Филин и роза

— Ну, Надька, ну птица-брехуница, — фыркнул Борода, облокачиваясь на косяк. — Мне обещали расчлененку, а у вас тут литературный клуб, я вижу. Андрей, сидящий на коленях перед валяющимся на полу Филином перелистнул страницу большой картонной книги с картинками и спросил: — А почему репка выросла большая-пребольшая? Вопрос был задан совершенно серьезным тоном и, похоже, новобранца совершенно не смутила вломившаяся в квартиру вооруженная толпа. Марк злобно зыркнул на спасателей, предупреждая любые попытки смеха. — Потому что у дедушки в огороде не было счетчика Гейгера, свет-Андрюшенька, — «объяснил» он, выуживая из-под затылка пакет с розовой куриной тушкой. — Макар, сделай одолжение, пожарь курочку. Я вот разморозил. За спиной того таки раздались сдавленные смешки. — Молодец, Андрюха, — Макар, принял тушку. — Не зря я инструктаж проводил. — Et tu, Brute… Не ожидал… Так это твой протеже значит? — поморщился Филин, щупая набитую о комод шишку, уменьшить которую не смог даже бройлер, завалявшийся еще с ледникового периода. — Нам надо с тобой поговорить, Борода. Прямо сейчас. Ребята, извините за беспокойство…       Когда за последним сталкером закрылась дверь, а Андрей был отправлен к книжному шкафу, искать «Мифы Древней Греции», Филин сложил на груди руки и грозно, насколько мог, начал наезжать на Макара: — У тебя совесть есть? Я тебя, как человека, попросил! Мне просто нужно было добро на выход за шлагбаум! Чтоб я надел форму, взял пушку и пошел туда. Больше ничего! И в особенности никаких слабоумных стажеров! Откуда такое вообще выкопали? Что с миром творится? Нормальные люди, подготовленные, подыхают, сделав десять шагов за КПП. Да тебе ли не знать? — Вот потому я его и рекомендовал, — холодно ответил Макар. — Ты вставать-то собираешься? — Нет, — огрызнулся Филин. — У меня лапки. До тех пор, пока это чудо природы не уберется отсюда в известном направлении. Макар сел на банкетку: — А если я скажу, что «чудо природы» видит аномалии невооруженным глазом? — Значит, ты тронулся с горя, — ответил Филин. — Единственное, что «видит» аномалии без приборов — это болт в твоем кармане. Либо ты нагло врешь, что еще хуже. Почему тогда он здесь, а не с нормальным действующим отрядом на вахте? Вы его и обучите и защитите, если надо… — Мы как раз болтами обойдемся, — ядовито парировал Борода. — И потом, я его скорее тебе доверю, чем кому-то чужому… — С чего бы? Он твой родственник что ли? — фыркнул Марк. Борода замялся: — Очень дальний. — Что-то вы мне о нем никогда не рассказывали, — не поверил Филин. — А ты бы стал распространяться? — Я колобок, колобок! — продекламировали из комнаты. — Не, точно не стал бы, — признал Марк, поворачиваясь на бок и поднимаясь на ноги. — Всю задницу отлежал…. Только что ж его отпустили сюда? И так жизнью обижен, а его тварям на съедение бросают. — Ты этого не допустишь, — обаятельно улыбнулся Макар, тоже поднимаясь и хлопая друга по плечу. — Пойду, твою курочку пожарю. *** — Свет включи, глаза испортишь, — проворчал Филин, входя в комнату. Несмотря на заверения Бороды в том, что Андрей при всех своих странностях не представляет опасности для окружающих, Марк предпочитал не расслабляться. Он зажал пальцами страницу медицинской энциклопедии и подошел к стажеру. — Покажи.       Андрей сдвинул в сторону кучку цветных карандашей и протянул рисунок Филину. Тот взял его, исподтишка разглядывая подопечного в поисках признаков описанных в энциклопедии генетических заболеваний. Но не находил. Обращенное к нему лицо не имело никаких патологических черт, а взгляд был ясным и осмысленным, что совершенно не вязалось с его поведением. Нет, ложку к уху он не нес, и санузел после его посещения оставался первозданно чистым, он не брал без разрешения вещи и, в общем-то, не выдавал ничего из классического арсенала психа. Но его интеллект…. Эта абсолютно детская наивность и доброжелательное любопытство, делающее его похожим больше на маленького щенка или ребенка, чем на взрослого человека. Да и то, дети хотя бы капризничают, а здесь — ничего. Не придраться, но и оптимизма не добавляло…. Со вздохом Марк перевел глаза на рисунок.       