мучились и погибали при этих тиранах, – парировал Лешифр, – Есть такие, кто родился при Крепком-Билле и умер при Коте. Эти звери вообще не видели ничего хорошего в жизни, так как ни разу за жизнь не смогли выйти за Ограду Найстли. Эти несчастные даже и не знали, что можно жить по-другому. Мы страдали, но пережили плохие времена, а они нет. Нынешние дети не понимают этого и оскорбляют их память своим поведением.       – В твоих словах есть смысл, Отто, – с грустью сказал Фергюссон, – Да, звери мучились и умерли в муках, так и не узнав, что такое жить без страха. Но они мертвы! И ваша задача сделать так, чтобы нынешние поколения не знали больше ужасов и тревоги. Не надо, чтобы живые страдали из-за мертвых!       Допив чай, друзья принялись играть в домино.       – Представляю, как страшно и волнительно, наверное, тебе было, когда ты подсыпал стрихнин в бокал Кон Кота, – сказал Свальбард Фергюссону, – Подлить яд в вино самому охраняемому зверю в городе так, чтобы он не заметил, да еще и под бдительным присмотром Штазиритате.       – Как вспомню, так содрогнусь весь! – вздохнул осел. –До сих пор не понимаю, как я не спалился. У меня сердце стучало так, что я думал все вокруг это слышат. Я был уверен, что умру в тот день, либо от инфаркта, либо от пуль Штазиритате.       – К счастью не произошло ни того ни другого! – усмехнулся Больвангар. – Диктатуре был положен конец и это полностью твоя заслуга, Джошеми.       – Сложнее всего было не отравить жирдяя, а подобраться к нему. – вспоминал бывший Мудрый Отец, раскладывая костяшки на столе. – Я столько усилий приложил, чтобы втереться к нему в доверие, а ведь этот параноик никому не доверял. Я старался улучшать жизнь Младших Братьев, при этом обходя все острые углы. Каждый мой шаг, каждое новое решение могло оказаться последним, если бы Кот хоть на секунду что-то заподозрил бы. Особенно я рисковал, когда попросил должность Обер-Прокурора. Но я знал, что по-другому мне Мудрым Отцом не стать.       – А еще эти шестеро штазиритатовцев, которые после его смерти тоже затребовали власти, – напомнил Отто.       – Они мне в каком-то смысле даже помогли, – сказал Джошеми, – Мы вместе расправились с этим дураком сыном Кон Кота, который потом тоже затребовал власти. А потом сами стали помехой. Эта семиотцовщина никуда не вела. Мало того, что она противоречила идеалам Джимса, так еще и затягивала демократические реформы. Пришлось сдать их в полицию округа. Как раз тогда закончился кризис. Эх, если бы не этот кризис, отвлекший внимание властей, ни Режима Вишни, ни режима Кота вообще бы не произошло. Все были заняты своими делами, кому вообще есть дело до того, что происходит в какой-то полурелигиозной общине.       – Как эти штазиритатовцы тебя вообще уговорили согласиться на их условия? – спросил Свальбард.       – Алекс, расскажешь ему? – попросил Фергюссон Больвангара. Осел был не в силах сам сказать это.       – Они догадались, что Джошеми отравил Кон Кота, а я потом подсунул ему кость в горло, дабы инсценировать инцидент, – объяснил гривистый волк. – Этим бандитам было наплевать на Кота, он был важен им, только пока платил деньги. Но хуже всего было то, – тут Мудрый Отец с горечью вздохнул, – Что они знали, что это мы сдали глоттовцев Коту.       – У нас не было другого выхода, – оправдываясь за всех сказал Лешифр, – Эти глоттовцы только добавили проблем в наш изначальный план. Удар в лоб не был решением проблемы. Джошеми уговаривал их передумать, пытался объяснить свой замысел подобраться к Отцу и убить его по тихому, но они и слушать не желали. Глоттовцы все равно не смогли бы убить Кота. Их план бы все равно провалился, а Кот бы потом со злости отыгрался бы на простых гражданах, начиная расстреливать каждого десятого в «дисциплинарных мерах».       – В общем я сообщил Коту о готовящемся против него замысле, – вздохнул осел. – Чем это закончилось, мы знаем. Но я до сих пор уверен, что так было правильно. Не сделай я этого – жертв было бы больше. Я, конечно, просил манула пощадить их, но он упирался и ни в какую: «Головы предателей будут насажены на пики!». Сумел уговорить только не убивать Блонда. Бедный, бедный Блонд… ему вырезали язык… Я… я до сих пор корю себя за это… просыпаюсь по ночам… Но другого выхода не было. Так было нужно!       – Давайте сменим тему, – предложил Свальбард, – Тут в Зверополисе строят очередную гидростанцию. Боюсь река в ближайшие годы обмелеет.       Друзья болтали о том о сем весь вечер. Алекс Больвангар жаловался на свое здоровье, он в последнее время испытывал трудности с передвижением.       – Ноги уже не те, – сетовал волк. – Еле шаркаю ногами, да и руки немеют от чего-то. Ты, Джошеми, сколько был Отцом, перед тем как покинул нас?       – Пятнадцать лет, если не считать Семиотцовщины.       – А я вот уже четырнадцатый год. Вот поравняюсь с тобой, побью твой рекорд хотя бы на месяц и тоже подам в отставку. Так что, Отто, готовься стать десятым Мудрым Отцом.       Он похлопал дядю Штокрозы по плечу и окапи застенчиво улыбнувшись, отвел глаза в пол.       – Не говори глупостей, Алекс, – покачал головой осел. – Приближается заветная дата грандиозного юбилея: сто лет со дня основания Джимсвилля. Всего каких-то шесть лет…       – Вот пусть Поселок отпразднует свое столетие вместе с травоядным Мудрым Отцом. – вздохнул Алекс. – А я уйду на покой.       – Рыба! – объявил Лешифр, положив на стол последнюю возможную костяшку.       – Сколько ты еще пробудешь с нами, Джошеми? – поинтересовался Свальбард.       – Недолго. Завтра утром уеду.       Приятели возмутились и принялись уговаривать осла остаться подольше, но он упирался до последнего. Фергюссон сказал, что хочет подышать свежим воздухом и вышел на улицу. Стоя на крыльце Главного Дворца и куря трубку, он любовался величественным памятником Джимсу, что был установлен по его распоряжению двадцать пять лет назад, аккурат вв том самом месте, где Залонус Крепкий-Билл приковал с деревянному столбу и сжег живьем Парня Лиса, а спустя много лет на этом месте валялся отравленный им жирный манул тиран Кон Кот.       Сердце осла внезапно дрогнуло, стоило ему завидеть недалеко от себя старого козла. Вальтер Блонд стоял около чьей-то деревянной ограды и смотрел на Фергюссона. Глаза старика при этом светились гневом и ненавистью. Джошеми виновато смотрел на него, не зная, что и делать. Ослу было очень неуютно: надо что-то сказать, оправдаться, попросить прощения. Бесполезно, Блонд все равно не простит его, а если каким-то чудом и простит, то не сможет сказать этого вслух. Они стояли так какое-то время, после чего Блонд повернулся и зашагал куда-то в темноту, на последок смерив бывшего Мудрого Отца испепеляющим взглядом.       Фергюссон с тоскою вытряхнул пепел из трубки и пошел обратно в Большой Дом, откуда доносились веселые голоса его старых друзей.