Возможно, у А. Дэ. и были проблемы с восприятием мира, но отнюдь не с фантазией и не с растущими из нужного места руками.       Решив занять этот ходячий прикол рисованием, Филин никак не мог ожидать, что вместо «палки-палки-огуречика» он увидит фантастический пейзаж. Такой живой и искусный, словно его создавал не просто профессиональный, а еще и гениальный художник. На простом альбомном листе копеечными карандашами «Конструктор» был изображен целый мир. Не земной, с зеленовато-лимонным оттенком неба, со скальными пиками, пронзающими спиральные розовые облака, диковинными деревьями, над кронами которых возвышается драконья голова на пестрой чешуйчатой шее, и кусочек такого же фантастического города — все объемное и живое, казалось, только руку протяни… — Что ты забыл в нашей дыре, бедолага? — пробормотал он, возвращая листок. — Тебе бы книжки иллюстрировать с твоим талантом, а не за смертью ходить. Андрей ничего не ответил. За день он произнес не очень много слов, да и те больше были вычитанными фразами из книг и наивными странными вопросами по их же содержанию.  — Тебе в детстве сказок что ли не читали? — устало спросил Филин после очередного, отбирая у стажера «Курочку Рябу». — Нет, — ответил Андрей. Марк смутился и, не зная что на это сказать, попытался сменить тему вопросом, какие у Андрея есть хобби. На немое удивление в вишневых глазах, предложил попробовать что-нибудь нарисовать…. И теперь оказался озадачен сверх меры. Картинка окончательно перестала складываться. Звонок Макару тоже не внес ясности. — Я говорил, что он с особенностями, а не дебил, — сказал он. — И потом, многие гениальные художники бывали чуток не от мира сего. Хотя я, Андрея с этой стороны и не знал. — А с какой знал? — прицепился Филин. — Смутно слышал, что учили его на дому, потому что точные науки у него были на уровне универа, а читать научился только к пятому классу. — Да уж. А стрельба у него на уровне какого класса? — Без понятия. — И какой ты после этого родственник? — шутливо укорил Филин. — Я в первую очередь не лезу в чужие дела, — отозвался Макар. — Курица-то понравилась? — Меня не стошнило. — Лучший комплимент из тех, что я слышал, — засмеялся Макар. — Пока, командир. И положи на место энциклопедию. Не кусается он! Марк попрощался и повесил трубку. — Ишь ты… Он положил книгу на полку. Макару хорошо. Он дома. А вот его веселого родственника оставили ночевать у него, Филина, дескать, вахта завтра. Ну-ну. Обосрались, видимо, что Азор им квартиру спалит. Нет, глупости! Марк рассердился. Зона испортила и его. То, что стажер ему не понравился — вовсе не повод человека травить. Возьмет он его с собой, нехай прогуляются разок, а там, гляди, домой запросится. Эх, жаль, он не уточнил у Бороды, как именно Азор находит аномалии, и кто это проверял, если проверял… — Андрей, — обратился он, войдя в комнату. — Макар сказал, что ты аномалии видишь. Это правда? — Правда, — не удивился вопросу тот, продолжая увлеченно что-то рисовать. — И каким же образом? Ты же не ходил… туда… Андрей не ответил, полностью сосредоточившись на рисунке. Это ужасно взбесило Филина. Ох, не стоит так быстро наглеть.       Не спрашивая позволения, Марк схватил рисунок, но тут же подавился всеми своими матюками, готовыми пролиться на бедовую голову. Огромный серый филин бил могучими крыльями, вырываясь из колючих пут розового куста. Бордовые розы скалили хищные пасти, ловя жадными лепестками кровавые капли, лившиеся из ран птицы, клюв ее был широко раскрыт в безмолвном крике. В самых отвратительных подробностях художник изобразил, что у птицы выколот левый глаз и оттуда, смешиваясь с кровью, течет густая белесая слизь. Марка передернуло. Он непроизвольно дотронулся до левой половины лица. Рубцовая ткань была сухой и горячей, никакой слизи и крови… — Жуть какая, — прокомментировал он, более не пытаясь задать стажеру никаких вопросов. Какая разница видит он эти аномалии или нет? Болты они все равно возьмут с собой. — Позывной тебе нужен, товарищ Азор, — сказал он. — Принято так. — Я знаю, — на новом листе расцветал вполне безобидный куст сирени. — Ну и? Какие будут идеи? — взгляд Марка упал на стопку детских книг, набранных Андреем из шкафа. На корешке одной из них, очень старой, потрепанной и очень любимой пятилетним Маркушей темнели жирные буквы «Буратино». И отчего-то вспомнился диктант, который девочка с голубыми волосами заставляла писать главного героя: " А роза упала на лапу Азора»… Палиндром. А чему нет? Даже выдумывать ничего не надо — Азор наоборот, получается… — Роза, — сказал он вслух. — Будешь Розой, чтобы попроще. Тем более ты пока себя никак не показал… Андрей отложил карандаш и повернулся к нему. — А Филин? — Чай люблю, с козинаками, — ответил Марк, почти уверенный, что новоиспеченный Роза и мультиков в детстве не смотрел. — Помнишь откуда это? — А ножницы, правда, прилетят через сто миллионов лет? — Ну, слава богу, — вздохнул Филин, — а то я думал, тебя совсем детства лишили. Ладно, давай чаю попьем и спать. Козинаков только нет, не завозили.       Филин лежал и смотрел в черноту. В бывшей родительской комнате тихо похрапывал Андрей. На пораженной половине тела разгорался костер боли. Его личный безошибочный метеоролог предсказывал, что завтра будет непогода. Можно выпить анальгетик, но тогда придется вставать и идти на кухню. Филин принципиально убрал лекарства подальше, чтобы не было искушения лишний раз принять таблетку. Зависимости никогда не заканчиваются ничем хорошим. Те, лекарства, что лежат в его аптечке — далеко не анальгин. Они на самый крайний и страшный случай, а все остальное можно перетерпеть… За окном поднялся ветер, боль притупилась. Филин закрыл глаз и уснул.       Ветер ущипнул за голые плечи, укусил в шею, шлепнул по спине. Марк вздрогнул, потерял равновесие и едва успел вцепиться в гранитный парапет, на котором сидел. Внизу темнел асфальт площади Революции и заброшенные проржавевшие остовы машин. Как он сюда попал? Он точно не помнил, что уже просыпался сегодня, но находился он явно не во сне. Холодный гранит под задом кого угодно взбодрит. Нет, он хотел снова оказаться внутри Зоны, но не ночью, не на крыше здания и не в одних, простите, трусах. Но как это объяснить? Лунатизма за ним замечено ранее не было. Мертвый город, простиравшийся перед ним, решительно не хотел отвечать на его вопросы. Ситуация выходила похуже чем у Щукина из 12 стульев, тому в итоге на помощь пришел Остап Бендер, а кто, интересно, будет вытаскивать беспомощного мужчину в трусах почти из сердца Зоны? — Спасение утопающих, — пробормотал Филин, опираясь руками о парапет и осторожно отползая назад. — Дело рук самих утопа… — Осторожнее, — теплые руки поддержали его, белоснежные волосы коснулись щеки, — здесь опасно.       Филин сделал вид, что не испугался. Ну почти. В конце-концов можно привыкнуть уже оказываться в самых диких ситуациях, а уж тем более, что какая-то нечисть так и норовит облапать… С другой стороны это лучше, чем если бы он очутился в логове Мухи или кого-то еще столь же невысокой морали. А тут всего-лишь говорящая тварь… — В тексте не было указаний на техногенные или природные катастрофы, — сказала тварь, садясь рядом. — Ты о чем? — не понял Филин, отодвигаясь подальше. Риск падения миновал, но это вовсе не значило, что все обошлось. — Вы даете потомству нелогичную и недостоверную информацию, — пояснила тварь. — Грызун не станет помогать хищнику, а пищевой продукт не может передвигаться и петь… — Ой, мамочки, еще один сказками проникся, — закатил глаза Марк. — Ты в инвизе, что ли у меня там тусуешься? А не расскажешь как? Кстати, шапки-невидимки тоже не существует. — Я хочу понять. — Да-да, ты говорил, — зубы Филина отбивали дробь, а сам он изо всех сил пытался подавить озноб. — Что с тобой? — обеспокоенно спросила тварь. — Я не делаю тебе ничего плохого. — Нет, но знаешь ли, осень на дворе, холодно нам, человекам, — Марк старался особенно не язвить, ибо кто знает, что там в головушке той светлой творится, это вам не дураковатый Азор. И именно от этого его сейчас трясло. От понимания, что рядом сидела его инвалидность и смерть Ромки. Тот, на кого он собирался охотиться. Тварь расположилась на расстоянии вытянутой руки, одновременно имея безграничную власть над своей жертвой. И ничего Филин сделать не может.       Истекающая кровью одноглазая птица, бьющаяся в колючем розовом плену. Онемевший от боли Филин, внезапно оказавшийся в сильных руках твари. Нет, она и в этот раз не пыталась убивать или калечить, но прикосновения эти мучали бесконечно, словно там, где его касались пальцы твари, живьем сдирали кожу. Он рвался и лягался, а тварь просто смотрела на него, чего-то ожидая. — Ты не сдаешься, — прокомментировала, наконец, она, когда Филин, обессилев, повис в ее руках, но все равно продолжал вялые попытки сопротивления. — Больше не холодно? Филин сфыркнул с носа каплю пота и промолчал, а тварь получила пинок по лодыжке. — Даже если никаких шансов, — улыбнулась она. — Ну что поделать, — усмехнулся Филин. — Русские сказки научили… Не репу они добывать учат, а взаимопомощи, добру, и тому, что мир жесток, как ни крути… Будешь в гостях, ты книжечку-то про ходячий продукт дочитай. Может сообразишь… — Обязательно, — кивнула тварь. — Я все пойму. — Я к тому времени, должно быть, сдохну, — посетовал Филин. — Возможно… я не знаю… если только цель не будет достигнута. — Ой, избавь меня от своих посулов, сейчас часа… — Филин взглянул на небо, — два ночи. Мне спать охота. — Ты не спишь уже давно, — сказала тварь, наклоняясь и кладя голову Филину на плечо. — Он не дает тебе уснуть. Нежные губы скользнули по шее. Филин зажмурился. Погибший Муфта вновь соблазнял его. Разум бунтовал, но дорвавшееся до ласки тело стремительно сдавало позиции. Тварь не умела ласкать его иначе, чем ласкал Ромка. Это было гнусно, чудовищно и сводило с ума от наслаждения. И если не открывать глаз, способный рассказать всю неприглядную правду…       Ладонь твари накрыла его веко, вторая половина лица ничего не ощущала. Ладонь исчезла, а с ней и оставшееся зрение. — Это ненадолго, — прошептала тварь ему на ухо. — Мне тоже трудно с тобой. Нужны общие точки, а ты так противишься…       Быстро же они нашлись, подумал Филин, едва сдерживая стоны. А самое ужасное заключалось в том, что он, оказывается, не был импотентом. — Лучше бы ты, сволочь, когда надо стоял, — процедил он, ненавидя самого себя. Интересно, что же его так возбудило? Неужели то, что он стоит обнаженным среди ночи на крыше бывшей районной управы, с заломленными за спину руками, а постороннее существо бесцеремонно трогает его за… Облегчение пришло одновременно с чувством жгучего стыда. — Ну что, кайфанул? — зарычал Марк, чувствуя как пылают щеки. — Глаз мне верни! Одного тебе хватит. — Поразительно, — пробормотала тварь. — Никакой логики. И это было последнее, что слышал Филин, вновь теряя ощущение собственного тела. Ему было тепло и спокойно.       Кукушка орала в коридоре скрипуче и противно. Пять утра. Он дома. Марк открыл глаз. Глаз видел, как и до того. Сон. Эротический кошмар. Марк провел рукой по животу вниз. Ну, точно, эротический. Но до чего реалистичный! Долго же его организм терпел, прежде чем потребовать то, что полагалось ему уже давно, да еще и таким способом. Он обтер влажную руку о простыню. А перед кем церемониться? Завтра в стирку отдаст. Надо бы только горло промочить. Саднит что-то, зараза, словно он и вправду только что стонал в голос. Он вылез из постели и, пошуршав ступнями в поисках тапочек, направился на кухню.       Тишина, да, снова проклятая тишина заставила его сердце уйти в пятки и чуть ли не бегом рвануться в комнату, где спал стажер. Он подкрался к дивану и наклонился, вслушиваясь в дыхание спящего, но толком ничего не мог понять, ибо в ушах звенело, а плотные шторы не пропускали свет. — Роза, — тихо позвал он. Молчание. Чувствуя себя последним параноиком, Филин протянул руку, дотронулся до упругих черных кудряшек. Андрей вздохнул во сне. Шелковистые локоны текли сквозь пальцы Филина, а он, цепенея от ужаса быть пойманным и восторга одновременно, гладил чужую шевелюру, словно это именно то, что было ему нужно на всем белом свете. Стажер мирно посапывал.       Он заставил себя выйти из комнаты Розы, лишь, когда спасительная кукушка пропищала шесть раз.